Читать книгу Беглец из Кандагара - Александр Холин - Страница 2

Над хмурыми горными вершинами сквозь тучи вдруг проглянул маленький, но яркий лучик солнца, который стремился своей яркостью разогнать сгущавшийся мрак над границей с Афганистаном. У солнечного вестника это плохо получалось, но он не оставлял своих усилий. Что ж, иногда и в природе происходит нечто необычное. Недаром говорят: «и один в поле воин», только бывает это крайне редко. К тому же весёлый солнечный лучик так и не справился с неотвратимо опустившимся на землю мраком…

Полковник Бурякин, командир Московского погранотряда на Пянджском направлении, шагал по плацу к себе в кабинет. Из-под глубоко натянутой на лоб офицерской фуражки иногда видны были острые глаза, настороженно оглядывавшие пространство. Надо сказать, полковник надвигал фуражку на глаза только в очень непредвиденных, тяжёлых ситуациях или, как модно стало говорить в последнее время, в форс-мажорных обстоятельствах.

Сегодня был именно такой день. Рано утром ночной дозор подстрелил на пограничной реке Пяндж одного нарушителя. Второго унесли бурные речные потоки, и он, скорее всего, утонул. А вот третьего взяли живьём. Оказалось, что попавший в плен афганец-талиб замечательно говорил по-русски. Впрочем, на что только эти моджахеды не способны! Как доложили полковнику, моджахед плакал горючими слезами, называл советских пограничников «братанами», бил себя в грудь и ругался отборным русским матом.

– Так материться могут только в России! – заключил один из дозорных.

– Ладно, разберёмся! – вслух пообещал себе полковник и вошёл в подъезд офицерского корпуса.

Кивнув постовому, который вытянулся при виде начальства по стойке смирно, офицер прошёл в свой кабинет, бросил фуражку на старенький ширпотребовский диванчик с откидывающимися на оконных петлях валиками и плюхнулся в своё кресло. Вот эта часть мебели в кабинете, а заодно и массивный письменный стол с крышкой, покрытой зелёным сукном, были гордостью сержанта сверхсрочной службы Семёна Сёмина, которому рядовые приклеили несуществующее звание «адъютанта его превосходительства».

Хотя это и занимало уйму времени, Семён специально ездил на ГАЗ-66 в Ош, где какая-то таджико-советская фирма, уважающая работу пограничников, выделила для начальника части прекрасный двухтумбовый стол и кресло в стиле ампир. После недельного путешествия по горным дорогам адъютант привёз раздобытую им мебель в часть и, сияя веснушчатым лицом, с удовольствием выслушивал похвалу своей сметливости. А восхищались все офицеры, кроме самого хозяина кабинета.

Тот какое-то время не мог привыкнуть к роскошной мебели, поселившейся в его кабинете, и наотрез отказался избавляться от старенького диванчика. И всё же сдался, слыша восхищённые цоканья языком от рядовых до офицеров. Но как не сразу Москва строилась, так не сразу привык к новой обстановке и полковник.

– Юрий Михайлович, – в дверь кабинета просунулась рожица «адъютанта», – Юрий Михайлович, разрешите доложить?

– Что там у тебя, Сеня? – нахмурился полковник. – Только не надо мне опять всё расписывать по уставу. Просил же!

– Слушаюсь! – рявкнул Семён и тут же осёкся. Просьба начальника служила для него вторым уставом, даже больше. – Сегодня ночью был совершён побег с острова, Юрий Михайлович. Из лагеря особо опасных преступников.

– Как?! – не сдержался полковник. – Кто сбежал? Откуда на острове лодка?

– Там нет лодок, – доложил «адъютант». – И никаких других плавсредств не обнаружено, кроме бревна, снятого из стропил на крыше одного из бараков.

– Где, говоришь, нашли бревно? – полковник удивлённо поднял брови.

– Зеки сумели его выковырять из стропил. Причём крыша не рухнула! Но всё равно удрать им не удалось.

– На дно?

– Так точно! – отчеканил сержант. – Беглецов двое было. В охране на озере – призывники сверхсрочной службы из спецбатальона КГБ, приписанного к нашей части. Так они благополучно всё проспали. Я бы на месте командующего округом переписал бы их в дисбат в полном составе. Но, правда, их тоже понять можно: кого охранять-то? Через озеро вплавь не удавалось переправиться ещё ни одному животному, ни одной утке. Даже рыба там не водится. Где уж человеку через озеро Мёртвой воды переплыть?

– Мёртвая вода, говоришь? – хмыкнул полковник. – Знаешь, Сеня, так это озеро ещё никто не называл. Ты первый. Поздравляю!

– Служу Советскому Союзу! – щёлкнул каблуками «адъютант». – Я ведь не нарочно, Юрий Михайлович, так само получилось. Если в русских сказках есть живая вода и мёртвая, то не удивительно, что здесь целое мёртвое озеро. А откуда оно взялось?

– Понимаешь, я тоже мало об этом знаю, – полковник пожевал губами и на секунду задумался. – Ведь наше озеро, Кара-Су, с туркменского переводится как чёрная вода, но не мёртвая. К тому же оно не обозначено ни на одной карте. Южнее по Пянджу стоит посёлок Рушан. Возле него, но уже на афганской стороне, есть озеро Шива. Этот водоём значится на всех картах. А наше озеро не отображают даже в заграничных атласах.

– Может, просто запретная зона?

– Я бы сказал… – Юрий Михайлович внимательно посмотрел на сержанта. – Я бы сказал, запретная зона – не только озеро. Мне кажется, наш Пянджский погранотряд вместе с охранниками из спецбатальона КГБ находится на территории одного из аномальных мест на этой планете.

– Ух, ты! – округлил глаза сержант. – Настоящий Бермудский треугольник!

– Сам ты треугольник! – хмыкнул офицер. – Как вас всех на заграницу тянет! Если треугольник, то обязательно Бермудский! Забыл, что ли, про наш Кунгурский, про Алтайский, Онежский? Там, брат, дела покруче случаются, и Бермудам до наших русских аномалий как до Луны раком! Вот так-то.

Сержант фыркнул на замечание начальника, но быстро взял себя в руки. Однако лучезарная улыбка не исчезла с его веснушчатого лица. Войны – войнами, а должна же быть где-то обычная человеческая радость! Ведь сколько сражений произошло в мире за всю историю человечества, сколько справедливых, освободительных, захватнических и вообще хищнических войн! Но ни в одном революционном сражении либо освободительном движении с узаконенным и оправданным убийством ещё не было победителя.

Нет, мимолётные победы, безусловно, были, но они все почти сразу же исчезли, рассыпались по земле пухом, растеклись по мостовой грязной лужицей, и о «великих» победах забывали в итоге даже сами воители. Не забывали только о ранах, о перенесённой боли, о потере близких друзей и даже веры в себя. Ведь война приносит тяжёлые раны не одним людям, но и самой земле.

Осмыслив это, человек поневоле задаёт себе вопрос: а зачем я пришёл в этот мир? Уничтожить такого же, как и я? Раздобыть в сражении золото и власть для кучки правящих идолов, которые тут же принимают сочинённый ими очередной закон, ущемляющий права тех, кто только что отвоёвывал для них трон? Или же человек пришёл из небытия только для того, чтобы Пожрать, Поспать, Потрахаться, Погадить и Подохнуть? Вот тогда, в конце, можно спокойно уходить в небытиё, параллельный мир, Зазеркалье или инфернальное измерение, где живут подстрекающие человека отвергнутые ангелы, чтобы безнаказанно сделать кому-то гадость.

Эти мысли частенько посещали не совсем ещё отупевшую от пограничной службы голову Юрия Михайловича, ибо для любого солдата всех чинов и званий задумываться и докапываться до основ бытия весьма полезно.

– Ладно, – полковник поднял глаза на сержанта. – Сейчас дуй на причал, скажи, пусть моторку готовят. Поедем на остров.

– Юрий Михайлович, а как же нарушитель?

– Какой нарушитель? – нахмурился офицер. – Ах, да! Забыл совсем. Которого утром на речке взяли? Ничего, подождёт твой нарушитель. Мне срочно с офицерами из батальона охраны разобраться надо. Зона находится на нашей территории, значит, мы отвечаем за всё, что у них там непотребного происходит. Недаром батальон, относившийся раньше к Внутренним войскам, причислен теперь к нашей пограничной части и, значит, полностью подпадает под юрисдикцию КГБ, а командование КГБ не очень-то любит разделять власть. Если никто со времён Второй мировой войны отсюда ещё не убегал, то это совсем не значит, что никто не попробует сбежать! Распустились, мазурики, охраннички хреновы!..

Причал на озере Кара-Су был смонтирован из брошенных в воду армейских понтонов, сверху схваченных деревянными щитами из досок, пропитанных креозотом. Может быть, и не надо было вообще трогать это озеро, потому как действительно никакая рыба в нём не водилась, водоросли не росли, и даже перелётные птицы облетали это место стороной.

Несмотря на то, что государственная граница находилась под боком, остров на озере Кара-Су решили использовать как зону особо строгого режима, поскольку сбежать с острова было практически невозможно, разве что по воздуху. К тому же каждому будущему насельнику острова отдельным указом «Тройки»[1] в сталинские времена предназначалось нести с собой в горы вместо еды и питья весомый мешок тёсаных булыжников для прокладки мощёной дороги. Слабых осуждённых, кто не смог донести свой мешок до конечного пункта назначения и падал без сил на этапе, сбрасывали в пропасть на съедение шакалам. Оставшихся в живых гнали к озеру, сажали в мотобот и отвозили на остров, где уже вовсю строились шесть вместительных бараков ранее прибывшими островитянами.

Бараки на острове выкладывали в основном из сланца, потому что ни кирпичей, ни стволов деревьев в высокогорье отыскать было невозможно. И только на самом острове, как насмешка над окружающими дикими, почти голыми скалами, между высившимися двумя сопками росли карликовые деревца и кустарник, создавая своеобразный таёжный урман.

Из низин в это место вела только одна дорога. Эта страшная, мощёная булыжником и, по сути, человеческими костями дорога из Оша до Кара-Су была проложена давно, но местные жители ездили по ней крайне редко. Среди таджиков бродило поверье, что каждый камень этой дороги заключает в себе душу убитого сталинским правительством человека. Так это или нет – кто знает? Однако люди упорно избегали общения с дорогой к необыкновенному озеру, которого побаивались даже местные жители.

Собственно, Таджикистан, Казахская ССР, Иран и Афганистан были в достопамятном прошлом единым государством, где пророк Заратустра, выходец из Аркаима,[2] столицы Царства Десяти Городов, обосновал первую в мире религию – поклонение огню. В Индии до сих пор сжигают ушедших в потусторонний мир Зазеркалья на огромных кострах. Со смертью пророка зороастризм, однако, постепенно угас, и больше половины ариев и асов стали переселяться южнее, где возникло древнее царство Чжоу, отгородившееся от остального мира Великой стеной. Оставшихся ариев северные ваны, вятичи и родимичи стали называть хазарами. Но об этих южных соседях старались не говорить даже в сибирском Царстве Десяти Городов, потому как хазары, несмотря на воинственный характер, владели искусством магии и могли одним лишь проклятием наслать порчу на весь род до седьмого колена.

Среди северян не принято было плохо отзываться о хазарах; их стремились не поминать хотя бы потому, что хазарские мастера воздвигли город Ариан-Вэджа, красотой и архитектурой во многом превосходивший Аркаим, самый крупный город на юге Рипейских гор.[3]

Хотя предки хазаров тоже были выходцами из Гипербореи, однако они не пускали к себе никого из посторонних. Даже закрыли путь возвращения в Ариан-Вэджу отдельному племени, перекочевавшему на северо-запад, в далёкую Лапландию. Для ушедших оставили только надежду, что после смерти им разрешат вернуться в заветную покинутую Валгаллу, великую родину предков, и выпить вина с вечно живущими там нибелунгами.

Только развитие цивилизации хазарского царства пошло по какому-то иному пути, совсем не похожему на путь развивавшихся Китая или Египта.

Но и это царство не уцелело под маятником времени, режущим весь мир, как листочки тонкого папируса. Остатки древней цивилизации ещё хранились где-то в Афганистане или в ламаистских обителях на недоступных отрогах Гималаев, сбережённые старцами горных аулов, но жителей долин давно захлестнула общая волна технократии и повального поклонения деньгам, то есть Мамоне или Золотому Тельцу.

Может быть, воссоединение распавшегося сакрального царства даст возможность постигнуть тайну смысла жизни? Скорее всего, именно поэтому Советское правительство откликнулось на призыв о помощи аятала Хомейни несколько лет назад и ввело войска в Афганистан через участок Московского погранотряда? Только вот незадача вышла у Советского Союза с Афганистаном. Объединять народы с помощью интервенции, насилия и тоталитаризма – это попахивает не просто войной, а преступлением против человечества.

Не желали афганцы подпадать под чью-либо опеку: ни под неусыпную охрану Союза Советских Социалистических Республик, ни под дружественную заботу Америки. Как были вольными, так и скончаются не порабощёнными. Что ж, в этом тоже есть какая-то сермяжная правда природы. Ведь человек послан в этот мир вовсе не для разжигания ненависти, смуты и насилия, не для порабощения и создания рабовладельческих государств под каким угодно названием или вывеской, а для того, чтобы хоть чем-то помочь соседу, равно как и себе самому, выпутываться из жизненных паутин.

Даже давешние обитатели острова не смогли ужиться с остальными жителями планеты, вот и попали сюда, в такой необыкновенный лепрозорий. Видимо, и на этом, отделённом от остального мира, острове жить несладко, иначе никто не пытался бы убежать оттуда, зная, что шансы побега столь ничтожны.

Сумбурные мысли крутились в голове полковника по дороге к причалу. Вековечная история этих краёв вспоминалась чаще, чем хотелось бы. А озеро с мистической мёртвой водой было под боком, и кураторство над батальоном КГБ лежало тяжким бременем на плечах командира погранотряда. Собственно, опираясь на такое положение, Юрий Михайлович давно уже мог бы познакомиться с островом и его обитателями, но душа как-то не лежала к таким обязательствам. Только форс-мажорное обстоятельство вынуждает к действию, и этим действием сегодня будет поездка к заключённым, сосланным на остров ещё в сталинское время.

– Юрий Михайлович, – подал голос шофёр армейского «козлика», на котором командир отправился к озеру. – Похоже, сегодня гэбэшники собираются сопровождать вас полным составом.

Офицер глянул через лобовое стекло «Газика» на показавшееся впереди горное озеро, где возле понтонного причала суетились множество охранников. Причём все взводные были в общевойсковой форме с красными петлицами и красным околышем на фуражках, а рядовые, как в давние сталинские времена, носили чёрные шинели с голубыми петлицами и чёрные фуражки с голубыми околышами. Видимо, каждый из спецбатальонов КГБ выделялся какими-то особенностями в обмундировании.

Военных у причала собралось действительно много: казалось, весь гарнизон, готовясь к приезду высшего начальства пограничной зоны, был поднят «в ружьё». Во всяком случае многочисленное охранное воинство не поместилось бы на небольшом мотоботе и скоростном катере, пришвартованных у понтонного причала, чтобы сопровождать прибывшее начальство на остров.

– Может, я и ошибаюсь, Юрий Михайлович, – снова подал голос шофёр, – но, по-моему, охранники создают ИБД, то бишь Имитацию Бурной Деятельности, чтобы показать высшему начальству свою неусыпную бдительность. Выпрашивают снисхождение, и тогда, может, им не слишком много взысканий отвалят за пытавшихся сбежать.

– Кстати, сержант, не знаешь точно, сколько человек бросилось удрать с острова? – посмотрел на шофёра полковник. – И есть ли кто-нибудь живой из беглецов?

Юрий Михайлович, конечно же, владел информацией, но по своей «дедуктивной» привычке всегда расспрашивал об известных уже фактах своих подчинённых. Это давало великолепную возможность определить, как тот или иной подчинённый относится к свершившемуся факту.

– Сбежать пытались двое, – деловито отрапортовал шофёр. – Оба плыли, вцепившись в бревно. Беглецов заметили, но стрелять не стали – и так не уйдут. Вдруг на середине озера бревно поднялось над водой торчком, как поплавок на удочке, и нырнуло вниз. Оба беглеца исчезли вместе с бревном.

– Да. Дела! – крякнул Юрий Михайлович. – Фантасмагория какая-то, понимаешь! Поневоле в магию поверишь.

– Тут нет ничего необычного! – беспечно парировал шофёр. – Наш погранотряд и это озеро находятся в аномальной зоне, примерно такой же, как Бермудский треугольник. Недаром же – целое озеро мёртвой воды!

– И ты тоже про Бермуды! – проворчал офицер. – Если здесь настоящая аномальная зона, то обязательно Бермуды?! Дались они вам! Мой адъютант тоже, кроме Бермудов, ничего не знает. А ведь есть и другие!

– Знаю, знаю, – ухмыльнулся шофёр. – На земле нашли четырнадцать аномальных треугольников, то есть зон. Ровно столько же лучей насчитано было у Вифлеемской звезды, которая катилась по небу перед волхвами с севера на юг, указывая дорогу. А Бермудский треугольник – это, может быть, эталон, по которому надо расценивать остальные пятна.

– Ну, про Бермудский треугольник ты хватил чуть-чуть лишку, потому как там не было никогда мёртвой воды, про тамошних пиратов до сих пор фильмы показывают и книжки пишут. Как видишь, живые не умирают. А вот про наше озеро сказать пока ничего не могу. Известно только, что никто переплыть не может – это факт! Факты всегда были настолько упрямы, что мешали историкам укладывать происходившее на полки среднестатистического восприятия и понимания.

– Хватил лишку?! – воскликнул шофёр. – Да что вы, Юрий Михайлович! Любой рядовой знает, что нам выпало служить на границе не с другим государством, а с мистической энергией планеты! Недаром местные говорят, что где-то здесь недалеко и Беловодье.

– Это ещё что за выдумка такая?

Полковник Бурякин и раньше, чуть ли не с раннего детства, много раз слышал россказни о Беловодье: дескать, где-то на севере есть целая страна, куда ушли русские старообрядцы в семнадцатом веке, спасаясь от кровавого православно-католического патриарха Никона. Эта легенда обросла множеством выдумок, переделок и досказываний, из чего вылепился легендарный Китеж-град, стоявший когда-то на берегу то ли Ивановского озера в Нижегородской губернии, то ли в Прионежье. Во всяком случае, советских материалистических историков мало интересовали стародавние байки про волшебный город или сказочную страну, где нет и не было ни войн, ни тяжб, ни подлостей, ни смут. Когда-то и о Трое говорили, что, мол, сочинительству греческого писарчука Гомера – грош цена. Надо сказать, поверил словам слепого писателя лишь один немец Шлиман. Результат всем известен. И самое интересное, что на археологические находки сразу отыскались наследники в лице турецкого правительства.

– Какое ещё Беловодье? – продолжил полковник.

– Как же, Юрий Михайлович! Неужели не знаете?! – удивился шофёр. – Беловодье – настоящий город, даже царство, куда ушли жить в семнадцатом веке старообрядцы. Многие пытались отыскать туда дорогу через Алтайские горы. А Беловодье, оказывается, здесь, почти рядом с нами. Только пройти туда можно не каждому, как и в Китеж-град…

Надо же! Сержант почти в точности повторил мысли, приходившие в голову полковника несколько раньше! Вот и верь после этого уважаемым материалистам, что никакой мистики не существует. А существует-де только страсть: набить брюхо ливерной колбасой.

– Ладно, – согласился полковник. – Приехали уже. Ты мне в Беловодье дорогу потом покажешь.

– Хорошо, – согласился шофёр.

Охранники, заметив подъезжавший «Газик» погранотряда, выстроились в две шеренги, и майор Рукавицын застыл, отдавая честь выходившему из автомобиля пограничнику.

– Товарищ полковник, разрешите доложить?! – отчеканил майор.

– Докладывайте, – кивнул Юрий Михайлович.

– За охраняемым батальоном особого назначения объектом нарушений не наблюдалось вплоть до вчерашней ночи. С охраняемого объекта ровно в три часа по московскому времени отплыло бревно, уцепившись за которое, пытались переправиться через озеро двое заключённых. Оба принадлежат к военнопленным фашистской Германии.

– Вольно, – скомандовал полковник. – А теперь, Рукавицын, отставить доклад и рассказать всё подробнее, своими словами.

– Слушаюсь!

– Я же сказал, отставить! – поморщился полковник. – Докладывать попроще. Хочу, наконец, понять, что же всё-таки произошло? Ведь раньше подобные случаи не наблюдались?

– Наблюдались, товарищ полковник, – возразил майор. – Лагерь особого режима организован здесь в тридцатых годах, и первыми заключёнными были ирано-афганские боевики, то есть басмачи. Сбежать с острова никому ещё не удавалось, потому что по каким-то природным причинам плывший человек вдруг без звука пропадал в глубине, будто его утащила за ногу хищная рыба. Но ни одного живого существа, ни одной рыбёшки в этом озере не замечено. Даже водорослей нет. Наши химики проводили лабораторный химический и биологический анализ воды, только ничего особенного в ней не обнаружено. Однако если просто окунуть руку в воду, то на вторые сутки кожа покрывается страшными гнойными язвами. Заражение быстро распространяется по всему телу, и человек умирает заживо.

– Это как? – не понял Юрий Михайлович. Его даже передёрнуло от представленной картины умирающего заживо.

– Я сам не видел, – тут же начал оправдываться майор. – Но, говорят, мозг человека разрушается в последнюю очередь, и погибающий видит, как его тело разваливается на отдельные части. Никто ему помочь не может, и сознание не отключается, если, конечно, не пустить пулю в голову.

– Да, страшная смерть.

– Страшная, – согласился майор. – Мы до сих пор были уверены, что никто из заключённых на побег не осмелится. Насельникам острова по действующему распоряжению регулярно поставляются продукты, инструменты, строительные материалы. Но и только.

– То есть заключённые живут без права переписки? – уточнил полковник.

– Конечно! – подтвердил Рукавицын. – Более того, никому из охраны не положено общаться с насельниками, и есть специальное указание не отправлять туда никакой корреспонденции. Так что островитяне сейчас вряд ли знают о происходящих в мире событиях. Я думаю, такой указ поступил из Москвы недаром, потому что одним из заключённых является фашистский фельдмаршал Гесс.

– Кто? – не поверил своим ушам Юрий Михайлович. – Рудольф Гесс? Вы что-то путаете, майор. Этому человеку сейчас должно быть не менее ста лет, и сидит он, если ещё жив, в Германии, в тюрьме Шпандау.

– Ничего не путаю, товарищ полковник, – обиделся Рукавицын. – Именно сегодня, двадцать шестого апреля, ему исполняется девяносто. А сидит он у нас. Тот, что в Шпандау, наверное, двойник. Недаром же двойник этот не мог вразумительно ответить ни на один вопрос, которые задавали ему судьи на Нюрнбергском процессе.

– Девяносто? – переспросил полковник. – С ума сойти! Значит, он родился…

– Так точно! – перебил майор. – В тысяча восемьсот девяносто четвёртом, за шесть лет до двадцатого века. В начале Второй мировой он был здоров и бодр, несмотря на то что в Первой мировой имел три серьёзных ранения. Сейчас, правда, выглядит как довольно пожилой человек, но никогда не скажешь, что ему уже под сто. Может, двужильный он, а может, здешний климат как-то повлиял. Недаром же на острове есть единственный в нашем высокогорье зелёный живой уголок.

– Подожди-ка, – нахмурился Бурякин. – Всё-таки кто был тогда на Нюрнбергском процессе? Двойник, говоришь? Говорят, Рудольф Рихард Гесс, правая рука Гитлера, на Нюрнбергском процессе пытался прикинуться сумасшедшим, но у него ничего не вышло. Затем его приговорили к пожизненному заключению в берлинской тюрьме Шпандау, где и содержится до сих пор… Как же он мог попасть сюда, на остров? К тому же, когда и кем ему пожалован чин фельдмаршала?

– Ну, насчёт фельдмаршала, может быть, я немного ошибся, но Гесс известен в истории как «серый кардинал» Гитлера – рейхсминистр, – пояснил майор. – Вначале Великой Отечественной второй человек Третьего рейха совершил дерзкий полёт на английский остров и с парашютом выпрыгнул над Шотландией. По каким делам, с какими предложениями Гесс хотел обратиться к Черчиллю – никому не известно. «Серого кардинала» почти сразу арестовали и разместили в лучших номерах Тауэра. Там он и отбывал срок почти до самого окончания Второй мировой, но однажды, а точнее, через четыре года тюремного заключения, рейхсфюрер вдруг исчез из поля зрения правящих кругов всех стран земного шара. Причём никто толком не объяснил, как и почему исчез заключённый? И не просто исчез, а сбежал из неприступной тюрьмы! Английское правительство опубликовало подложный указ о переводе необыкновенного арестанта под особый надзор, дабы избежать похищения узника заинтересованными лицами. Но слухи о том, что рейхсфюрер сбежал, наводнили умы Европы стараниями средств массовой информации. В течение нескольких дней в Европу просочились сведения, что Гесса вроде бы выловили на переправе через Ла-Манш и отвезли назад, в Тауэр, где он содержался до Нюрнбергского процесса, но представители американских спецслужб говорят, что произошла реальная подмена. Многие думали, что Гесс удрал в Южную Америку и скрывается в джунглях Амазонки от надоевшего ему мира. Но всё оказалось гораздо проще: наше НКВД выкрало фельдмаршала прямо из-под носа Черчилля, Рузвельта и фюрера, поместило его до поры здесь, но с какой целью, опять же не знает никто. На этот вопрос мог ответить только Верховный Главнокомандующий Советской Армии, а сейчас это дело просто стараются не вспоминать. Как говорится: с глаз долой – из сердца вон.

– За подробный доклад спасибо, товарищ майор, – удовлетворённо кивнул Бурякин.

– Только вы уверены, что здесь содержится именно он? И кто тогда был на Нюрнбергском процессе?

– Рудольф Гесс, – пояснил майор, – это одна из наиболее одиозных личностей времён Третьего рейха. Достаточно знать, что он участвовал во многих тактических военных разработках и приложил руку к плану «Барбаросса», только участвовать в нём «серому кардиналу» уже не пришлось. Но, используя тактические разработки Гесса, немецкие войска всегда одерживали блистательные победы. Надо сказать, Гесс принимал непосредственное участие в похищении Муссолини из итальянской тюрьмы в тридцатых и в победе немцев над англичанами в Дюнкерке. Даже НКВДэшники решили воспользоваться разработанной для штурмовиков программой и применили её к самому изобретателю тактических военных операций. Они просто выкрали Гесса из камеры в Тауэре и доставили в Советский Союз без особого шума и крика. На его месте оказался верный Черчиллю и Сталину камикадзе, поскольку признавать такой побег реальностью было тогда для англичан равносильно самоубийству. Хотя за время заключения в английской тюрьме «серого кардинала» на фоне войны стали понемногу забывать. Чаще всего вспоминал о нём разве что сам фюрер, поскольку приходился крёстным отцом сыну Рудольфа Гесса.

– Чем же так опасен ваш «серый кардинал»? – полковник с интересом взглянул на Рукавицына. – Или идеи всё-таки берут верх над основами материализма?

– Материализм здесь ни при чём, Юрий Михайлович. Рудольфа Гесса со сталинских времён держат на острове, но для чего? для кого? – майор опять непонимающе пожал плечами. – Допустим, кто-то из советского руководства хотел принудительным способом переманить «серого кардинала» в наш лагерь, то есть сделать из него «красного кардинала», тем более что таких умов во всех странах планеты не так уж много. Можно по пальцам пересчитать. Но с тех самых времён вторым человеком Третьего рейха никто так и не интересовался. А в прошлом году в немецкой тюрьме Шпандау произошло довольно экстравагантное покушение на содержавшегося там Рудольфа. Заключённый остался жив, но преступников не поймали, так что есть кому совершить повторное покушение, дабы исправить промах.

– Вы же только что говорили, будто его ищут в джунглях Амазонки? – усмехнулся полковник.

– Вовсе нет! – принялся отнекиваться майор. – Это только предположения разных заинтересованных лиц, а, может, простой трёп в министерских кругах – надо же кому-то кости перемыть! После посещения сотрудниками института «Аненэрбе» ламаистских монастырей и тибетской столицы Лхасы в руки Гесса и Гитлера попали уникальные материалы овладения миром. Конечно, и англичане знали об этом. Разведка «Интеллидженс сервис» никогда не работала плохо.

– Стоп! Значит, всё-таки двойник рейхсфюрера отбывает пожизненное заключение в Шпандау и притворяется больным острым психозом?

– Вот именно! – подхватил майор. – Умалишённый – это двойник! А настоящий – здесь, у нас! Хотя мне уже самому с трудом в это верится. Зачем Сталину нужен был военный тактик и аналитик, к тому же владевший сакральной мистикой, если о нём до сих пор никто не вспомнил?

Обсуждая интересующую тему, офицеры прошли перед шеренгой охранного батальона и спустились к причалу. Взглянув вблизи на мёртвую воду, Юрий Михайлович невольно содрогнулся. Нет, в воде не было ничего притягивающего или отталкивающего – вода как вода. Но какая-то необъяснимая волна отрицательной энергии хлынула со стороны озера и чуть ли не ощутимо подкатила к ногам шедших по берегу офицеров.

– Я думаю, Юрий Михайлович, – майор даже доверительно снизил голос, – что дело Рудольфа Гесса ещё не поднималось нашим правительством, то есть пока не проверялись факты исследований германского института паранормальных явлений «Аненэрбе», которым руководил непосредственно «серый кардинал». Но самого руководителя убрали с глаз долой до поры до времени, а все архивы и задокументированные опыты института благополучно лежат на каких-нибудь заветных полках в подвалах Конторы.[4] Пока кто-нибудь из власть имущих изволит почесаться и обратить внимание на уникального заключённого, он давно уже преставится в мир иной. Ведь никто из нас не вечен. Поэтому и попытался кто-то из них переплыть мёртвую зону. А вдруг получилось бы?

– Думаете, всё так серьёзно? – прищурился полковник.

– Не думаю, – знаю! – уверенно ответил майор. – Я понимаю, что у вас раньше просто не было времени ознакомиться с какой-то там зоной особо опасного режима, находящейся, к сожалению, на подвластной вам территории. Но сейчас подвернулся его величество случай! Ведь ничего случайного не бывает, вы же знаете.

– Полагаете, мне всё же стоит посетить остров? – Юрий Михайлович с сомнением посмотрел на майора. – Ну, и что я там увижу?

– Хотя бы того же Гесса! – запальчиво произнёс собеседник. – Пленные немцы живут там в отдельном бараке. Но между жителями острова до сих пор не было замечено ни одной ссоры, ни одной конфронтации. Если они нашли тот заветный путь взаимопонимания и терпения, то поневоле пожалеешь наших Генеральных секретарей Коммунистической партии, ибо у них никогда не будет никакой школы содружества и терпимости к ближним. Представьте, заключённые не ссорятся даже из-за привозимых им продуктов! Мне кажется, островитяне – это уже какая-то отдельная новая нация, развивающаяся сама в себе цивилизация. Примерно такая, как скрывшиеся в неизвестном направлении старообрядцы… Признаться, мне показалось странным, что кому-то из заключённых понадобилась связь с внешним миром. Для чего? Ведь двое этих беглецов не могли не знать, что идут на верную смерть! Ответ можно найти только на острове, и то, если островитяне захотят общаться с нами.

– Не захотят разговаривать с приносящими им еду? – усмехнулся полковник. – Это, по-моему, исключено.

– Приносящими еду? – как бы не так! Я забыл вам доложить, – извинился майор, – что, несмотря на постоянное снабжение продуктами с Большой земли, заключённые понемногу обзавелись и собственным процветающим хозяйством. Остров в нашем высокогорье является настоящим оазисом. По настоянию того же Рудольфа Гесса мы помогли организовать там довольно приличный птичий двор, и вручную они засаживают несколько полей чечевицей, картофелем и гречихой. Также прямо на склонах сопок разводят кроликов, благо травы и кустарника там вдосталь. Ведь самое главное – иметь несколько акров плодородной земли. У них даже неплохой конный двор и молочная ферма имеются. Таким образом, особо опасные понемногу превращаются в обособленное государство, не требующее помощи извне.

– Ну, хорошо, – кивнул Бурякин. – Уговорил. Действительно, надо хотя бы взглянуть, как живут последыши Третьего рейха.

– Там большинство наших, Юрий Михайлович, – поправил полковника подчинённый. – Говорят, есть даже настоящие уголовники.

– Постой-ка! – Юрий Михайлович даже остановился. – Послушай, ведь твой остров в официальных документах числится как зона особо опасных заключённых. Так? Почему же ты говоришь, что там есть «настоящие уголовники»?! Будто для острова это невидаль какая-то.

– Именно невидаль! – подтвердил майор. – Заключённые на острове – в основном выдающиеся российские умы. А во времена Второй мировой – и побеждённые братья попали, то есть немцы.

– Говоришь, у нас «в гостях» руководитель «Аненэрбе»? – хмыкнул Юрий Михайлович. – Чем же этот институт так насолил нашему правительству?

– Товарищ полковник! – укоризненно покачал головой майор. – Ни для кого не тайна, что большевики с семнадцатого года всегда и везде желали быть первыми. А кто с нами хоть в чём-то был не согласен – явный кандидат в жители этого острова. Не помню, в каком труде, но когда-то Владимир Ильич процитировал Евангелие: «Кто не с нами, тот против нас!».

– Ты, майор, эту книгу давно не читал, – перебил Бурякин. – Но можно действительно вспомнить, что сказано в Евангелии. Там всё наоборот. Христос говорил: «Кто не против нас, тот с нами». В «Благой вести» отсутствует всякий антагонизм и поиски стрелочников, то есть виновников. Вот в чём секрет энергии слова.

– Да, может быть, я ошибаюсь, – согласился Рукавицын. – Но официальным руководителем института «Аненэрбе» был вообще-то рейхсфюрер Гиммлер, только распоряжался и командовал всеми Рудольф Гесс. Именно по его настоянию фюрер разрешил поездку сотрудников института в Лхасу.

– Куда? – удивился полковник. – Это где-то в Гималаях, то есть на Тибете, чуть поближе к Индии?

– Точно так, – кивнул Рукавицын. – Учёные всех стран уверены, что в Лхасе есть вход в Шамбалу, посетив которую, обыкновенный человек может захватить власть над всем миром. Похоже, немцы, съездив в Гималаи, получили от лам точную информацию, где искать ещё один вход в это волшебное Зазеркалье. Вот почему фашисты откровенно рвались к Сталинграду.

– Полагаешь, в бывшем Царицыне спрятан вход в эту самую Шамбалу? – усмехнулся полковник. – Тогда наши чекисты давно бы уже туда проникли, не находишь? Потом, я сам был когда-то в Волгограде – так себе городишко. Хотя двери в параллельные миры могут обозначиться в самых неожиданных местах. Например, на Мамаевом кургане, который насквозь пропитан человеческой кровью. Если это принять во внимание, то «горячий снег» под городом на Волге становится понятен.

– Вход может быть и там, а может, чуть подальше Сталинграда, – пожал плечами Рукавицын. – Ведь Родина варяжского бога Одина Ариан-Вэджа, или Асгард, находится где-то между Астраханью и Ашхабадом. Только где – никто до сих пор не знает. Не угадать, какие тайны упрятала от нас история.

Услышав упоминание про Ариан-Вэджу, родину скандинавского бога Одина, о которой он и сам вспоминал по дороге сюда, Юрий Михайлович невольно вздрогнул и бросил косой взгляд на разоткровенничавшегося майора.

– Ладно, уговорил, – отчеканил полковник. – Поедем на моторке к твоим уважаемым уголовникам.

– Товарищ полковник, охрана на мотоботе за нами не успеет, – засомневался майор. – Не лучше ли вместе с ними?

– Не лучше, – отрезал Юрий Михайлович. – Охрана пускай своими делами занимается и отпущенные продукты туда доставляет. А мы с тобой без них обойдёмся. Или ты, как наш ядрёный Патриарх всея Руси, не выходишь на улицу без бронежилета и охраны?

– Я только за вас волнуюсь, – обиделся Рукавицын.

– Спасибо, если так, – смягчился Юрий Михайлович. – Но за меня бояться нечего. Сам говорил, что островные заключённые напрочь забыли, что такое агрессия. Зови моториста и поехали.

Майор на несколько минут оставил полковника наедине – отправился за мотористом и отдавал ценные указания охране. Меж тем Юрий Михайлович, прищурившись, разглядывал на ровной водной глади раздвоенный, как горб верблюда, хребет острова, состоявший из двух больших сопок. Отсюда не было видно ничего примечательного. Заметными были лишь оголённые склоны горбатого острова, хотя в некоторых местах зелёными пятнами пробивалась растительность. Вероятно, кроме кустарника, карликовых деревьев и травы там больше ничего не росло. Высоко в горах большие деревья не растут. Погибшие беглецы выдрали бревно из стропил, потому что настоящего леса на острове не было.

Надо сказать, что чахлая растительность в высокогорном Припамирье всё-таки водилась, а что не было деревьев, так это неудивительно. На всём Ваханском хребте не было ни одного сколько-нибудь высокого дерева. Зато вершины гор доходили до шести тысяч метров над уровнем моря.

– Товарищ полковник, – раздался сзади голос Рукавицына, – катер к отплытию готов.

Юрий Михайлович кивнул и молча пошёл за майором к уже стоявшему под парами металлическому скоростному катеру, будто кто-то доставил водоплавающую посудину на высокогорное озеро для организации спортивных гонок. Представив это, полковник даже усмехнулся, потому что гонки за жизнью по мёртвой воде создавали, по философским понятиям неприкрытый экзистенциализм, то есть существующая мёртвая вода исключала жизнь, а та, в свою очередь, не могла вместить в себя чужеродную субстанцию.

Философские размышления полковника прервал вопрос сидевшего рядом в лодке Рукавицына:

– Товарищ полковник, вот вы сказали, что Патриарх всея Руси в бронежилете ходит. Это правда?

– Почти, – кивнул полковник. – Во всяком случае, про Патриарха всегда в Советском Союзе говорят что-то не очень лестное. Особенно в самой Москве. Представляете?

– Не очень, – честно признался майор. – Я родом из Чирчика, пригорода Ташкента, и столичных дел не знаю.

– Всё очень просто, – объяснил полковник. – Вы про Хрущёва и Брежнева анекдоты, небось, сами меж своими иногда рассказываете, будто Генеральный Секретарь ЦК КПСС управляет государством только по заветам Ильича, дескать, «каждая кухарка отныне сможет управлять государством». Ведь так? Вот и я рассказал вам анекдот про Патриарха. Это всё равно, что селёдку с мёдом откушать. Не пробовали?

– Нет, – передёрнул плечами майор.

Видать, он тоже обладал образным восприятием и оказался немножечко покороблен, представив жирную просолённую селёдку, облитую толстым слоем мёда и поджаренную кухаркой, – Генеральным секретарём КПСС, облачённым в символические поварские одежды, – на медленном партийном огне.

– Сейчас в высших правительственных кругах начинается новая драка за власть, что может привести к развалу всей страны в целом. И тогда СССР автоматически превратится в колонию Соединённых Штатов, а все наши секретари городских райкомов и иже с ними будут исполнять роль околоточных чиновников, безропотно выполняющих указания хозяина, – куда вывозить сырьевые ресурсы, кому и сколько.

– Ну, товарищ полковник, это вы уже через край хватили! – недоверчиво улыбнулся майор. – Американцы высаживались у нас в Архангельске как интервенты в начале прошлого века. Но тогда было смутное время революции. А сейчас им Советский Союз явно не по зубам окажется.

– Будет просто прекрасно, если я ошибаюсь, – хмурясь, проворчал полковник. – Но здесь не Москва. Лучше расскажите мне, где искать этого Гесса? В каком бараке?

– А зачем я с вами поехал? – обиженно засопел Рукавицын. – Всё покажу: сами увидите, как они живут и заслуживают ли насильственного обезличивания и обезволивания.

– Так вы, майор, похоже, несмотря на запрет, уже бывали на острове, поскольку так подробно знаете всё о житье-бытье островитян? – прищурился Юрий Михайлович. – А как же Указ о необеспечении заключённых никакой информацией и запрещении вообще какого-либо общения?

– Как, как? – насупился майор. – Так вот! Так получилось! Сами увидите, что я вам рассказывать буду? Ведь говорят же: лучше один раз увидеть, чем сотню раз услышать.

– Ладно, увидим, – согласился полковник.

На этом их разговор прекратился, тем более что остров был уже близко и возле причала из понтонов виднелись люди.