Читать книгу Инвестиции в золото - Александр Горшенин - Страница 9

Существовал в истории человечества такой период, буквально «золотой век», когда у людей было все, что им нужно, а денег не было ни гроша. И все были счастливы, потому что были равны. Настолько равны и счастливы, что жили в среднем 35 лет. Чуть дольше собаки и кошки, зато без Альцгеймера, склероза и Паркинсона. То время называлось «коммунизмом». Поразительно, что сейчас многие хотят его вернуть!

Но потом у людей завелись деньги. Сначала довольно нелепые, типа медных топоров или беличьих шкурок. Потом все более «настоящие», то есть золотые и серебряные. Это придало невиданный прежде прогресс экономике, материальному производству и прочей культуре быта. Из пещер люди ушли в дома. Обзавелись утварью, шубами, скотом, украшениями. Расцвело искусство, стала развиваться наука, возникла письменность, затем литература, наконец, кто-то изобрел колесо. Человечество плодилось и размножалось, несмотря на чуму, проказу и войны. Люди стали жить намного дольше и богаче. Наконец, были изобретены интернет, айфон и «Тик-Ток», а образ жизни, который еще полвека назад был доступен лишь «золотому миллиарду», теперь могут поддерживать едва ли не две трети населения планеты. Даже у жителей амазонской сельвы и африканских джунглей появились «чудеса техники»: холодильники, телевизоры, стиральные машины, автоматические посудомойки и роботы-пылесосы. На люксовых автомобилях могут раскатывать и безработные, а поездка в такси по карману обычному школьнику.

Как такое чудо могло случиться? Пока все – и люди, и семьи, и племена, и человечество в целом – жили натуральным хозяйством, каждый должен был обеспечивать себя сам. Каждый был и швец, и жнец, и на дуде игрец. Что, в общем, страшно неэффективно. Ну, не мог бывший кроманьонец Вася одинаково ловко управляться и с иголкой, чтобы сшить из пары шкур одну дубленку, и с топором, чтобы порубить дерево на дрова. Поэтому люди – а они уже в те древние времена были homo sapiens’ы как-никак – довольно быстро дотумкали до идеи специализации, разделения труда и обмена. То есть Вася, допустим, рубит вдвое больше дров, а Маша шьет две дубленки вместо одной, и они друг с другом обмениваются. Но продукт труда, предназначенный для обмена, уже является товаром. То есть хозяйство превратилось из натурального в товарное. И это уже был большой прогресс. Товарное производство ведь более эффективно потому, что каждый производитель сосредотачивается как раз на том, что у него получается лучше, а все прочее, необходимое ему, получает за счет обмена или серии обменов.

Затем произошло вот что. Люди стали все активнее обмениваться товарами друг с другом, отчего номенклатура древнего товарного производства быстро расширилась. Из-за этого прямой товарообмен невероятно усложнился. В итоге на доисторическом рынке появился некий специальный, обособленный товар, который лучше всех обменивался на другие товары. Поначалу это было нечто, нужное всем. Продовольствие, скот, орудия труда, украшения. Например, в Древнем Вавилоне деньгами служили мерки ячменя. У народов Северной Европы – связки шкурок диких животных. И так далее.

Это, на первый взгляд, логично хотя бы потому, что подобные «протоденьги» можно без проблем утилизировать в собственном хозяйстве, если обмен вдруг не задался. Ячмень – съесть, украшения – носить, из шкурок пошить муфту. Плюс при необходимости можно пойти в лес и настрелять себе еще немного «денег», куниц да белок. Хотя и хлопот с ними немало. Ячмень надо беречь от мышей, шкуры – от моли, драгоценности – от вора. Вдобавок у «недоденег» покупательная способность могла колебаться очень сильно. В урожайные годы ячменя было много у всех и курс его, например, к туникам сильно падал. В периоды же засухи ячменные «деньги» становились дефицитом у всех, и туники, которые прошлым годом оценивались в целый гур[24] за штуку, теперь шли всего лишь по сиклю[25]. Такая гиперинфляция не снилась даже немцам после Первой мировой.

Словом, уже в древнем мире люди смекнули, что пора переходить от «как бы денег» к «настоящим». Которые не зависят от капризов природы, не портятся даже за годы, удобны в ношении, хранении, передаче из рук в руки. Которых должно быть достаточно много, чтобы легко купить дом, и землю, и быка. И вместе с тем достаточно мало, чтобы заплатить хоть за крынку молока. То есть нужна сразу целая система денежных единиц.

Но это лишь полдела. Большой вопрос, как стало возможным убедить людей обменивать нормальные, качественные товары на непонятные предметы нелепой формы. Например, в Древнем Египте поначалу деньги выглядели так:

Рис. 2.1

На фото[26] из Британского музея – древнеегипетский дебен, мера веса и одновременно мера стоимости. Он был в ходу, начиная со времен Древнего царства (2700 лет до Рождества Христова). Уже тогда различался серебряный дебен и медный, причем второй был вдвое тяжелее первого и весил примерно три четверти тройской унции. В Новом царстве дебен потяжелел до трех тройских унций (около 91 грамма) и начал делиться на равные части – кедеты. Считается, что в одном дебене было 10 или 12 кедет. И, скажем, за четыре дебена серебра можно было купить рабыню, а за серебряный кедет – шесть бронзовых сосудов или полтора десятка льняных платьев.

До того, что кусочки металла намного удобнее в деловом и хозяйственном обороте, чем зернышки ячменя или хвостики белок, древний народ додумался очень быстро. Примерно за тысячу с небольшим лет. Но потребовалось еще одно усилие (и еще одно условие), чтобы люди от использования весовых кусочков металла в качестве денег смогли перейти к самым настоящим металлическим деньгам. И об этом – в следующей части.