Читать книгу Ватерлиния - Александр Громов - Страница 3

Господин Гундер Шелленграм, ведущий эксперт отдела Перспективного Планирования, без тени иронии называющий себя главной мозговой извилиной организма, именуемого зоной Федерации, занимал скромные, но все же приличные для чиновника его ранга апартаменты в надводной части Поплавка, в полукилометре выше ватерлинии, в километре ниже плоской макушки конуса. Космические челноки садились на уступы значительно выше жилой палубы Дзета-144, справедливо считающейся одной из фешенебельных; боевые машины ВВС и транспортные платформы базировались ниже. Здесь ничто не могло оскорбить взгляд человека, любующегося огненной полоской заката на пепельной воде, и не на экране, а сквозь настоящий иллюминатор; ничто не мешало покинуть каюту и выйти прогуляться на смотровой уступ – не личный, общий, однако заказанный для служащих невысокого ранга, не говоря уже о рядовых оболванцах и трюмной швали.

Сегодня господин Гундер Шелленграм поборол искушение продлить путь по смотровому уступу до сектора Стигма и воспользовался ближайшим служебным лифтом. Сказать по правде, за последний год вид океана надоел ему до чертиков. В какие бы личины он ни рядился, становясь то ласковым и прекрасным, то хмурым, взбесившимся, кипящим, – вода всегда останется водой, а Поплавок Поплавком, и воды всегда будет слишком много. Только новичкам нравится смотреть на нее.

И еще Шелленграму.

Пусть надоело – но тянет… Можно сойти с ума: с высоты океан кажется распахнутой ждущей бездной с висящим над ней Поплавком. Чересчур далек горизонт, чересчур ясно осознает человек, что океан не имеет ни берега, ни дна. Старожилы из штатской обслуги поголовно страдают агорафобией: правдами и неправдами добиваются жилья в глубине терминала, подальше от обшивки и бездны за нею, годами не включают обзорные экраны… Их можно понять.

Но сейчас океан подождет. Утренней рысцы по трапам к посадочной площадке флайдрома было вполне достаточно и для разминки, и для созерцания.

Тридцать секунд плавного падения в лифте с высоты сто сорок четвертой палубы до нулевой Шелленграм рассматривал себя в настенное зеркало. Хорош. Высок, подтянут, мужественного вида, морщинки – и те на месте, производят на собеседника впечатление о их носителе как о человеке надежном, много повидавшем и еще больше переделавшем в своей жизни. Слегка костляв, но это не бросается в глаза. Относительно моложав, на вид не дашь больше пятидесяти. Тонкие губы, крупный породистый нос, благородная седина в волосах, движения – точные и уверенные. Порода во всем. Потомок викингов и их жертв. Тщательно выбрит. Костюм – соответствует цели визита.

Как всегда, на спуске плотно заложило уши. Сорок три секунды горизонтального движения кабины – от периферии к оси Поплавка – господин Шелленграм морщился, глотал всухую, безуспешно искал в карманах коробочку с кислыми леденцами и думал о том, что забывчивость в мелочах – первый симптом старости и добра от нее не жди.

Контр-адмирал Хиппель ждал во внешней приемной.

– Вы опаздываете, Гундер, – укорил он.

– Не имею привычки заставлять себя ждать, – сухо возразил Шелленграм. – Исправьте ваши часы, Курт. Что, все уже собрались?

– Фактически да. Господин Адмиралиссимус ожидается с минуты на минуту. Он в личных апартаментах.

– Так я и думал, – сказал Шелленграм. – Ну что ж, пойдемте.

Дежурный адъютант пропустил их во вторую приемную. Тут пришлось пройти сквозь линию контроля, и строгий голос из стены известил об опасности для жизни, могущей последовать в случае, если посетители не остановятся для идентификации имплантированных под кожу ладони пропусков. Шелленграм и Хиппель молча повиновались. Все было в порядке. В третьей, внутренней приемной посетители сдали разовые карточки-приглашения и подверглись быстрому, но толковому обыску – начальник охраны Адмиралиссимуса не слишком доверял сторожевой электронике. У господина Шелленграма отобрали дыхательный фильтр и записную книжку-комп, пообещав вернуть по окончании визита. Контр-адмирал Хиппель попытался протестовать.

– Не тратьте зря времени, Курт. Вы расточительны.

– Да что они тут себе позволяют, Гундер? А ваш доклад? А ваши записи?

Шелленграм едва заметно усмехнулся.

– Кажется, доклада в обычном понимании не будет. И хорош бы я был как ведущий эксперт, если бы не мог дать любую справку о Капле без шпаргалки. Пойдемте, Курт, пойдемте.

– Вот как? А скажите-ка мне без шпаргалки, Гундер: каков экваториальный диаметр Капли по оси наибольшего прилива?

– Двадцать шесть тысяч пятьсот два с половиной километра, – улыбаясь, ответил Шелленграм.

– Врете. Вы назвали не экваториальный, а максимальный диаметр. Ладно, продолжим. Надеюсь, вам известна численность обслуживающего персонала грузовых ракетных шахт Поплавка?

– Шестьдесят три человека, семнадцать андроидов.

– Опять врете: шестьдесят один человек.

– Извините, Курт, вчера пришел челнок. Земля озаботилась прислать технарей. Трое из них ваши, приказ уже готов и подписан. Что же касается рабочего, раненного вчера во время аварии в вашей епархии…

– Вы и об этом знаете? – хмуро спросил Хиппель.

– Естественно. Так вот, полагаю, этот рабочий уже умер или вот-вот умрет, что не существенно с точки зрения интересов дела. Итого – шестьдесят три.

– Мне бы вашу память, Гундер.

– Не завидуйте, лучше помогите, если что-то пойдет не так.

– Мы ведь уже договорились. Только уж и вы мне…

– Разумеется. Я знал четырех командиров Поплавка. Вы первый, с кем приятно иметь дело.

– Спасибо, Гундер.

В рабочем кабинете его превосходительства господина Адмиралиссимуса за длинным, сработанным из мореного дуба столом сидели пятеро. В ответ на поклоны вошедшим кивнули как старым знакомым. Никто не приподнялся, давая понять разницу в чинах и положении. Шелленграм и Хиппель сели с краю.

– Тут одни акулы, – шепнул Хиппель.

Гундер Шелленграм ответил толчком ноги: молчи, мол, знаю. Он откровенно разглядывал сидящих, но так, впрочем, чтобы это не показалось чересчур бесцеремонным. Он знал их всех, и знал давно, о биографиях некоторых из присутствующих он знал опасно много и не нуждался ни в каком разглядывании для того, чтобы понять, что ждать от них, но сейчас верх брала привычка. Взгляд – образ, несколько десятков слов. Карточка в несуществующую картотеку.

Вон тот слева – Вальдемар Мрыш. Адмирал, флагман Первого, Ударного, флота. Молод, напорист, лично храбр. Не слишком опытен, однако считается гением морской тактики. Семь лет назад переведен на Каплю в чине всего-навсего кавторанга и, против всех обычаев мирного времени, сумел сделать блистательную карьеру. Прям в суждениях и, вероятно, в мыслях. Айсберг без подводной части, весь на виду. По слухам, последнее время под него усиленно копают: оказался негибок, не оправдал чьих-то надежд. Сравнительно честен, не злоупотребляет. Выглядит взволнованным. Небольшая победоносная война – это то, о чем он мечтает с тех пор, как почувствовал подкоп.

Где я ему возьму небольшую и победоносную? – подумал Шелленграм. Он перевел взгляд на следующего.

Антей Лавров-Печерский, адмирал, флагман Второго, Вспомогательного, флота. Лысый, с кустистыми седыми бровями. Ветеран сражений эпохи Разделения, с юных лет служил исключительно на Капле, участвовал в нескольких серьезных кампаниях, облучен, многажды ранен. Умеренно образован. Опытен. Чин адмирала получил за успешные действия трех субмарин в Экваториальном побоище под занавес войны. Уступку половины акватории планеты Лиге, Унии и Независимым расценивает как свое личное поражение.

И в том же духе воспитывает подчиненных, добавил про себя Шелленграм.

Конрад Монтегю, вице-адмирал, командующий Отдельной флотилией погранохраны. Средних лет, худ, редковолос. Обладатель самого скрипучего голоса во всем Южном полушарии. Гордится фамилией, мнит себя потомком какого-то флотоводца начала Темных веков. Влиятелен. Числом боевых кораблей его разбросанная по всей Капле флотилия намного превышает Ударный флот Мрыша и почти равна Второму флоту по боевой мощи, но дальность действия, конечно, много меньше. Сам терпелив, выдержан, много и охотно занимается стратегическим планированием, считаясь видным теоретиком войны на море. Подчиненных распустил, одна Джильда Риенци чего стоит…

Джакомо Риенци, брат упомянутой Джильды. Этот командует всей авиацией, кроме ПВО Поплавка. Около сорока лет, коренаст, черные волосы коротким ежиком. На вид бурбон и демонстрирует это всем и каждому, но что он на самом деле, еще предстоит понять. Уже то, что он в изумительно короткие сроки свалил двух предшественников, говорит о многих скрытых качествах. В рядах ярых сторонников войны не замечен, но это еще ничего не значит.

Наконец последний… Шелленграм лишь мазнул его взглядом и сразу отвел глаза. Любомир Велич, шеф флотской разведки и контрразведки, грузнеющий красавец-брюнет, единственный из пятерых не адмирал, а всего лишь каперанг – никак земные бюрократы не приведут его чин в соответствие с занимаемой должностью. Внешне нисколько от этого не комплексует – может, так ему удобнее… Трудно сказать. Принял дела недавно. Его побаиваются и, вероятно, не без оснований – вот и все, что о нем можно сказать.

А ведь и верно – акулы, подумал Шелленграм. Все пятеро. Не то беда, что зубасты сверх меры, а то, что эта пятерка – элита власти. Они, а вовсе не те надутые спесью чиновники, что присылаются сюда Управлением по делам колоний в количестве явно избыточном – как передаточный ремень для проведения политики Земли. Такое впечатление, что нарочно подбирают самых бестолковых. И уж конечно, вершина власти – не Адмиралиссимус, а вот жди его, протирай штаны…

Ждать пришлось минут пять. За это время не было произнесено ни слова, лишь Монтегю неразборчиво бубнил себе под нос, шелестя бумагами.

Наконец вошел тяжелый, грузный седой мужчина с неподвижными чертами оплывшего лица, сопровождаемый новым флаг-адмиралом – этого Шелленграм видел второй раз и еще не успел запомнить фамилию. Вполне вероятно, она того и не стоила, флаг-адмиралы при Адмиралиссимусе менялись чаще, чем командиры Поплавка.

Он встал, как и остальные. Его высокопревосходительство господин Адмиралиссимус неспешно обошел вокруг стола, здороваясь с каждым за руку. Каждое его движение было внушительным, но одновременно как бы и недостаточным – медлительным и скованным. Грация стенобитного тарана, если стенобитный таран способен обладать хоть какой-нибудь грацией. Пожимая мясистую вялую ладонь, Шелленграм едва не улыбнулся пришедшему на ум сравнению и закаменел, беря себя в руки.

В последние годы Адмиралиссимус изрядно сдал. Похоже, он уже давно не выходил на вольный воздух, ограничивая свои прогулки охраняемой сердцевиной Поплавка. Поговаривали, что он сильно пьет. Наиболее злые языки утверждали, что в своих личных покоях господин Адмиралиссимус будто бы с увлечением играет в игрушечные паровозики, – но мало ли что утверждают злые языки, подумал Шелленграм. Может, и не в паровозики вовсе. Может, в солдатики.

Маразм. И уже не первой свежести, застарелый. А ведь было время – грозен был Адмиралиссимус, и хоть никогда не был особенно умен, помощников подбирал толковых… Совсем худо, когда человека перестают интересовать люди как объект игры. Не приведи господь дожить до такого позора.

Покончив с рукопожатиями, господин Адмиралиссимус сел в услужливо пододвинутое флаг-адмиралом кресло, тяжело опустил руки на положенное им место на подлокотниках и пригласил садиться. Заскребли, застучали по полу ножки придвигаемых к столу стульев. Блюдя субординацию, Шелленграм сел последним.

Незаметной внешности стюард – получеловек-полутень, чья биография была проверена контрразведкой по минутам – неслышно подал минеральную воду и исчез. Со смачным поцелуйным звуком присосало дверь. Десять секунд чуть заметно вибрировал пол: воздушные насосы отделяли мозг зоны Федерации от тела непроницаемым для звука вакуумным барьером; одновременно трижды дублированная хитроумная система электронной безопасности тщательнейшим образом исследовала резиденцию его высокопревосходительства на наличие «жучков» и жучкоподобных устройств. Не найдя искомого, система сообщила об этом, как показалось Шелленграму, немного обиженным тоном.

– Ну что же, – констатировал флаг-адмирал доверительным голосом, – кажется, все в сборе. К сожалению, нет управляющего экономикой Капли, в настоящее время он вызван в метрополию, однако я полагаю, что присутствующий здесь господин Шелленграм не откажется дать необходимые справки, коль скоро в них возникнет необходимость… Мне кажется, мы можем начать. Не так ли?

– Дэ, – коротко сказал Адмиралиссимус. Лицо его оставалось неподвижной маской.

Пятеро молчали, закаменев, не глядя друг на друга. Тишина перед прыжком… Никто не проронил ни звука. Текли секунды. Несчастный Хиппель, слабейшая карта в этой колоде, нервно вытирал платком лоб. Шелленграм подумал, что, наверное, эти секунды молчания, когда слово-взрыв еще не произнесено, кажутся столетиями каждому сидящему за этим столом. Кроме него, Шелленграма. Да, кроме него одного.

Монтегю сдержанно кашлянул и, когда взоры присутствующих остановились на нем, спрятал глаза. Нет, этот не решится начать. Тогда кто же? Мрыш, самый молодой и решительный?

Да, Мрыш.

– Если не теперь, то когда же? – Флагман Ударного флота начал без обиняков. – Только сейчас и обрушиться на северян всей силой! Момент такой, что лучше не придумаешь, это я вам говорю. Упустим – не вернем, так и знайте. Локти будем кусать…

Он еще говорил, а сидящие уже задвигались, устраиваясь вольнее. Бедняга Хиппель, забывший дышать во время общего молчания, шумно выдохнул, икнул и стал пунцовым, как школьник, сделавший непристойность в присутствии взрослых дядей.

– Вы так уверены в нашем превосходстве, Вальдемар? – прервал Лавров-Печерский. – Нет-нет, не спешите отвечать. Я хочу того же, чего и вы. Мы все этого хотим, верно? Но, видите ли, если мне придется тонуть, я желаю пойти к Вихревому поясу с сознанием, что это послужит нашей победе, а не наоборот. Я старый человек, и мне надоели войны, которые невозможно выиграть. Прошу помнить, что наш флот лишь незначительно превышает боевой мощью соединенные флоты зон Лиги, Унии и Независимых. Вы абсолютно уверены в успехе, Вальдемар?

Мрыш фыркнул.

– Разумеется, абсолютно. Поймите же наконец, все это время мы находились в плену замшелых догм. Более тридцати лет! В войне, последовавшей за Разделением, наши заблуждения были понятны и простительны: в конце концов, мы пытались вернуть назад свою собственность. И проиграли. Одной морской пехоты положили столько, что пришлось поставить ей специальный памятник. Никто даже не подумал уничтожить чужие Поплавки одним ударом, все три одновременно, а если и подумали, то не имели достаточных средств. Теперь-то мы их имеем, разве нет?

– Дэ, – сказал Адмиралиссимус.

– Северяне тоже, – проскрипел, возражая, Монтегю.

– Стоит ли говорить о том, – самодовольно ухмыльнулся Риенци, – что наш Поплавок теперь не просто терминал, а уникальная по средствам защиты и нападения плавучая крепость, принципиально более мощная, чем Поплавки северян. Защититься мы сумеем. Кажется, ни мы, ни наши предшественники на этих постах не сидели сложа руки.

– Как и северяне.

– А что северяне? – дернулся Мрыш и снова фыркнул. – Я уже весь дрожу… Вы намекаете на тройственный меморандум?

– И на меморандум, разумеется, тоже.

Шелленграм подумал, что Монтегю, возможно, специально махнул красной тряпкой перед мордой быка. Совместный меморандум администраций трех северных зон был получен несколько дней назад и пока не имел результатом никакой официальной реакции. О, неофициальной реакции было сколько угодно, ибо в меморандуме обосновывалась чудовищная претензия: во избежание в дальнейшем всех и всяческих акваториальных споров и недоразумений между существующими неравными зонами поделить Каплю на четыре РАВНЫЕ зоны – с границами меридиональными либо соответствующими проекциям на сферу ребер вписанного тетраэдра – по решению международной конференции, которую предлагалось созвать во имя мира и добрососедства! Очевидная наглость меморандума вызвала вспышку тихой ярости в верхних эшелонах власти зоны Федерации. Говорили, что Мрыш в тот день ни за что ни про что собственноручно побил морду адъютанту. Он и теперь кинулся в бой:

– Северяне, северяне… Не знаю, как вам, а мне надоело о них слышать! Чуть что – северяне, демпинговые тарифы Независимых… А их, северян, три зоны, между прочим, и о координации боевых действий своих флотов они никогда не договорятся, это вам не меморандумы сочинять. Говорю вам: накроем их Поплавки, а флоты уничтожим поодиночке, только и всего. Главное – внезапность и решительность нападения или, если хотите, давно заслуженной акции возмездия. Для этого хватит Ударного и Вспомогательного флотов при поддержке авиации, а флотилия погранохраны, наш резерв, при необходимости вполне справится с задачей защиты Поплавка. Пусть только Земля обеспечит внешнее прикрытие, чтобы ни один чужой корабль не высунул носа из Каналов, а уж разгром противника тут, на Капле, я обещаю. О чем тут, собственно, у нас идет речь? О меморандумах?! План кампании давно разработан и утвержден, весь вопрос в том, когда же мы наконец соизволим пробудиться от спячки. Флоты готовы к войне, авиация готова, Поплавок… Хиппель, я вас спрашиваю: готов Поплавок? Да сидите вы!

Контр-адмирал Хиппель, только что справившийся с обильным потом на лбу и висках, мгновенно вспотел вновь.

– Э… Да, конечно… Так точно… Как было приказано…

– То-то. Повторяю: лучшего момента не будет. Гарантии Земли мы получили или нет?

– Кхм, – сказал Адмиралиссимус. – Дэ.

– Тогда у нас остается одна большая проблема и одна малая, – улыбнулся Мрыш. – Большая – принять решение. Малая – выиграть войну. Надеюсь, хотя бы повод к началу войны у нас найдется?

– Дэ, – сказал Адмиралиссимус. Шелленграму было ясно, что он не слушает.

– Разумеется, – охотно пояснил своевременное междометие флаг-адмирал. – Например, три дня назад был выведен из строя пищекомбинат. Торпедная атака. Между прочим, Монтегю, этот камешек в ваш огород… Бесспорно, это повод для ультиматума любой из зон или всем трем сразу.

«Если не брать в расчет то, что северяне имеют не меньше оснований пожаловаться на нас, – договорил про себя Шелленграм. – Не одни они мастера устраивать диверсии».

– Какой ультиматум? – Мрыш вскочил, оттолкнув стул. – Вы что, с ума сошли? Тогда уж лучше прямо объявим день и час, и дело с концом. Мирную конференцию для отвода глаз – это я понимаю…

– Ну разумеется, – улыбнувшись, сказал Лавров-Печерский, – разумеется. Это шутка, Вальдемар. Просто шутка. Вы правы: план кампании разработан и утвержден. По-моему, это хороший план, и лично я надеюсь, он сработает. Мне, старику, не страшно тонуть, но я предпочел бы остаться на плаву… Единственное, что меня беспокоит по-настоящему, это вопросы снабжения. По плану, на активные боевые действия отводится месяц, на последующую зачистку акватории – от трех до шести месяцев. Выдержит такое наша экономика? Заверения управляющего, к сожалению, отозванного в метрополию, мы слышали. Мне бы хотелось, чтобы господин э-э… Шелленграм честно и убедительно подтвердил их.

– Или опроверг, – впервые подал голос Любомир Велич.

Шелленграм встал. Он смотрел на них сверху вниз. Он так привык. Ему пришлось сделать усилие, чтобы голос звучал как подобает в разговоре с вышестоящими – почтительный и вместе с тем подчеркнуто безразличный голос исполненного собственного достоинства лакея из хорошего дома.

Значит, Земля решилась, подумал он. За этой малой войной, чем бы она ни кончилась, почти наверняка последует масштабная война за возврат колоний, заведомо самоубийственная как для бывших колоний, так и для Земли. Решилась Федерация… Ну-ну. И эти провинциалы – решились тоже. Пробный шар… Планировать они умеют, воевать, пожалуй, тоже. Единственное, чему они не научены, это думать хотя бы на два хода вперед, но разве можно их в этом винить? Вряд ли. Их сделали такими, какие они есть, нельзя требовать изящества от стенобитных таранов.

– Могу заверить, что технических средств, имея в виду боевую технику, боеприпасы, верфи и ремонтные базы, на небольшую войну хватит, – сказал он. – Дислокация их такова, что по меньшей мере в первый месяц войны значительная их часть вероятно не будет уничтожена противником. – Он выдержал паузу, почти равнодушно наблюдая вящее удовлетворение присутствующих. – Проблем с пополнением личного состава у нас также не предвидится, чего не скажешь о противнике, коль скоро Земля обеспечит блокаду Капли. Намного хуже обстоит дело с продовольственным обеспечением. Как раз об этом я недавно представил штабу подробнейший доклад…

– Мы помним об этом, – перебил флаг-адмирал. – Изложите самую суть, только покороче.

– Дэ, – сказал Адмиралиссимус и прикрыл веки.

– Как вам будет угодно. Позвольте напомнить: без импорта Капля существовать не может, ибо местные ресурсы и мощности по их переработке заведомо недостаточны для прискорбно большого числа едоков. Раз в десять дней мы получаем «утюги» с продовольствием и благодаря этому кое-как дышим. Сколько-нибудь серьезных запасов у нас нет. Сейчас в нашей зоне насчитывается около семидесяти тысяч человек, из них реальных работников не более сорока тысяч. Три тысячи андроидов также необходимы. Остальные – жены и просто женщины, дети, в том числе родившиеся на Капле, старики и некоторое количество человеческих отбросов. Словом, балласт. Избавиться от него, эвакуировав в метрополию на время боевых действий и на достаточно продолжительный послевоенный период – насущная необходимость. Таково мое мнение как ведущего эксперта.

– Только-то? – пожал плечами флаг-адмирал. – Это легко выполнимо. Кстати, план предусматривает…

– Простите, я еще не закончил. Даже при безукоризненно точном выполнении плана импорт продовольствия с Земли придется увеличить в несколько раз. Лично у меня нет уверенности, что терминал сможет работать с полной нагрузкой во время боевых действий. Скорее, наоборот. Хочу пояснить свою мысль и еще раз напомнить, что наши возможности добычи местных ресурсов ограничены: ловля рыбы, съедобных водорослей, криля…

Вальдемар Мрыш откровенно зевнул.

– Кое-что синтезируется из неорганики, – невозмутимо продолжал Шелленграм. – Многое выращивается в кустарных садках и на плавучих плантациях-пищекомбинатах. Наконец, малую толику дает переработка того, что застревает на фильтрах ионообменников. Между прочим, Независимые с недавних пор наловчились выпасать на наших планктонных полях свои рыбные стада – как-то они ими управляют, а мы еще не имеем противоядия от этого разбоя. Но так или иначе, сейчас мы все еще можем обеспечить потребности нашей зоны примерно на шестьдесят процентов. Вынужден особо подчеркнуть: это при исправно работающем пищевом хозяйстве… могу побиться об заклад, что противник проявит к нему самое пристальное внимание, едва начнутся боевые действия. Недавняя диверсия в отношении пищекомбината – наглядный тому пример. Учитывая вероятные трудности с импортом, голод практически неизбежен, однако я понимаю: высшие интересы должны превалировать над частностями… – последние слова Шелленграм договорил намеренно сухим тоном, дабы никто из присутствующих не заподозрил издевки.

– И порядок чтоб был! – рискнул пискнуть Хиппель, встряв в паузу, и плаксиво заторопился: – А то что получается: я прошу партию сборных буксиров – мне присылают плавучую буровую с геологом в придачу. На кой ляд на Капле буровая?! Я отсылаю заяку на сотню рабочих андроидов – мне суют два десятка глубинных пилотов, вдобавок недоученных…

Никто не обратил на него внимания.

– Благодарю вас, – отозвался флаг-адмирал, обращаясь к Шелленграму. – Продовольствие, трудности с импортом – это мы учтем. Это важно… Больше ничего? Одним словом, вы как ведущий эксперт гарантируете решительный успех в войне при незначительных издержках?

– Нет, – сухо сказал Шелленграм. – В точности наоборот. Я гарантирую полный провал.

Адмирал Мрыш вскочил с места. Лицо его шло красными пятнами.

– Минуту спокойствия, Вальдемар! – упредил вспышку флаг-адмирал. – Господин Шелленграм, поясните свою мысль. Вы не верите в успех, мы правильно вас поняли?

– Темнит, понимаешь, – изрек господин Адмиралиссимус с закрытыми глазами.

– Абсолютно не верю.

Хиппель не успевал утираться платком. Остальные шестеро смотрели на Шелленграма кто спокойно-выжидающе, кто – с возмущением и гневом. Как на бельмо. Как на вредную букашку, заслуживающую ровно столько внимания, сколько необходимо, чтобы раздавить ее каблуком.

Игнорируя возмущение, Шелленграм позволил себе выдержать паузу. Интересы Федерации, престиж Земли… Акция возмездия, решительная и беспощадная, во исполнение высшего закона справедливости… Они привыкли прикрываться высокими словами. Они всегда ими прикрываются. Неужели люди в своей массе настолько глупы, что не могут разобраться в очевидном? Почему-то очень немногим из них удается понять такую простую вещь: интересы Земли имеют мало общего с интересами этой пятерки. Кто они: хищники? Да нет, нормальные люди. Не маньяки, не злодеи, не опасные параноики. Негодяи? Ну что вы. Взлетите на пост, с высоты которого люди покажутся вам пылью под ногами, и с этой высоты попробуйте осудить себя и коллег… Земля на их стороне. О, они сделали чрезвычайно много, чтобы им позволили сыграть ва-банк: годами укрепляли нужные связи, заручались поддержкой могущественных политических сил и торговых империй, вряд ли ошиблись хоть раз, используя свое влияние для проталкивания вверх нужного человека, делились незаконными доходами… И им позволили рискнуть. Позволили начать войну, вместо того чтобы дать ход проекту космического супертерминала и забыть о Капле. Позволили и еще позволят вложить в бойню много больше средств, чем стоил бы супертерминал, не заикаясь уже о такой ерунде, как человеческие жизни. Позволили и дальше делить бросовую жидкую планету, во что бы то ни стало сохранить Каплю для себя и остаться ее верхушкой…

Господи, как же я устал от них, подумал Шелленграм. Всегда и всюду одно и то же, вечный бег белки в колесе. Сволочи. Люди.

– Есть веские основания полагать, – сказал он, глядя им в лицо, – что командование зон Лиги и Унии имеет в своем распоряжении туннельную бомбу.

* * *

Давным-давно, когда человечество, однажды уже чуть было не исчезнувшее с лица Земли в случайном катаклизме, восстановило свою численность настолько, что освоение ближнего, а затем и дальнего космоса вновь обрело практический смысл, в пространстве Галактики было открыто явление во многом загадочное и невероятно полезное: туннельная сингулярность. Открытие произошло случайно: некий экспериментальный субсветовой корабль – громоздкий и хрупкий монстр, название которого забылось, – совершая испытательный полет на дальних задворках Солнечной системы, внезапно и необъяснимо исчез и вынырнул неповрежденным в двух сотнях парсеков от родного светила. С перепуганным, но живым и здоровым экипажем. С не изменившейся ни на грамм массой топлива. С той же скоростью. Мало того: экипаж, приблизительно разобравшийся в ситуации, сумел вернуть корабль назад, погасив скорость и точно высчитав обратный разгонный курс!

Так или не совсем так – неважно – была открыта туннельная сингулярность и первый (из сотен известных) стабильный субпространственный Канал – легкая дорога к звездам, увы, чаще всего проложенная не туда, куда хотелось бы, и потому отнюдь не прямая. Столетие спустя, когда туннельные перелеты стали самым заурядным делом, никого не удивлял рейсовый маршрут из трех-четырех нырков в Каналы, прерываемых неделями путешествия в обычном пространстве где-нибудь за три спиральных рукава от места назначения.

Такое положение дел устраивало всех – до поры до времени. Строительство всепространственных кораблей, индуцирующих искусственную сингулярную трубку, в принципе возможное, но никак не оправданное экономически, было отложено до лучших времен. Сама идея казалась красивой безделкой.

Как водится, лучшие времена обернулись худшими. Не успела окончиться война землян с сепаратистами, как флоты, состоящие из всепространственных боевых кораблей и военных транспортов имели и Земля, и Лига, и даже небогатая Уния.

Туннельная бомба появилась много позднее. Как случается чрезвычайно редко, но все-таки случается, индуцированная сингулярность впервые послужила человеку для целей хотя и разрушительных, но все же не чересчур фатальных. Не человек был тому причиной – технические трудности.

Компактное устройство, не превышающее объемом обыкновенной тактической боеголовки, отличалось от ходовой части всепространственного корабля одной особенностью: оно индуцировало не Канал, а засасывающую сингулярную воронку. Со входом, но без выхода. Путь в никуда, отчасти похожий на черную дыру.

Противопланетное оружие.

Некоторые теоретики утверждали, что выход из воронки все-таки есть. Где-нибудь в иной галактике или, что вероятнее, в ином пространстве. Слабое утешение для жертв.

Никто и никогда не применял туннельное оружие в битвах космических эскадр – по той же причине, по какой мух уничтожают мухобойками, а не фугасами. Никто еще не использовал бомбу по прямому назначению – иногда по отсутствию подходящего случая, чаще из боязни аналогичного ответа.

С десяток никчемных астероидов и одна холодная газовая планета послужили полигонами для испытаний. Астероиды исчезли практически мгновенно; всасываемую планету корежило несколько секунд. Не осталось ничего, даже коллапсаров – воронки схлопывались спустя малое время, зависящее от мощности боеголовки.

Мирные соглашения между Землей, Лигой и Унией ограничивали базирование туннельного оружия одной планетной системой с каждой стороны. Официально туннельного оружия на Капле не существовало – фактически Поплавок имел на борту один туннельный заряд. Разумеется, имел – глубоко под ватерлинией, в нижнем трюме, под охраной особо отобранных оболванцев из внутренней гвардии, не знающих, что они охраняют. Не самое рациональное место. Шелленграм был уверен, что Адмиралиссимус, тогда еще находившийся в относительно здравом уме, категорически не пожелал разместить боеголовку поблизости от своих апартаментов. Будто не все равно.

Один короткий миг Шелленграм, удивляясь сам себе, наслаждался реакцией присутствующих. Они опешили. Так удар молотом по лбу останавливает неудержимый, казалось бы, бег атакующего быка. И бык падает…

Эти не упали. Несколько секунд оцепенения – и вот уже дергает щекой Мрыш, наливается кровью лицо Риенци, криво ухмыляется Велич, бледнеет Монтегю, а несчастный Хиппель пытается еще чуть-чуть уменьшиться в объеме, хотя и без того съежился до предела… Шумно дышит Лавров-Печерский.

– Вы… вы отдаете себе отчет?.. Вы уверены?

– В случае войны Капля может погибнуть, – подтвердил Шелленграм.

– Чтэ? – рыкнул Адмиралиссимус, невольно разряжая обстановку, и зашевелился в кресле. – Кто может? Почему без приказа? Будем наказывать, понимаешь. Тэк нельзя. Во-от.

Флаг-адмирал, сердито взглянув на Шелленграма, наклонился и что-то зашептал в ухо его высокопревосходительства. Тот дважды качнул головой, обмяк и снова прикрыл веки.

– Я полагаю, господин… э-э… Шелленграм не откажется дать объяснения, откуда у него такие сведения, – проскрипел Монтегю, ни к кому не обращаясь. – Насколько я понимаю, разведка флота располагает м-м… прямо противоположными данными. Или мы вас неверно поняли, Любомир?

Велич уколол Шелленграма неприязненным взглядом.

– Вы поняли правильно, Конрад. А вот я, кажется, чего-то не понимаю. Откуда у отдела Перспективного Планирования могут быть сведения о противнике? Может быть, ведущий эксперт соизволит высказаться?

– Они нас не боятся, – заговорил Шелленграм. – Ни лигисты, ни униаты. Они совершенно нас не боятся. Наш отдел вынужден собирать информацию о северных соседях, просто для того, чтобы успешно выполнять свою работу, но кое-какой дополнительный анализ данных, включая архивные, – моя личная инициатива. Наглость северян просто не может иметь иного объяснения, кроме наличия у них туннельного оружия. В зоне Лиги – бесспорно, в зоне Унии – вероятно, у Независимых – крайне сомнительно. Подробный анализ действий соседей позволяет предположить: зона Лиги получила туннельную бомбу шесть-семь лет назад.

Вице-адмирал Монтегю уронил челюсть.

– Иными словами, раньше нас?!

– Не намного, но раньше. Я понимаю: стратегическая боеголовка испарит любой из Поплавков за одну-две секунды – время явно недостаточное для принятия решения о возмездии. Разумеется, можно подвести боеголовку к терминалу в челноке или грузовой ракете, обманув систему распознавания, – полагаю, это вполне решаемая, чисто техническая задача… Но кто даст мне уверенность, что туннельные заряды северян размещены именно на Поплавках? – С высоты своего роста Шелленграм обвел взглядом присутствующих. – Позвольте закончить. Лично мне представляется мало-мальски перспективной лишь одна стратегия войны: в союзе с Лигой и Унией поделить Независимую зону. Такой союз возможен: тарифы Независимых надоели не только нам. Война будет выиграна быстро и малой кровью, мы усилимся за счет приобретения новой акватории и ее ресурсов…

– Лигисты и униаты тоже усилятся, – скрипнул Монтегю.

– Да, – подтвердил Шелленграм. – Это неизбежно.

В наступившей тишине было слышно, как господин Адмиралиссимус тонко свистит носом.

– Это официальная позиция отдела Перспективного Планирования? – осторожно осведомился флаг-адмирал.

– Дэ, – неожиданно сказал Адмиралиссимус, не поднимая век. Флаг-адмирал поморщился.

– Нет, – возразил Шелленграм. – Я уже говорил: это мое мнение как ведущего эксперта. Мое личное мнение. Только мое.

Адмирал Лавров-Печерский с шумом выдохнул воздух. Ужас оборачивался пшиком, и сидящие расслаблялись. На лицах появились улыбки. Вредное насекомое само подставило себя под каблук, и теперь под черепными коробками ворочались ленивые мысли: растоптать сразу или позволить еще поползать?

– Может быть, передать вашему отделу функции разведки? – съязвил Велич, вызвав смешки. – По-моему, вы об этом мечтаете.

– Не возьму, – холодно отпарировал Шелленграм. – Это не интересно. У меня другая работа.

– Так и занимайтесь ею, черт вас возьми, а не мутите воду! Противник блефует, а тут выискался ясновидец: бомба, бомба…

– Расстреливать перестраховщиков, – буркнул Риенци.

– В мое время умников топили, – охотно отозвался Лавров-Печерский. – Поставят, бывало, на уступ…

– Тише, тише, господа, – вмешался флаг-адмирал. – Попрошу обойтись без резкостей. Мнение ведущего эксперта выслушано и принято к сведению. Господин Шелленграм, вы удовлетворены? Вот и хорошо. Вас и господина контр-адмирала мы больше не задерживаем, можете вернуться к своим обязанностям. Итак, продолжим…

– Не страшно было? – шепотом спросил Хиппель, когда, пройдя через три приемные, они покинули апартаменты его высокопревосходительства. – Вы меня иногда просто поражаете, Гундер…

– Страшно, – улыбнувшись, ответил Шелленграм, потому что утирающийся платочком Хиппель ждал такого ответа. – Очень.

– С вами опасно рядом стоять, вот что я вам скажу. Для чего вы все время высовываетесь, а? Чувство долга обязывает или голова не дорога? Ну чему вы, собственно, улыбаетесь?

– Проницательность не порок, а большое неудобство для окружающих. Угадали: и то и другое.

– А подите вы с вашим юмором, висельник! Что вы теперь намерены делать?

От Хиппеля едко пахло потом. Небось сбросил килограмма два, подумал Шелленграм. В ванну бы его, а мундир – в стирку…

Он пожал плечами.

– Вернуться к своим обязанностям, что же еще. До встречи, Курт.

Обратный путь Шелленграм проделал пешком по наружной поверхности Поплавка, карабкаясь по трапам с уступа на уступ и с удовлетворением отмечая отсутствие одышки. Всякому известно: если после года жизни на планете с тяжестью менее половины земной хочешь избежать атрофии мышц – не сиди сиднем. Ежедневные восхождения поддерживали форму лучше беговой дорожки, а если не было вызова или срочных дел внизу, он карабкался вверх, с удовольствием проходил сквозь запретные ярусы, пользуясь имплантированным под кожу служебным пропуском, и нередко добирался до вершины уступчатого конуса, где ноги скользили по влажному, почти всегда окунутому в облака металлу и уже чувствовалось разрежение воздуха. Но сейчас он просто шел домой.

Некоторое время его мысли занимал Хиппель, маленький человек с развитым нюхом, почуявший в дерзости эксперта некую силу и, вероятно, могучие тылы, за которые не грех подержаться, и шарахнувшийся бы от него, как от зачумленного, узнай он правду. Потом Хиппель пропал из головы.

Сегодня скользкая слизь покрывала все: рифленую поверхность смотровых и служебных уступов, ступени трапов, поручни. Вершина Поплавка скрывалась в слоистом облаке, плоском и бесконечном, накрывшем, казалось, половину Капли. Накрапывало. На высоте гулял сырой ветер, швырял в лицо дождевую пыль. Слегка штормило – баллов в пять, не больше, и едва заметно вибрировал металл под ударами волн. Милях в пяти к востоку, вполне прилично различимый, беззвучно поднялся столб воды, чуть дальше – еще один, и еще: выдерживая график, приводнялись беспилотные «утюги», те самые, о которых сегодня шла речь. Водяная пыль сожрала звуки. Далеко внизу от ватерлинии Поплавка отвалила флотилия буксиров. Обычная деловая суета, обыденная рутина…

А ведь скоро все будет иначе, подумал Шелленграм. Нет иных вариантов. Зачем я полез искать на свою шею приключений, неужели только для того, чтобы испортить им настроение? Убеждать их – бесполезно, драться с ними на уничтожение – бессмысленно, ибо найдутся новые. Любомир Велич торжественно подтвердит, что разведка не располагает сведениями о наличии туннельной бомбы у северян и не предполагает того, чего не может быть в принципе. И они успокоятся. Очень скоро Поплавок станет местом, из которого всякий нормальный человек – не оболванец – будет рад поскорее унести ноги, но до того… До того начнется виденное десятки раз: перегруппировка сил, планирование и исполнение, всеобщее вранье, не способное никого обмануть, попытка сжать в кулак дряблую пятерню, попытка избавиться от балласта, в особенности от штатских – одних как можно быстрее спровадить в метрополию под любым благовидным предлогом, других приставить к делам более насущным, третьих – их мало – во избежание вони не трогать вовсе – и, кстати, не худо бы приглядеться к этому эксперту, Шелленграму – удивительно неприятный тип, господа, вдобавок много знающий и не наш… Ваше мнение? Вы ведь дадите Величу санкцию взять строптивца под особый контроль и при необходимости принять меры самостоятельно, не правда ли? Я так и думал. А не дадите – Велич обойдется и без вашей санкции…

– Зубы обломаете, – сказал он в вой ветра.

Он засмеялся, с внезапной ясностью поняв, что побудило его швырнуть им в лицо правду. Беспокойство о сотне-другой тысяч человеческих особей? Да, и это тоже. Хотя, казалось бы, не тот предмет, чтобы обращать на него специальное внимание. Но главное – он получил удовольствие, видя их растерянность. Ради этого стоило постараться. И еще – он устал жить спокойно.

Рев сирены оборвал его смех. Шелленграм остановился посмотреть на океан. Там, где вдали качались на волнах «утюги» и куда ушли буксиры, из-за размытого горизонта вырастала гигантская волна. Оповещение о гидросейсме, разумеется, пришло с опозданием… Гидросейсм – явление редкое и малопонятное, в отличие от желтого прилива случающееся с равной вероятностью и в тропиках, и здесь, в умеренных широтах. Слабый сейсм, волна так себе… Поплавок ее и не заметит, «утюгам» тоже ничего не сделается, а вот буксиры… Шелленграм видел, как их один за другим поднимало на гребень волны. Кажется, обошлось… Нет, один опрокинулся. Остальные идут на помощь… Может быть, успеют выхватить людей из воды живыми… Все равно отсюда ничего не видно, узнаю из сводки…

Волна оказалась все же большей, чем он предполагал, – Поплавок вздрогнул, по металлу прошел долгий ноющий гул. Вякнул сигнал отбоя тревоги – значит, гидросейсм был одиночным, родившим, как всегда, только одну кольцевую волну. Иногда, очень редко, бывают серии сейсмов, еще менее изученные, вздымающие вавилонские столпотворения валов. Как многие другие, Шелленграм знал, что лет сто назад после серии рекордных по силе сейсмов была отмечена волна километровой высоты.

– Понять не можете, – пробормотал он, не в силах отвязаться от пустых мыслей, – а туда же: делить приспичило…

Полчаса восхождения по скользким трапам на палубу Дзета-144 насквозь пропитали одежду влагой. Переменив волглый костюм на сухой, господин Гундер Шелленграм спустился на три палубы ниже, в глухую, нефешенебельную часть сектора Гамма и посетил одну из ничем не примечательных кают. Оттуда он вышел, имея в ухе горошину с записью. Записанный разговор происходил сегодня утром между Любомиром Величем и его ближайшим подручным, подполковником Андерсом, целиком касался некоего лейтенанта Альвело из четвертого патрульного отряда погранфлотилии и был настолько интересен, что господин Шелленграм даже пропустил время ужина.