Читать книгу Полнолуние - Александр Валерьевич Горский, Александр Горский - Страница 6

Дорожка, ведущая от незапертой калитки к дому, была расчищена от снега. Первым вошедший во двор Ревенко поднялся на крыльцо и, немного повозившись с ключами, отпер дверь.

– Держите, – протянул он Илье два комплекта, – желтые от нижнего, ну а белые, получается, от верхнего.

Как были, в верхней одежде, лишь для приличия постучав ногами по крыльцу, отряхивая прилипший к обуви снег, они прошли через небольшую прихожую и оказались в достаточно просторной, обставленной довольно скромно, с минимум необходимой мебели, комнате. Рокси тут же обежала комнату по кругу и, оставшись довольной увиденным, звонко тявкнула.

– Здесь, значит, гостиная, она же столовая, – объяснил капитан, – ну и она же кухня.

Он махнул рукой в сторону вытянувшегося вдоль одной из стен кухонного гарнитура, длинный ряд навесных шкафов которого был разделен широким двустворчатым окном.

– Чай, кофе, кое-что из продуктов тут имеется. Если что, магазин рядом. Через проулок на Ленина выйдете и направо. Ужинать можно в «Шансоне».

– Это что? – заинтересовался Вадим, уже бросивший на диван свою сумку и теперь увлеченно тыкающий кнопки на телевизионном пульте. – Что, батарейки не работают?

– Работают. У нас все работает, – буркнул капитан, включая провод от телевизора в розетку, – а «Шансон» – это кафе, по нашим меркам можно даже рестораном назвать. И кормят нормально, и цены путевые. У нас, кто неженатые, вечерами многие туда ходят.

– А женатых что, уже не пускают? – убедившись, что телевизор исправен, Зубарев переместился к холодильнику и теперь внимательно изучал его содержимое. – О, пельмени. Лунин, все, как ты любишь!

– Так женатым дома жены готовят, – удивленно отозвался Ревенко. – Чего им там высиживать?

– И то верно, – согласился майор, захлопывая дверцу холодильника, – для того и женятся, чтоб жена щи варила.

Подмигнув стоящему посреди комнаты Лунину, Вадим шумно плюхнулся на диван и поманил к себе тут же запрыгнувшую к нему на колени болонку.

– Чуть не забыл, – капитан положил на обеденный стол лист бумаги, явно вырванный из записной книжки, – утром ваши коллеги приехали из района. Их в общежитии поселили.

– Что, на всех командированных домов не хватило? – Зубарев вновь потянулся к телевизионному пульту.

Ревенко пожал плечами.

– Распоряжение Аркадия Викторовича. У нас ведь гостиница еще есть, только она не работает. Как карантин объявили, так и стоит закрытая. Там же в основном родственники останавливались. К зэкам родня на свиданки ездит, так они порой либо приедут вечерним автобусом, здесь ночуют, либо наоборот, пока все вопросы решат, уже уехать не на чем. Не у всех же машины есть. Но там, я скажу, не бог весть чего гостиница эта, так что в общежитии им не хуже будет. Вот парни телефоны свои написали, так что как понадобятся, звоните, они подскочат. Я им объяснил, как этот дом найти.

– Они на колесах? – уточнил оперативник.

– Да, – кивнул капитан, – но тут, если что, и пешком минут за десять дойти можно.

Достав из одного кармана телефон, а из другого шариковую ручку, Ревенко сперва несколько раз ткнул пальцем в экран, а затем склонился над столом.

– Вот, записал номер. Колычев Петр Григорьевич, участковый наш. Он тоже на низком старте. Как наберете, так сразу и примчится. Энергичный дядечка. – Очевидно, энергичность участкового капитана чем-то забавляла, так как он, иронично усмехнувшись, громко причмокнул губами, а затем, убрав телефон обратно в карман, добавил: – Между прочим, это он эту теорию выдвинул. Слияние двух лун, так сказать.

– На вас, я так понимаю, особого впечатления она не произвела, – предположил Лунин.

– Не особо, – Ревенко снисходительно поморщился, – это слишком уж…

Он несколько раз щелкнул пальцами, пытаясь подыскать нужное слово, а затем почти по слогам произнес:

– Ки-не-ма-то-гра-фич-но. Хотя Аркадий Викторович, например, верит. С другой стороны, если у тебя ребенок пропал, во что угодно поверишь.

– Ну а ты, капитан, в какую теорию веришь? – неожиданно задал вопрос Зубарев, приглушив звук работающего телевизора.

– Я? – удивился Ревенко.

– Ты, кто еще. – Голос оперативника вдруг стал требовательным, почти злым. – Ты ж где числишься, поди, в оперчасти?

Капитан мотнул головой. Судя по выражению его лица, версий, которые ему самому показались бы правдоподобными, у него не было.

– Так что, коллега, – поторопил Зубарев, – какие идеи?

– В оперчасти я раньше был, сейчас уже несколько лет в безопасниках. А что про идеи, – Ревенко наконец собрался с мыслями, и с каждым словом его голос звучал все увереннее, – Ритка, ну та, которая еще год назад пропала, она стопудово в город махнула. Тогда ж тоже расследование проводили, из области, правда, никого не было, районные суетились. Так, считай, все подружки ее и сказали, что она сбежать собиралась.

– И что же, – продолжал допытываться Зубарев, – она так махнула, что прям с концами? Ни платочка, ни следочка?

– А что такого? Город – он большой, кого хочешь проглотит. Да и городов у нас в стране много, поди отыщи, где она загуляла.

– Может, и так, – подбодрил собеседника майор. – Ну а нынешняя наша пропажа, что по ней скажешь?

– Ничего не скажу, – мгновенно отреагировал Ревенко, – непонятная история. Алинка – не Ритка, у нее цель была.

– И какая же у девушки была цель? – Вадим уже с явным интересом смотрел на стоящего возле стола капитана.

– В консерваторию она поступать собиралась. На композитора учиться.

– На композитора, – теперь удивился уже сам Зубарев, – а что, этому учат? Я думал, так, что в голову придет, то и записывают. Главное – ноты знать, а то записать не сможешь. Илюха, ты знал, что на композитора выучиться можно?

– Ты хочешь сменить поле деятельности? – Поскольку подозрения Лунина, что среди купленных к их приезду продуктов собачьего корма не окажется, подтвердились, он отрезал большой кусок обнаруженной в холодильнике вареной колбасы и, нарезав его кубиками сантиметр на сантиметр, высыпал в блюдце. – Рокси, иди сюда, перекусим.

– Вы всю-то колбасу не съедайте разом, – обеспокоился Вадим, – а то как в композиторы, так мне отдуваться, а как колбасу трескать, так это они вдвоем. Колбаса хоть докторская?

– Докторская, – поставив блюдце перед Рокси, Илья подошел к столу, – я думаю, надо всем собраться и решить, что и как будем делать.

– Давай хоть кофе попьем, разместимся, – раскинув руки в стороны, Зубарев с наслаждением потянулся, – надеюсь, у нас спальни разные?

– Спальни наверху, – успокоил его Ревенко, – целых три. Так что еще запас останется.

– Мы третью господину следователю под кабинет выделим, – заулыбался Вадим, – чтобы элита сыска могла в уединенной обстановке осуществлять мыслительный процесс. Нам-то операм кабинет зачем? Наша задача бежать и хватать, ну если догоним, конечно. А следователю – ему думать надо, дабы осуществлять руководство следственными действиями.

– Все сказал? – Подняв с пола сумку, Илья направился к лестнице, ведущей на второй этаж. – Поставь тогда чайник, а потом начинай всех обзванивать. Думаю, посидим минут пятнадцать, познакомимся, да и план действий накидаем. С чайником не тяни, пока они к нам добираться будут, успеем кофе попить.

– Уже бегу, – шутливо козырнул ему Зубарев и запоздало полюбопытствовал: – А ты это куда собрался?

– Пойду кабинет себе выберу, – деревянные ступени пронзительно поскрипывали под стодвадцатикилограммовым телом, – ну и спальню.

– Видишь разницу между следователем и оперативником? Один апартаменты обживает, другой шуршит по хозяйству. И так всегда! – Притворно вздохнув, Вадим взглянул на Ревенко, все еще стоявшего посреди комнаты: – Ну что, Евген, ты пока свободен. Если какой вопрос выплывет, я тебе наберу. Договорились?

– Договорились!

Капитан и майор уже обменялись крепкими рукопожатиями, когда Ревенко спохватился:

– Чуть не забыл. У вас кровати не застелены. Ближе к вечеру Мама Люба придет, чистое белье принесет.

– Чья мама? – переспросил оперативник.

– Общая, – губы капитана растянулись в ироничной усмешке, – познакомитесь, вам понравится.

– Люба, Люба, Люба, Любаша, – напевал себе под нос Зубарев, наполняя чайник водой из-под крана. – Или там Дуняша была? Ладно, придет, разберемся, чего там за мамулька такая.

Приехавшим из района оперативникам потребовалось двадцать минут после звонка Зубарева, чтобы оказаться в гостиной, которая временно превратилась в комнату совещаний выездной следственно-оперативной группы. Местный участковый, невзрачный, почти полностью лысый мужчина, некоторую импозантность которому добавляли пышные, с заметной проседью на концах усы, прибыл на несколько минут раньше, и потому к моменту появления в доме двух мужчин, одетых в почти одинаковые черные пуховики, чинно восседал за столом, потягивая горячий чай, гостеприимно предложенный ему Луниным.

Оперативники, на взгляд Ильи, были молоды. Слишком молоды для того, чтобы иметь хоть сколько-то ощутимый опыт практической работы. Судя по всему, в районном управлении внутренних дел отнюдь не горели желанием посылать в Нерыбь сотрудников, представляющих, по мнению руководства, хоть какую-то ценность, тем более что сроки командировки были совершенно туманны, а потому пожертвовали теми, от кого и так не было особой пользы. Данное обстоятельство Илью не только не особенно удивило, поскольку ничего другого ожидать и не стоило, но и не очень огорчило. Ему вполне было достаточно Зубарева, в спорах с которым, порой, к удивлению обоих спорящих, появлялась какая-нибудь неожиданная версия, в итоге оказывающаяся той самой единственной правильной тропой, по которой следствию и стоило двигаться. Сопутствующим побочным эффектом данного процесса являлось лишь то, что идей в головах спорщиков рождалось, как правило, больше, чем они сами были в состоянии проверить, так что молодые, полные энтузиазма и еще не истоптанные ноги – это было как раз то, что ему, Лунину, было здесь, в Нерыби, нужно.

– О! Племя младое, незнакомое, – продекламировал Зубарев, делая шаг навстречу вошедшим. – Вы кто будете, орлы?

– Старший лейтенант Макаров, – один из двух молодых людей выступил вперед и пожал протянутую Вадимом руку, – Николай.

– Зубарев, – отозвался оперативник, – Вадим. А вон тот солидный мужчина, – он обернулся, указывая на Лунина, – следователь, Илья Олегович. Очень серьезный товарищ.

Илья молча кивнул, в отличие от Рокси, которая, вскарабкавшись на диван, принялась радостно приветствовать вошедших.

– Кольт, – представился второй молодой человек, чуть ниже ростом и с более короткой стрижкой, чем у первого, – Юрий. Тоже старлей, если это кому-то интересно.

– Интересненько, – растягивая гласные, откликнулся Зубарев, – очень даже интересненько! Илья, ты слышал? У нас тут целая оружейная комната, Кольт и Макаров! Два ствола! Ты когда-нибудь такое видел? Мне даже не верится. Ну-ка, парни, покажите документы!

– Вадик, – Илья раздраженно хлопнул ладонью по столу, отчего тот испуганно задрожал, – ты чего разошелся-то? Снимайте куртки, садитесь за стол, – обратился он к молодым оперативникам. – С Петром Григорьевичем вы уже знакомы?

Кольт и Макаров дружно кивнули.

Совещание, на которое Лунин изначально не возлагал особых надежд, к его удивлению, продлилось значительно дольше, чем запланированные для него первоначально пятнадцать минут.

Направлений, по которым могло идти следствие, оказалось много. Конечно же, оставалась надежда на то, что семнадцатилетняя девушка, решив скорректировать жизненные планы, самостоятельно покинула надоевший ей поселок и, таинственным образом миновав кордон, уехала в Среднегорск, а быть может, куда и подальше. Вполне логичным, во всяком случае, по мнению городских жителей, которые на совещании оказались в большинстве, казалось и выдвинутое предположение, что Алина могла уйти в тайгу и там если и не заблудиться, то, к примеру, подвернуть, а то и сломать ногу и теперь не имеет возможности выйти к людям. Понятно, что сразу же возникал вопрос, а зачем молодой девушке в самом конце октября, когда уже довольно холодно, да к тому же на ночь глядя, идти в глубину леса, причем так далеко, что ее до сих пор не смогла обнаружить ни одна из поисковых групп, но, по настоянию Зубарева, излишние сомнения и рассуждения было решено отложить на более благоприятное для них время. Следующей версией, выдвинутой почти хором молодыми оперативниками, была любовь, причем любовь непременно несчастная.

– Ну а как иначе? Конечно, несчастная.

Макаров оценивающе взглянул на сидящих по другую сторону стола Лунина и Зубарева. Казалось, он не может определиться, попадают ли эти двое уже в категорию стариков, которые ничего не могут понимать ни в любви, ни в женщинах, или еще нет. На сидевшего по правую сторону от него участкового он даже не взглянул, очевидно, возраст и неказистый вид Петра Григорьевича не оставлял ни малейшей возможности в нем сомневаться.

– Было бы у них все взаимно, они бы вдвоем сбежали. Бывает же такое? Одному блажь в голову придет, а другой-то возразить никак не может. Любовь ведь! Но, я так понимаю, больше в поселке никто не исчезал, верно?

– Верно, – тут же согласился Колычев, – остальные на месте.

– Вот видите, – обрадовался лейтенант, – тут, ясное дело, без взаимности вышло. Либо она вдруг кончилась.

– И что, девица у нас эту взаимность верхом оседлала и ускакала на ней? – иронично осведомился Вадим. – В прекрасное далеко?

– Это один из двух вариантов, – ничуть не смутился Макаров. – Если ее отверг парень, то она могла сделать что угодно. И уехать, и руки на себя наложить.

– Руки, – фыркнул Зубарев, – где тогда эти руки, хотелось бы знать. Да и остальное, что к ним прилагается. Поверь мне, когда все эти обделенки вешаться решают или, к примеру, топиться, они всегда так делают, чтобы их могли найти. И чем быстрее, тем лучше. Так сказать, до наступления стадии активного разложения. Записочку оставляют, мол, так и так, я ухожу, а вы поплачьте. Человек же как думает – раз он при жизни никому не нужен оказался, так, может, хоть после смерти о нем кто грустить будет.

– Хотя, коли о тебе живом не особо думали, то уж о мертвом и подавно никто не вспомнит, – вздохнул участковый.

– А что со вторым вариантом? – Илья решил прервать явно не имеющие отношения к делу философские размышления. – Она бросила его, так?

– Конечно, – лейтенант энергично тряхнул головой, отчего его светлая, с пшеничным оттенком челка весело разметалась по лбу, – она бросила, а он не простил.

– И убил?

– А почему нет? – включился в разговор второй из районных оперативников. – Запросто! Хотя убить, конечно, мог и за другое.

– Например?

Кольт на мгновение задумался, затем, один за другим загибая пальцы, начал предлагать варианты:

– У них шло к сексу. Шло, шло, наконец, дошло. В последний момент девчонка испугалась, а парень уже был, так сказать, на волне. Ну и все. Что мы имеем? Правильно, изнасилование. Девочка говорит, что все скажет папе, а мальчик, испугавшись папу и всего, что потом последует, бьет ее по голове чем-то тяжелым. Это раз. Но могло быть наоборот. С сексом все удачно. Причем настолько, что девочка говорит мальчику, что он сам скоро станет папой. Ну а дальше мальчик пугается и, как полагается, бьет девочку по голове. Это два.

– Короче, нам надо искать пугливого мальчика, – подытожил Зубарев.

– Это не обязательно был ее ровесник, – возразил Илья, – если у нее была связь со взрослым мужчиной, то вот эти ваши варианты, где непременно тяжелым по голове, вполне вероятны.

– Ну а что, папашу мы рассматривать не собираемся? – спохватился вдруг Вадим.

Лунин покачал головой, недовольно взглянув на приятеля, затем перевел взгляд на участкового. Уловив его взгляд, Колычев разгладил рукой усы, но, как показалось Илье, предназначением жеста было скорее скрыть появившуюся на лице улыбку, а не забота о безупречности собственной внешности.

– Петр Григорьевич, – Илья решил, что, раз уж заданный Зубаревым вопрос достиг ушей Колычева, несомненно хорошо знакомого с Кнолем, стоит попытаться передать дальнейшую инициативу самому участковому, – хотели мы с вами посоветоваться. Сами понимаете, когда исчезают несовершеннолетние, следствие не может не обратить внимание на семью пропавшего ребенка.

– И правильно делает, – к удивлению Ильи, уверенно отозвался Колычев, вновь погладив щетинистую полоску над верхней губой. – Если человек пропал не случайно, то бишь его не задрал медведь али еще какой первый встречный, то, значит, к этому были какие-то предпосылки. Он же, гром, не берется из ниоткуда. Должна вначале туча собраться. И что же, те, кто с этим человеком под одной крышей живут, эту тучу не углядели? Не бывает такого!

– Святой ты человек, – ухмыльнулся Зубарев, – я тебе так скажу – еще не то бывает. Ты представляешь, сколько малолеток из дому ноги делает? Тысячи! У нас только по городу каждый день мамаши с заявлением прибегают. И знаешь что говорят? «Ничто не предвещало!» Дословно, все как одна. Никто ничего не видит, не слышит и не чует. Это, знаешь, как мясо жарить: когда дым почуял, оно уже сгорело.

– У тебя у самого-то дети есть? – Колычев оценивающе приподнял бровь, разглядывая оперативника. – Сам вижу, что нет. Дети – это тебе не мясо. Говоришь, не видят? Я тебе отвечу – не хотят видеть. Разницу улавливаешь?

– Так, Петр Григорьевич, – опасаясь, что Зубарев вновь разразится длинной и не имеющей прямого отношения к делу тирадой, Илья поспешил вновь вступить в разговор, – в целом, я думаю, всем все понятно. А в данном конкретном случае?

– А что в данном случае? – удивился участковый. – Разговаривать надо с ними, серьезно разговаривать. Причем с обоими. И с Аркадием Викторовичем, и с Олежкой. Только с парнем надо так говорить, чтобы отец не присутствовал. При отце вы и слова из него не вытянете.

– Ну, это не проблема, – оптимистично отозвался Вадим, – он же в выпускном классе уже, так что всяко за шестнадцать перевалило. Можем допрашивать без родителей на полном законном основании.

– Допрашивать, – осуждающе покачал головой Колычев, – у парня сестра пропала. Близняшка! А ты – допрашивать. С ним говорить надо! По душам говорить, может, тогда он чего дельного да и вспомнит.

– А знаешь ли ты, дорогой наш Петр Григорьевич, – Зубарев холодно улыбнулся, было видно, что замечание, высказанное участковым, пришлось ему не по нраву, – что говорит статистика?

– И что же она тебе говорит, человек хороший? – Подперев щеку левой рукой, Колычев уставился на оперативника с видом семилетки, пришедшего в школу на первый урок.

– То и говорит, – встав из-за стола, Вадим выпрямился в полный рост и с наслаждением потянулся, отводя локти назад, так что в позвоночнике у него что-то захрустело, – в половине случаев, даже больше половины, поверь мне на слово, если с детьми что-то происходит, и это я тебе не про грудных детей сейчас говорю, про подростков, так вот, если с ними что-то случается, чаще всего оказывается виноват кто-то из родителей. А то и оба. Мысль улавливаешь?

– Пока работает, – Петр Григорьевич постучал указательным пальцем себе по лбу, – улавливатель. Только мать-то у них три года уж как погибла, так что оба у тебя никак не получатся.

– Но отец-то живой, – усмехнулся Зубарев и, прихватив со стола свою кружку, направился в сторону кухни.

Некоторое время четыре оставшихся за столом человека сидели молча. Молодые оперативники переглядывались между собой, Лунин безуспешно пытался взглядом прожечь отверстие в спине доливающего воды в чайник Вадима, а Колычев, откинувшись на спинку стула, разглядывал висящую под потолком люстру.

– Вон оно как, – наконец пробормотал Петр Григорьевич, – вон оно к чему, значит, вы ведете.

– И к чему же оно, по-вашему, идет? – уточнил Илья.

– У человека дочка пропала, может, и не жива уже, а вы его же крайним хотите выставить.

От возмущения участковый повысил голос, так что даже шум закипающего чайника не помешал Зубареву услышать произнесенную Колычевым фразу.

– Во как! «Вы ведете». А себя, значит, уже отделить успел? Если ты так сильно о Кноле заботишься, иди к нему, он тебе подыщет местечко.

– А я со своим местечком сам разберусь, без подсказчиков, – вскинулся Колычев.

– Ну хватит!

Деревянный стол содрогнулся от удара двух обрушившихся на него одновременно ладоней. Вскочивший на ноги Лунин, упираясь руками в столешницу, походил на упитанного молодого бычка, готового броситься в бой, чтобы доказать право на свое лидерство в стаде.

– Хватит, – чуть тише повторил Илья, убедившись, что внимание присутствующих приковано только к нему. – Ребенок пропал, а мы здесь меряемся, у кого… язык длиннее. Слушайте, кто чем завтра займется. Молодежь, – он ткнул пальцем в сторону Кольта и Макарова, – вы с самого утра выдвигаетесь в школу.

– Сейчас вроде каникулы, – возразил Кольт.

– Вот и хорошо, значит, все свободны. В любом случае из администрации кто-то в здании будет. Возьмете списки учеников и начинайте опрашивать одноклассников. Всех, поголовно. Говорила ли Алина, что хочет уехать, были ли последнее время перемены в поведении, что-то странное, в общем, все, за что зацепиться можно. Особый упор – узнаем, кто у нее был в подружках, ну и был ли кавалер или тайный воздыхатель. Если узнаете, что она с кем-то общалась из других классов, тоже опрашиваете. Если вдруг промелькнет кто-то из взрослых, вначале даете информацию мне, потом будем решать. Я правильно понимаю, что вопросов у вас нет?

– Абсолютно, – торопливо заверил его Макаров.

– Хорошо. Работаем тщательно, но в темпе. Задача на завтра – опросить по максимуму. Утро, день, вечер – роли не играет. Как управитесь, жду здесь с отчетом. Если всех не успеете, то все равно приходите часиков в девять.

Щелкнул, выключаясь, чайник.

– Мне тоже кофе налей, – скорее приказал, чем попросил Лунин, – и параллельно слушай. С утра идешь к учительнице музыки, уточнишь, в какое время Алина ушла, ну и опять же, что у нее с настроением было, может, на что-то обратила внимание. Узнай, если она в курсе, у кого еще Алина занималась из репетиторов. Их надо тоже опросить. Все же люди по полтора-два часа сидят вместе, мало ли, вдруг что-то в разговоре проскочило.

– Опрошу, – Вадим поставил чашку на стол перед Луниным, – если быстро управлюсь, могу потом к парням подключиться. В школе-то у них фронт работы немереный.

– Так и сделаем, – попробовав кофе, Илья удовлетворенно кивнул, – только сперва зайди еще в местное кафе.

– Это которое «Шансон»?

– Которое «Шансон». Поговори с персоналом про тот день. Видел ли кто Алину, подходила ли она к отцу, может, кто разговор слышал? Опять же, вдруг есть видеозапись. Не думаю, что там что-то выстрелит, но отработать все равно надо. Теперь вы, Петр Григорьевич. Такой вопрос – вы соседей этой, как ее…

– Колесниковой? – угадал участковый.

– Колесниковой. Вы ее соседей опрашивали? Кто-то видел, как девочка выходила после занятий?

– Опрашивал. И не только соседей. У меня вот список домов есть, – Колычев раскрыл записную книжку, одна из страниц которой была почти полностью заполнена цифрами, почти треть из которых была перечеркнута, – в субботу ходил, воскресенье, ну и сегодня до обеда прошелся. Но пока без толку.

– Сколько всего народа живет в поселке?

– Почти пять тысяч. Всех за день не обойдешь. Хотя, конечно, и так все знают, что случилось. Думаю, если бы кто что видел стоящее, сам пришел бы.

– Может, и так, – согласился Лунин, – но надо еще походить. Вернее будет.

– Похожу, – кивнул Колычев, – чего ж не походить-то. А если что иное потребуется, так вы говорите, я все сделаю.

– Непременно. – Илья хотел было уже отпустить участкового, но в последний момент вспомнил об еще одном интересовавшем его обстоятельстве. – Скажите, год назад, когда пропала другая девочка, вы здесь были?

– А где ж еще? Я тут уже лет двадцать как в участковых. Пять начальников колонии при мне сменилось. Вру, шесть! Двое на повышение ушли, трое на пенсию, а одного посадили. Но это еще давно, годов пятнадцать назад было.

– И что, тогда тоже никто ничего не видел, не слышал?

– Никто, – подтвердил участковый, – но тогда и уехать из поселка проще было. Про карантины никто и слыхом не слыхивал, автобус до города каждый день бегал. Да и, если честно, Ритку и не искали почти. Ей тогда шестнадцать только исполнилось, но уж больно девка резвая была, все во взрослую жизнь торопилась. Я вот подумал, вдруг вы ею интересоваться будете, захватил фотографию. – Колычев достал снимок, лежавший промеж страниц записной книжки. – Красивая деваха, глазища-то вон какие, утонуть можно. Но я вам так скажу, там, и кроме глаз, было на что посмотреть.

– Григорич, да ты ценитель юного тела, – усмехнулся Зубарев, – а с виду приличный человек, с усами.

Колычев вопросительно взглянул на Лунина.

– А что, кроме этого балабола, других оперов в области не нашлось? Или начальство не знало, как от него избавиться, сюда ткнуло?

– Сказали, что лучший сотрудник. – Бросив оценивающий взгляд на Вадима, Илья с сомнением покачал головой. – Думаете, обманули?

– Раскудахтались, – беззлобно погрозил им кулаком Зубарев, – ты давай, Григорич, лучше дальше рассказывай, где там еще у этой девицы тонуть можно было.

– Я сам-то не плавал, – губы участкового растянулись в добродушной улыбке, – врать не буду, но пацаны с ее класса за ней через одного бегали. Да только Ритке с ними, говорят, не интересно было. Ей вообще в поселке не шибко интересно казалось. Как говорится, огни большого города, они ведь манят. Вот и ее манили. Так что сто процентов дать, конечно, нельзя, но, скорее всего, она и впрямь в город укатила, а уж чего там с ней приключилось, никому не ведомо, может, и ничего хорошего, раз за год ни одной весточки не прислала.

– Она училась вместе с Алиной? – Илья делал быстрые пометки в своем блокноте.

– Да, в одном классе, – подтвердил участковый.

– Я вот думаю, – неуверенно вступил в разговор Макаров, – если эти дела и впрямь как-то связаны и девушек действительно убил один человек…

– То он больной на всю голову, – фыркнул Вадим. – Или оборотень. В полнолуние превращается в волка и съедает молодую девицу. Это мы и без тебя знаем. Только пока фактов, что убийца один и тот же, у нас нет. Мы даже не знаем, было ли убийство. Хоть одно! Эту вашу полную луну к делу не подошьешь, хотя, – он ехидно взглянул на Лунина, – с такой фамилией следователя можно и попытаться.

– У меня немного другая мысль, – лейтенант наконец решился продолжить, – если их убивает один человек, и этот человек, скажем так, не совсем здоров, возникает вопрос: откуда он взялся? До этого же в поселке ничего подобного не происходило. Может быть, надо отследить тех, кто переехал сюда последние три-четыре года?

– А может быть, это подрос кто-то из одноклассников этих девиц, – подхватил Зубарев, – а может быть, этот маньяк сорок лет терпел, а на сорок первом не выдержал. Может быть что угодно. И кто угодно. Вон, смотри, наш участковый как притих. А что, если это он порешил обеих? А теперь сидит, слушает, как мы расследование вести будем.

– Нет, я понимаю, у тебя во рту пропеллер, но это уже перебор! – возмутился Колычев.

– Да ладно, Григорич, – хлопнул его по плечу оперативник, – это же я к слову, чтоб молодежь понимала – нельзя на какой-то одной версии замыкаться. Сперва надо во все стороны посмотреть, башкой покрутить.

– Это хорошо, Вадим, что ты это понимаешь, – Лунин вновь, на этот раз более спокойно, поднялся из-за стола, – пока все. Завтра, если будут какие-то новости, сразу звоните, – он положил на стол несколько визиток, – если нет, то собираемся здесь в девять.

Когда оба лейтенанта, а вслед за ними и участковый ушли, Зубарев подошел к окну, за которым сквозь серые вечерние сумерки на землю медленно спускались с неба белые пушистые хлопья.

– А мою версию, насчет Кноля, ты, значит, игнорируешь. – В голосе его звучала обида.

– Это ты как определил? – Илья удивленно взглянул на стоявшего к нему спиной Вадима.

– Что тут определять? – Зубарев наконец отвернулся от окна и недовольно взглянул на Лунина. – Задания господин начальник всем раздал. Что-то фамилии Кноля я там не услышал.

– Фамилию Кноля, – улыбнулся Лунин, – господин начальник оставил самому себе, причем дважды. Хочу с утра побеседовать с Олегом, ну а потом еще раз пообщаюсь с Аркадием Викторовичем. Тебя устраивает?

– А это я тебе скажу по результатам твоего общения, – ухмыльнулся Вадим, – доложишь мне потом, чего интересного тебе поведают.

– Непременно, – пообещал Илья. – Я вот думаю, может быть такой вариант, что исчезновение девочки связано с работой Кноля. Что скажешь?

– Ну а что, идея хорошая, – одобрил Вадим. – Должность у полковника скользкая. Возможностей много, а запретов еще больше, но поскольку мужик он тертый, наверняка в какие-нибудь дебри забраться успел. Но тогда получается, его шантажируют?

– Может быть, – пожал плечам Илья, – а может быть, еще нет. Ждут, когда он дойдет до нужной кондиции. Мне, правда, не очень понятно, чего от него можно такого требовать, чтобы ради этого похищать ребенка. Освободить раньше времени он все равно никого не может. Побег?

– Тоже вряд ли, – Зубарев с сомнением покачал головой, – одному такое не провернуть, даже хозяину. А брать кого-то в долю – гиблое дело. Сдадут. Я вообще не припомню, чтобы что-то подобное у нас было. Если эту тему копать, то надо со стороны денег заходить. Ты поселок видел?

– И что?

– «И что?» – передразнил оперативник. – Ты, как адвокат, вопросом на вопрос отвечаешь. Я тебя тогда по-другому спрошу. Ты еще такие поселки при зонах видел? Лично я – нет. А я поездил, несколько раз допрашивал, так сказать, по вновь открывшимся обстоятельствам. И я скажу тебе, как правило, это такой гадюшник, что не знаешь, по какую сторону забора жить хуже. То, что здесь деньги крутятся, и деньги хорошие, это точно. И, зуб даю, рулит этими деньгами Аркадий Викторович по своему усмотрению. Не всеми, конечно, что-то наверх уходит, что-то в казну перепадает. Вот, может, какой-то охламон тоже решил к этому ручейку присосаться.

– Тогда непонятно, что потом будет. Вот представь, пошел Кноль на уступки, дочку ему вернули. Она через полгода в Москву уедет, в консерваторию. А если он такими деньгами крутит, то может и куда подальше отправить, где ее точно не достанут. Все! Руки у него развязаны. Что дальше?

– Откуда ж я знаю. – Вадим картинно развел руки в стороны. – Замов Кноля надо потрясти как следует, может, кто что интересного и расскажет. Особенно бухгалтера и директора промки.

– Кого?

– Зама по производству, его обычно директором промзоны все называют. Он к деньгам, может, сам выход и не имеет, но хотя бы расскажет тебе, чем они тут занимаются, – Зубарев усмехнулся, – если, конечно, Кноль даст тебе с ним пообщаться.

Громкий стук в дверь заставил оперативника прервать свои рассуждения.

– Заходите! – Илья двинулся в сторону открывающейся двери и тут же застыл от изумления.

Сперва в дверном проеме показалась огромная голова, украшенная копной густых, абсолютно белых волос, а вслед за ней в комнату не вошел, а скорее протиснулся ее обладатель.

– Кинг-Конг жив, – оторопело пробормотал за спиной у Лунина оперативник.

Стоявший у двери мужчина лет пятидесяти поражал своими размерами. Лунин впервые видел человека, смотреть на которого ему приходилось, высоко задрав голову. При этом телосложение гиганта вполне соответствовало его росту – широкие плечи, мощная выпирающая из-под телогрейки грудная клетка, неестественно огромные кисти рук с толстыми, покрытыми темными волосами пальцами.

– Ты кто, родной? – первым пришел в себя Вадим, на всякий случай коснувшись пальцами висящего под мышкой табельного «макарова».

– Люба. – Голос великана прокатился по комнате, со звоном отразившись от оконных стекол.

– Мама? – Брови оперативника скакнули вверх от изумления.

– Мама, – мощный рокот исходил почти из-под самого потолка. – Мама белье принес. Белье чистое. Мама сам стирал.

Огромная рука потянулась к Лунину и замерла в нескольких сантиметрах от его лица. На вытянутом указательном пальце покачивался большой желтый пакет, похожий на те, в которых Илья обычно приносил домой покупки из супермаркета.

– Бери, – добродушно послышалось сверху, и Илья осторожно стянул с волосатого пальца целлофановые ручки.

Заглядывать в пакет Лунин не стал, поскольку не в силах был отвести взгляд от огромной, пусть и не делающей ничего угрожающего, но тем не менее внушающей страх фигуры.

– Завтра похолодает, – неожиданно сообщил Илье великан. – Завтра дрова принесу.

Указательный палец, все еще застывший перед лицом Лунина, по плавной траектории двинулся в сторону и наконец указал на стоящую в углу гостиной небольшую обложенную кирпичом печь.

– Завтра топить будем! – торжественно провозгласил гигант, повернулся спиной к Лунину и, согнувшись в три погибели, вновь протиснулся в дверной проем, на этот раз покидая гостиную.

– Это сейчас что было? – первым, спустя примерно минуту, пришел в себя Зубарев.

– Мама, – Илья наконец заглянул в желтый пакет, – Мама Люба. Белье принес.

– Из области приехал следователь.

Плечи Анны, стоявшей спиной к кухонному столу, испуганно вздрогнули. Кое-как совладав с собой, она разлила чай по кружкам.

– Тебе с сахаром? – машинально спросила она.

– Ты же знаешь, что нет.

Действительно, она знала. Как она могла не знать привычки любимого мужчины? Но сейчас ей казалось, что все знания, все мысли вылетели из головы, уступив место только одному чувству, переполняющему сознание, – чувству страха.

– Мы должны сказать, – с глухим стуком обе наполненные горячим чаем кружки опустились на стол, – сказать правду.

– И что потом? – Отрезав еще один кусок хлеба, он положил нож на разделочную доску и уставился на нее так, словно увидел что-то неприятное. – Ты представляешь, что будет потом?

– Не знаю, – слова с трудом вырывались из грудной клетки, буквально продираясь через пересохшее горло, – я не знаю, что будет. Я знаю только, что я так не могу. Я должна сказать правду. Понимаешь, должна! Они все должны знать…

– А помолчать ты не можешь? – Он с силой стиснул рукоятку ножа, а затем медленно, как показалось Анне, словно в замедленной съемке, встал и выпрямился во весь рост.