Читать книгу Шоссе в никуда - Александр Горский - Страница 3

Глава 2

Оглавление

– Если я правильно понял, из машины вы вышли не сразу. А что вы там делали-то? Илья пристально смотрел на сидящего перед ним человека.

Мужчина смутился, явно не зная, что ответить.

– Ну так? – нахмурился Лунин.

– Понимаете, – заторопился Краснов, – мы живем с мамой. И папой. В общем, с родителями. С Наташиными родителями, – уточнил он.

– И что я должен понять? – удивился Лунин.

– Ну как же, – Краснов доверительно подался вперед, – у нас Гришка. Пацан. Шесть месяцев ему. А квартира двухкомнатная. Теперь понимаете? Гришка либо орет, и все вокруг бегают, либо спит. Это, значит, все на цыпочках. А нам-то с женой тоже вместе побыть хочется. Вдвоем, ну вы понимаете. А где быть, если мама у нее уже на пенсии. Целыми днями дома сидит. Представляете? Я ей говорю, мама, сходите воздухом подышите, а она мне, ничего, у меня в комнате форточка приоткрыта, воздух ко мне и сам приходит. Я ей говорю, мама, сходите в кино, а она мне знаете что?

– Что?

– Ничего. С дивана пультом от телевизора помахала, и все.

– Да уж, – Лунин сочувственно вздохнул, – улучшать вам надо жилищные условия. Хотя, если честно, – Илья взглянул на разложенные перед ним фотографии, – глядя на вашу машину, и не подумаешь, что у вас такие трудности.

– Вот, вы еще. – На лице Краснова появилось обиженное выражение. – Мне теща за этот крузак все мозги вые… выела, теперь вы вот. Ему уже шесть лет считай, вот в сентябре будет. Не так уж дорого стоит, между прочим. А мне по работе надо, чтобы тачка солидно смотрелась.

– Даже так?

В протоколе допроса в графе «место работы» уже было указано, что Краснов Никита Александрович трудится в частном охранном предприятии «Гарант» в должности заместителя директора, однако кого и от кого «Гарант» охраняет, Лунину было неизвестно.

– Ну да, – кивнул Краснов, – у нас контингент работает, честно скажу, так себе, люди простые. Ты, если ими руководить берешься, должен на них впечатление не только словами производить.

– А чем, кулаками, что ли? – Илья с сомнением посмотрел на Краснова.

– Да всем, порой и кулаками, но это, конечно, крайний случай. Надо, чтобы они понимали, кто главный. Нутром чуяли. А для этого все имеет значение. И как ты говоришь, и как выглядишь, и на чем ездишь. А мотаться много приходится. Мы ведь и нефтебазы за городом охраняем, и рудники, по золоту три артели. А они вообще за сто километров в тайге.

– Так ведь и платят, наверно, неплохо? – Лунин сам не знал, зачем задал этот вопрос. Возможно, слишком уж заманчиво блестела решетка радиатора красновского «лендкрузера» на фотографии.

– Да чего там платят. – Никита недовольно поморщился. – Контора дядьки двоюродного, когда шел, так он обещал чуть не золотые горы. Теперь вот уже два года все за него тяну, а так обещаниями и питаюсь. А с них навару не шибко много.

– Угу. – Лунин сложил губы трубочкой и отложил в сторону фотографию «лендкрузера». – Так, значит, вы с супругой какое-то время сидели в машине. Правильно?

Краснов кивнул.

– Ничего необычного не видели, не слышали?

– Да нет, конечно. У нас радио играло, да и с заднего сиденья разве что разглядишь?

– С заднего, угу… – Держащая ручку рука Лунина замерла над протоколом допроса. – В смысле – с заднего? Вы оба сзади сидели? А кто за рулем тогда был?

– Слушай, майор, – не выдержал Краснов, – ты чего? Реально не понимаешь или дуру гонишь? Мы приехали, пересели на заднее сиденье… Трахались мы там, черт тебя дери!

– А что вы так нервничаете? – Лунин положил ручку на стол и откинулся на спинку кресла. – Давайте немного поспокойнее.

– Поспокойнее, будешь здесь поспокойнее. Я второй день только про это и думаю.

– Про что?

– Про то. Мы в машине этим делом занимались, а рядом, в тридцати метрах от нас, люди умирали. Ладно, днем. Так не успел ночью заснуть, мне этот БМВ чертов приснился. Стоит и габаритными огнями мигает, зовет меня. Я подхожу, а они там все трое, ну этот мужик и две бабы, сидят на земле, к машине прислонившись. Машина белая, они сами все в белых одеждах, а на животе у каждого красное пятно с футбольный мяч размером. И сидят они так тихо, словно мертвые уже давно, а потом эта девица, молодая которая, глаза открывает и говорит мне так ласково: «Где же ты был, Никитушка? Почему шел к нам так долго?» А я, значит, возьми, да и ответь ей: «Так ведь пришел же». А она: «Пришел, только поздно. И мы уже умерли, и ты весь в крови замарался». И тут я смотрю под ноги себе, а там лужа крови уже с них троих натекла огромная, а я почему-то босой, стою посреди этой лужи, а кровь уже мне по щиколотку поднялась и дальше идет.

Лунин взял со стола ручку, словно намереваясь занести в протокол все сказанное Красновым, но записывать ничего не стал.

– Я бежать кинулся, чтоб из этой лужи на сухое место выбраться, а ничего не выходит, ноги в этой крови вязнут, и затягивает меня в нее, будто в болото. Проснулся весь мокрый от пота, сердце колотится. Время глянул – три часа ночи. Подумал и не стал больше ложиться, так до утра и сидел, телевизор смотрел.

– Да уж, сон в летнюю ночь, – пробормотал Лунин. – Вам бы успокоительное попить или к психологу.

– Ага, к психологу, – хмуро буркнул Краснов, – у нас городок-то маленький, завтра вся округа знать будет, что у Никитки Краснова крыша поехала. Нет уж, я сам как-нибудь разберусь. Без психолога.

– Не знаю, станет ли вам от этого легче… – Лунин открыл лежащую на столе папку и, немного порывшись в ней, достал лист бумаги, исписанный мелким неразборчивым почерком. – Согласно заключению экспертизы, смерть обеих женщин наступила достаточно быстро, – шевеля губами, Лунин искал нужную строчку, – Екатерина Георгиевна, правда, какое-то время была еще жива, но предположительно не так долго, может быть, полчаса от силы, а вот дочь ее погибла почти мгновенно. Так что к вашему приезду они были уже мертвы.

– А мужик этот?

– Ну тут, конечно, сложнее. – Лунин вздохнул. – Он потерял столько крови, что врачи не очень понимают, почему он до сих пор жив.

– Ну вот, видите.

– Что – вот? – Лунин убрал документ в папку и вновь склонился над протоколом. – Вы думайте о том, что если он все еще не умер, то именно благодаря вам. Возможно, от этого станет легче. Так, а у вас же отпечатки пальчиков вчера сняли?

– Сняли, сняли, – недовольно проворчал Краснов, – и у меня сняли, и у Наташки. Я так поначалу подумал, нам хоть спасибо скажут, что скорую вызвали, а по факту чуть прямо там нам наручники не нацепили.

– Так порой бывает, – извиняющимся тоном пробормотал Илья, – бывает, что человек начудит что-нибудь, а потом сам и скорую вызовет, и полицию. Вы, кстати, в армии где служили, в каких войсках?

– В десантных, Псковская дивизия. – Краснов машинально распрямил плечи.

– Десантник, значит. – Лунин кивнул и сделал быструю запись в протоколе. – А ножевому бою вас там, в десанте, обучали?

– Нас там много чему обучали, – нахмурился Краснов, – а это к чему сейчас вопрос был? Вы что, реально думаете, что это я их всех порезал? Да я их даже знать никого не знаю, ни мужика этого, ни баб его!

– Насколько я знаю, – пожал плечами Лунин, – чтобы человека убить, с ним знакомиться не обязательно. Места на берегу было не так много, в машине убитых могла слишком громко играть музыка, вы подошли, сделали замечание, вас в ответ оскорбили.

– И что? – напрягся Никита.

– И все. – Лунин поставил точку и протянул протокол Краснову. – Я вас ни в чем вовсе не обвиняю, я просто объясняю, как чисто гипотетически ситуация может выглядеть со стороны. Протокольчик подпишите, пожалуйста.

– Чисто гипотетически! Что у вас тогда будет грязно? – Краснов внимательно прочитал протокол и размашисто расписался на каждой странице. Я свободен?

– Вы? – Лунин улыбнулся. – Ну конечно же, Никита Александрович. Пока можете идти. Супруга ваша, кстати, подошла?

Краснов вскочил на ноги и быстро кивнул.

– Ну и замечательно! Попросите ее зайти, мы с ней тоже немножко побеседуем.

* * *

Кардиомонитор равномерно попискивал. Некоторое время Илья заинтересованно разглядывал проплывающие по экрану кривые, каждый пик которых символизировал очередной удар никак не желающего останавливаться сердца. Лунин вновь взглянул на белое безжизненное лицо. Оно было абсолютно неподвижным, казалось, уже навеки погрузившимся в царство вечного покоя, и лишь торчащая изо рта пациента гибкая трубка, подсоединенная к аппарату искусственной вентиляции легких, оставалась последней тонкой нитью, удерживающей Веретенникова в мире все еще живых людей.

– Ну, Яков Моисеевич, и что вы скажете? – Лунин оглянулся на стоявшего рядом заведующего отделением, маленького, уже немолодого мужчину с лицом напоминавшим Бориса Березовского в период его лондонского одиночества.

– Честно скажу, Илья Олегович, не знаю, – развел руками врач.

– Что именно вы не знаете? – уточнил Илья. – Мне бы хотелось понять, когда я смогу пообщаться с вашим пациентом.

– Ах это. – Яков Моисеевич окинул Лунина оценивающим взглядом. – Ну, если вы будете контролировать лишний вес, то, думаю, лет через тридцать пять – сорок эта беседа вполне может состояться. Хотя, в наше время ни в чем нельзя быть уверенным. Но за весом вам последить надо, это точно.

– Я не понял, – нахмурился Илья, – вы что, думаете, что он еще лет тридцать вот так пролежит?

– Ну что вы, – завотделением ласково улыбнулся, – думаю, этот пациент надолго у нас не задержится. Я понимаю, с точки зрения этики, пока человек жив, так говорить не совсем корректно, но ведь вас интересует реальное положение дел. А вот вы, господин следователь, вполне еще поживете. Но насчет веса примите мой совет к сведению.

– Непременно, – искренне пообещал Лунин.

– Могу вам в Среднегорске порекомендовать хорошего диетолога. – Яков Моисеевич подхватил Лунина под локоть и увлек его за собой из палаты. – Згут Михаил Абрамович, замечательный специалист, чудеснейший! А если вы скажете, что от меня, он непременно сделает вам скидочку, небольшую, конечно.

Дверь за вышедшими людьми закрылась, и Андрей Веретенников остался в палате один. Кардиомонитор продолжал уныло попискивать, слишком редко для того, чтобы считать человека, к которому он подключен, живым, но все же недостаточно редко, чтобы признать его окончательно мертвым. Мозг Андрея глубоко спал. Он не заметил визита Лунина и не услышал слов Якова Моисеевича, он вообще не воспринимал настоящее. Впрочем, своего прошлого он тоже не помнил, так же как и не знал, есть ли у него будущее.

* * *

Он увеличил угол подъема беговой дорожки еще на градус и удовлетворенно улыбнулся. Организм работал как часы, причем часы очень хорошие, возможно даже, швейцарские. Хотя, кто сейчас носит швейцарские часы? У кого денег нет, те о них могут только мечтать, ну а те, у кого деньги водятся, сплошь украшают запястья сделанными в Китае умными часами, позволяющими не расставаться со своим телефоном даже в те редкие минуты, когда он не лежит в кармане. Такое ощущение, что швейцарские часы ввозят в Россию исключительно для того, чтобы их могли потом показывать в выпусках новостей, рассказывающих о задержании очередного коррумпированного чиновника, полицейского или губернатора. У них почему-то непременно обнаруживаются залежи этих шедевров часового и ювелирного мастерства. Андрей положил ладони на рукоятки беговой дорожки и взглянул на монитор. Сто сорок… сто сорок пять. Нормальный пульс, пожалуй, можно еще немного прибавить скорости. Вот откуда у них столько этих часов берется? Неужели покупают? Вряд ли. Он сам человек совсем не бедный, но у него всего штуки три или четыре валяются где-то в столе. Уже и не помнит, когда надевал последний раз. Нет, наверняка не покупают. Значит, дарят. Точно дарят! А зачем? Зачем дарить человеку что-то ненужное, да еще такое, чего у него и так хоть отбавляй? А потом этот человек, в общем-то неглупый и вполне солидный, выглядит на экране полным идиотом, когда стоящий рядом с ним здоровенный бугай в натянутой на лицо балаклаве демонстрирует телезрителям коробку с несколькими десятками дорогущих часов. По одной этой картинке сразу становится все ясно – эта мразь, которая еще вчера проводила совещания в своем кабинете, делая вид, что радеет за благое дело, на самом деле воровала по-крупному. На этом, в принципе, можно расследование и заканчивать, да и суд – лишняя трата времени. Посчитать, сколько там часов у него в этой коробке накопилось, да и выписать по годику за каждый «Ролекс». А что? Быстро, эффективно, а главное, электорат будет доволен. Он вновь коснулся ладонями датчиков пульсометра. Сто пятьдесят пять… сто шестьдесят. Выше задирать планку явно не стоит, все же уже не пацан. Он уменьшил угол наклона на два градуса и сбавил скорость до десяти километров в час. А что, если эти самые часы им дарят не просто так, не от отсутствия хоть капли фантазии, а со смыслом? Если это своеобразный намек, мол, время твое тикает потихоньку, скоро все выйдет. Этакая черная метка, только вручают ее не один раз, а несколько, чтобы до человека постепенно дошло. И у каждого есть свой лимит этих меток, согласно званию и занимаемой должности. У полковника МВД, к примеру, десять «Патек Филипп» и пять «Брегетов», у такого же полковника, но уже из ФСБ – вдвое больше, у губернатора или генерала к коллекции фээсбэшного полковника можно добавить еще десяток «Ролексов» или «Улиссов». Хотя, тут конечно большой вопрос, к кому надо приравнивать губернатора, к генералу ФСБ или только к полковнику? Нынче такие полковники пошли, что, пожалуй, любого губернатора переплюнут.

Он обнулил наклон дорожки и, уменьшив скорость до пяти километров в час, перешел с бега на ходьбу. Генералы, губернаторы… что одни шакалы, что другие. И от первых, и от вторых лучше держаться подальше, хотя это нелегко, если твой бизнес набрал хоть сколько-то заметные обороты. Андрей вытер пот со лба полотенцем и, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, повернул голову к соседу слева. Светловолосый, рыхлый мужчина лет сорока пяти неторопливо переставлял ноги на выставленной на минимальную скорость беговой дорожке и, ни капли не стесняясь, в упор разглядывал Веретенникова.

– Чем-то помочь? – Андрей знал, что новички, а судя по внешности, мужчина явно был новичком в спортзале, часто не знали, как изменить угол наклона беговой дорожки или выбрать нужный режим, а подойти к инструкторам стеснялись.

– Помочь? – удивился вопросу мужчина. – Нет, спасибо. Я сам дойду.

– Ну, как знаете. – Андрей остановил беговое полотно и уже собрался сойти с тренажера, когда мужчина негромко его окликнул:

– Веретенников? Андрей?

– Ну да, допустим.

Андрей нахмурился. Он не любил, когда незнакомые люди обращаются к нему по имени. Было в этом что-то, на его взгляд, излишне фамильярное.

– Допустим, – обрадовался начинающий физкультурник, – а я, допустим, Алексей. Алексей Косарев. Как такой вариант, интересно звучит?

Веретенников внимательнее всмотрелся в оплывшее лицо мужчины. Да, за столько лет оно сильно изменилось, сразу и не узнать. Говорят, что глаза у человека не меняются. Врут, конечно. Глаза были совсем не такие, как двадцать лет назад, теперь они были какие-то выцветшие, усталые.

– Леха? – наконец неуверенно выдавил из себя Андрей.

– Ну так. – Мужчина расплылся в довольной улыбке и, забыв выключить беговую дорожку, соскочил на пол. – Что, не признать?

– Ну да, есть такое дело, – согласился Веретенников, – ты ж раньше худющий был, ходил по ветру. А теперь… – Андрей запнулся, подбирая нужное слово.

– Что, разжирел, хочешь сказать? – расхохотался бывший однокурсник. – Да ты не мнись, чего там. Я сам знаю, что разжирел. Чего сюда и притащился. Решил, так сказать, за ум взяться. Или за жир. В общем, хочу скинуть килограммов пять. Да ты такое лицо не делай. Я сам знаю, что надо десять. Но цели же должны быть реальными и достижимыми. То есть реально достижимыми! Помнишь, ты сам эту фразу придумал, а потом ходил и две недели подряд всем талдычил так, словно это великая мудрость.

– Ну да, только я через пару недель угомонился, а к тебе, гляжу, на всю жизнь прилипло.

– А чего, хорошая фраза, мне нравится, – пожал плечами Косарев, – можно сказать, мою бизнес-модель отражает.

– Ну и как она?

– Кто? – не понял Алексей.

– Моделька твоя. До каких размеров выросла?

– Знаешь, не жалуюсь. – Косарев огляделся по сторонам, словно боялся, что их разговор подслушивают. – Ты тут еще долго? А то можно посидеть, накатить немного по случаю такой встречи.

– Я-то уже все, на сегодня свое отпахал, – усмехнулся Веретенников, – а вот ты, похоже, тут только нарисовался.

– Ну и хватит пока, – Алексей беззаботно махнул рукой, – я читал, в тренировки надо постепенно втягиваться. А то можно сердце посадить. Так что, поедем, малость на грудь примем? Причем, знаешь что, давай-ка прямо ко мне, посмотришь, как я живу, посидим по-человечески, поболтаем.

– Ох, Леша, ты как был змей-искуситель, так и остался. Ладно, поедем. После тренировки пить – это, конечно, страшное дело, ну да ладно. Не каждый день такие встречи бывают.

– Тогда вперед!

Косарев жизнерадостно закинул на плечо полотенце и устремился к выходу в раздевалку. Покачав головой, Андрей выключил работающую на холостом ходу беговую дорожку, вынул из держателя бутылку с водой и неторопливо двинулся вслед за бывшим однокурсником.

Середина апреля выдалась значительно теплее обычного, посему, завершив ритуальный осмотр хозяйского дома, расположиться решили в беседке. Косарев отдал нужные распоряжения по телефону еще из раздевалки спортивного клуба, так что к приезду хозяина дома и его гостя почти все было готово. Опрокинув по паре стопок отборного, настоянного на кедровых шишках самогона, бывшие однокурсники удобно расположились в ротанговых, накрытых мягкими пледами креслах и, как и положено старым приятелям, не видевшимся много лет, предались воспоминаниям, а также выяснению, что и с кем за эти долгие годы успело случиться.

– Я-то был уверен, что ты в Москве, да и наши все так считали. – Веретенников почувствовал, как разбегающееся от желудка тепло коснулось пальцев рук. – Хорош самогон, ничего не скажешь!

– Свое производство! – усмехнулся Косарев. – У меня тут человечек живет, за домом смотрит, снег чистит. Ну, в общем, все по мелочи делает, чего надо, вот он этой темой у меня и заведует. Я тебе так скажу, ни один коньяк рядом не стоял. Чего усмехаешься? Вот завтра поймешь. Эту штуковину, – постучал он пальцем по бутылке, – можно запросто литр опрокинуть, а похмелья утром не будет.

– Да ладно, – отмахнулся Андрей, – я что, самогон никогда не пил? После литра всяко тяжко будет. Градус-то какой, небось, под полтинник.

– Я тебе говорю, ничего не почувствуешь, – упрямо тряхнул головой Алексей, – ну как, ничего. Тяжесть в башке, конечно, появится, и ножки такие с утреца будут вяленькие, словно их ватой набили, но болеть ничего не будет, баралгин не потребуется. Кофейку покрепче заваришь, и все, как рукой снимет. Или чай с имбирем, тоже, кстати, бодрит еще лучше, чем кофе.

– Ладно, завтра посмотрим, – не стал спорить Веретенников. – Ты мне давай рассказывай, как ты опять в Новосибе оказался? Я ж помню, когда наша группа собиралась на десятилетие выпуска, уже тогда тебя найти не могли. Говорили, что ты уехал и все концы оборвал.

– Значит, плохо искали, – ухмыльнулся Косарев. – В Москву-то я уезжал, конечно, но и здесь, как видишь, вполне себе присутствую.

В беседке появился невысокий жилистый мужчина лет пятидесяти. В каждой руке он держал по два шампура со свежеприготовленным, еще пахнущим дымом шашлыком.

– Спасибо, Коля, – оживился Алексей, – ты нам вторую партию где-нибудь через полчасика принеси. Хорошо?

– Сделаем, – кивнул мужчина и неторопливо, чуть вразвалку удалился.

– Я, в Москву когда уехал, – хозяин дома вновь наполнил рюмки, – нашел там в итоге тему одну хорошую. Медицинское оборудование.

Они выпили, и Веретенников с удовольствием впился зубами в сочный, еще горячий кусок свинины.

– Медицина, особенно наша, бесплатная – это, я скажу тебе, золотое дно. У нас же частной медицины фактически нет. Ну, что-то есть, конечно, но в общих масштабах это так, семечки. Основные все деньги в госсекторе крутятся. А там как? Там через тендера, думаю, сам знаешь.

Андрей кивнул. Мясо было удивительно вкусным, и роль слушателя его вполне устраивала.

– В тендере ведь что главное, главное – на тендер правильно заявиться. Сейчас же прогресс. Это раньше все болезни лечили зеленкой и анальгином. Сейчас в принципе тоже. Если у тебя голова болит, то анальгин выпишут, а если коленка, то зеленкой помажут. Но сначала вот это, чего у тебя болит, отправят просветить на томографе. А один томограф, знаешь сколько стоит? Как годовой запас анальгина на весь Новосибирск. А в год этих томографов сколько закупают? До фига! И не только их. Лет десять назад тема пошла классная с дистанционным лечением.

– Это что, как у Кашпировского? – удивился Андрей.

– Ну, примерно, – лицо Косарева раскраснелось то ли от возбуждения, то ли от выпитого самогона, – эффективность точно не выше. Берут, значит, в какой-нибудь северный поселок, а то еще хлеще, оленеводам в стойбище закупают аппаратуру для передачи видеосигнала через спутник и набор медицинского диагностического оборудования. Задумка такая, ежели какому оленю, то бишь оленеводу, плохо становится, он выходит на связь с областной больницей, к примеру, где-нибудь в Салехарде, а они ему подсказывают, как всей этой техникой медицинской у себя что-нибудь измерить.

– И что, получается? – засомневался Веретенников.

– Ну как тебе сказать, если честно, не очень. Оленеводы, так те вообще, когда кочуют, им лишний вес не с руки за собой таскать, так что они все это барахло медицинское в тундре побросали. Ну а в деревнях там люди малость поответственнее, поэтому всю дорогую аппаратуру обычно сносят в какой-то амбар и там под замок запирают.

– Ну и на фига это кому нужно? – не смог уловить логику описываемого процесса Андрей.

– Это ты не у меня спрашивай, а у тех, кто все это придумывает, – усмехнулся Алексей, – это ж серьезная тема, национальный проект. Там знаешь какие бабки крутятся? Правильно, и никто не знает. Кроме тех, кто их промеж собой делит. Вот эти умные люди делят, а наша контора у них под ногами мельтешит и крошки с пола подбирает.

– Ну нормальные у тебя такие крошки, – рассмеялся Веретенников, – судя по машинке твоей, такой крошкой и прибить запросто может. Да и дом весьма достойный.

– Да уж, машинка – песня, – Косарев энергично работал челюстью, закидывая в рот один кусок мяса за другим, – уже полгода на ней езжу, а все не нарадуюсь, давно в «БМВ» надо было большую машину сделать. А чего ты хочешь? Какой батон – такие крошки. Вот решают, к примеру, новую больницу построить в каком-нибудь Ябенево-Полярном. Ну, в принципе дело нужное, старая ведь в бараке размещалась, который еще лет тридцать назад как снести надо было. Ну, значит, сказано – сделано. Бабахают новое здание в три этажа, на каждом этаже двадцать кабинетов, на этом деле нормальный бюджет осваивают, мы, правда, к этому отношения не имеем, – в голосе Косарева промелькнули нотки грусти, – а потом решают, сколько денег надо выделить на ее оснащение. Ну а что, больница новая, открывать будут с помпой, по-любому губернатор приедет, а то и министр здравоохранения, она любит ленточки перерезать. Так ловко режет, я тебе скажу, ну чисто парикмахер! В общем, фаршируют это новое здание по полной программе. Ну тут уже, слава богу, с нашим скромным участием. – Леха широко улыбнулся, его рука плавно скользнула к бутылке с самогоном.

– Я так понимаю, делиться приходится? – уточнил Веретенников, подставляя свою рюмку.

Лехина рука дрогнула, несколько капель самогона пролились на стол. Косарев издал хрюкающий звук, по которому невозможно было определить, собирается ли он захохотать или, наоборот, разрыдаться.

– Делиться? Скорее это они с нами делятся. Мы только деньги откатывать успеваем. Порой еще тендер не прошел, а уже требуют занести, позолотить ручку. Ну а куда деваться, желающих на это место сто вагонов будет. Представляешь, в одну больницу оборудования на сотни миллионов идет. Там порой такие штуки бывают, я названия в спецификации читаю, понять даже не могу, что это и чего им лечат. Я не могу! А я в этой каше уже лет пятнадцать кувыркаюсь. А представляешь, врачи местные? Они же, как сидели в своем бараке с бинтами и анальгином, так их в новое здание и перетащили. Молодежь ведь, которые обученные, туда никаким калачом не заманишь. Даже квартирой. «У меня студия в Ябенево-Полярном! С видом на тундру!» Звучит?

Леха поднял рюмку, Андрей тут же последовал его примеру.

– За встречу! Так вот, эти врачи старой закалки, они ведь люди не глупые, они понимают – оборудование дорогое, за него потом отвечать придется. Поэтому они что делают? Они наподобие наших селян-северян, закрывают все оборудование в кабинетах, накрывают чехлами от пыли и на замочки все запирают. Ну а сами по проторенному пути: анальгин, зеленка, скальпель. Последовательность иногда меняют, а так этих трех вариантов им обычно хватает.

– Да уж, весело, – Веретенников отставил рюмку в сторону, – я только все равно не пойму, а здесь ты как опять оказался?

– Ну как, – Косарев усмехнулся, – сам понимаешь, объять необъятное нельзя, хоть и хочется. В Москве, Питере, да и в Поволжье там своих людей хватает, на их грядку так просто не сунешься, могут тяпкой по хребту надавать, так что мы сконцентрировались на том, что нам ближе, можно даже сказать, роднее, – он широко улыбнулся и плавно развел руки, словно намереваясь заключить Веретенникова в объятия, – матушка-Сибирь, вот наша кормилица. Мы, можно сказать, тут все закрываем, от Урала до Байкала. За Уралом, как я сказал, и без нас тесно, а за Байкалом, там и людей почти нет, больше хлопот тендера вылавливать, чем с них навару набежит. Из Москвы, сам понимаешь, всем не нарулишься, так что приходится жить на два города. Две недели там, две здесь. Ну не прям вот так жестко конечно, но схема примерно такая. – Леха вздохнул. – Хотя, конечно, подутомила меня схема эта, да и семья тоже пилит, культуры им, видишь ли, в Новосибе не хватает.

– Ну так Москва, столица, там, конечно, размах другой, – пожал плечами Веретенников.

– Ой, размах там, – Леха презрительно скривился, – чего размах? Воруют энергичнее? Или плитку перекладывают? Вот они говорят мне, там театров больше. Нет, я не спорю, больше. Но у нас ведь они тоже есть, я тут как-то ради интереса зашел на сайт, где билеты продают, десяток точно насчитал. А ведь еще гастролеры, каждую неделю кто-то приезжает, окультуриться выше крыши можно. И что, много они по театрам здесь находили? А я тебе скажу, за весь тот год ни разу нигде не были, на «Ленинград» только прошлым летом вот все выбрались вместе, но там такая культура, что еще вопрос, она тебе в плюс идет или в минус.

– О, так а мы тоже были, – удивился Андрей, – ну да, в июле. Удивительно, как там не встретились.

– Да а как там кого увидишь, народу десять тыщ было. – Леха достал из кармана смартфон. – Давай я тебе лучше девчонок своих покажу.

Косарев протянул Андрею смартфон, с экрана которого на Веретенникова, улыбаясь, смотрели две блондинки.

– С Ленкой я познакомился, когда практику преддипломную проходил, она в ту контору только после школы секретарем устроилась, я ее, можно сказать, из-под носа у генерального уволок. Чуть практику не завалил. А через год уже Алина родилась. Видишь, имя какое придумали. Гибрид Лены и Алеши. Эх, вот время было. Ни работы, ни денег, Алинка орет не переставая. Весело было! Голодно, но так азартно. Верил, что горы смогу свернуть.

– А сейчас что, погрустнело?

– Ну как тебе сказать, – пожал плечами Косарев, – не то чтобы заелся, хотя и это тоже есть, но горизонт стало видно. Горизонт возможностей. Раньше, по молодости, казалось, что нет его, никакого горизонта, а сейчас ясно, что есть. И вот он уже, совсем рядом. Ну, если сильно напрячься, может, и можно отодвинуть его совсем немного, но вроде и напрягаться не очень хочется.

Алексей привстал и обернулся:

– Коля! Ну где мясо? Оно у тебя там, поди, уже все усохло!

– Обижаете, – Коля появился почти мгновенно, как и прошлый раз, неся в каждой руке по три шампура, – мясо изумительное. Даже лучше, чем в первый заход.

– Ох ты сказочник! – усмехнулся хозяин дома. – Хотя все может быть. Оно после третьей рюмки всегда все вкуснее кажется. Мы, Андрюха, уже сколько выпили?

– Да я и не считал, – Андрей еще раз мельком взглянул на экран смартфона и, вернув его Косареву, придвинул рюмку, – но можно продолжить.

– И это правильное решение! – торжественно провозгласил Косарев.

Шоссе в никуда

Подняться наверх