Читать книгу Предзимние росы - Александр Галыга - Страница 32

СТРИЖИ

Рассказ

Это была самая большая моя потеря за последние годы. Я встретил ее у солнечного плеса за шиверой-кормилицей, где рыбачу много лет. Стрижи стремительными бестиями вырывались из гнезд высокого крутого берега и так же стремительно вонзались в него, возвращаясь. Их щебет и сейчас звучит в моей голове. Она сидела на корточках неподвижно и наблюдала за моей снастью, которая работала монотонно и утомительно – назойливо для постороннего глаза. И лишь подсознательное чутье, которое постоянно держит в напряжении азартного рыбака, чувствующего присутствие крупной рыбы, заставляло делать одну проводку за другой.

Ей было лет около тридцати пяти. Она спросила, как только я приблизился к ней, проводя снасть вниз по течению:

– Я уже почти час наблюдаю за вашей ловлей – и никакого результата.

Наверно, рыбалка удивительно скучное занятие и удел очень флегматичных людей.

В этот раз я ничего ей не ответил и, обойдя ее, пошел дальше, делая свое дело в силу годами выработанной привычки. Но что заставляло ее так долго наблюдать за рыбалкой?

– У каждого свои на то причины, – думал я, проходя дальше.

И здесь произошло то, чего ожидает рыбак долгие дни и вечера до самой ночи, когда и снасти уже не видно, и ты делаешь проводку наугад, интуитивно заводя и опуская снасть в надежде на чудо.

Удар был неожиданный, сухой, почти без всплеска. Кораблик притопило, вся бечева вместе с поводками ушла под воду. Она звенела под напором воды, сопротивляясь течению всей своей стометровой длиной. Таймень взял мушку и ушел на дно, утащив за собой снасть. Надо полагать не очень мелкая рыба, так как притопленный кораблик мой оставался на одном месте, не сдвигаясь. Машинально делаю подсечку, пытаюсь сдвинуть к берегу крупную рыбу и понять, велика ли, голубушка. При хорошей сноровке моей снастью можно вывести на плесе тайменя килограммов на пять, притом, что вести он будет себя достойно, без рывков и свеч. Дальше было то, что бывает в кино с ускоренной съемкой, все почти автоматично. Не помню, как спрыгнул я по откосу крутого трехметрового берега к урезу воды, не ослабив при этом снасть, как скрипело колесо спиннинга, выматывая метр за метром тот волосок, на котором сидела мечта рыбака. Помню только одно: затихли вдруг стрижи, любопытно и озабоченно выглядывая из своих амбразурок и уже не летая над головой, не разрезая со свистом и шелестом воздух своими изящными серебристыми крылышками, имеющими по моему предположению необычайную фантастическою силу и гибкость, которая мало доступна нашему пониманию и неподвластна никаким законам физики.

Таймень вел себя спокойно, не понимая еще, что может лишиться всех удовольствий своей хищнической жизни из-за какой-то хайрюзовки, которую сто лет не пробовал, а тут вот захотелось попробовать. И когда он понял, что оказался помимо воли своей уже почти в моей власти, когда наши глаза встретились и он почувствовав весь трагизм своего положения, в каком-то непредсказуемо диком отчаянии сделал такой рывок, что удилище моей снасти согнулось в три погибели, а катушка заголосила на размотке так, словно голос Америки, включившись ночью по-воровски и, пока его не заглушат наши радары за каких-то две-три секунды, пытался донести до нас голос свободного, но истосковавшегося по нас мира.