Читать книгу Кормление облаков. Стихи - Александр Иличевский - Страница 8

Несколько жизней превратили меня

в пригоршню забвения. В нем так же,

как в ковше Большой Медведицы,

плещется чернота. Но те, с которых

сняли кожу, обгорают даже под звездами.

Чайка спит на скале – в пепле

лунной дорожки ей снится лодка,

синяя лодка горизонта, в ней никого.

Мир, где меня нет, стал моим утешеньем.

Единственное, что остается с человеком

всегда: его сердце. Поэзия и звезды

суть пепел жизни, чей огонь

пылает мегатоннами букв: стихи

клубятся термоядерным костром

на протяжении парсеков, ничего не

в силах предпринять в земной юдоли,

лишь прикасаясь к ней прохладным светом

созвездий, лишь бледнея на рассвете.

Когда-то в силу сердечных дел

я жил недолго в Ленинграде, в этом самом

красивом из выдуманных городов мира,

где человек ощущает себя, как во сне.

Империя тогда задыхалась, и в магазинах

не было ни продуктов, ни сигарет, ни денег.

Зато будущего было в достатке. Моя подруга

очень любила кота. Она мучилась, что ему

приходится голодать вместе с нами и

готова была пойти на панель, чтобы

накормить кота чем-нибудь вкусным.

По крайней мере, она так говорила, эта

белокурая нимфа улицы Марата с

горчично-медовыми зрачками. В какой-то

момент я заподозрил, что она не шутит.

Ибо два дня подряд мы вместе с котом

питались сервелатом и порошковым пюре

из стратегических запасов Бундесвера:

так немцы решили в лихую пору помочь

великому городу Блокады. Черт знает, откуда

подруга брала эти запасы. Она работала в

книжном магазине и, возвращаясь за

полночь, навеселе, утверждала, что им

заменили зарплату пайком из Ленсовета.

В третий вечер, снова голодный, и снова

встревоженный одиночеством, ревностью,

я пришел к Гостиному двору, где обычно

промышляли проститутки и спекулянты.

Но моей подруги нигде не было!

Я бродил в толпе, текущей по галерее,

разглядывал молодых женщин, слонявшихся

в одиночку или парами. И уж было собрался

восвояси, когда ко мне сунулся один мужчина,

по виду – не то служащий, не то учитель.

Он шепотом предложил… пойти за ним.

Я растерялся и сказал, что не против.

Но пускай он сначала меня накормит.

Он на мгновенье задумался, кивнул и исчез.

Вот тут-то мне и надо было бежать, но что-то —

любопытство и желание обрести добычу? —

стреножило мне ноги, и я помедлил. Мужчина

скоро вернулся и принес хлеб, яблоки,

копченую рыбу, банку сметаны и сигареты.

Мы расположились на скамейке во дворе некой

усадьбы. Мужчина жадно смотрел, как я

разламываю буханку, как кусаю

яблоко и перочинным ножом пластаю

бронзового палтуса, огромного, как косынка.

Вдруг он усмехнулся и произнес:

«Между прочим, в этом доме казнили

Распутина». Я недоверчиво осмотрелся:

скамейки, кусты сирени, бордовый кирпич

усадьбы, и что-то промямлил с набитым ртом.

Какое мне дело было тогда до странного царя

и аморального старца? Наконец, я закурил, и

мужчина положил руку на мою ляжку. Я

вздрогнул, схватил банку сметаны, будто

решил отхлебнуть. Я сдернул крышку и

опрокинул сметану ему на плешивую голову.

Мужчина ослеп, превратившись в бельмо.

Я не мешкал, схватил рыбу и хлеб, и дал деру.

Кот обрадовался палтусу, как родному.

Но два дня потом только пил и плакал.

Так я узнал, что соленая рыба кошкам смерть.

Я вспоминаю этот случай каждый

раз, когда вижу статуи римских

царедворцев, их застывшие до подвздошья

мраморные бюсты, облитые Млечным путем —

из банки вечности: светом галактики,

столь же горячей, сколь и бессердечной.

А вот Ричард Кромвель. За робкий нрав

его прозвали Хер Королевы.

При том, что дерзость его отца

даровала Англии конституцию,

фабрики и заводы. А вот король

Яков I. Он любил беззаветно

герцога Букингемского,

называл его и женой, и мужем.

Герцога убил Джон Фелтон,

который в советском водевиле

охранял чертовку Миледи.

А вот хам насилует даму, задрав ей ворох

брюссельских кружев. Одной

клешней он опрокидывает,

как горн, бутылку с водкой,

другой справляется с юбкой.

По виду этой женщины —

с лицом великой страны —

не понятно, испытывает ли она

боль или наслаждение.

Реликтовый лес Средней полосы

моей отчизны – это дубы и вязы;

нынешний смешанный лес —

березы, осины, ели, сосны —

последствия зарастания площадей,

вырубленных и выжженных людьми,

не способных к интенсивному

земледелию. Когда на месте мавзолея

еще шумели дубовые рощи,

медведи драли кабанов на

Воробьевых горах, а зайцы

отбивались от коршунов

ударами передних лап,

в Оксфордском университете

уже больше века студенты

превращали теологию в науку.