Читать книгу Игемон - Александр Холин - Страница 3

«В зале был разлит мягкий свет.[7] В лучах догоравшего заката, казалось, оживали библейские мотивы на расшитых золотом и серебром гобеленах. Великолепный паркет Гваренги блестел своими изящными линиями. Вокруг царили тишина и торжественность.

Пристальный взор Императора Павла Петровича встретился с кроткими глазами стоявшего перед ним монаха Авеля. В них, как в зеркале, отражались любовь, мир и отрада. Императору сразу полюбился этот весь овеянный смирением, постом и молитвою загадочный инок. О прозорливости его уже давно шла широкая молва. К его келии в Александро-Невской Лавре шёл и простолюдин, и знатный вельможа, и никто не уходил от него без утешения и пророческого совета. Ведомо было Императору Павлу Петровичу и то, как Авель точно предрёк день кончины его Августейшей Родительницы, ныне в Бозе почивающей Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны.

И вчерашнего дня, когда речь зашла о вещем Авеле, Его Величество повелеть соизволил завтра же нарочито доставить провидца в Гатчинский дворец, в коем имел пребывание Двор.

Ласково улыбнувшись, Император Павел Петрович милостиво обратился к иноку Авелю с вопросом, как давно он принял постриг и в каких монастырях был.

– Честной отец! – промолвил Император. – О тебе говорят, да я и сам вижу, что на тебе явно почиет благодать Божия. Что скажешь ты о моём царствовании и судьбе моей? Что ты зришь прозорливыми очами о Роде моём во мгле веков и о Державе Российской? Назови поимённо преемников моих на Престоле Российском, предреки и их судьбу.

– Эх, батюшка-Царь! – покачал головой Авель. – Почто себе печаль предречь меня понуждаешь? Коротко будет царствование твоё, и вижу я, грешный, лютый конец твой. На Софрония Иерусалимского от неверных слуг жидовствующих мученическую кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царствующей груди своей. В Страстную Субботу погребут тебя…

Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою…

Но народ русский правдивой душой своей поймёт и оценит тебя и к гробнице твоей понесёт скорби свои, прося твоего заступничества и умягчения сердец неправедных и жестоких.

Число лет твоих подобно счёту букв изречения на фронтоне твоего замка, в коем воистину обетование и о Царственном Доме твоём:

«Дому сему подобает твердыня Господня в долготу дней…».

– О сем ты прав, – изрёк Император Павел Петрович, – девиз сей я получил в особом откровении, совместно с повелением воздвигнуть Собор во имя Святого Архистратига Михаила, где ныне воздвигнут Михайловский замок. Вождю небесных Воинств посвятил я и замок, и церковь…

– Зрю в нём преждевременную гробницу твою, Благоверный Государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет. О судьбе же Державы Российской было в молитве откровение мне о трёх лютых игах: татарском, польском и грядущим ещё – жидовском.

– Что?! – поперхнулся Государь. – Святая Русь под игом жидовским? Не быть сему во веки веком, – гневно нахмурился Император Павел Петрович, – пустое болтаешь, черноризец!..

– Пусть так, – пожал плечами инок, токмо ты сам изрёк «во веки веком», а так говорят только старообрядцы. Прапрадед твой Алексей Михайлович по наущению патриарха Никона учинил расправу над святым православием, привезённым на Русь Святым апостолом Андреем Первозванным. Утверждение новодельной религии значится декабрём 1666 года и по сю пору Крестный ход на Пасху совершается противусолонь,[8] значит, против Отца Небесного. Кому народ молится, от того и благословение нисходит. Что же касаемо недругов…, а где татары, Ваше Величество? Где поляки? И с игом жидовским то же будет. О том не печалься, батюшка-Царь: христоубийцы понесут своё… Только народ покаяться должен…

Император Павел Петрович посмотрел на инока долгим изучающим взглядом:

– Что ждёт преемника моего, Цесаревича Александра?

– Француз Москву при нём спалит, а он Париж у него заберёт и Благословенным наречётся, – уверенно ответил инок, будто всё видел собственными глазами. – Но тяжек покажется ему венец царский и подвиг царского служения заменит он подвигом поста и молитвы, и праведным будет в очах Божьих…

– А кто наследует Императору Александру?

– Сын твой Николай.

– Как? – удивился Император. – У Александра не будет сына? Тогда Цесаревич Константин…

– Константин царствовать не восхочет, памятуя судьбу твою, – невежливо перебил Государя предсказатель. – Начало же царствования сына твоего Николая бунтом вольтерьянским зачнётся, и сие будет семя злотворное, семя пагубное для Государства Российского, кабы не благодать Божия, Россию покрывающая. Через сто лет после того оскудеет Дом Пресвятыя Богородицы, в мерзость запустения Держава Российская обратится.

– После сына моего Николая на Престоле Всероссийском кто будет?

– Внук твой, Александр Вторый, Царём-Освободителем преднаречённый. Твой замысел исполнит – крестьян освободит, а потом турок побьёт и славянам тоже свободу даст от ига невольничьего.

Инок на мгновение прервался, но продолжил:

– Не простят жиды ему великих деяний, охоту на него начнут, убьют среди дня ясного в столице верноподданной отщепенскими руками. Как и ты, подвиг служения своего запечатлеет он кровью царственною…

– Тогда-то и начнётся тобою реченное иго жидовское?

– Нет ещё, – покачал головой Авель. – Царю-Освободителю наследует Царь-Миротворец, сыне его, а твой правнук Александр Третий. Славно будет царствование его. Осадит крамолу окаянную, жидовствующих прижмёт, мир и порядок наведёт он.

– Кому же этот Государь передаст наследие царское? – нетерпеливо спросил Император.

– Николаю Второму – Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда Сын Божий. По завещанию своего батюшки должен он будет царский престол передать брату Михаилу, но не восхочет обрекать родственника на муку незаслуженную. Война будет, великая война, мировая…

По воздуху люди, как птицы, летать станут, под водою, как рыбы, плавать. Серою зловонною друг друга истреблять начнут. Измена же будет расти и умножатся. Накануне победы рухнет Трон Царский по наветам жидовским. Кровь и слёзы напоят сырую землю. Мужик с топором возьмёт в безумии власть, и наступит воистину казнь египетская…

Горько зарыдал после этих слов вещий Авель, но через какое-то время сквозь слёзы тихо продолжил:

– А потом будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить Святыни её, закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за распятие Миропомазанника Божия, за отречение народа российского от Святого Царя. О нём свидетельствует Писание. Псалмы девятнадцатый, двадцатый и девяностый открыли мне всю судьбу его:

«Ныне познах, яко спасе Господь Христа Своего, услышит Его с Небесе Святаго Своего, в силах спасение десницы Его».

«Велия слава его спасением Твоим, славу и велелепие возложиши на него».

«С ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое».[9]