Читать книгу В провинции у моря. Книга первая (1998–2014) - Александр Гранов - Страница 17

Безумство, любовь, кто враги,

Но как им в груди разминуться…

Ведь их расставанья шаги

Уводят в уныние грусти.

Безумия злобный оскал,

Бездонный, как сумрачный кратер,

Пустячных мгновений накал

Возводит в абсурдность утраты.

Утраты из завтрашних дней,

Из снов, где в шагах циферблатных

Предчувствие скорбных потерь,

Отчаянье боли и краха.

И все ж без безумства любовь

Пресна и уныло бесстрастна,

Ведь чувства бескрайнего новь

Над разумом будет не властно.

Любовь и безумство одной

Медали, нет – ордена лики.

Безумно влюбленный – герой,

А не занудливый критик.

Любовь и безумство – уход

Из блекло—туманных продлений,

Решительно сорванный плод,

Без вздохов, рефлексий, сомнений…

Любовь и безумство крыло,

Влюбленного лебедя в белом.

Неважно, мело, не мело,

Страсть рушит сомненья пределы…

И вдруг я понял – ноги дев не параллельны,

То два луча, луч третий мы,

Посылы фрикции линейны,

Как стрелы крепкой тетивы.

Дана рожденьем точка вечного отсчёта,

Мы из неё выходим в свет,

Рвём пуповину пред полётом,

Чтоб стать причиной своих бед.

Но возвращаемся упорно мы к истоку,

Собой разнообразя жизнь.

Инстинкт неистребим и точен,

Лишь он родит прогресс и мысль.

И не вдаваясь в словопренье словоблудья,

Откинув пуританский взгляд,

Мол, жизнь продляя – душу губим,

Пред случкою пушим наряд.

Та наша часть, что Богом отдана природе,

Живет законом бытия.

У дев не параллельны ноги,

И вертится ещё Земля…

Все замкнулось одной минутой,

Поглотила реальность небыль,

Словно в этом лете и не был,

В этом лете обманно-трупном.

Поменялась на зиму осень,

Усмехнувшись кривым минетом,

Отголоском хмельного лета,

Чтоб повесить бельем вопросы.

Чтоб в похмелье загнать все мысли,

Запорошенные изменой…

Здравствуй, водка и пиво с пеной,

Видно в лете я том был лишний.

Как долго нас мучит агония страсти,

В преддверье бесстрастья сердца рвет на части.

В преддверье разлуки с промчавшимся летом,

С зависшим в безмолвии снежном ответом.

А где-то на росах ушедших, весенних,

Иные минуты, иное веселье.

Там жар от сердец был теплее и суше,

Но мы его зимним отчаяньем душим.

Нас тянет погашенных углей надежда,

Но мы уж не там и не тут, где-то между.

В придуманном, но не продуманном лете,

В котором и Солнце не так как-то светит.

Там кровь не бежит по растерзанным венам,

Там все не стабильно, там все переменно,

Там киснет в безмыслье разжиженный разум

И копятся силы порвать с прошлым разом!

Мы с тобой – в виртуальном баре,

Просто трусим тусить в реале,

Мило обмениваясь словами…

Мы с тобой – в виртуальном баре,

Как сумо два борца на татами,

Любим, но не можем любить. Сами

Кармы своих колесниц крутим,

Но что же накрутят в судьбу трутни,

Вот отчего путь наш так труден…

Чувства клином врезаются в мысли,

А что за мысль, когда в ней нет смысла,

То тормозит, то мелькает быстро…

Будущее, как лед, сверкает,

Искрится, тает, перетекает

В ненасытное прошлое. Каин,

Живущий во мне уже продал

Все мысли мои и проповеди

Да пропади все оно пропадом…

Мне не быть уже идеалом

Даже по абрису, по овалу…

Это не мало, когда как попало

Выглядишь на исходе дорог,

И верно, на нас уж не смотрит Бог,

Но и не видя, Он достаточно строг…

Мы на пути в поисках двери,

А в пути неизбежны потери,

Пусть потеряем друг друга, верим.

Верим, что за дверью вершина,

Хоть путь этот мы, не завершили,

Многие тернии сокрушили…

Мы теряя находим силы,

Память в сердце нести до могилы,

Пусть виртуальный, но очень милый…

Твой образ, пропитанный морем,

Киприотской соленою пеной,

В вирте прощаются все измены…

Мы с тобой в виртуальном баре,

Поиграю тебе на гитаре,

Перед тем как в сети будем тралить…

Мы в знойный полдень поднимались в гору,

Чтоб рассмотреть ущелие Агуры,

И я почти уверен был в ту пору,

Подъемов вместе ещё много будет.

Хоть и мелькали смутные сомненья,

Но надо было удержать дыханье,

Когда идешь к вершине, не до мнений,

Бодришься, чтоб не слышать нареканья.

Мы шли, чтоб с скальной высоты обрыва

Увидеть как парят орлы в ущелье,

Чтоб в цифре это замерло красиво

И верили – чрез день, через неделю

Мы этой же тропой пройдем. За руки

Держась, чтоб единить дыханье с пульсом

Сердец, так долго бившихся в разлуке.

И оба дорожили этим курсом,

Что был проложен нами по указке,

Пускай не Бога, просто Высшей Силы…

Сияли Небеса, мы шли по сказке

И рады были своему бессилью

Пред чьей-то волей, в гору подтолкнувшей,

Преодолевшей «не хочу, не буду»,

Вдохнувшей позабытые уж чувства,

Прорвавшейся сквозь всяких табу груду…

Но полдень тот, увы, не повторился,

Не выпало даже минут прощанья,

В лазурном небе лайнер растворился…

Увы, надежды нет на обещанья.

Вот так случилось, что поверив слову,

А то, что будет завтра, не предвидя,

К превратностям мы не были готовы,

И стали во главе угла обиды…

Но не затем я вспомнил эту гору,

Волнует нашей жизни эфемерность.

Ждешь радости, а в дом приходит горе,

И штормовой волной грядут измены.

Измены, перемены, шторм, болтанка,

Никто ни в чем уверен быть может.

Что следует считать надежным главным,

И кто успехи жизни подытожит…

Но как бы ни крутила дней воронка,

Мы постоянно на пути к вершине,

Да, нет у нас свершений в жизни громких,

Но сильно тоже мы не нагрешили.

Наяву ли, во сне мы бродили вдоль озера Чад,

Где изящный жираф нам на память оставил следы,

В антилопу влюблен, несказанно жираф был нам рад,

И при встрече тебе подарил он цветы.

А в ветвях попугай что-то громко жирафу кричал,

На своем языке изъяснялась та нервная птица,

Безупречный жираф толерантно пред птицей молчал,

Бузупречен жираф иль таким он нам снился.

Только взгляд антилоп невозможно увидеть во сне,

Что поодаль от озера, мирно вздыхая, пасутся,

Элегантный жираф, элегантней еще при Луне,

Антилопы же в ночь, убегают, несутся…

Так и ты от меня антилопою таешь в ночи,

Забирая с собой все надежды мои без остатка…

Попугай – пересмешник любую судьбу прокричит,

Оставляя со мой только горький осадок.

Попугай ли, жираф, мы в озерно-пустынном краю,

Кто пред кем и всегда здесь на озере был безупречен,

Как еврейский портной, я все время чего-то крою,

Но чтоб я бы ни сшил, ни скроил, я тобою помечен…

Расширим горизонты до трех кур

И грядки с огурцами и редисом,

Зато над нами небо будет чистым,

И вместо кофе будем пить лазурь.

Расширим горизонты до плетня,

Зато в ночи деревни видно звезды,

Они нам улыбаются, возможно,

Улыбками из завтрашнего дня…

Расширим горизонты лишь до той,

Напомнившей мне, о себе забывшем,

И бывшим в этой жизни тупо лишним,

До встречи с ней, с несбыточной судьбой…

Расширим горизонты до трех кур,

Расширим горизонты до плетня,

Расширим горизонты лишь до той,

До встречи с ней, с несбыточной судьбой…

Лорелей, Лорелея, Лета…

Не в России утес, на Рейне,

Что волнует в Лоре поэтов,

Чем она зацепила Гейне.

Леонора, Лаура, Лора,

Кто ты нимфа, сирена, демон…

Катит Рейн свои воды в море

Мимо в выси сидящей девы.

Первым вспомнил о ней Бретано,

Оживил все и слил воедино,

В память всем подутесным драмам,

Дали именно это имя.

Звали девушку эту Лора.

А «in Lei» – на горе, лишь значит,

Что сирены приносят горе,

Утонувший уже не плачет…

Погруженный в тревогу песни,

Полоненный дикой тоскою,

В ожиданье признанья – лести,

Ею будет он упокоен.

Разойдутся круги неспешно,

Все поглотит реки пучина…

Сказки той орфейная внешность,

Лишь сомнений нам даст морщины.

Мандельштам Лорелею вспомнит,

С ней Высоцкий судьбу торопит,

Видно нету дороги кроме,

Лореально – смертельной топи…

Не тату и не граффити,

Лет последних орнамент,

В небе дымчатым трафиком,

Через Европарламент,

Через кнопки компьютера,

Постполетным крещением,

В предрассветной тьме утренней,

Как залог всепрощенья,

Наших жизней несложенных,

И обыденно грешных…

Да, все было восторженно,

Хоть порой слишком спешно.

Из эдема изгнание,

Не сломило надежды,

Шаг прямлю к испытаниям,

Перемен чуя свежесть…

Только зря – все утрачено,

Червь сомненья причина,

Раной в сердце заплачено,

И глубокой морщиной…

Обрамленьем, орнаментом,

Не украсить уж шалости.

Ты у Европарламента,

Я в забвеньи усталости…

Хочу поздравить первым пред рассветом дня,

Что Днем Рождения твоим зовется,

Пока еще он спит, пока он не проснется,

Не разгорится, поздравленьями звеня…

Я тоже кину в мир всю трепетность восторга,

Что прочно поселился в моем сердце.

При мысли о тебе оно замрет и вздрогнет,

И зазвучит как радостное скерцо.

Ты часть симфонии, надеюсь что не кода,

Трехдольная загаданность, круженье…

С тобою я вкушаю радость плода,

Не ведая терзанья ли, смущенья.

В союзе нашем главное – звучанье,

Гармония без тени диссонанса,

Сокрытое, но сущее венчанье.

В нем страсти без надрыва, как в романсе.

И хочется мне верить, что ты видишь тоже,

Бездонность сути нашего союза,

И думаю, что не должна тебя тревожить

Расхожих пустяков бессмысленная стужа…

Поверь, что в глубине меня, под скерцо1 звуки,

Есть много разных слов и пожеланий,

Их можно прокричать под фейерверка глюки,

Но я надеюсь, что они ясны «по-умолчанью»…