Читать книгу Покер пятого курса - Александр Георгиевич Шишов - Страница 3

К сожалению, курс теории вероятности, в отличие от наших коллег с теплофака, нам не читали, так что пришлось осваивать его самостоятельно. Зато как пример абсолютно не нужных навыков, у кого приобретенных, а у кого развитых в институте, было умение считать на логарифмической линейке.

Беру логарифмы. 1975 год. А.Шишов

Лично я логарифмическую линейку полюбил еще в детстве. У моего папы, военного летчика, штурмана эскадрильи в отставке, была замечательная, специальная, штурманская логарифмическая линейка. Широкая, в тёмно-синем коленкоровом плоском футляре, с каким-то военным, как мне тогда казалась, запахом дерева, пластика, авиационного бензина и переплетного клея. На линейке, при наличии обычных шкал, были еще шкалы для расчётов углов упреждения, погрешностей от постоянной и круговой девиации, а также других специальных авиационных параметров. Умножать и делить на ней меня папа научил еще во втором классе, и я, упрощая себе решение примерчиков по арифметике, часто использовал эту линейку по прямому назначению. Папа не любил, когда я без спроса брал его вещи (я и сам, как оказалось, тоже не люблю), но обстоятельства складывались так, что, когда он был дома, линейка мне была не нужна, а когда была нужна, то спрашивать было не у кого. И тогда я, предварительно тщательно вымыв руки, чтобы не оставлять следов на белом пластике, ею аккуратненько пользовался.

Мои глубоко скрытые выдающиеся математические способности были тогда ещё абсолютно не проявлены и не давали никаких намеков на их перспективное развитие, иначе папа никогда бы не сделал из логарифмической линейки тайник.

Однажды, классе в четвёртом, когда никого не было дома, я решил что-то посчитать. Со скрипом выдвинул тяжеленный верхний левый ящик огромного письменного стола с обтянутой зелёным сукном столешницей и, встав коленями на стул, заглянул в ящик. У папы в ящике всегда идеальный порядок и много всего интересного – пистолет-зажигалка, фонарик, портмоне с монетами. Логарифмическая линейка лежала на своем месте – на боку у левой стенки. Когда я её достал и раскрыл, то вслед за линейкой из футляра на сукно стола что-то выпало и покатилось. Это была шариковая ручка, да не простая, а с сюрпризом. Видимо, кто-то из знакомых моряков привёз и подарил её папе, а он от греха, то есть от меня, подальше запрятал, как ему казалось, в надежное место. Я поднял ручку и принялся её рассматривать. Внутри ручки стояли две тётечки в чёрных купальниках, это когда они вверх ногами, а если ручку перевернуть, то купальники медленно сползали, исчезали, и все глупости были видны. Одна была блондинка, а другая брюнетка, но и у одной и у другой самые интересные места были одинаково рыжими.

Ясность внёс мой дворовой авторитетный товарищ Шурик, и, кстати, тоже рыжий. Он был на год и девять месяцев старше меня, а отчим его работал парикмахером. Шурик-рыжий внимательно рассматривал ручку, раз сто переворачивая её туда и обратно, после чего, протерев рукавом рубашки бусинки пота, выступившие испариной на его веснушчатом лбу, он облизнул пересохшие губы и веско заключил:

– Крашеные, на голове точно крашеные.

Как хорошо, что он всё разъяснил. Представляю, каким убежденным идиотом пришёл бы я во взрослую жизнь. После обнаружения тайника пользоваться логарифмической линейкой я стал чаще и с удовольствием.

Авторитетный старший товарищ.1968 год А.Сегал (Шурик-рыжий)

Когда в институте пришло время логарифмировать, чтобы не смущать папу, я попросил у него 2 рубля и 2 копейки на покупку собственной обыкновенной логарифмической линейки Раменского производства в зелёном коленкоровом футлярчике.

В институте без логарифмической линейки, если, конечно, хочешь что-то знать, делать было нечего. Ну как ещё можно без таблиц Брадиса просчитать критерий Нуссельта устойчивого турбулентного режима движения жидкостей внутри труб, если в формуле есть и критерий Рейнольдса, и критерий Прандтля – оба с дробными показателями степени? Ни одна наша дипломная работа без этих расчетов не обходилась. Так сказать, специфика.

В те далекие времена нашего активного перебрасывания бегунка, вытягивания и затягивания средней узкой линеечки, шепча под нос что-то про мантиссу, ставя закорючки на краешке листика, рассчитывая порядок цифр и, с точностью до половины деления, получая результат, мы ещё не знали, что буквально через два года после окончания нами института придут, наконец-то, электронные счётные машинки, которые считали всё: и синусы с тангенсами, и показатели степени любой дробности, и логарифмы с любым основанием.

Появись они раньше, и не нужно было бы таскать с собой старую, добрую логарифмическую линейку – символ инженерного мастерства. Потёртую до нечеткости цифр, с разболтанным до невероятной погрешности измерений, постоянно слетающим прозрачным бегунком.

И отпала бы необходимость в длительном и изнурительном преобразовании обеих частей выражения, превращая дробный показатель степени в устойчивый, твёрдо стоящий в одном ряду с другими цифрами, коэффициент. Получать чётким выверенным движением, как завершающий мазок мастера, результат, фиксируя его на шкале, и торжествующе оглашать на всю аудиторию заветные цифры, надеясь, что у кого-то тоже получилось что-то близкое и похожее.

На смену деревянному аналоговому вычислительному чуду пришло чудо электронное. Глядя на мерцающие красным цветом тонкие ниточки цифр счётно-электронной новации, оставалось только одно – достать из футляра логарифмическую линейку, выдвинуть подлиннее среднюю тонкую планочку, прижать пальцем так, чтобы зафиксировать её в максимально выдвинутом положении, поудобнее сесть, прогнуться, засунуть тонким концом за шиворот и задумчиво почесать спину.

На этом глава 2 окончена. Она не имеет никакого отношения к развитию сюжета и никаким образом не отображает глубины комизма и трагизма, описанных далее событий. Просто вспомнилось и захотелось написать.