Читать книгу Удаление Христа от народа - Александр Гущин - Страница 7

Была весна 1969 года, Пятница Светлой седмицы. Во время разговора явственно почувствовал атмосферу подземной камеры аббата Фариа. Ректор бегло просмотрел мои записки. По очереди просмотрели их учёные математики И. Р. Шафаревич, Н. В. Ефимов, Л. А. Скорняков, А. П. Мишина и Э. Б. Винберг. Проще говоря, вся кафедра высшей алгебры Московского университета пролистала утверждение о том, что Линейная алгебра, на базе Пространства-Времени и теории относительности Эйнштейна не что иное, как глобус, по которому современные математики собираются входить в узкий, невидимый на глобусе, фарватер движения Материи на уровне элементарных частиц. Я вводил понятие квантовой математики. Утверждал, что Материя это Материя плюс Антиматерия или Антиматерия плюс Материя.

Учёные, пожав плечами, удалились, я остался один на один с каким-то профессором. Чтобы максимально профессора заинтересовать, показал доказательство связи физических постоянных величин с трансцендентным числом «Пи» используя элементы высшей математики. Предложил уравнения, удовлетворяющие трансцендентным числам с дробными конечными вынужденными коэффициентами, или просто с вынужденными коэффициентами трансцендентных чисел. Предложил математической кафедре российского университета доказательство Великой теоремы Ферма, доказав, что она, в общем виде, не доказуема. Ферма пошутил, сказав, что знает доказательство. Ферма мог знать лишь частные случаи.

Вы математик? – спросил профессор, возвращая математические расчёты.

Безусловно, – с достоинством отвечал я.

Покажите ваши документы, – сказал профессор.

Видите ли, любезный товарищ профессор, – с удивлением отвечал твой покорный слуга, многомудрый читатель, – неужели, чтобы убедиться в том, что Лобачевский математик, неужели нужно спрашивать у него документы? Да возьмите любых пять страниц из любого его труда, и без всяких документов убедитесь, что имеете дело с математиком.

Во-первых, я не любезный, во-вторых, вы не Лобачевский, – сказал профессор, немного сбитый с толку моим алкогольным воодушевлением.

Ну, почём знать, почём знать, – отвечал я.

Лобачевский умер, – сказал профессор, как-то не очень уверенно.

Протестую! – горячо воскликнул я, Лобачевский бессмертен! И, вспомните, его открытие, опубликованное в 1830 году и не получившее признания современников! Уже после его смерти, на основе трудов Лобачевского совершился переворот в представлении о природе пространства! В своих трудах я уточняю Лобачевского! Пространство и геометрия Лобачевского это тетраэдр объёмом 369036 единиц, с площадью грани 11390 единиц и с длиной ребра 162 единицы! Это ничто иное, как пространство протона! Нейтрон это плюс 536, то есть восемь глюонных полей связи по 67 единиц, исходя из того, что электрон это 201 единица, 201 единица равняется 0,5110034 Мегаэлектроновольт….

Я торопился выдать как можно больше информации, чтобы «зацепить» сознание профессора.

– Нейтрон это протон, с двумя глюонными полями связи по 67 единиц на каждой грани его тетраэдра…, – торопился я, – фотон света это значение в 4,1875 единицы….

Профессор поморщился и перебил мой монолог.

– Тетраэдра? Вам сколько лет? У вас есть понятие о капельной модели атома? Так, всё ясно. Пропустите, гражданин, – уже нервничая, сказал профессор.

Я посторонился и пропустил какого-то математика в двубортном сером костюме, в летней без галстука белой рубашке, воротник которой широко лежал на воротнике пиджака. Двубортный математик с дюжиной бутылок, дефицитного в то время, пива прошмыгнул внутрь математического кабинета, бережно удерживая авоську.

Пивной математик приветливо кивнул профессору, на ходу раскрыл складной стакан, и они проследовали на веранду пить это самое пиво. Я остался один, грустно размышляя, – увы, не мне, не мне, а им, математикам, достанется ледяная кружка, о которой я, бедный скиталец, мечтаю. Положение было печальным и затруднительным, я не знал, как быть. С веранды, в свой адрес, явственно услышал слово «пьяный!»

Видя, что я третий лишний, ретировался из стен многоуважаемого университета.