Читать книгу Завораш - Александр Галиновский - Страница 2

Если бы Мельпомену довелось видеть настоящую цаплю, он знал бы, что выглядит если не в точности, то очень похоже. В очередной раз подняв ногу, он опустил конец длинной ходули в тёмную жижу, которая с хлюпаньем сомкнулась вокруг деревяшки.

С собой у него была фляга для сбора сока из тростника, который рос здесь повсюду, а также небольшой нож. С помощью ножа он рассекал стебель растения, после чего подносил к срезу горлышко фляги и дожидался, когда потечёт сок. К рассвету Мельпомен рассчитывал насобирать достаточно, чтобы заполнить флягу хотя бы до половины. Однако дело продвигалось медленно – главным образом потому, что водоросли в этой части болота были слишком густыми, поэтому время от времени ему приходилось останавливаться и высвобождать ходули из их цепкого плена. В один из таких моментов он поднял голову и увидел нечто странное.

До этого его глаза различали лишь поднимающиеся из воды стволы мешкодрев. Это были растения, похожие на огромные шары; питаясь болотным газом, они постепенно раздувались, пока не лопались с оглушительным треском, разбрасывая вокруг сотни спор. Одна половина такого дерева, состоящая из неукоренившихся отростков – жгутиков, находилась под водой. Иногда жгутики двигались, и на поверхности воды появлялась рябь, которую можно было принять за лёгкую поступь призраков.

Миражи на болотах были обычным делом. День и ночь от воды поднимался туман, в котором порой мерещились странные вещи. Мельпомен часто слышал доносящиеся со стороны топей голоса, хотя знал, что никому не удалось бы зайти так далеко. А однажды даже видел проплывающую мимо лодку и попытался заговорить с сидевшим в ней человеком. Однако стоило ему окликнуть того – как лодка и её загадочный пассажир неожиданно исчезли.

Порой на болотах встречались отмели и даже целые островки, многие из которых исчезали так же внезапно, как появлялись. Наверняка это было как-то связано с тем, что время от времени земля рокотала и содрогалась. В такие дни ветер приносил запахи моря и шум волн, а вода в болоте становилась на ладонь или две выше, или наоборот, отступала, оставляя грязь и копошащихся в ней рачков. Иногда на поверхности оказывались монеты и другие ценные вещи: брать их казалось Мельпомену неправильным – всё равно, что воровать у мёртвых.

Однажды он обнаружил целый скелет. Там, где кости не были покрыты грязью, они выглядели пожелтевшими и изъеденными влагой. Это был скелет рыбы – такой огромной, что в болоте не нашлось бы ей места. Падальщики постарались на славу, дочиста обглодав кости. Нетронутой осталась лишь голова – туго обтянутая кожей клиновидная морда с двумя рядами зубов и без малейшего намёка на глаза.

Ходули в очередной раз запустились в водорослях, и Мельпомен потратил несколько драгоценных минут, высвобождаясь из зелёного плена. Освободившись, наконец, он поднял голову, готовый идти дальше, но в этот момент увидел впереди нечто странное.

Он не удивился бы, окажись и теперешняя находка чьими-нибудь костями.

Однако это было нечто совсем иное. То, что поначалу выглядело как фигура человека с раскинутыми в стороны руками, оказалось массой наплывающих друг на друга ломаных линий. Они пересекались под всевозможными углами, будто прутья небрежно сплетённой корзинки.

Держа наготове нож, Мельпомен двинулся вперёд.

Он преодолел половину пути, прежде чем топи стали действительно непроходимыми. Под водой скользили тела неведомых тварей, и он ощущал, как их слепые морды тычутся в концы ходулей. В какой-то момент ему показалось, будто в темной жиже ворочается и перекатывается нечто большое.

Мельпомен остановился и прислушался. Ни звука.

И в следующее мгновение некая тень ринулась к нему из тумана. Он едва успел уклониться от острых когтей, нацеленных в лицо. Взмахнул ножом, но промахнулся; в ответ откуда-то сверху раздался полный негодования и злобы крик…

Молох – так называли этих тварей. Почти все они были падальщиками, охотниками за мёртвой плотью, но это вовсе не значило, что крайняя нужда не способна заставить самых отчаянных из них напасть на живого человека.

Мельпомен выставил нож перед собой, и только это спасло ему жизнь. Тварь рухнула, напоровшись на всю длину клинка. Зубы клацнули у самого лица Мельпомена, крылья захлопали его по спине, однако он держал крепко, обхватив извивающееся тело свободной рукой.

Задние ноги падальщика были короткими, сильными и заканчивались пальцами с острыми когтями, способными одинаково легко раздирать плоть и крошить кости. Сейчас они замелькали в опасной близости от груди Мельпомена. Один зацепился за ткань и разодрал её, другой оставил на коже кровоточащую рану. Похожий на жгут розовый язык метнулся и ударил человека по лицу – раз, другой. Он почувствовал, как обожгло щеки, лоб и понял, что молох целил в глаза. Из пасти падальщика дохнуло гнилью. Затем язык твари внезапно захлестнул Мельпомену шею, лишая возможности дышать.

Ему и раньше приходилось охотиться на молохов и даже пробовать их мясо, которое было жёстким и на вкус напоминало болотную воду. Однако это было давно, до того, как в лодках приплыли люди, которые предложили его отцу и другим мужчинам в деревне стать сборщиками сока. Одну флягу они обменивали на недельный запас еды, выпивку, табак, тёплую одежду, иногда добавляя к этому пару точильных камней или связку свечей. Но главное – им с отцом больше не приходилось охотиться и делать запасы. Мельпомен не задумывался, что происходит с собранным соком после того, как загруженные флягами лодки растворяются в тумане, но в конце каждой недели терпеливо дожидался очереди, чтобы выменять полную флягу на ту, которую ещё предстояло наполнить.

Одним движением Мельпомен вырвал нож из покрытого шершавой кожей тела и отсёк твари язык. Молох забился в агонии, его крылья поднялись и опустились. Раз, другой – с каждым разом все медленней.

Мельпомен ударил ещё дважды – под левое крыло и туда, где как он считал, находилось сердце.

Постепенно движения твари замедлились, и Мельпомен разжал хватку. Истекая черным ихором, молох рухнул в воду. Мгновением позже его тело поглотила трясина.

Некоторое время Мельпомен наблюдал, как на поверхности воды всплывают и лопаются пузыри, а когда вновь посмотрел перед собой, увидел то, что не замечал вначале.

Когда он смотрел на это впервые, оно выглядело иначе. Теперь, подняв голову, Мельпомен обнаружил, что фигура изменила очертания. Линии пребывали в постоянном движении: сталкивались и расходились в стороны, искривлялись, растягивались или наоборот, сжимались.

Бесформенный.

Именно это слово пришло Мельпомену на ум.

Бесформенный, но не как вода или болотная грязь. Первую можно перелить в кувшин, а из второй этот кувшин изготовить. У этого же нечто вообще не было формы, и одновременно с этим оно могло принимать любой облик. Как если бы кувшин был способен вылепить себя самостоятельно, а затем, будучи наполненным, сам стать водою.

Движение ускорялось. Фантомы возникали и распадались. В какой-то момент фигур было сразу две – новая начала формироваться ещё до того, как предыдущая успела исчезнуть.

Фляга с соком была забыта, как и нападение молоха, как и предшествующие этому события – вплоть до момента, когда он впервые открыл глаза, лёжа на циновке под звёздным небом, а рядом кто-то пел колыбельную.

Повинуясь внезапному порыву, Мельпомен шагнул в сплетение линий. Они пересекли его тело, пройдя насквозь. Как будто были нематериальными, как кольца дыма или луч света… Мгновение он не ощущал ничего, кроме жжения в тех местах, где линии коснулись тела. На его коже проступили красные рубцы. Мельпомен успел подумать, что их рисунок здорово похож на следы от рыбацкой сети.

А затем его тело просто распалось.

Рассыпалось, словно было сложено из детских кубиков.

Голова рухнула в воду и без единого звука погрузилась в пучину. Правая рука сползла вниз, словно плохо приклеенная деталь, левая упала вместе с частью туловища, которое оказалось рассечённым на несколько фрагментов. Одна из ходулей завалилась под тяжестью ноги, но другая устояла. На ней все ещё балансировала привязанная полосой грубой ткани ступня…

Вода вокруг стала багровой, затем красной, розовой, а спустя некоторое время вернула свой первоначальный цвет. Ни на мгновение не прекращая вращение, линии вновь собрались в подобие человеческой фигуры. На протяжении одного или двух ударов сердца фантом висел под поверхностью воды, а затем растворился без следа.

Я мечтал о смерти, и вот я умер. Я уже не ощущаю этого мира и ещё не коснулся другого. Я медленно скрываюсь под морскими волнами, совсем не чувствуя ужаса удушья. Мысли мои ни с тем миром, который я оставил, ни с тем, к которому я приближаюсь. На самом деле это нельзя сравнить с мыслями. И на сон это не похоже. Это, скорее, рассеяние, диаспора: распустили узел, и сущность рассасывается. Да это и не сущность больше. Я стал дымком от дорогой сигары и как дымок растворяюсь в прозрачном воздухе, а то, что осталось от сигары, рассыпается прахом.

Генри Миллер

«Тело человека содержит в себе кровь, слизь и желчь, жёлтую и черную; из них состоит природа тела, и через них оно и болеет, и бывает здоровым. Бывает оно здоровым наиболее тогда, когда эти части соблюдают соразмерность во взаимном смешении в отношении силы и количества и когда они наилучше перемешаны. Болеет же тело тогда, когда какой-либо из этих частей будет или меньше, или больше, или она отделится в теле и не будет смешана со всеми остальными, ибо, когда какая-либо из них отделится и будет существовать сама по себе, то по необходимости не только то место, откуда она вышла, подвергается болезни, но также и то, куда она излилась, переполнившись, поражается болями и страданием. И если какая-нибудь из них вытекает из тела в количестве большем, чем требует переполнение, то опорожнение её причиняет боль. А если, напротив, произойдёт опорожнение, переход и отделение от прочих частей внутри тела, то, как выше сказано, она по необходимости возбуждает двойную болезнь – и в том месте, откуда вышла, и в том, где преизобилует».

Гиппократ «О природе человека»

Что войны, что чума? – конец им виден скорый,

Им приговор почти произнесён.

Но кто нас защитит от ужаса, который

Был бегом времени когда-то наречён?

Анна Ахматова

Смерть – похититель всего