Читать книгу Древо прошлой жизни. Том I. Потомок Духа - Александр Гельманов - Страница 4

* * *

Как-то в феврале, проснувшись поутру, я заметил, что не бреюсь и не выхожу из дома уже третьи сутки. Не надо сразу думать, что на моём усеянном окурками столе валялись грубо вспоротые консервные банки, под столом катались разнокалиберные бутылки с остатками спасительных капель, а меня разбудил подвернувшийся под бок позавчерашний сухарь. На столе у меня лежала очень ценная книга, которую мне надлежало вернуть в отведённый мне срок. Книгу эту об истории русского народа, написанную одним из наших академиков, не то изъятую из продажи, не то запрещённую к переизданию, уже невозможно было купить. Теперь она была прочитана, и все заметки сделаны. Я вспомнил, что сегодня шестнадцатое число – день рождения отца, и просто так заглянул в карманный гороскоп, который покупал от случая к случаю. Так просто, чтобы задним числом проверять качество предсказаний по звёздам. Из него я выяснил, что наступившим днём должен увидеться с родственниками. Там было написано и что-то ещё, но зашипевший на огне кофе заставил отложить гороскоп и бросится к плите. «Интересно, – подумал я, – а если никуда не выходить, сбудется предсказание или нет? – Я слышал, что секрет точных астрологических предсказаний о наступлении неизбежного события был утерян многие столетия назад. Поэтому современные астрологи, как гласит их профессиональный анекдот, должны уметь не только обосновать предсказываемое событие, но и объяснить, почему опять не сошлись концы с концами. Придётся наведаться к брату, больше не к кому. Всё равно собирался. Поддержим отечественную астрологию».

Я пил кофе, глядя в оконную темень, и слушал придурковатые хохмы ди-джеев, заверивших, что уставших от рекламы радиослушателей ждёт, наконец, аж четверть часа бесперебойных хитов, однозвучно крутившихся наподобие шарманки. Своими балагурными интонациями и каламбурно-цитатным языком радиоведущие давно перещеголяли репортёров в теленовостях. Позавтракав, я принялся за переделку двух лекций, – надо было кое-что в них сократить, снабдить их новыми цитатами и примерами, привести к месту свежий анекдот для разрядки аудитории и органичнее связать прежний материал с обострившимися проблемами современности. Когда я закончил работу, несколько оригинальных идей и вырезок осталось в папке не оприходованными – лекция не безразмерна. Этой работой я занимался почти каждый день, записывая на всяких клочках бумаги стоящие мысли. Моя папка представляла собой методическую кладезь и никогда, в отличие от меня, не худела.

Настало время обеда, в меню которого суп, борщ, щи и бульон не значились. «Повару и официанту снова можно закатить скандал», – отметил я. По телевизору вместо погоды на сегодня уже передавали метеосводку назавтра, а затем послышались песни. А в песнях, которые мне нравились, я, прежде всего, любил слова, а не всякие «муси-пуси» или немую подтанцовку и нелепое рукоплескание с микрофоном. И тем более, не клипы, декорации которых напоминают демонстрацию внутреннего мира душевнобольных. – Каков спрос – таково и предложение. Больше всего я любил группу Любэ и ещё, может быть, двух-трёх певцов. Мне казалось, что будь я лет на десять-пятнадцать постарше, мог бы сдружиться с Николаем Расторгуевым и в тайне мечтал познакомиться с этим парнем, хотя фанатом, вообще, не был и личных кумиров для себя не сотворял – ни политических, ни футбольных. Но слушая песни Любэ, я испытывал сильную и непонятную ностальгию. Не зря Президент поздравлял солиста группы с юбилеем. «Неужели о личности нельзя судить по её песням?» – постоянно спрашивал я себя.

Выходя из дома, я часто брал с собой старенький кассетный плеер. Он вполне заменял мне «фанерные» концерты в залах, набитых фанатиками. Слушая его в дороге, я скрашивал долгие передвижения по городу, отвлекаясь от сосредоточения на раздражающей ерунде. Так делали многие. Но благодаря этому плееру, я когда-то по-настоящему выучил иностранный язык. Этому я был обязан своему брату, который учил языки тем же способом – на улице и в метро. «Главное – произношение, говорил он. – А „читаю и перевожу со словарём“ обычно пишут в анкетах все. Так что выбирай сам, какую кассету слушать, идя по городу. Зато во время, сэкономленное на подготовке к экзамену, сможешь делать всё, что хочешь. Да ни одному путешественнику компас не заменит знание языка».

Брат хорошо умел убеждать. Резонно. Тем более, что если вы не знаете, в каком направлении ваш дом, компас не поможет. – Азимут нельзя взять, а расспросить аборигенов всегда можно.

– А какое у меня произношение? – спросил я однажды, учась в старших классах школы.

– У тебя комбинация сибирских наречий с вульгарными столичными интонациями тинейджера – и без фоноскопии ясно. Не обижайся. Если у шпиона будет такой акцент, его поймают или выгонят с работы.

– А какие качества у шпиона должны быть?

– В шпионы собрался? – Там большой конкурс – не пройдёшь. Двадцать человек на место. Но могу рассказать о том, что пишут плохим шпионам в производственных характеристиках их начальники.

– ??

– Например, – быстро возбудим. Легко вызвать на возмущение, протест и бурное возражение. Мгновенно поддаётся на провокацию, вызванную несогласием собеседника. Просто абитуриенту рассказывают старый, надоевший всем анекдот и смотрят, – посмеётся он над ним или начнёт разочарованно реагировать. Как ты раньше, когда родители тебе говорили, что купят велосипед или коньки в следующем году.

– А ещё?

– Не умеет принимать адекватных решений в экстремальных ситуациях при дефиците времени. Как ты, когда неожиданно узнаёшь что завтра у тебя контрольная по математике. Или настаивает на явно ошибочных решениях и проявляет недюжинное упорство в очевидно безнадёжных ситуациях. Совсем как ты, когда играешь с приятелем в шахматы.

– А ещё?

– Ну, игнорирует объективную оценку стечения обстоятельств, сформулированную третьими лицами. Я бы тебе написал именно такую характеристику за прошедший учебный год.

– А что тогда самое главное для шпиона?

– Главное? – Выпить маленькими глотками русской водки за столом с врагами за свою победу как в фильме «Подвиг разведчика».

– Да ну тебя. А что ещё?

– Это, вообще-то, называют самообладанием. Но ещё никогда нельзя носить тёмные очки, низко надвигать шляпу, поднимать воротник плаща, оглядываться и подсматривать из-за угла. Никто не должен сразу узнать, что ты шпион, понял?

– Правда, что ли?

– Тогда какой толк будет от шпиона? Всё, что я тебе сказал – правда. Могу добавить, что шпионы и охотники за ними должны читать не только классику, но и детективы. А ты пока даже учебники читать правильно не научился. Смотришь в книгу и видишь, что экзамены ещё далеко. Потому что твоя книга завёрнута в обложку учебника истории…

Мне всегда было интересно говорить с братом, даже когда он пересказывал художественную литературу – я много раз ловил его на этом. Ну, хватит, я слишком увлёкся вопросами внутрисемейного воспитания, а пришла пора высунуть нос на улицу.

Я взял книгу, чтобы вернуть её туда, где мне её дали, засунул кассету с песнями Распутиной в плеер и вышел из дома. Лёгкая февральская вьюга напомнила мне детские годы в заснеженной Сибири. Прогнозу астрологии о встрече с родственниками я решил последовать ближе к вечеру. Подумать о том, что кроме астрологического прогноза существуют и прочие, мне в голову не пришло, потому что сегодня меня интересовал лишь прогноз метеорологический.

По дороге мне почему-то вспомнилось прочитанное три-четыре года назад. Уж очень оно расходилось с идеями двухтомного труда, который я собирался возвратить сегодня. В одной цинично написанной книжке, где автор наперегонки «с запущенной в разнос империей» (его выражение) торговал методами, которыми действует его и, видимо, любая разведка мира, во введении было сказано, что Чингисхан под влиянием навязчивой идеи, уничтожил ряд цивилизаций, но почитается национальным героем в современной Монголии, Наполеон угробил сотни тысяч солдат ради своих амбиций, но запомнился как романтическая и уважаемая личность. И, дескать, возможно, через некоторое время в таком же стиле будут преподносить и Гитлера, и Сталина (да кто бы стал спорить, что из истории не извлекаются уроки или извлекаются, но не те?). Автор, выпустивший свой опус недавно, отмечал справедливость иезуитского тезиса о том, что цель всегда оправдывает любые средства, а грязноватые (его слово) методы, представляемые им, рассчитаны на тех, кто не прошёл спецкурсов в спецзаведениях, но должен делать то же самое. – Должен, поскольку, видите ли, времена такие наступили, – сама империя в разнос пошла.

Для «ломания воли человека» представителям служб безопасности отечественного бизнеса, детективных и охранных агентств (кому и было адресовано всё это) «в борьбе против конкурентов, преступников и госструктур» (!) рекомендовалось, в частности, «промазывание половым членом по губам», «макание головой в ведро с дерьмом», «принуждение совершить подлость по отношению к близким» или «полное лишение сна». Весьма подробно, будто для «чайников», описывались способы вымогательства и шантажа в зависимости от поставленной цели. Ну, и ещё несколько сот подробнейших рекомендаций из современного арсенала сотрудников спецслужб, включая детальные советы раздела по «залеганию на дно» от тех же «конкурентов, преступников и госструктур». И многие другие любые интересные советы для любого, против любого, которые обязательно пригодятся в борьбе за место под солнцем любому. Круче правил игры в «казаки-разбойники» или «зелёных и синих». Один подраздел о роли научно-технического прогресса в разделе о воздействии на человека пыткой чего стоил! Опричники Ивана Грозного и Феликса Железного отдыхают. Тут и ультразвук, и инфразвук, сверхчастотные и торсионные излучения, какие-то ударные волны, электрошок и нижепороговое аудиовизуальное раздражение. И, конечно, химические пилюли от утаивания истины. Как говориться, были бы деньги, а нет – возьмите не менее эффективное ржавое ведро. Так что средний и малый бизнес тоже в стороне не останутся. Кстати, одним из способов защиты от пыток назывался «выход в астрал» из тела приёмами буддийско-даосского транса. «Странно», – подумал я, прочтя это, так как раньше никогда не задумывался над тем, что в разведке или контрразведке (им и была посвящена книга) служат не только узколобые материалисты. Ну что ж, кичливые профи спецслужб имели право на преимущество перед остальными. Они считали всех прочих лохами, и это было больше, чем правда. С первой до последней страницы книги присутствовала психология, ни в медицинском, ни в педагогическом вузе не изучаемая. Но автор мог быть спокоен – гостайну он не выдал, а наоборот, «помог» обществу. Вот только нужно ли и в без того больное общество тащить это ржавое ведро? И не слишком ли много развелось малоизвестных актёров, желающих подзаработать, набросив белый халат, и навязывающих свои снадобья, от которых больному становится всё хуже?

Может, зря я так на него взъелся? Людям всякая чернуха уже надоела, многие мимо проходят. Нет, не зря. Я давно усвоил: то, что следует знать, не обязательно любить, и кое на что внимание обращать надо. И я не о подробно изложенных средствах и методах рассуждаю (учебно-практическое пособие для профанов всё-таки), которые циничнее и грязнее самой жёсткой порнухи и некоторых зарвавшихся политиков (какова их политика – таково сейчас и концентрированное выражение нашей экономики), а об упомянутых выше именах. Меня удивило не только и не столько содержание пособия – таких было навалом, и их бы хватило для спецбиблиотеки при открытии первой частной разведшколы, – сколько поразила другая фраза автора из этого введения. Иной читатель на моём месте, торопясь заглянуть на последующие страницы, не обратил бы на неё никакого внимания, но я был историком, и не мог этого не заметить. В ней утверждалось, что «те, кого вчера считали гнусными преступниками, сегодня объявляются мудрейшими предпринимателями, а те, кого сегодня запишут в террористы, возможно, завтра станут украшением нации». Можете мне верить или нет, – такое я вычитал впервые. Это был редчайший случай проявления крайнего цинизма, которого старались избегать даже самые известные истории законченные циники, а я перечитал их почти всех. Нет, конечно, то, что этот пенсионер ляпнул одиннадцатитысячным тиражом из своей отставки или запаса, мне было известно и без него. И если он выходец из спецслужб, то умел применять информационно-аналитические методы, используемые в историографии, и знал о диапазоне полярных оценок роли личности в ходе смены исторических эпох не хуже меня. Но автор явно не хотел и не пытался искать различий в категориях добра и зла, справедливости и беспредела, несмотря на то, что его служба согласно Боевому Уставу продолжается при любом режиме. А Устав этот, между прочим, не расписание электричек и не пенсионные льготы, вставшие государству поперёк горла, он кровью выверен – и своей, и чужой, почему и незыблем. Даже по сравнению с Конституцией. Неужели этот бывший генерал или полковник столь беспринципен потому (ах, да, среди них «бывших» не бывает, это ведь не лётчики или танкисты), что во всей истории сумел разглядеть славу и почести, оказываемые лишь мерзавцам? Я даже не хочу обсуждать другие его высказывания, например, о том, что всяк желающий, вооружённый этим руководством, способен «стать всемогущим Богом» и заставить другого человека делать всё, что потребуется. Или до выхода на пенсию он мыслил о Боге и человечестве диаметрально противоположным образом? Что это? – Подмеченная со стороны недоступная миллиардам людей ушедших поколений диалектика добра и зла вселенского масштаба или лицемерное самооправдание в стремлении предложить свой товар всем желающим? – Высокомерное оправдание ничтожества и цинизма или голая правда Природы, в которой, по мнению автора, с позиций Вечности, нет никаких различий между добром и злом? А нет ли? Если Природа и есть Бог, не слишком ли самонадеянным будет замахнуться на него, желая стать повыше Всевышнего? Этот же вопрос не давал мне покоя, пока я три дня до глубокой ночи листал с карандашом книгу об истории своего народа. Тогда у меня появилось чувство, что для того, чтобы понять это, мне не доставало чего-то важного, но чего – я не знал.

Мы можем продолжать всенародно любить полковника ГРУ Исаева или генерала Константинова из контрразведки КГБ, сыгранных Вячеславом Тихоновым, но в жизни они должны оставаться на незримом фронте. Потому что проповеди этих «генерал-полковников» о системе взаимоотношений между ближними, обществу не нужны. Оно уже слышало их каких-нибудь лет двадцать с небольшим назад, запивая укрепление дисциплины дешёвой водкой. А если вы не согласны, приведу последнюю цитату из того пенсионера: «Мощь интеллекта не аналог морали, так же как не стыкуется с моралью истинный профессионализм». – Это как раз тот профессионализм, которым мы так наслаждаемся, с умилением и гордостью глядя на легендарного супермена с лицом популярного артиста, и упиваясь тоской по патриотизму. До анекдотов, до абсурда. Забавно, что чужие шпионы и контрразведчики в книгах и фильмах изображены такими, какими на самом деле были и свои. И кто же из них лучше умел отделять злаки от плевел? Возможно, и прав был самый главный американский шпион Аллен Даллес, в своё время сказавший, что достаточно сделать верующими в Бога хотя бы половину населения Советского Союза, и будет свергнута Советская Власть. Не зря же мы расстреливали попов, переплавляли колокола и в храмах хранили картошку…

Синяя московская метель не прекратилась и тогда, когда я нажимал на кнопку звонка у квартиры брата. Дверь открылась. На пороге стояла его жена Галя.

Я поздоровался:

– Я поэт, зовусь я цветик, от меня вам всем приветик!

– Нужен лишь один привет, – мужа с дочкой дома нет, – неожиданно в рифму ответила она. – Проходи и отряхнись. Я купила тебе новые тапочки.

Я стряхнул снег с куртки и снял её. Тапочки пришлись в пору.

– В индивидуальном гороскопе на сегодня мне предначертано свидание с родственниками. Согласно ему в вашем доме для паломника появляется новая обувь. К чему бы это?

– Старая порвалась. Мой руки.

– Ясно. Слепое неверие в астрологическую науку. Ты читаешь гороскопы?

– А что я в них найду? – Там пишут, когда проворачивать сделки в банке, покупать-продавать недвижимость и землю, ходить в казино и посещать салоны красоты вместе с собакой. Такие гороскопы стали сочинять… ну, не для всех. Пишут, когда вкладывать, когда получать, ходить на презентации и по бутикам. И даже, когда связываться с зарубежными партнёрами. Всё это от лукавого.

Галя скептически относилась к астрологии и всему прочему, что не принимала церковь, материалисткой не была и религиозные праздники уважала.

– Нострадамус писал, что тщеславие магии подвергнуто осуждению Священным Писанием, а для юдициарной астрологии сделано исключение. Именно с её помощью благодаря Божественному откровению им были написаны центурии и катрены. Так что лукавый не вправе что-то запрещать или разрешать.

– Ну и что? Садись за стол.

– Хорошо, к примеру, у мамы есть огород?

– Ну, есть. В Ступино. А что?

– Вот. А когда она будет сажать огурцы – по астрологическому календарю в газете или в удобное для себя время?

– Когда соседка сажает, – у неё всегда хорошие огурцы растут. И помидоры.

– Да-а. В этом доме астрологической правды не добьёшься. У вас даже новые тапки появляются, когда старые рвутся. А когда рвутся? – вот в чём извечный вопрос.

Галя умела заменять исчерпанную тему в любом разговоре новой, как и положено учителю младших классов. Такие же извечные вопросы, как о дураках и дорогах, вызывала обычная средняя школа – с директором, завучем и учителями с одной стороны и с учениками и родителями с другой. Отметив далее, что вот я, мол, и умный, и свободный (тут, конечно, подразумевалась моя свобода от основных социальных связей – постоянного места работы, а иногда и жительства и женской привязанности) и, вообще, кандидат исторических наук (опять её правда), она сделала интересное высказывание. – Не мог бы я пока «хотя бы» составить генеалогическое дерево нашей фамилии. И желательно в рамках столетия или, ещё лучше, «хотя бы» применительно к обозримому времени. А то, вон у Ленки в школе дали домашнее задание: нарисовать максимально густое дерево сородичей из как можно далёкого прошлого, начиная от…

– От наскальной живописи соплеменников и охоты на мамонтов, что ли? – перебил я её, так как мне немедленно захотелось уточнить, как она понимает историческую обозримость. – Такие деревья, насколько я знаю, охватывают период не двадцать-тридцать лет.

– Да что такое для вас, историков, двести, триста или даже тысяча лет? – проворковала Галя. – Так, – семнадцать мгновений весны. И потом, говорят, что все мы родственники на земле в каком-то поколении.

Я задумался об изменившихся требованиях, предъявляемых к нынешним ученикам. Лена, действительно, была умной девочкой, и родители хотели, чтобы она поступила в МГУ, однако, эти семейные планы, к сожалению, зависели не только от способностей ребёнка, но и от кошелька родителей будущей абитуриентки.

– Всего лишь в четырнадцатом, – с опозданием ответил я, выйдя из задумчивости. Но алтайцы, например, по традиции обязаны знать своих предков до седьмого колена. Они считают, что в противном случае жизнь их потомков в последующих поколениях не будет иметь смысла.

– Вот видишь, ты столько знаешь и справишься.

– Ну-у, – начал я и что-то промычал, прихлёбывая чай. – Кажется, у меня в домашней библиотечке была какая-то книжка, связанная с генеалогией. Там даже чьё-то дерево приведено. Могу выдать, но в тайны древнего рода не посвящён и имена своих шуринов и деверей я, как Наф-наф, усвоил не лучше, чем мой братец Нуф-нуф. А внучатые племянницы, троюродные бабушки и кузины необъяснимостью терминологии наводят на меня ужас. И, вообще, дальше понятия определения или определения понятия ближайшей племянницы я не ушёл, и то благодаря вам. И кроме того, тут нужен специалист, а проктолог не обязан замещать стоматолога, даже если что-то у кого-то сильно болит.

– Нарисовал бы генеалогическое дерево – своим детям бы пригодилось. Ты историк или где? И, вообще, мы ждём, когда ты женишься.

– Как это – нарисовал? Это что – дерево у домика с фабрично-заводской выставки «Рисуют наши дети»? И потом, я не хочу жениться, а хочу учиться, – пытался острить я. – Вот у брата три диплома о высшем военном образовании и ещё один гражданский – от Плехановки. А у меня с этим делом сущий дефицит.

– Верно. Чтобы мало зарабатывать, надо много учиться, как в том анекдоте про нового русского, который устраивал своего отпрыска в большую жизнь, – улыбаясь, ответила Галя. – Но в наше время таких заданий на дом школьникам не задавали.

– Угу. Нынче в школе пятый класс вроде института. Хотя песенку об этом пели ещё до моего рождения.

– Но как педагог я согласна. История семьи, ячейки общества и история родины помогают воспитанию растущих поколений.

– Ну, это две совсем разные истории, хотя бы потому, что брак и семья основываются на взаимном уважении и любви. Если только это не гарем, за который ратуют некоторые государственные мужи с первобытными замашками.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Конечно, правильно, что в школе дают такие домашние задания. Ведь Россия занимает первое место в мире по числу убийств родителей своими детьми. А ребёнку надо объяснить, что его папа и мама тоже были маленькими, дедушка с бабушкой когда-то были молодыми и не болели. А если бы не было его прабабушек и прадедушек, то не было бы и тебя, наше любимое чадо. И ещё у тебя были всякие пра-пра-, которые, если бы смогли дожить, тоже любили бы тебя, а ты их. Но не было в их времена ни компьютера, ни чупа-чупса на палочке, потому что, возможно, они жили в сказочных замках, посмеиваясь над интернет-сидельцами и геймерами, и играли совсем в другие, не виртуальные игры. И вот, когда ты вырастешь, обязательно узнаешь, кто были твои далёкие предки, и, может быть, если, конечно, будешь хорошо учиться, найдёшь тот старинный замок, где они жили. Потому что главное в нашей жизни – это твои близкие и родные и все люди вообще – с их бабушками и дедушками. Это и есть твоя настоящая Родина. Поэтому её и защищают.

Я тряхнул головой, удивляясь, как за секунды в ней пронеслось сразу столько мыслей, да ещё таких чётких и последовательных. Внезапно я осёкся, прервав поток своих педагогических измышлений. Чего это я?

– Ну, ты даёшь? Не всякий учитель так сможет выразиться.

Полёт моей разнузданной педагогической фантазии внезапно иссяк, и я сказал:

– Просто для меня погас свет в конце какого-то длинного тоннеля, по которому я шёл как осёл за морковкой. Один рыжий тип отключил. И я оглянулся вокруг: вроде темнее, а видно больше. Как будто стоишь на столе и смотришь сверху. Если когда-нибудь у меня будет ребёнок, я не стану его останавливать – пускай он лезет на стол. Только присмотрю, чтобы не упал. Все мы должны карабкаться на свой стол. А тот рыжий тип ещё заявил, что такие как он, пришли надолго…

– Будет, будет… – начала, но не договорила фразу Галя, так как дверь тут же открылась, и в квартиру вошли мой брат с дочерью, которая кроме гимназии с «уклоном» занималась ещё и в музыкальной школе.

– Привет! – прокричала племяшка как на детском утреннике.

– Здрасте, – по-вечернему отреагировал я. – Твой «ненавистный инструмент» пришла пора настроить, – добавил я, имея в виду пианино. – А то как же ты для меня сыграешь «Мурку»? Вот я в твои годы играл на дедушкином аккордеоне, а твой папа скрипел на скрипке… Эх, как сказал бы неизвестный мне поэт-бойскаут:

«Солнце светило на голову мне,

как хорошо моей голове!» Было.

– Не так, дядя Саша. Надо так:

«Снова светило меня озарило,

Стало вокруг лучезарно вполне.

Если судьба меня так одарила,

Значит не плохо моей голове». Было.

– Чтобы цитировать родного дядю не обязательно прослыть вундеркиндом.

Мы засмеялись и перешли к обсуждению повседневных дел, а Галя стала накрывать стол. За ужином мы вспомнили родителей, поговорили о личных планах на ближайшее будущее, которое ничего замечательного не приоткрывало. Так, одни серые будни, тем более до лета было ещё далеко.

Задерживаться я не стал, решив, что сегодня, наконец, лягу спать пораньше, и почти сразу ушёл восвояси. А к короткому разговору о родословном дереве нашей семьи мы больше не возвращались. Тогда я не мог догадываться, что очень скоро мне предстоит складывать картинку из мозаики, фрагменты которой будут попадаться мне в самых неожиданных местах, удалённых на сотни и даже тысячи километров друг от друга. Да и тот разговор о школьном задании по составлению своей родословной, скорее всего, не мог быть простой случайностью, потому что в нашем мире ничего случайного не бывает. А иначе, как объяснить случайностью второй, третий… десятый повод, послуживший толчком к составлению фамильного древа, да ещё весьма необычного древа? И как, вообще, следовало оценить последующие события, которые заставили меня действовать так, чтобы так круто изменилась моя, и не только моя жизнь?

* * *

– Могут ли Духи знать наши самые сокровенные мысли?

«Они знают часто то, что вы желали бы скрыть даже от самих себя; ни поступки, ни мысли не могут быть скрыты от них».

– Поэтому легче скрыть что-нибудь от человека, когда он жив, нежели после его смерти?

«Без сомнения, и в то время, когда вы уверены, что вы одни, вас окружает толпа Духов, которые видят вас».

– Что думают о нас Духи, нас окружающие и наблюдающие за нами?

«Лёгкие Духи смеются над причинёнными вам неприятностями и над вашим нетерпением. Серьёзные Духи жалеют вас и стараются помогать вам».

– Имеют ли Духи влияние на наши мысли и на наши поступки?

«В этом отношении их влияние гораздо больше, чем вы думаете, так как они часто руководят вами».

– Значит, одни из наших мыслей – наши собственные, а другие – внушённые нам?

«В числе этих мыслей есть и ваши собственные, и внушённые нами; вот почему, чувствуя в себе борьбу мыслей, вы находитесь часто в нерешимости. Внушённая мысль есть как бы голос, говорящий вам. Собственные ваши мысли большею частью те, которые являются первыми».

– Люди с большим умом и люди гениальные всегда ли почерпают свои мысли в самих себе?

«Когда они не находят их в себе, то призывают на помощь вдохновение; этим они, нисколько того не подозревая, вызывают Духов».

– Духи, желающие склонить нас к злу, пользуются ли теми обстоятельствами, которые окружают нас, или же сами могут создать эти обстоятельства?

«Они пользуются обстоятельствами, но часто вызывают их сами, увлекая вас без вашего ведома к предмету ваших стремлений. Так, например, человек находит на дороге деньги. Не думай, чтоб Духи положили их в этом месте, но они могут внушить человеку мысль пойти по этому направлению, и тогда уже внушают ему желание завладеть этими деньгами, между тем, как другие советуют ему отдать их тому, кому они принадлежат. То же самое бывает при всех других искушениях».

– Какого рода страдания наши более огорчают Духов, физические или нравственные?

«Ваш эгоизм и ваше жестокосердие. От них происходит всё: Духи смеются над всеми мнимыми бедствиями, порождаемыми гордостью и честолюбием; они наслаждаются теми, которые могут сократить время вашего искупления».

– Наши родители и друзья, прежде нас перешедшие в мир Духов, больше ли симпатизируют нам, чем посторонние?

«Без сомнения, и часто они покровительствуют вам, как Духи, смотря по степени своего развития».

– Сочувствуют ли они привязанности нашей к ним?

«Очень; но они забывают тех, кто их забывает»

– Могут ли Духи отклонить бедствия от некоторых лиц и доставить им благоденствие?

«Не всегда, потому что есть бедствия, которые входят в состав целей Провидения, но они всегда уменьшают ваши страдания, придавая вам больше терпения и покорности».

Книга Духов

* * *

Выйдя от брата, я решил пройтись пешком. В последнее время бывать на воздухе не удавалось. Ветер поутих, стало теплее. Мне нравилась эта длинная прямая улица, которая тянулась в сторону центра города от Серебряного Бора. Как-то незаметно я перешёл от генеалогических размышлений к рассуждениям историческим.

Тот «пенсионер в штатском» считал, что выбор, угодный Богу, невозможен в силу отсутствия в Природе разницы между добром и злом. – Станьте выше всего сущего и вы сам Бог. Тогда посмотрим, какой выбор делают власть предержащие чаще всего. Может быть, окажется, что какому-то из них, они следуют преимущественно, как правило, или всегда? И ещё посмотрим, как сам народ оценивает выбор своих вождей. А заодно выясним, в чью пользу они совершают этот выбор чаще – народа или свою собственную?

Один известный учёный на какой-то межвузовской научно-методической конференции, извинившись за употребление мелкоуголовной лексики, в узкокулуарном дыму перерыва заметил, что слово «крысятничать» можно применить к власть имущим в том случае, если депутат, партия, чиновник или министр, не взирая на ограничения и ответственность, берут с кресла больше, чем дают государству и обществу. Конференция, кажется, была посвящена проблемам развития научно-технического прогресса в условиях одичавшей от долгожданного капитализма страны.

Не крысятник ли депутат, имеющий массу льгот, не являющийся на заседания из-за занятости своим бизнесом или явившийся на него, чтобы протолкнуть выгодный кому-то законопроект? – пояснял свою мысль тот учёный. – Не крысятничают ли депутаты и министры, которым органы государственного управления предлагают купить участки на морском берегу по смешной цене? А как назвать иначе главу семьи, разросшейся до полигамного неприличия и разбогатевшей на ваучеризации, инфляции, дефолтах и распродаже с молотка мощи страны? А фуфлогонов, швырнувших сверху идеи обновления, чтобы от их левых и правых соратников не успели снизу отодвинуть корыто, наполняемое из спецраспределителя? А некоторые партии, выражающие интересы давших им кормушку олигархов, ненавистных народу? И всех тех, кто из алчности, тщеславия, гордости, мести, ревности и даже любви, в угоду личным амбициям и интересам, обворовывают государство с людьми, живущими в нём? В угоду этим амбициям были начаты война в Афганистане, перестройка, вхождение в дикий рынок, траты астрономических сумм на организацию бесконечных выборов в беднеющей стране и замещение чиновниками подавляющего числа казённых кресел.

Всемирная история могла дать ответ на многие вопросы. Надо было всего лишь заглянуть в её не смытые временем и не стёртые заинтересованными лицами скрижали. Как ни прячь, как ни выворачивай её, ответ про исторические грабли, на которые уже наступали, всегда найдётся. По версии историков, Наполеону, недовольному бесплодием Жозефины, было дважды отказано в получении руки великих княгинь – сестёр императора Александра I – в 1808 году – Екатерины, а в 1809 – Анны Павловны. Идя на поводу своей амбициозной закомплексованной натуры, плотоядный деспот, любивший унижать даже своих генералов на поле брани, потерял всё – и жену, и армию, и власть. Неудачное сватовство задело гордого корсиканца так, что он кипел от гнева, и личного оскорбления простить не мог. Оно должно было быть смыто кровью и, разумеется, чужой. В итоге 12 июня 1812 года французская армия вторглась в Россию. Ведь его, перед которым трепетала вся Европа, унизили дважды. Уже в изгнании свергнутый император жалел не о том, что начал войну, а о том, что потерял престол, не женившись ни на одной из государевых сестёр. А это похуже, чем последний чемоданчик с баксами в метро оставить. Вот пример простого политического цинизма любовника-страдальца в романтическом ореоле. Если бы мы сами почитали, сколько преданных и брошенных им на произвол судьбы отступающих солдат осталось на обочинах смоленской и литовской дорог, а не внимали с умилением, как барышни, историям о французской любви с фиалками в голове, мы бы поняли, что политику и любовь следует держать отдельно, как пиво от мух. Но со школьной скамьи у меня остались только смутные воспоминания о народе, поднявшемся горой за своего государя-императора, и Москве, которая не пошла к супостату с повинной головою.

Обычно о крысятничестве нам сообщают несколько отстранённо и в изолированном контексте (мол, я – не я, и лошадь не моя), хотя где начинаются и где кончаются культ личности и коррупция, никто не знает. Это чтобы точное синтетическое представление обо всех царствующих особах сразу не трансформировалось в нелюбовь к истории родной отчизны. В школе было как-то не с руки на каждом уроке рассказывать детишкам об очередном запятнавшем себя негодяе, с которым связана героическая история победно шагающей страны. – Вдруг они спросят у родителей: как так, о каком таком неприглядном житье-бытье в нашем славном пятом измерении нам заговорили? И пожалуются на ругливую тётеньку в синих чулках, со строгим, а потому смешным пучком на затылке, размахивающую лазерной указкой над портретом бывшей сиятельной особы как топором над лобным местом. А очередная особа опять умудрилась впасть в одновременную крамолу и сверху, и снизу, хоть тресни, повторив судьбу своих предшественников. От родной истории, изложенной «училкой» по такой методе, можно запросто перейти к родине, а от неё к государству, а последнее, никуда не деться, – это «я». А «я» диктовало учебные программы для школ, лицеев, колледжей и училищ, потому что только оно знало, кого, сколько, как и когда надо ругать. А кого хвалить, и так ясно в любую погоду. Теперь, может, никто ничего не диктует, и тогда – пиши учебники, какие попало, кому не лень (выяснилось, что не лень многим). Традиция есть традиция – сначала нельзя ничего, потом можно всё и даже то, что нельзя никому и никогда. Думаете, что историки оценивают прошлое иначе, чем народ? Разница в том, что первые догадываются о будущем второго. Задним умом у нас знаете ли… но вот соломки под зад вечно не хватает – ни историкам, ни электорату. Теперь понятно, почему даже бывших вождей на уроках не рекомендовалось ругать, на чём свет стоит? – Если на экзамене все такие уроки враз без шпаргалки вспомнятся, что с экзаменаторами станет? – То-то.

Все руководители министерства внутренних дел, возглавлявшие его с 1917 по 1991 год, закончили жизнь как изменники и шпионы у стенки либо за стенкой или в психушке, либо самоубийством, или уйдя в бесславное небытие. И следов не сыскать. Это вам не деревенский погост за околицей, где все закончившие земной путь, пахали, сеяли и теперь лежат вместе. И что бы изменилось, если бы меня поправили и сказали об одном-двух исключениях, что какой-нибудь Щедрин или Пугаев не умер собственной смертью… с двумя пулями в голове, а якобы дожил до разведения клубники на своих шести сотках? Читая биографии этих людей и документы об их деяниях, задаёшься вопросом, – жили ли мы в то же самое время или в параллельное? Трудненько же было отыскать доблестные традиции российского ведомства организаторам празднования двухсотлетнего существования министерства внутренних дел. Или легко? Ведь традиции представляют собой правила, а не исключения. Или празднуются уже не традиции? Тогда что мы постоянно празднуем?

Давным-давно в одной европейской стране тоже налево и направо рубили головы, правда, не кому попало, а королям, чтобы вставшие в очередь на трон, выглядывая из окна на пустующий эшафот, помнили, что подданные не слуги для битья, казна не карман, закон не дышло, а страна не приватизированный дворец. Ну, конечно, они всё равно продолжали крысятничать как рецидивисты-карманники на площадях средневековой Англии прямо во время казней. Натура, она всё равно своё возьмёт, – в этом она одинакова, что у так и не пойманного Джека-потрошителя, что у Петра, хранившего дома отрезанные головы своих врагов, или Наполеона, прозванного Нострадамусом Губителем. Но в том королевстве постепенно смикитили, что когда рубят головы королям, нищий люд тоже страдает, а надо бы, чтобы и те, и другие пребывали в здравии и, главное, – не докучали друг другу революциями. И перешли на эволюции, правильно решив, что вверенное королевство не должно походить на американские горки, русские карусели или национальное шапито. Коли уж королям вместе с народом тесно, а врозь скучно, выход у очередного Людовика или там какого-нибудь Франциска (или Луи) был один. Он должен был заменить постройку своего лобного места на обустройство парламента. Но не пальцем деланного, потому что такой от эшафота не спасёт, крысятничать не запретит и народ не успокоит. Вон наш первый царь Иван Грозный тоже дозволял созывать Земский собор и правил с участием Избранной рады, а когда его опричники вместо демонстрации «мандата» шепотком произносили: «слово и дело государево», народ пуще, чем от сотрудников НКВД в стороны шарахался, и обязан был оказывать им всяческое содействие безмерно и всесторонне. А что было бы, если б сам царь перед вашим носом палкой с набалдашником о пол долбанул? Когда Иосиф Виссарионович, простите, Иван Васильевич появлялся в таком парламенте, бояре со свиноподобными рожами скрипуче-эйфорическими голосами из довоенных хроник приветствовали и рукоплескали. Поэтому, вероятно, традиция сажать в острог тех, кто первым раньше времени прекращал аплодисменты, пришла к нам ещё из того завоевания демократии. В общем, Иван Васильевич, самодержец всея Руси, как и Иосиф Виссарионович, вождь всех времён и народов, своей профессии не поменял и до самой кончины занимался исключительно укреплением государства, личной власти и органов государственной и личной безопасности, а больше ничем. Когда Михаилу Горбачёву напомнили про общую длину колючей проволоки, вычеркнутой цензорами из всех советских словарей, разгорячённый «генеральный президент» резко одёрнул тех, для кого затеял перестройку, чтобы впредь над партией глумиться было не повадно. Понятное дело – таким макаром из разбитого корыта с мутной водой недолго и ублюдочное демократическое дитя выплеснуть.

Ну, а в том королевстве теперь такой разгул демократии, что об этом помнит каждый чужестранец, приобретающий билет туда и обратно – из-за регулярных забастовок можно просидеть на вокзалах и в аэропортах не одни сутки, похрустывая сникерсами, пока очередные требования не будут выполнены. А чего можно добиться символическим битьём асфальта шахтёрскими касками перед зашторенными окнами или голодовкой инвалидов-чернобыльцев, встречаемых властью неустаревающим лозунгом первого наркомздрава: «Здоровье трудящихся – дело рук самих трудящихся»?

В одном архиве кинофотодокументов до сих пор пылится плёнка, которую не крутили почти за всё существование Советской Власти – это шокирующие документальные кадры дня смерти и похороны Владимира Ульянова. В них перемешано всё: горькие слёзы, пар протяжных заводских и паровозных гудков, нескончаемые шествия, вереницы убитых горем людей, траурные митинги, бесконечность движущихся по снегу к Москве процессий – так велика была неподдельная скорбь народа, размер которой лучше было от него же скрывать. А вдруг начнут сопоставлять, сравнивать, вспоминать аналогии? А с чем? – Похоронами Сталина? Не дотягивает. Или сошедших один за другим немощных агонизирующих старцев из сказки о потерянном времени, годившихся разве что для рекламы биостимуляторов, отдыха в закрытых здравницах и качества продуктов из кремлёвского пайка? А ведь было, зачем страдающим недержанием мочи дегенератам и «верным продолжателям» ленинских идей прятать плёнку. – Затем, что они хорошо знали, – даже к тиранам народ относится по-разному: к одним хорошо, а к другим, мягко говоря, не очень. А как можно относиться одинаково, когда, например, одни в XVIII веке с потом и кровью присоединяли Крымское ханство, а другие в XX по пьяной лавочке его, наоборот, – отсоединяли? У политиков, как и у писателей – выпил с утра – и весь день свободен от проблем. Зато теперь проблемы начались у трёх народов, живущих на территории бывшего ханства, не считая народов стран североатлантического альянса и длинного списка озадаченных президентов, министров иностранных дел и обороны. И, может быть, включая ООН, стены которой ещё помнят грохот о трибуну башмака того, выпившего с утра.

Вожди, в отличие от рядового народа (ну и слово), научились извлекать уроки истории. Сталин, например, учился закручивать гайки, читая с красно-синим карандашом самого Макиавелли, да так преуспел, что резьба у него, то есть у нас, «винтиков», никогда не срывалась: сначала крепко – почти до срыва, потом ослаблял. И винтику казалось, что торчать в резьбе стало «лучше» и «веселее». А если вождь каплей маслица сверху капал, винтик пуще безмасляного скрежетал от восторга: «Да будет Вам, товарищ Сталин нас, простых винтиков, баловать! По многочисленным просьбам винтиков просим Вас всё масло передать на великое дело борьбы с внутренней и мировой коррозией. Ура». Главное, чтобы не было войны, а о том, что ни будь Сталиных, могло бы не быть не только войны, но и куда более худшего, – никому и в голову не приходило. Да, так было.

Любовь к мумиям вождей неизбывна, но вот вопрос: почему не иссякает когорта Губителей и Поклонителей? – Они что, и там – после земной жизни нужны друг другу? – Сомневаюсь. Однако, по всему по тому наиболее жестокие кумиры по ещё никем не открытому до конца закону садомазохизма попадали кто куда – кто в пирамиду, кто в мавзолей, кто в стену с зубцами. Ну и, конечно, в учебники для средних школ. И всё в результате написания кандидатских и докторских диссертаций, призванных освещать тёмные закоулки прошлого.

В длинной истории государства Российского не существовало ни одного более или менее оскандалившегося деятеля, с которым бы не было связано повторение историй коротких из более раннего прошлого. И неважно, кто выступал примером – маленький кривоногий моральный урод Наполеон I, прозванный Нострадамусом, между прочим, ещё до его рождения Губителем, или огромного роста Пётр I, чья жестокость выходила далеко за грань патологии буйного сумасшедшего той же категории, или ещё кто с нормальным телосложением и остальными органами. Но эти оба прославились. Их именами называли рестораны и города, коньяки и сигареты и державно гордились. Они остались Великими, хотя истории не стоит забывать и о тех, кто поменьше. История, как и солнце, принадлежит всем, а не только мягким и улыбчивым цензорам, доводившим историков до инфаркта.

Секретарь саксонского посланника писал однажды своему королю о Екатерине I: «Она вечно пьяна, вечно пошатывается, вечно в бессознательном состоянии». Перед приездом Екатерины II (1785 год) в Москву, губернатор издал постановление – выгнать всех нищих из города, «дабы видение там такого числа нищих её не обеспокоило». Через 195 лет история повторилась там же. Царский министр путей сообщения Кривошеин строил южную железную дорогу с таким расчётом, чтобы она проходила через его имение. Последний царский министр Протопопов, желая удержать власть и влияние при дворе, сделал распоряжение по полиции посылать императрице с разных концов России телеграммы с изъявлением верноподданнических чувств. Людовик XIV для возвеличивания блеска своего царствования стал осыпать золотом и подарками художников, писателей и поэтов, которые прославляли его в произведениях, описывая благосостояние страны и высокий разум правителя. Приблизительно так, как пелось народом у нас позднее:

Прошла весна, настало лето,

И я от радости кричу:

Спасибо Партии за это

И лично Леониду Ильичу!

Путь к высокому креслу никогда не был заказан ни вору, ни развратнику, ни даже убийце. Тогда зачем эти рассуждения «для себя»? – А вот зачем. В своё время в моём институте был проведён опрос об исторических фигурах прошлого. «Хитрые» вопросы анкет вывели исследовательский коллектив на субъективные представления людей о роли и оценках личности в истории. Удивительное дело – почти все опрошенные признавали тиранов и деспотов Великими и негодяями одновременно. Респонденты использовали двойные стандарты в своих оценках, очевидно, полагая, что к Великим нужно применять шкалу с такими же крупными делениями. Ан нет. Ко всем прикладывается одна и та же линейка – и к нефтеналивному и горюче-смазочному олигарху Кузькину, ежегодно грозившему устроить перед уборочной или посевной крах экономики поднятием цен на природные ископаемые из народных недр, и к плотнику Иисусу Христу, и к начальнику кочегарки, даже если она там, куда ни за какие коврижки не захотят попасть ни выжившие безбожники, ни твердолобые атеисты. У Всевышнего нет двойных стандартов и одно мерило на всех, – например, на всех взятых сидящих по струнке вдоль стола министров, от которых предотвращение экономического кризиса зависит меньше, чем от одного Кузькина, повелевшего, что в этом году свою мать показывать ещё рано, а в следующем – посмотрим. И наплевать было этому сукиному сыну, что в других нефтедобывающих странах своим гражданам бензин продавался в несколько раз дешевле, чем чужим – пусть платят как все, – здесь он хозяин всего! И чихать ему на законодательную, исполнительную и судебную власть с высокой колокольни. Рост цен на энергоносители приводил к росту на всё остальное, зато за рубежом кем-то приобреталась недвижимость, включая бегающих по зелёному полю игроков. «Нищета закончится, когда начнётся здоровая конкуренция», – вещали с экрана дяди, принимающие серьёзное выражение лица. А кто влиял на создание здоровой конкуренции? – Полуголодный народ? Дескать, наследство нам плохое оставили – нерыночное. Вот с таким наследством который век и живём.

А вот и причина двойных стандартов в оценках личности и деяний своих правителей. Исконными корнями русского народа были защита Отечества и семья, стоявшие на первом месте, а не благосостояние, не говоря уже о сегодняшнем лихорадочном обогащении.

Именно народ и никто другой создаёт славу своим вождям, – как историк, я хорошо убедился в этом. Гордость за своего тирана, а не презрение к нему – вот высшее достижение правителя. Крысятничать и не получать при этом одобрения широких масс было «западло». Вам не приходилось слушать ностальгические откровения о своей молодости еле шаркающих гитлеристов-сталинистов? Они до сих пор уверены, что их вождей незаслуженно оболгали, и справедливее тех вождей в природе нет, и уже никогда не будет. За сим и отходят в прошлое, оставляя после себя зелёную поросль с чёрно-красной символикой.

Народ не любит карьеристов и воров, и он скорее возлюбит деспота, чем тех правителей, которые жили и правили для себя, разваливая страну и её уклад. Но здесь вряд ли можно разобраться, если не понять, что власть слаще любых денег, деньги важнее благосостояния народа, а благополучие последнего по сравнению с личной властью, вообще ничего не стоит.

Народ привык жаловаться не на жестокость, а на несправедливость. И поэтому он стерпит любую жестокость, лишь бы она казалась справедливой. «Мы ж не Франция какая, чтобы смуту подымать», – как писал Леонид Филатов. Правитель-тиран, сумевший поднять государство, несмотря на жестокость к подданным, народом не забудется спустя многие поколения, а тираны, ослабившие державу – воры или маразматики, уйдут в забвение. Но у таких правителей народ ещё никогда не жил в благополучии, ибо даже мощное государство ещё не синоним сытых подданных. Цивилизованное общество всегда отличает правильное обращение с большинством, а не мощь.

Идея государственности – укрепления державы делала деспотов для народа ближе своей рубашки к телу, которую он всегда был готов отдать на общее благо. Жаль только, что люди иногда принимают их за мучеников, тоже готовых снять с себя последнюю рубаху. Не копайтесь зря в истории – ни одного такого случая даже в качестве исключения не найдёте. И не пытайтесь отыскать этих мучеников в подпольях, шалашах и на каторгах – там их тоже не было. А если что и было, то только ради своей власти. Когда в одной бывшей республике, где под бренькающие мелодии пьют зелёный чай, не снимая расшитых бескозырок, однажды подсчитали голоса избирателей, счастливый избранный подпрыгнул и расцеловал милиционера, которого раньше не согласился бы облобызать ни за что на свете. А другой лидер, почувствовавший при голосовании на одном из довоенных съездов ВКП (б) тень недоверия к себе, как к генсеку, уничтожил подавляющую часть его делегатов. Физически.

Надо ли любить вождей, укрепивших державу, но проявлявших жестокость к своим подданным? Ведь историческая альтернатива ничего другого народу не предлагала. Что же предлагала та же альтернатива самим вождям?

Своему народу весьма импонировал Гитлер, ещё не до конца разогнавший машину террора и выполнивший своё обещание поднять экономику, дать работу, пиво и сосиски. И народ счёл это главной справедливостью наряду с реализацией идей «бесноватого» фюрера, накормившими этот народ.

Народ уважал Петра Великого – за евроокно, евроремонт образования, армии, флота и вертикали власти. Он тоже терпел жестокость государя, усматривая в укреплении державы высшую справедливость. Ещё раньше народ уважал Ивана IV, внутренняя политика которого тоже сопровождалась массовыми репрессиями и усилением закрепощения крестьян. Он лично сажал на кол и казнил людей как Александр Македонский и Пётр I, которых потом назвали Великими. Но уважение вызывала политика внешняя – Иван Грозный покорил Казанское и Астраханское ханства, полностью сделал Волгу русской рекой, начал освоение Сибири, и память о князе и царе осталась в веках. Сталин умел возвышать и награждать не только людей из своего окружения, но и отдельных представителей народа, и это тоже казалось великой справедливостью отца и учителя. И был построен Советский Союз. А приказы о планомерном и целенаправленном уничтожении десятков миллионов сограждан принародно не отдавались. Большинство населения в то время об этом и не догадывалось. Точно так же народу казался справедливым диктатор Бонапарт, победоносными войнами существенно расширивший границы империи, пока не поняли, что нечего ждать добра от уродов, и не сослали его на остров Святой Елены под присмотр англичан. Боялись, что он захватит власть в третий раз. Кстати, жил он там совсем неплохо: при вскрытии выяснилось, что Бонапарт имел на животе пятисантиметровый слой жира.

Мы гордимся именем Петра и его городом, построенном на костях, и незаметно замолкаем, услышав про сталинский Беломорканал, хотя это одно и то же. Неужели надо специально доказывать, что Чингисхан, Македонский, Гитлер и Ленин со своей идеей о мировой революции, – то же самое. Одна шайка-лейка ненасытных гурманов, мечтавших покорить весь мир. Может быть, не случайно в сумасшедших домах так любят называться их именами? Мы не понимаем, что недопонятое нами прошлое, не способно увести в желаемое будущее.

Правитель – всегда продукт той же эпохи, что и народ. Его сознание зависит от самосознания народа. Осознал бы последний, что такое «ваучер» раньше того, кто его изобрёл, и мы бы никогда больше об этом новаторе не слышали. Сидел бы сейчас в какой-нибудь колхозной бухгалтерии в протёртых нарукавниках, начисляя костяшками за трудодни. А то, может быть, вы думаете, что такие изобретатели любят утруждать себя поисками исторической альтернативы? – Да у них она всегда одна: пан или пропал. Однако опытные международные (и свои тоже) консультанты со слегка рыкающим английским, мягкими манерами и твёрдым характером пропасть не дали. Потому что имели два высших образования, лишь одно из которых было экономическим. В результате народ заранее был записан в издержки захвата власти и остался «с носом».

Я понимал, что известные всем факты никому не смогут доказать новую теорему, но верил: не до конца раскрытая правда о невезении на вождей таится где-то рядом. Нам нужна не «формула власти», как называется одна из телепередач, а формула властолюбца, которого нельзя допускать во власть. И нам нужна другая теорема, о которой мало, кто знает, говорит и думает. Но какая?

Если цель правителя – исключительно укрепление государства, его безопасности и незыблемость основ державы, в которой живут бедные и подавленные люди, а средством её достижения являются лишь грабёж и жестокость к своему народу, – зачем людям такое государство? – Чтобы страдать не от набегов варваров, а от собственных извергов, побираясь в своей стране? Или мы ждём, что наступит очередь «доброго царя»? Или мы по-прежнему предпочитаем извергов варварам, потому что в нас сидят исконные корни о защите Отечества и семьи?

Найдя в пустом платяном шкафу одинокую вешалку с кителем генералиссимуса после его смерти, идолопоклонники десятилетиями передавали поколениям легенду о неслыханной скромности вождя всех времён и народов. О том, что когда надо, он открывал сберкнижку, никакой суммой не ограниченную, эти люди не говорили. Но крысятничество генсека совсем не в этом: во время войны всё его ближайшее окружение питалось персиками и шоколадом. Он украл жизнь нескольких поколений, продал их и купил для себя власть, сопоставимую лишь с числом умерщвлённых. А вы бы поверили схваченному на месте домушнику, что в отсутствие здравствующего министра финансов, он нашёл в его доме только тридцать тысяч деревянных? – Я бы поверил, но легенду из этого складывать не стал, потому что, хотя время и другое, страна всё та же.

На самом деле жестокость никогда не может быть ни справедливой, ни оправданной. И ей всегда может быть найдена альтернатива, поскольку другой должна быть не история, а люди. И, значит, дело в чём-то ином. В чём? – Пока будешь искать эту альтернативу, – потеряешь власть? – Очень близко к истине.

От жестокого правителя можно ожидать тирании, от алчного – нищеты обобранных до нитки подданных, но от тщеславного властолюбца можно ожидать всего, ибо власть для него дороже денег и, тем более, человеческой жизни поколений его современников.

Главный дьявол сидит не в ощущении тяжести кейса с туго набитыми купюрами, а в том, что называют ощущением власти. Поди поймай за хвост это рогатое ощущение, если народ слаще морковки ничего не пробовал. Народ даже поверить в то, что власть, особенно, единоличная, слаще любых денег, не может. Он думает, что целью любой партии является борьба за его благополучие, а не приход к власти. То есть, конечно, сначала чей-то приход, а потом уже борьба за своих обездоленных граждан. Например, есть партии, финансируемые олигархами и пенсионерами, которые тоже борются за своих обездоленных избирателей. Глупости всё это, так не было и не может быть. Простейшим доказательством является то, что олигарх может стать членом партии пенсионеров. Сначала бывает борьба за власть, а потом «приход» наслаждения властью. И снова борьба за постоянное укрепление мощи, неприкосновенности и концентрации власти для усиления наслаждений. Это наркотик, требующий увеличения дозы. А то вдруг наслаждения ослабнут или вовсе пропадут? Народу, вечно на что-то надеющемуся, всегда достанутся одни рожки да ножки, так как электорат нужен исключительно в день борьбы за власть и её укрепление для усиления наслаждений. Биологический закон о собственной рубахе на своём теле, получившем эту рубаху. А труды классиков, лозунги, призывы – всё это теория и практика получения личной власти чужими руками. Вы дадите незнакомцу деньги без расписки? Тогда почему без расписки вы вручаете кандидату на выборах свою судьбу и судьбы других заложников? Это ведь не ломбард, и выкупите ли вы заложенное, от вас не зависит. Или вы можете отозвать из власти избранного мошенника? Но известно, власть «за так» не отдают. – Классики не любили отрицать очевидное. Можно, конечно, устроить так, чтобы не кандидат нам давал свои предвыборные обещания, а мы бы вручали ему свои требования, на которые он с радостью как наш слуга, соглашался. И брал их под большие проценты – согласно тому биологическому закону, то есть под свою собственную рубаху вместе со шкурой, которые с него снимут, если он вздумает чего-нибудь недовыполнить. И тогда, как бы, получится, что он сам заложил свою судьбу с последующим правом выкупа. Это справедливо, и поэтому сделать ещё сложнее, чем придумать закон об отзыве мошенника или уговорить мошенников принять готовый закон.

Если бы хотя бы одно обещание было выполнено, мы бы стали жить лучше, но лучше начинают жить лишь те, кого мы выбираем. О нас забывают до новых выборов. Нам постоянно лгут сверху, а мы всё время лжём друг другу. Мы не знаем действительного положения вещей, но надеемся на то, что оно приведёт нас к лучшему завтра. Не приведёт, потому что не мы выбираем свой путь, и у нас нет никаких гарантий. Они появляются, если становится известной правда. А пока, правда такова, что люди, избранные нами, ещё ничего не изменили и ничего изменить не смогут. Но это не вся правда.

Власти, как и денег, много не бывает. И как деньгами, ею не хотят делиться. Так же, как деньги, её стремятся увеличить и защитить, чтобы никто не мог отобрать как Бастилию или Зимний. Власть, как и деньги, можно передать своему преемнику, если она становится бесполезной и даже опасной. Власть, как и деньги можно честно заработать. Но много ли можно заработать честным путём? Большие деньги можно лишь украсть или взять силой – как и большую власть. И за то, и за другое убивают каждый день. Десятками, тысячами, миллионами.

Но самому алчному хватит и одного банка, а самому властолюбивому и одной страны будет мало, – захочется владеть миром. Ради денег можно убить несколько человек, ради власти – десятки и сотни миллионов людей. Ради денег можно проявить жестокость несколько раз. Ради власти надо оставаться жестоким всю жизнь вплоть до помещения в пирамиду, мавзолей или стену.

Тот, кто продолжает считать, что во власть идут, чтобы ещё больше иметь денег, так ничего и не понял. Правда, насколько любит деньги человек, оказавшийся на вершине власти, сказать трудно. Деньги – это эквивалент того, чего у тебя пока нет. А если есть всё, что даёт власть? Трудный вопрос, хотя, если большая власть будет потеряна в одной стране, не менее огромные деньги могут остаться в другой. Но патологическое властолюбие или алчность должны предполагать такую же патологическую жестокость, иначе ни власти, ни денег не видать. А с границами патологии своих вождей, включая и безразличное отношение, народ может разобраться и сам – он хорошо их чувствует. Только сначала народ должен понять, что если «топнет ногой», уже сейчас сможет жить лучше. И сделает это наперекор двум дядям, один из которых появляется, чтобы сообщить о скором улучшении жизни на один медяк, а другой, чтобы повелеть первому улучшить её на два. Однако, других способов изменить жизнь история не знает – или ногой во власть, или ногой о землю.

Но вот последний и единственный вопрос: до каких же границ должна простираться патология жестокости, алчности и властолюбия Чингисханов, Александров-Завоевателей, Наполеонов, Гитлеров, Петров Великих, Иванов Грозных, Ульяновых, Джугашвили и прочих, мало чем отличающихся от царя Ирода Великого или Калигулы, чтобы история, не сворачивая на обочину и не останавливаясь, могла идти вперёд, а не назад? Например, на ту обочину в несколько десятилетий существования Советской Власти, конец которой с точностью до месяца предсказывал Мишель Нострадамус? Заметьте, я не ставлю вопроса о нужности всех перечисленных и не названных лиц – для равновесия в природе нужны даже вороны, уничтожающие крыс. Но не слишком ли много людей с патологическими отклонениями и криминальными наклонностями собирается в одном месте?

Нет, ни история, ни люди не должны допустить, чтобы последующие поколения гордились гнусными преступниками и террористами, в какое бы время те не жили. Глупость сказал тот пенсионер, не читавший библейских пророков. Потому что Природа знает, что есть добро и что есть зло. Она только хочет, чтобы мы сами делали свой выбор, а не кто-то, посчитавший себя за Всевышнего, делал его за нас. Выбор добра привёл бы нас к иной жизни, а зла – к такой, какая она есть. А та конференция началась с доклада, в котором сразу прозвучали слова о том, что новые технологии ещё не сделали счастливым никого в мире. И не один правитель укреплением личной и государственной власти не осчастливил ни один народ.

Однажды в детстве поздним вечером выходного дня мама с отцом что-то готовили на кухне, из которой доносились кулинарные запахи. Я не слышал, о чём они говорили, и уловил лишь последнюю фразу отца: «…они все хотят быть похороненными в кремлёвской стене». Родители никогда не разговаривали при нас с братом о политике, – возможно, у старших поколений было так принято. Та фраза была сказана просто и по-военному коротко. Она была чётким обозначением тщеславия и тяготения к власти, той, которая слаще любых денег. Как же о многом мы не успеваем спросить уходящих от нас. Как-то отец сказал, что военному на могиле будет довольно и обычной металлической пирамидки со звездой. Ему поставили мраморный памятник, на котором он был изображён в форме. А на маминой могиле был поставлен дубовый крест.

Мне вспомнилось теперь уже далёкое детство, начавшееся в одном из военных городков за колючей проволокой. И хотя мне было всего семь лет, когда мы уехали из Сибири, мне и сейчас почему-то казалось, что люди там другие, не такие, как вокруг. Другой была даже погода: больше солнца, меньше дождей, и не перемешана зима с летом.

В этот момент, оказавшись на остановке, я заскочил в подошедший троллейбус, вставил в уши наушники плеера и включил его. Распутина запела «Я родилась в Сибири». Эта песня была будто о моём детстве. Может, я любил слушать Машу, потому что когда-то она жила в маленьком сибирском посёлке, а место, где служил мой отец, возможно, находилось где-то совсем недалеко. Ностальгическая песня. Годы идут. Права Галя – жениться надо. А в песне этой мне нравился не только мотив, но и каждое её слово. Наверное, меня, также как и певицу, тянуло в своё детство, в прошлое.

Я родилась в Сибири

С упрямою душой,

И там меня любили,

Я выросла большой.

Был цвет черёмух белых

И белый гул пурги,

А я всё песни пела

Под музыку тайги.

День за днём, а за зимою лето, —

Давным-давно мне надоело это.

Куда же вы, куда уходите года, —

Мои неповторимые года?

День за днём, а за зимою лето, —

Уеду я отсюда, я уеду.

Да только вот беда,

Да только в том беда, —

Не денусь от тебя я никуда!

Я родилась в Сибири,

В тайге над Ангарой,

И тяжелее гири

Была мне жизнь порой.

Не просто и не скоро

В крутом потоке дней

Попасть сумела в город

Я с песнею своей.

Я родилась в Сибири —

Там у меня друзья,

И там меня любили

За то, что я есть я.

Там тишина и горы

И звёзд полёт во тьму,

И, покидая город,

Я говорю ему:

Я родилась в Сибири

С упрямою душой,

И как меня любили,

Я выросла такой…