Читать книгу Пес Империи - Александр Иванов - Страница 1

Глава 1. Тень и Трон

Империя Франца Великого не просто стояла – она давила своим существованием. Она дышала камнем, перемолотым в пыль костями покоренных народов, и сталью, закаленной в пламени бесчисленных войн. Ее шпили, подобно копьям, впивались в бледное, безразличное небо, а улицы городов были прямы, как стрелы, вымощенные булыжником, утоптанным миллионами ног солдат, торговцев и рабов. Это был организм, чье единственное предназначение заключалось в росте. Ненасытном, хищном росте. Он пожирал окраинные королевства и земли одичалых варваров, перемалывая их в прах и песок для своих бесконечных дорог. Магия, редкая и капризная сила, служила здесь тем же целям, что таран или катапульта – всего лишь еще одним бездушным инструментом в арсенале короны. Пять столпов магической мощи, разбросанные по континенту, были живыми крепостями; их равновесие оставалось таким же хрупким, как и нынешний мир, и столь же иллюзорным.

В сердце этого каменного чудовища, в тронном зале, где в воздухе висел запах ладана, холодного камня и старой, въевшейся в плиты крови, на резном обсидиановом троне восседал его создатель и повелитель – император Франц. Время и непосильное бремя власти согнули его некогда могучую спину, прочертили на лице морщины, подобные картам былых кампаний. Но глаза, холодные и ясные, все так же видели дальше и глубже, чем кому-либо могло казаться. Они видели не людей, а ресурсы; не семьи, а династии; не любовь, а лояльность и страх.

И в этих глазах, как и всегда, отражалась та самая тень. Неподвижная, застывшая в ожидании, словно выточенная из темного, отполированного временем дерева статуя. Вернер. Его тень. Его клинок. Его воля, облеченная в плоть. В потертом, лишенном каких-либо гербов или украшений черном дублете, с парой изящных, почти невесомых кинжалов за поясом, он был частью интерьера – деталью, неотделимой от самого трона, от самой сути власти. Его дыхание было почти неслышным, взгляд, устремленный в пространство перед собой, ничего не выражал и видел все. Двадцать лет. Войны, заговоры, пиры и чума – все это прошло сквозь него, не оставив ничего, кроме шрамов на коже и абсолютной, выжженной дотла преданности в душе. Ему не нужен был трон, богатство или слава. Ему был нужен лишь кивок головы, короткое, сухое «хорошо», сказанное этим старым, уставшим от власти голосом. Это был воздух, которым он дышал. Единственный смысл, данный ему тем, кто когда-то подобрал нищего сироту с замерзших, отчаявшихся улиц.

И сейчас, пока советники и придворные шептались, а наследники, стоявшие по правую руку от трона, метали друг на друга взгляды, полные скрытых смыслов и отравленных надежд, Вернер был готов. Всегда готов. Готов на все.

Император Франц поднялся с трона. Его движение было неспешным, властным, отточенным десятилетиями абсолютной власти, и каждый звук в зале замер в немом, почти животном ожидании. Даже тень Вернера чуть сдвинулась, готовая в любой миг превратиться из статуи в щит, в смерть, приходящую по первому зову.

«Мои сыновья. Моя дочь.» Голос Франца, хриплый от лет и бессонных ночей, разрезал тишину, как тупой нож режет жилы. «Империя – это не дар. Это бремя, выкованное в бою и омытое кровью. Я не оставлю вам спокойное наследство. Я оставлю вам испытание.»

Он обвел взглядом четверых наследников, и в его глазах не было и тени отеческой нежности – был лишь холодный, безжалостный расчет полководца, оценивающего ресурсы перед решающей битвой.

«Королевство Тиллиан – заноза в теле империи. Гниющая, опасная заноза. Оно должно пасть. Трон под этим черным обсидианом достанется тому из вас, кто возьмет Тиллиан первым. Кто сделает это с наименьшими потерями для наших легионов. Каждый из вас получит под свое начало армию. Равную по силе. Ограниченную в золоте. Используйте свой ум, свою хитрость, свою жестокость. Я хочу видеть, кто из вас достоин.»

В зале повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелым, свистящим дыханием Франца. Воздух стал густым от амбиций и страха.

Георг, старший, сжал рукоять меча так, что кожа на перчатке затрещала. В его глазах вспыхнул огонь предвкушения, дикий и радостный. Война – это его стихия. Жестокость – его родной язык. Наконец-то! Поля сражений, а не эти душные залы интриг. Я сломлю их своей силой, как ломаю всех. Трон будет моим по праву сильнейшего.

Филлио, средний, сохранял маску почтительного внимания, но уголки его тонких губ дрогнули в едва заметной, хищной улыбке. Он уже видел не поля сражений, залитые кровью, а дворцы Тиллиана, опутанные незримой паутиной его интриг. Равные армии? Как наивно. Побеждает не армия, побеждает информация. Их король уже почти в моих сетях. Они даже не поймут, как предали сами себя.

Аннабет побледнела, ее прекрасные, тонкие пальцы сплелись в немом, беспомощном ужасе. Для ее творческой, мирной души, воспитанной на балладах о рыцарской чести, приказ отца прозвучал как смертный приговор тысячам, отданный ради прихоти. Зачем? Отец, зачем эта бойня? Мы же не варвары… мы могли бы договориться, найти общий язык…

Филипп, младший, загорелся. Его взгляд устремился вдаль, словно он уже видел, как его рождающаяся, необузданная магия сокрушает стены вражеских крепостей. Академия магии казалась ему детской игрой по сравнению с этой возможностью доказать свою мощь. Архимаг Тиллиана… Они увидят! Увидят, на что способен я, а не эти грубые солдафоны! Моя магия откроет мне путь к трону!

Император медленно повернулся, и его взгляд, тяжелый и пронзительный, упал на неподвижную фигуру за троном.

«Вернер.»

Тень ожила, сделав один бесшумный, стелющийся шаг вперед, выходя из мрака в свет факелов. Его глаза, пустые и ясные, как горное озеро, были прикованы к лицу господина.

«Ты пойдешь с ними. Будешь моими глазами и моей рукой. Ты не будешь вмешиваться в их тактику. Но если кто-то из них… предаст замысел этого испытания… если поставит свои амбиции выше интересов Империи в этом походе… ты примешь решение. Единственно верное.»

Приказ был отдан. Не было нужды в пояснениях. «Единственно верное» решение для Вернера всегда означало одно – смерть. Он склонил голову ровно настолько, чтобы это означало безоговорочное согласие. Ему не было дела до распрей наследников, до их страхов и надежд. Его мир сузился до воли одного человека. Он снова стал тенью, но теперь – тенью, которой предстояло пасть на четыре армии, на четыре амбиции, на четыре возможных, но таких хрупких будущих Империи.

Тронный зал опустел, остались лишь они двое: старый, уставший император и его безмолвная тень. Эхо шагов наследников затихло в коридорах, унося с собой тревожную, гудитую энергию амбиций и страха. Франц медленно, с тихим стоном опустился на трон, его костлявые, покрытые старческими пятнами пальцы сжали подлокотники с такой силой, что побелели костяшки.

«Вернер. Подойди.»

Тень отделилась от стены и бесшумно предстала перед троном, став на одно колено. Голова была склонена, взгляд устремлен в каменную кладку пола, которую он знал лучше, чем линии на своей ладони.

«Ты слышал мое решение для них. Теперь выслушай мое решение для себя.» Голос императора стал тише, но от этого лишь обрел металлическую, смертоносную остроту. «Мне безразлично, как это произойдет. Они могут объединяться, плести интриги и резать глотки друг другу. Могут даже не выполнить задачу. Но есть условие, которое должно быть исполнено. Непоколебимо.»

Он сделал паузу, давая каждому слову прочный, неоспоримый вес.

«Аннабет должна выжить. Она не воин, ее красота и кротость – товар, который я обменяю на союз с Западными королевствами. Ее ждет прекрасная, выгодная партия. Она будет жива. И невредима. Понял?»

Вернер не поднял головы, но его спина, всегда прямая, стала еще прямее, если это было возможно.

«Так точно.» Два слова. Кристальная ясность.

«А что до моих сыновей…» Франц откинулся на спинку трона, и в его глазах мелькнула усталая, почти скучающая жестокость. «Пусть дерутся, как пауки в банке. Пусть докажут, кто сильнее, хитрее, безжалостнее. Но в живых останется лишь один. Только один. Остальные… должны уйти. Естественным путем в бою. Или нет. Мне все равно. Ты понял, Вернер? Лишь один.»

Воздух в зале застыл, стал ледяным. Приказ был чудовищным по своей сути и абсолютно ясным по форме. Император собственноручно, холодно и расчетливо приговаривал троих своих сыновей к смерти руками четвертого, а своего самого верного пса делал орудием и верховным судьей в этой братоубийственной войне.

Вернер поднял голову. Его глаза, пустые и ясные, встретились с взглядом императора. В них не было ни ужаса, ни сомнения, ни жалости. Лишь абсолютная, всепоглощающая готовность.

«Понял, Ваше Величество. Аннабет жива. Сын – один. Ваша воля будет исполнена.»

Он склонил голову снова, завершая аудиенцию. Никаких вопросов, никаких просьб о пояснениях. Он был инструментом. Молотом, который разобьет три сосуда, чтобы остался один, самый прочный. И он уже видел в уме поле грядущей битвы – не с тиллианцами, а внутри самой имперской семьи. Его тень должна была упасть не только на врагов, но и на наследников его господина, отбрасывая длинные, корчащиеся тени на стены их шатров.