Читать книгу ТРИОН. Полёты биоробота в пространстве и времени. Историко-философский приключенческий роман - Александр Иванович Фефилов - Страница 16
Явление двухгодичной давности
ОглавлениеЧерез час, когда послеобеденное солнце уже пряталось за шпилями церквей, извозчик остановился у Томаскирхе. Глеб нашёл мелочь, расплатился и пошел по направлению к центральной площади города. Всюду, уже на подходах к центру шла бойкая торговля. Площадь превратилась в большой рынок. Продавали поросят, овец, кур. Яйцо в корзинках. Молочники аккуратно раскладывали кринки со свежим молоком. Разливали из бочек жидкий липовый мёд.
Трион рассуждал:
– Надо найти приличный постоялый двор, где столуются студиозы и бюргеры среднего достатка. Шиковать нам ни к чему.
Глеб свернул в знакомый переулок, где он недавно расстался с Радищевым и его друзьями. К ним приближалась веселая толпа молодых людей.
Глеб остолбенел. Впереди всех навстречу ему шёл улыбающийся Фёдор Васильевич Ушаков!
Трион встрепенулся:
– Опаньки! Не падай, Глебушка, в обморок! Это ещё не покойник! Так, так… Кажется, нас с тобой отбросили назад, в то время, когда наш новый знакомый Фёдор Васильевич ещё не собирался умирать. Отцы наши, создатели маленько просчитались. Но отрадно, что работают… Хотят нас вернуть! Знакомимся по новой! Заговори с ними по-русски! Смело выдавай себя за странствующего студиоза под старым именем Григорий. Авось что-нибудь выгорит!
Глеб шагнул навстречу Ушакову:
– Господа! Вы русские? Приятно встретить в чужом городе соотечественников!
– А ты? Ты из России? Из каких краёв?
– Я из Малороссии.
– Посланник новоиспечённого гетмана, графа Разумовского?
Из толпы выступил Радищев:
– Фёдор Васильевич, позволь тебя поправить. Матушка императрица Екатерина своим манифестом два года назад заменила гетманство на коллегию!
Ушаков шутливо взметнул брови:
– Ах, Александр! Как мог ты упрекнуть меня в незнании? Ужель мне неизвестно, что «гетман» заменён на «президента»? Звучит по-иному, а суть одна. И сделано это было для того, чтобы «волки смотрящие в лес», леса не увидели! Вот я и проверяю… Как тебя, странник, кличут?
– Григорий… Бобринский.
– Фамилия до боли знакомая! Кутузов, подойди-ка ко мне!
Из круга вышел парень с красивыми, почти девичьими чертами лица.
Внутренний Трион нежно возгласил: «С таким и дружить не страшно! Красавец…».
Ушаков что-то шепнул Кутузову на ухо. Тот выразил недоумение:
– Не могу точно сказать, Фёдор Васильевич! Понеже я не сведущ…
Ушаков повернулся к Глебу:
– Ну, что ж, Григорий, русский человек, мы принимаем тебя в компанию. Присоединяйся к нам! Мы на пути к нашему любимому погребку Ауербах, где вздымаются выше стола пупки и развязываются языки. Там и поговорим о жизни и о России. Расскажешь нам, как там у нас на родине.
Внутри заговорил Трион:
«Кажется, тебя не до конца раскусили. Тайны царского двора, остаются тайнами для народа. Студиозы не в курсе. Но вот бывший придворный в чине коллежского асессора Ушаков, которого здесь вежливо величают Фёдором Васильевичем, по-видимому, что-то слышал краем уха о настоящем сыне Григория Орлова, и что его звали Алексеем. Поэтому усомнился. Но, вряд ли, он начнёт первым этот разговор. И почему это он такую славную должность на жизнь студиоза поменял? Не поверю, что он так поступил исключительно из-за тяги к знаниям…»
Вываливающиеся из подвала пьяные бюргеры, в основном молодые, не стесняясь, мочились на стены близ расположенного здания, и громко гоготали, выпуская газы из вздутых кишечников. В Ауербахскеллере было накурено и душно. Глеб брезгливо поморщился.
Трион выразил недовольство: «Не будь чистоплюем, окунись в историю. Такой возможности у тебя больше не будет. А если и будет, то пить будешь уже в Гётевском келлере. Этот подвальчик основательно перестроят в 1912—1914 годах. От средневековых зданий здесь ни одного камня не останется. Построят пассаж Медлера с множеством цивилизованных пивных заведений и декоративных магазинчиков».