Читать книгу В поисках мальчика. 2137 год. Книга первая - Александр Гаврилов - Страница 4

В последние дни я был дезориентирован и разбит. Постоянно болела голова.

– Заключенные с номерами 1122, 1255, 1400, 1499, 1699, 1800, 1955, 2220, 2225. Повторяю, заключенные с номерами 1122, 1255, 1400, 1499, 1699, 1800, 1955, 2220, 2225 – приготовиться к выходу! – произнес в микрофон строгий женский голос.

Прожектор осветил выбранные девять клеток. Скрежет металла, звуки снижения давления в амортизаторах – верхние двери клеток автоматически открылись. Открылся и большой общий люк на стене градирни, в который все мы должны были выйти.

– На выход. У вас пять минут, время пошло! – скомандовал тот же голос.

У каждого из нас на правом ухе был наушник, частично вмонтированный в голову. Его нельзя было снять ни во время сна, ни во время еды, ни когда мы работали или мылись – никогда. Он был частью нас. К своему я привык. В наушник был встроен модуль объявлений. Все объявления были односторонней связью. Звук был отчетливым, но с элементом эха помещения, из которого обращалась к нам надзирательница. Неважно, на каком языке делались объявления, мы все понимали. Это был дешевый и практичный способ доносить информацию до заключенных.

Этот наушник еще считывал с нас какие-то данные, но я не знал наверняка, какие. Главное – через него иногда транслировали музыку. Тогда я ложился на бок, чтобы закрыть второе ухо, на котором не было наушника и которое мешало тем, что слышало окружающие звуки, и наслаждался воображаемым миром и гармонией. Наверное, музыка нравилась не всем, но выбора не было. Ее просто включали. Я же кайфовал.

Плохое тоже было: наушник мог работать как электрошок в голову. В градирне его не включали, достаточно было тока по балке. Мы обязаны были постоянно держать наушник на достаточном уровне заряда, особенно перед сменой. Для этого в камерах были зарядные устройства. Без достаточного уровня заряда лучше было не выходить из клетки, а это значило – голодать еще несколько дней, да вдобавок получить заряд по балке за неповиновение. Если выйдешь на смену и там узнают, что ты не зарядил наушник, наказание будет намного более суровым. После него не все даже возвращались обратно.

– Эй, 2220-ый, проснись! – позвал меня сосед. – Твой номер!

– Что произошло, 2225-ый? – сонно спросил я.

– Нас вызывают на работу. Мы везучие!

– Я себя плохо чувствую. Заболел.

В ушах раздался отдаленный свист. Пронзительный, неприятный, как будто кто-то ковырялся у меня голове. Я понял, что из носа у меня идет кровь. В последнее время шум в ушах сопровождался носовым кровотечением, поэтому я не удивился. Наоборот: понял, что последствия моих болячек предсказуемы.

– Ты с ума сошел? Назвали восемь или девять человек. Всех с балки не вызвали, значит, работы и еды мало. Приходи в себя и залезай на эту чертову балку. Давай, очнись, не тормози, во всяком случае ногами. Время идет! – с этими словами 2225-ый полез через верхнюю дверь на балку.

– Да, иду, подождите, – слабо крикнул я, полагая, что меня слышит кто-то еще, кроме одноклеточников.

Превозмогая боль в суставах и с тоской вспоминая окончательно ушедший сон, я, шатаясь, встал и полез по краю клетки. Верхняя дверь была высоко. Руки едва держали меня.

– Поторопитесь! – скомандовал голос надзирательницы. – У вас одна минута.

В самый последний момент я успел вытащить ноги, и верхняя дверь закрылась.

Балка была на небольшой высоте от клетки, и кое-как мне удалось на нее подняться. Лениво прицепив карабин, закрепленный на поясе, к страховочному тросу вдоль балки, я пополз к стене градирни. Страха не было, но было холодно. Одежду и покрывало я оставил в клетке: брать их с собой запрещалось. В основной люк я залез последним, да и то благодаря помощи 2225-ого. Спасибо ему, он такой хороший парень, заботится обо мне. Хотя, наверное, он такой со всеми. Все дело в его характере. Мы звали его Доктор, это прозвище было понятно на всех языках.

Он потер руки, согревая их, и потрогал мой лоб, затем прижал одну ладонь к моей груди, а второй схватил меня за запястье.

– Живой, счастливчик! Небольшая простуда, и все. Хорошо, что тебя вызвали, – наконец сказал 2225-ый и усадил меня на скамью.

Я признательно кивнул в ответ. Рядом на столе лежали кольца-переводчики, которые все уже успели надеть на указательный палец.

– Счастливчик, не то слово! – с раздражением произнес 1400-ый. – Его чаще остальных вызывают. Больше ест и чаще видит дневной свет. Хотя слабее нас и хуже работает. Не должен был дожить до этого времени.

– Я тоже рад тебя видеть, – надев кольцо, хрипло ответил я. – Наверное, я им нравлюсь. Будет возможность – порекомендую тебя.

1400-ый нервно ухмыльнулся.

– Скажи, что я готов на все, кроме крючка наверх, – отозвался он.

– Да и меня тоже порекомендуй, – усмехнулся 1699-ый.

– Тебя в первую очередь! – ответил я.

– Ладно. Это хорошо, – добавил он.

1699-ый был каким-то отстраненным, себе на уме и все время глупо шутил про еду. Выглядел придурковатым, поступки его были такими же. Когда смеялся, делал вид, что смотрит в другую сторону, шатался и прищуривался. Тогда он казался еще большим психом. Другие заключенные видели в нем свое печальное будущее, но только не я. Его клетка была далеко от моей, и встречались мы лишь на сменах. 1699-ый, 2225-ый и я говорили на одном языке. 1699-ый казался предсказуемым в своих глупых поступках, а черты его лица были мне очень знакомы. Несмотря на то, что моя память была стерта, я был уверен, что мы где-то пересекались. Мне все время было жаль его, и я старался помогать ему как мог.

А еще это «ладно». Никто не придавал значения этому слову. Все думали, что это просто выражение согласия. Что-то типа «да», только «ладно». Но я чувствовал, что это не совсем так. Каждый раз, когда ему приходилось вынужденно согласиться, он говорил «ладно». Таким образом 1699-ый подчеркивал, что его не поняли, но объяснять это нет смысла.

– Нашли кого слушать, ему просто везет, хаотичный же выбор людей. Никто из них с нами не общается, – заявил 2225-ый.

В помещении, где мы оказались, было светло. Человек восемь уже сидели на скамьях. Я постепенно приходил в себя. Тут я был нужен хоть кому-то, здесь был пол под ногами и было ощутимо теплее, чем в градирне. Мы готовились, экипировались и все больше молчали в ожидании новой рабочей смены и возможности помыться и поесть. Поскорее бы…

Кольца-переводчики были оснащены чипами, которые помогали нам общаться на любом языке. У каждого из нас в ушах были чипы, вероятно с тех еще пор, когда мы были на свободе. Ушные чипы держали заряд от температуры тела.

Но они не работали до тех пор, пока мы не надевали на указательный палец кольцо с сенсорной кнопкой. Режим разговора активировался, когда мы большим пальцем касались кольца на указательном. Когда собеседник, коснувшись большим пальцем кольца, говорил что-то, мы понимали его, даже если были в этот момент без кольца или не трогали его. В этом случае чип работал в автоматическом режиме. Но чтобы поняли меня, я должен был коснуться кольца. Едва я начинал говорить, чип в доли секунды изучал мою мозговую активность и выполнял перевод так, что задержки в разговоре не происходило. Я говорил на своем языке, а мои собеседники слышали перевод, поскольку наши чипы были синхронизированы. Таким образом, разговор был естественным. Связь осуществлялась со всеми, кто в данный момент находился рядом. Можно было понять даже, о чем шепчутся у меня за спиной. Неестественными были лишь движения губ. Но со временем на это перестаешь обращать внимание, списывая на уникальную мимику собеседника.

Люк в градирню закрылся. Из-под плинтуса начал выходить дым: запустился режим дезинфекции. Через несколько секунд мы были как ежики в тумане.

– Может, чем-то займемся? – предложил кто-то.

– В смысле? Я уже, а ты что, потерялся?

– Ай! – крикнул кто-то, и все рассмеялись.

Мне же было не до смеха. Голова кружилась. Я понимал, что заболел и едва стою на ногах. Нужно притвориться здоровым, тогда меня оставят в живых. Хоть бы 2225-ый оказался прав и у меня была всего лишь простуда…

Четыре минуты автоматизированная система в полу выполняла дезинфекцию. Две минуты, поглощая дым, работала вентиляция на потолке. Прошло шесть минут, открылись двери – и мы вышли в коридор, неся с собой остатки дыма.

Навстречу нам шли два надзирателя. Один должен был идти впереди, формально указывая путь, другой позади, чтобы мы не отстали.

Я, как и остальные, поднял руки за голову. За спиной с неприятным звуком громко закрылась автоматическая дверь камеры дезинфекции, и некоторые из нас невольно обернулись.

– С прибытием на очередную смену, – начал один из надзирателей. – Сегодня вы опять признаны трудоспособными. Сразу после небольшой проверки вашего здоровья вы направитесь в рабочий цех. Расписание, свои обязанности и правила поведения вы уже знаете. Сейчас проверим, как работает ваше оборудование.

Последняя фраза была неприятной. Но мы уже привыкли: это происходило перед каждой сменой. Он достал из кармана ручку с кнопкой. Мгновение – и от нажатия кнопки в голову ударил ток. Дергаясь, мы пытались удержаться на ногах, но почти все упали. Слава богу, это мучение длилось лишь несколько секунд. Нам казалось, что падением мы заглушаем боль от удара током. На ручке загорелись девять зеленых кнопок, показывая, что заряда хватит на 24 часа у каждого. Проверка необходима была для того, чтобы контролировать нас.

– Можете вставать, – удовлетворенный результатом, произнес надзиратель. – Не забывайте, что это был короткий режим проверки. Не нужно влезать в неприятности. Будьте, как всегда, полезными!

Договорил он уже спиной к нам, направляясь по коридору к рабочему помещению перед цехом.

– По одному в шеренгу – и быстро за ним! – прокричал второй надзиратель. – Кто будет идти медленно, будет наказан. Вперед!

Подгоняемые криками, мы отправились догонять первого надзирателя.

В рабочем помещении каждый из нас подошел к своей скамье. Быстро раздевшись, я, как и остальные, сложил на скамью все свои тряпки. У всех нас были футболки с укороченными рукавами, штаны и носки.

Теперь надзирателей было четыре, включая тех двух, которые сопровождали нас сюда.

– Так, перед скамьей сделать шаг вперед и остановиться, руки за голову! – грубо скомандовал надзиратель. – Стоп! Вперед смотреть.

Мы повиновались. Я не успел этого заметить, но кто-то из нас, похоже, посмотрел по сторонам. Зачем он это сделал, непонятно: мы были здесь уже столько раз, что не сосчитать. Наверное, хотел позлить охранника.

– Сказал вперед смотреть! Я тебе это припомню! – крикнул надзиратель.

Несмотря на грубость и угрозы, я ни разу не был свидетелем индивидуального наказания. Все всегда сводилось к общему электрошоку. Провинился один – страдали все. Кроме того, в присутствии надзирателей нам запрещено было общаться друг с другом.

Один из присутствующих был, по всей видимости, медиком. Он по очереди подходил к каждому из нас и что-то измерял на планшете с датчиком температуры. На мне он остановился и не спешил уходить. Я понял: ему известно о моем недомогании. Наши взгляды встретились. Он упорно смотрел то мне в глаза, то на свой планшет.

– Я чувствую себя хорошо, – тихо сказал я.

– Я не разрешал говорить! – закричал тот самый надзиратель, что проводил небольшой вводный инструктаж в коридоре.

Достав свою ручку с кнопкой, он посмотрел на медика.

– Подними голову и открой рот, – негромко скомандовал мне тот.

Подняв голову, я смотрел в белый потолок, пока он с фонариком просвечивал мне нос и рот. После этого он еще какое-то время смотрел в планшет. Потом кивнул надзирателю:

– Все нормально. На него в базе есть задание, он почти готов. Почистим! – И двинулся дальше осматривать следующего заключенного.

Протестировав всех, медик взял со стола красный автоинъектор, какую-то таблетку из нескольких заранее приготовленных в разных коробочках и снова подошел ко мне.

– Руки вперед, – приказал надзиратель, который проводил инструктаж.

Я повиновался. Хотел посмотреть по сторонам – вдруг это последний день в моей жизни, но не смел нарушить правила, поэтому смотрел вперед, мысленно хватаясь за это мгновение. Все мои чувства были обострены. Возможно, я слегка дрожал.

Мне сделали укол в руку. Затем я взял предложенную мне таблетку и проглотил ее. Дальше от меня уже ничего не зависело.

Теперь мы стояли каждый перед душевой кабинкой. Прозвучала команда, загорелась красная лампочка, и я, как и остальные, вошел в кабинку. Дверь за мной заблокировалась. У нас было две минуты, чтобы смыть с себя грязь. Время пошло. Вода была холодная и неплохо бодрила, сбивая температуру. Было здесь и мыло.

Две минуты истекли, вода выключилась – и открылась дверь напротив, ведущая в производственный цех. Это был один из немногих счастливых моментов: меня не отравили таблеткой. Я чувствовал себя намного лучше. Видимо, мне вкололи обезболивающее. Выйдя из кабинки, я направился к табуретке, на которой лежали такие же, как и были у меня, тряпки. Это была чистая смена одежды. Еще здесь было несколько кусочков хлеба. Воды мы уже напились сполна в душе. Все было продумано.

У меня была обычная одежда, а вот некоторым предоставляли специальный костюм для работы с высокими температурами и защитные перчатки.

Добродушный 2225-ый подбежал ко мне и искренне обнял:

– Я так рад, что ты жив! Было бы скучно болтаться без тебя в клетке.

– Видимо, мне повезло! – ответил я с облегчением и стал одеваться, одновременно поедая кусок хлеба.

– Да, ты счастливчик, – отозвался он и переключил свое внимание на других.

Мы часто видели, как больным заключенным что-то кололи, давали какую-то таблетку, после чего из кабинки они уже не выходили. Что было с ними дальше? Думаю, ничего хорошего: больше их никто не видел. Редко кого из заболевших оставляли, но я оказался в их числе. Более того, мне становилось легче. Я стремительно шел на поправку.

Процесс выхода из душа и заход в цех тоже были лимитированы по времени. Похоже, в планшетах очередного надзирателя на этой стороне мы выбивались из графика: он постоянно поторапливал нас.

Последним, что я надел, была повязка с номером производственного участка и местом моей непосредственной работы. Она лежала на табуретке вместе с одеждой. «УЧАСТОК №3, производственное место 17». Чаще всего я работал именно здесь.

– Быстрее, у вас мало времени. А не то применим силу! – кричал надзиратель.

Здесь вся охрана находилась за стеклом в специальных помещениях, и, пока мы одевались, можно было пообщаться. 2225-ый, подходя к открытому лифту, успел обмолвиться несколькими словами с одним, потом с другим заключенным. Он интересовался: кто же там успел посмотреть не в ту сторону и привлечь внимание надзирателя? Кто этот смельчак? На ходу сказал пару слов и обо мне: что-то о моем везении. Представляю, как ему скучно, когда у него нет кольца на указательном пальце: без кольца мало с кем пообщаешься. Но я не слушал: нужно было прийти в себя и работать, невзирая на болезнь. Боль хотя и поутихла, но не покидала меня. А мне хотелось музыки, получить которую можно будет только после смены, для чего сначала нужно продемонстрировать свою эффективность.

Подходя к лифту, я заметил, что рядом с ним скопилось около двадцати человек. У всех были разные обязанности. Кто-то был организатором процесса – завсегдатай, который успел поработать уже на нескольких участках. Такого называли старшим смены. Он держался за свое место и готов был рвать когти, чтобы выслужиться. Другие работали с раскаленным металлом, поэтому носили специальные костюмы. Остальные, в том числе и я, были обычными обработчиками – подкрутить, повернуть, прослушать и запустить дальше на специальное оборудование. Производство было ленточное и конвейерное и устроено так, чтобы на каждом участке трудились по два и более человека. Это было удобно: если одного убирали, другой мог обучить новичка.

Обыденно переглядываясь, мы высматривали новеньких.

– Кто новенький? – спросил старший смены. – Отзовись!

– Нету, я всех пересмотрел, знакомые все лица, – ответил кто-то из присутствующих.

– Значит, хорошо живем, сегодня тормозов меньше будет, – подытожил старший.