Читать книгу Жизнь под знаком ядерного риска - Александр Иванович Глущенко - Страница 6

В недавно единодушно принятой резолюции совместного расширенного заседания Российского Координационного Комитета профсоюзных организаций и общественных объединений отраслевой, вузовской, академической, оборонной науки и государственных научных центров, Совета профсоюза работников Российской Академии наук, Центрального Совета общественного движения «За возрождение отечественной науки» (Пущино, 22 марта 2007 года) говорится:

«Реальная угроза окончательной утраты Россией своего научно-технического потенциала требует особого внимания к положению российской науки…. В связи с возникшей критической ситуацией совместное расширенное заседание трёх органов российских профсоюзов и общественных объединений работников науки считает необходимым:

1. Признать работу Правительства Российской Федерации, начиная с 1991 года, по основным направлениям государственной научно-технической политики разрушительной (курсив мой – А. Г.). Начать массовые общероссийские действия в поддержку развития науки как стратегического национального приоритета Российской Федерации…»

Каким же образом российская государственная власть дошла до прямой конфронтации с существующей ещё в России научной интеллигенцией, что подтвердили и недавно состоявшиеся выборы действительных членов и членов-корреспондентов РАН? Чтобы попытаться ответить на этот, беспокоящий сегодня всю интеллектуальную часть российского общества вопрос, позволю себе проиллюстрировать личное понимание ситуации на примере жизни и деятельности моих покойных родителей – академика ВАСХНИЛ, дважды лауреата Государственных премий, одного из основоположников Советского Комитета Защиты Мира, члена Всемирного Совета Мира Ивана Евдокимовича Глущенко и его бессменной спутницы жизни, моей матери Бети Абрамовны Глущенко-Елисаветской. Для этого необходимо хотя бы вкратце обратиться к истории нашей семьи, типичной для всего недавно завершившегося ХХ века в России и особенно для той его части, которая традиционно именуется «научной интеллигенцией».

Корни нашей семьи – украинские и еврейские. Поскольку у евреев принято родословную считать по матери, скажу немного о предках по материнской линии. На старинной фотографии, сделанной в г. Черкассы (Украина) приблизительно в 1900 г., запечатлен мой прадед, высокий седобородый еврей – Фроим Беркович Рабинович, содержавший постоялый двор, его жена, пятеро сыновей, носивших библейские имена Авраам, Ицхак, Иаков, Моисей и Аарон, и три дочери, в том числе, моя бабушка Агнесса Ефимовна Рабинович.

У бабушки было трое детей – два сына: Марк и Борис, и дочь Бетя (Бася-Злата) – моя мать.

За исключением моей матери, судьба всех остальных членов семьи сложилась трагически. Бабушку уничтожили гитлеровцы в концентрационном лагере Крутицкий Яр (под Харьковом) зимой 1941–1942 г.г., а два её сына, мои родные дяди, погибли ещё раньше, в 1938 г, в застенках сталинского ГУЛАГа. Один был расстрелян под Воркутой вместе с 350 товарищами по несчастью, а другой умер от истощения (пеллагра) на полу тюремной камеры в Воркутинской внутренней тюрьме НКВД.

Один из сокамерников так вспоминает о моем младшем дяде Борисе Елисаветском:

«…Он умирал в полном душевном одиночестве…Он был не столько последователь Христа, сколько его повторение, его новая ипостась – Христос сталинской эпохи. Может быть, таким, как он, был бы и Иешуа из Назарета, попадись он в руки Чучелова, Кашкетина и других легионеров нового типа. Боря не звал смерть, но и не боялся её…

Затерялась на дальней окраине великой (в прошлом – А.Г.) страны могила святого, чистого, непреклонного человека. смертью своей поправшего всю мощь насилия – безвестного мученика Бори Елисаветского.

Имена мучеников могут исчезнуть из людской памяти, но дух сопротивления – бессмертен….».

(М. Байтальский, «Из тетрадей», Журнал узников тоталитарных систем «Воля», N8–9, М, 2002).

Моя покойная мать, по образованию педагог-историк, очень честный, уважаемый

и порядочный человек, всю свою жизнь, вплоть до преждевременной кончины в 1978

г. в Москве, безуспешно пыталась найти следы своих канувших в Лету ближайших родственников. Удалось это сделать только мне, через несколько лет после начала так называемой «перестройки», в 90-е годы.

Обращусь теперь к личности моего покойного отца, который, по свидетельствам очень многих знавших его, в том числе, весьма известных людей, был не только талантливым учёным-биологом с международным именем, плодотворно работавшим в области биологии и селекции сельскохозяйственных растений. Он обладал энциклопедическими знаниями, феноменальной работоспособностью и неиссякаемой творческой и деловой энергией. Безусловно, он был выдающимся общественным деятелем, много сделавшим для укрепления мира и дружбы между народами, для предотвращения мировой ядерной войны. О его общественных делах свидетельствуют его книги, доклады, многочисленные документы, о чём будет подробнее сказано ниже.

Как сын, наследник и хранитель архива своего покойного отца, я уверен, что тот «портрет на фоне эпохи», который я попытаюсь отобразить в меру своих скромных сил, в определённой и, я бы сказал, в значительной степени объясняет ту эволюцию интеллектуальной части российского (и не только) общества, которую оно претерпело на протяжении второй (послевоенной) половины ХХ века, и которая привела его к нынешней критической ситуации.

Итак, где же истоки происхождения личностей моих покойных родителей, столетие со дней рождения которых наша семья достойно отметила в 2007 году, как в России, так и на Украине? Какой след эти люди оставили в жизни современного российского общества?

Мне кажется, что мои родители, родившиеся в 1907 году на Черкащине, впитали в себя как характерные черты украинского и еврейского народов, так и потрясения и противоречия трагического ХХ века. По-видимому, им просто больше повезло в жизни. О родословной матери я уже кратко упомянул. О родословной отца его отец и мой дед Евдоким Кондратьевич Глущенко, один из активных борцов за Советскую власть на Черкащине, – пишет следующее: «По отцу прадед Глущенко Григорий. Прабабушка Анна. Крепостные крестьяне, отрабатывали панщину. После освобождения крестьян от крепостной зависимости получили надел земли 6 десятин без сенокосов и садов». У деда было четыре сына – старший Иван (мой отец), Федор, Борис (героически погибший в самом пекле Сталинградской битвы 25 августа 1942 года) и Василий.

Поселок Лысянка, в котором родился и после кончины по его завещанию похоронен мой отец (вместе с женой и родителями), впервые вспоминается в исторических документах 1593 г.

Его богатая история включает и крестьянско-казацкие восстания, и освободительную войну 1648–1654 г.г., возглавляемую знаменитым Богданом Хмельницким, (нещадно уничтожавшим евреев), отец которого родился в той же Лысянке, и детские годы Тараса Шевченко, который описал бой восставших крестьян со шляхтой в Лысянке в его знаменитой поэме «Гайдамаки», и борьбу за установление Советской власти, и австро-немецкую оккупацию в 1918 году, и кровопролитную Корсунь-Шевченковскую операцию зимой 1944 г. в ходе Великой Отечественной войны. Эти события на всю жизнь определили любовь отца к Украине и книге.

Еще раз повторю, что, по моему твёрдому мнению, мои родители были слепком своей эпохи, правда, не в самых экстремальных ситуациях. Сначала комсомольцы, потом – коммунисты. И они долгое время гордились этим.

Перейду к документам, характеризующим научную деятельность моего отца, его взаимоотношениям с академиком Н. И.Вавиловым и академиком Т. Д.Лысенко. Надо отметить, что начальный период деятельности отца, сначала в Лысянке, потом в Харькове (столица Украины в 20-ые годы) и в Виннице был по понятным причинам связан с его комсомольско-журналистской деятельностью. Именно тогда отец впервые услышал о Николае Островском, встретился с ним и стал одним из первых написавших о нём журналистов. Кроме того, он был заведующим сельхозотделом ЦК комсомола Украины и членом бюро Винницкого обкома комсомола.

Научная деятельность отца началась после его поступления в целевую аспирантуру к академику Т. Д.Лысенко, в Одесский селекционно-генетический Институт в 1936 году. Мать после рождения дочери (моей сестры) в 1929 году и последующего окончания Винницкого пединститута переехала в Одессу вместе с отцом. Через две недели после их отъезда весь руководящий состав Винницкого бюро обкома комсомола, как и преподавательский состав Винницкого пединститута, арестовали. Большинство погибли, некоторые «везучие», как И. Ф.Петерзел, отделались 20 годами каторги в северных лагерях ГУЛАГа (Воркута, Инта, Печора).

О своих взаимоотношениях с Н. И.Вавиловым и Т. Д.Лысенко отец рассказал в «Беглых заметках о жизни» (М., 1979) и рукописной монографии «Два брата (очерк из истории биологии)» (М., 1986), написанной за год до его кончины. Приведу некоторые выдержки:

«…Впервые я увидел и услышал голос Николая Ивановича на выездной сессии селекции зерна Академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина в г. Омске (август,1936 г.), куда были приглашены и мы – аспиранты Всесоюзного селекционно-генетического института (г. Одесса). Здесь обсуждались вопросы сибирского земледелия, работы Н. В. Цицина по созданию пшенично-пырейных гибридов. С докладами выступали Н. И. Вавилов, Т. Д. Лысенко и Н. В. Цицин.

Вторая встреча состоялась в декабре того же года на 1У сесии ВАСХНИЛ, где были заслушаны и обсуждены доклады Н. И.Вавилова «Пути советской селекции», Т. Д.Лысенко «За дарвинизм в агробиологической науке», А. С.Серебровского «Генетика и животноводство», Г. Г. Меллера «Современное состояние экспериментальных данных о природе гена». Эти доклады широко и всесторонне обсуждались на сессии как генетиками, так и селекционерами (выступили 73 человека). Тогдашний Президент ВАСХНИЛ А. И. Муралов заявил, что данная сессия Академии «является смотром важнейших достижений в области селекции. Наряду с этим мы должны с точки зрения практики, эффективности для сельскохозяйственного производства подвергнуть оценке те методы, которыми вооружает наука практических работников в области селекции». Фактически эта сессия поставила на обсуждение спорные вопросы генетики и селекции.

Третья встреча с Н. И. Вавиловым состоялась в 1938 г. в связи с введением меня в состав комиссии по обследованию Полярной опытной станции ВИР.

Николая Ивановича следует назвать пионером северного земледелия. На чрезвычайной сессии Академии наук СССР, которая состоялась в Ленинграде 25–30 ноября 1931 г. Вавилов выступает с докладом «Проблема северного земледелия». В нем он представил большую будущность этого края. Основное направление должно быть животноводческим с широким развитием овощных культур и травосеяния. Продвинутся, согласно докладчику, и зерновые культуры. Изменится вся география культур. Большое внимание он обратил на вопросы сокращения вегетационного периода. В частности, на работы агронома Т. Д. Лысенко, которому удалось разработать способы управления вегетационным периодом. Заканчивает доклад Н. И.Вавилов следующими пророческими словами: «Овладение Севером увеличит экономическую, политическую и обороноспособную мощь Советского Союза».

После знакомства с работами Полярной станции наносим визит директору ВИРа академику Н. И.Вавилову. Мы были приняты любезно и гостеприимно. Каждый из членов комиссии (нас было пять человек) высказал своё впечатление и мнение о работах, а, главное, – о перспективах. Беседа длилась часа четыре.

Н. И. Вавилов, будучи одновременно директором ВИРа и Института генетики Академии наук СССР, предложил Т. Д. Лысенко. назначенному в 1938 г. Президентом ВАСХНИЛ, расширить сотрудничество и рекомендовать соответствующих работников в Институт генетики. Выбор пал на Г. А. Бабаджаняна и меня. Первый был принят в докторантуру, а я зачислен старшим научным сотрудником Института генетики Академии наук СССР.

Таким образом, с 1 сентября (1939 г. – А. Г.) я стал сотрудником Института генетики, где проработал четверть века в качестве заведующего лабораторией генетики растений. Работать под директорством Н. И.Вавилова мне пришлось лишь один год.

Как можно было тогда (и как сегодня) характеризовать Николая Ивановича? Это был человек вулканической энергии. Его интерес, особенно к экспериментам, был велик. Он обладал высокой культурой, огромными знаниями в области земледелия в широком понимании этого слова.

Он обладал высоким чувством нового, пытался понять и поддержать новое даже тогда, когда внутренне не готов был его воспринять.

По своей натуре он был демократом, доступным любому научному сотруднику.

Он чувствовал большую ответственность за любое порученное ему дело. Хотя любимым детищем его всегда был ВИР, не оставлял он в роли пасынка и Институт генетики. Каждые две недели, а то и чаще, он приезжал из Ленинграда в Москву. Нередко заходил в мою рабочую комнату (Губкина, 3) и спрашивал, что нового. Он неустанно учил сотрудников и сам учился у них.

Объездив пять континентов, повидав многое, любил свою страну и обогатил её коллекциями мирового значения. Он был патриотом.

Николай Иванович любил книгу, много писал и издавал. Пожалуй, в мире нет другого института, равного ВИРу по количеству изданных трудов и монографий по разным культурам и теоретическим обобщениям. Эти традиции ВИР поддерживает и в настоящее время.

Таково моё впечатление об этом человеке с трагической судьбой….».

О разногласиях между генетиками и селекционерами отец пишет следующее (стр.8):

«Зимой 1939 г. и весной 1940 г. почти все ведущие сотрудники Института генетики, а также привлечённые учёные работали над сборником «Критический пересмотр основ генетики». Насколько я понимаю, это было поручение руководства Академии наук СССР. Собирались почти в каждый приезд Н. И.Вавилова и обсуждали отдельные, уже написанные статьи…. В законченном виде я этого сборника не видел, за исключением статьи Н. И.Вавилова, опубликованной в У томе его избранных трудов» (1965 г).

Чем вызвана необходимость критического пересмотра основ генетики? Догадаться нетрудно. В тот период генетика не являлась научной основой селекции. Сошлёмся на некоторые официальные документы. Передо мной книга «Труды Всесоюзной конференции по планированию генетико-селекционных исследований» (Ленинград. 25–29– июня 1932 г.). Книга вышла в издательстве Академии наук СССР (Ленинград, 1933 г.). В ней представлены основные доклады академиков А. С.Серебровского и Н. И.Вавилова, а также план генетико-селекционных исследований на 1933–1937 г.г.

Процитируем некоторые выступления докладчиков. Н. И.Вавилов: «Надо определённо сказать, что селекционная работа в нашей стране, так и за границей, в прошлом характеризовалась и характеризуется отрывом от генетики. Огромные материалы практической селекции, как правило, совершенно не обрабатываются генетически и бесследно исчезают в архивах. Этот отрыв генетики от селекции особенно свойственен западноевропейским селекционерам, а также работникам в Канаде и САСШ, где селекция сосредоточена главным образом в руках семенных фирм. Задача нашей конференции положить конец этому отрыву генетики от селекции, сделать работу селекционеров генетически более осмысленной, а работу генетиков решительным образом связать с селекцией».

Не менее критически высказался и академик А. С. Серебровский в своем вступительном слове и в докладе «Задачи генетики во второй пятилетке в связи с проблемами животноводства»

В «Трудах» этой конференции представлен детальный план по работе со всеми основными сельскохозяйственными культурами и животными. Дрозофила даже в плане по вопросам общей генетики не представлена.

На мой взгляд. план актуален и сегодня, спустя 54 года после его издания. Здесь необходимо отметить хотя бы такие темы: «Направленность мутаций», «Отдалённая гибридизация», «Скрещивание географически отдалённых рас», «Получение гомозиготных растений путём удвоения хромосом», «Влияние внешних условий на амплитуду и закономерность изменчивости количественных признаков», «Естественный отбор и адаптация», «Природа пластичности», «Вопросы о переходе длительных модификаций в мутации» и многие другие…

К выполнению огромной тематики привлечены многие академические и отраслевые институты, а также ведущие селекционные учреждения страны.

Но план этот не стал живым делом. В генетике и селекции всё осталось на своих местах.

Таким образом, Н. И. Вавилов, А. С. Серебровский, Г. К. Мейстер были первыми критиками положения дел в генетике – базы селекционного процесса не только в нашей стране, но и за рубежом.

Очевидно, это состояние и заставило Президиум АН СССР дать объективную оценку этого важного и нужного раздела науки.

В чём же дело? Зная о критическом положении в генетике, почему не устранили недостатки? На наш взгляд, всё сводится к разному пониманию наследственности и изменчивости. Именно это является камнем преткновения (курсив мой – А. Г.). Фактически генетики заняли позиции автогенеза, преформизма.

Но возвращусь к былому – моей работе в Институте генетики в те годы, когда директором был Н. И.Вавилов.

Мои эксперименты по вегетативной гибридизации очень интересовали директора. Он многократно смотрел опыты по прививкам картофеля и разных сортов томатов… При очередной встрече Н. И. Вавилов посоветовал мне ознакомиться с его работой «Очерк учения о трансплантации (прививке) растений», опубликованной в журнале «Сад и огород» ещё в 1916 г., и рекомендовал заняться получением химерных растений.

Я сразу же приступил к этим экспериментам. Но, увы, в годы войны работы были приостановлены. Я занимался культурой второго хлеба – картофеля в условиях Киргизии, куда был эвакуирован Институт генетики. Весной 1946 г. возобновил получение химер между томатами и паслёном. В 1947 г. я защитил докторскую диссертацию, где была представлена и глава «К вопросу о так называемых химерах». (И.Е.Глущенко «Вегетативная гибридизация растений», Сельхозгиз, 1948). Названная работа переиздана во многих странах мира, включая Японию. Последовало много положительных отзывов в печати…

Я несколько удалился от вопроса о высоком восприятии чувства нового у Н И. Вавилова. Проиллюстрирую его отношение к работам Т. Д. Лысенко – второго новатора в биологической науке.

В книге С. Е. Резника «Николай Вавилов», изданной в серии «Жизнь замечательных людей» (1968 г.), идёт рассказ о том. как Николай Иванович проявил интерес к тогда начинающему молодому учёному, работавшему в г. Гандже (Азербайджанская ССР). В конце лета 1927 года он прочитал в «Правде» очерк журналист В.Федоровича, в которм писалось, что Лысенко работает с бобовыми и «решает задачу удобрения земли без удобрительных и минеральных туков, обзеленения пустующих полей Закавказья зимой, чтобы не погибал скот от скудной пищи и крестьянин– тюрк жил зиму без дрожи за завтрашний день».

Н. И. Вавилов решил послать в Ганджу молодого учёного Н. Р. Иванова для встречи с Лысенко. Н. Р. Иванов рассказал Николаю Ивановичу обо всём, что увидел и услышал. Последнего всё это заинтересовало, и он согласился с предложением Иванова пригласить Лысенко в ВИР… Но последний не дал на это своего согласия.

Близкое к этому рассказу я слышал и от Т. Д. Лысенко, когда 21/Х – 1937 г. он подарил мне свою первую книгу «Влияние термического фактора на продолжительность фаз развития растений» (Баку, 1928 г.) с надписью: «дорогому Ивану Евдокимовичу Глущенко дарю свою первую работу. Думаю и уверен, что твоя первая работа будет несравненно лучше, вернее»

По инициативе Н. И. Вавилова в Ленинграде с 10 по 16 января 1929 г. состоялся Всесоюзный съезд по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству. Это было крупное событие в жизни сельскохозяйственной науки… Вавиловым приглашён и Лысенко, выступивший с докладом «К вопросу о сущности озими». Доклад был сделан от имени двух авторов (в соавторстве с Д. А. Долгушиным). Уже в этом докладе на примере с разными сроками посева озимых сортов ржи, пшеницы, ячменя были заложены основы будущей теории стадийного развития растений, теории яровизации, вызвавшей огромный интерес как в нашей стране, так и за рубежом среди учёных, практиков сельского хозяйства, комсомола. Подробно концепция этой теории изложена в труде «Теоретические основы яровизации», первое издание которого увидело свет в 1935 г.

Академик Н. И.Вавилов пристально наблюдал за работами Т. Д.Лысенко, ибо его исследования были очень важны для изучения мировой коллекции, в частности, пшениц и ячменей. В тот период (1932 г.) ВИР обладал уже коллекцией пшениц свыше 28000 образцов.

В 1935–1937 г.г. ВИР издаёт известный трёхтомник «Теоретические основы селекции растений». В нем многократно встречаем ссылки на работы Лысенко. Я злоупотребляю цитированием отдельных работ. Да простят меня читатели за этот грех. Но я и в дальнейшем вынужден так поступать по простой причине. В современных публикациях, посвященных отношениям между Вавиловым и Лысенко, много неправды, а то и прямой клеветы. Только документы, приводимые в подлинниках, могут вскрыть истину и опровергнуть эту клевету.

Привожу следующую оценку работ Лысенко в статье «Ботанико-географические основы селекции», автором которой является академик Н. И.Вавилов:

«Метод яровизации, установленный Т. Д.Лысенко, открыл широкие возможности в использовании мирового ассортимента травянистых культур. Все наши старые и новые сорта так же, как и весь мировой ассортимент, отныне должны быть исследованы на яровизацию, ибо, как показал опыт последних лет, яровизация может дать поразительные результаты, буквально переделывая сорта, превращая их из непригодных для данного района в обычных условиях в продуктивные высококачественные формы…

Для подбора пар при гибридизации учение Лысенко о стадийности открывает также исключительные возможности в смысле использования мирового ассортимента» («Теоретические основы селекции растений», том1, Сельхозгиз, 1935 г., стр.72)…

Как видно из этих высказываний, Н. И.Вавилов высоко ценил работы Т. Д.Лысенко, глубоко понимал их суть и широко использовал в работе с коллекциями травянистых культур.

Когда и по каким вопросам началось расхождение между двумя выдающимися учёными – академиком Н. И. Вавиловым и академиком Т. Д. Лысенко? Замечу, что оба они к этому времени были членами трёх академий – АН СССР, ВАСХНИЛ и АН УССР. Это, безусловно, редкое, но вполне оправданное явление.

Итак, Н. И. Вавилов и Т. Д. Лысенко на первом этапе своей деятельности – взаимопонимающие друг друга исследователи. Теория яровизации, её стадийность полностью воспринимается одной стороной; собранная в нелегких условиях мировая коллекция её систематика, генетика, цитология и даже инцухт положительно оценивались другой стороной. Расхождения во взглядах начались с понимания существа наследственности и изменчивости, роли в этих явлениях жизненных условий. Представителям первого направления присущи преформизм автогенез, представители второго направления утверждали в науке ведущую роль в изменчивости условий среды и возможность получать определённую, направленную изменчивость.

Расхождения в теоретических взглядах нарастали. Причины этому следующие. Н. И. Вавилов учился генетике у английского генетика Бэтсона, в лице которого клерикальная реакция против дарвинизма нашла «одного из верных своих слуг» (К.А.Тимирязев, Сочинения, том У11, стр.484).

Лысенко избрал своими учителями Дарвина, Тимирязева, Мичурина, работы которых классические или, как их позже называли, формальные генетики, отбрасывали с порога или принимали только то, что соответствовало их концепции; например, разделяли точку зрения Мичурина на отдалённую гибридизацию, на возможность управления доминированием признаков. Его же основные методы и принципы работы игнорировали. Примерно также поступали и с Лысенко. Его теория стадийности взята на вооружение всеми физиологами и генетиками, а с генетическими концепциями, исходящими из этой же теории, поступали просто: их извращали или, больше того, отбрасывали.

Приведу несколько примеров подобного рода извращений из заключительного слова Лысенко на той же известной 1У сессии ВАСХНИЛ (1936 г.): «Утверждение акад. А. С. Серебровского, что я отрицаю нередко наблюдаемые факты разнообразия гибридного потомства (это в пропорции 1:3) также неверно. Мы не это отрицаем. Мы отрицаем Ваше положение, говорящее, что нельзя управлять этим соотношением. Исходя из развиваемой нами концепции, можно будет (и довольно скоро) управлять расщеплением. Не прав также акад. А.Серебровский, утверждая, что Лысенко отрицает существование генов». Конечно, наследственности – существования генов Лысенко не отрицал (курсив мой – А. Г.).

Мы отрицаем, – говорил он, – кусочки, корпускулы наследственности. Но ведь если человек отрицает кусочки температуры, отрицает существование специфического вещества температуры, так разве это значит, что он отрицает существование температуры, как одного из свойств состояния материи? Мы отрицаем корпускулы, молекулы какого-то специального «вещества наследственности» и в то же время… понимаем наследственную природу, наследственную основу растительных форм».

При этом выступлении Лысенко первый докладчик на сессии Н. И. Вавилов задал вопрос: «Наследственность переделаете?». Лысенко с полной убеждённостью ответил: «Да, наследственность».

Как хорошо известно, сам Т. Д.Лысенко, его сотрудники и многие селекционеры на огромном материале доказали, что наследственность можно направленно изменять. Успешно использовал этот приём, в частности, академик В. Н.Ремесло, создавший такой шедевр селекции как сорт пшеницы «Мироновская 808». Человек может и должен управлять природой живых организмов. Для этого надо не схематизировать, а понимать по-настоящему наследственность, изменчивость и творческую роль отбора.

Самым ярким примером, доказательством роли направленной изменчивости путём отбора являются работы академика В. С. Пустовойта. На глазах одного поколения людей он создал таким путём небывалые в природе новые сорта подсолнечника, подняв масличность этой культуры с 32 до 55 и более процентов.

Н. И. Вавилов, надо полагать, уже в этот период анализировал свой пройденный путь и хотел познать глубже новое направление в биологической науке. Свидетельством этому является и его «Критический обзор современного состояния генетической теории», написанной им 11/У1 -1940 г. Заканчивает свою статью Н. И.Вавилов следующими словами: «Чтобы стать руководящей в селекции, генетика ближайших лет должна стать эволюционной, более физиологической, более близкой к запросам практической селекции» («Избранные труды», т.5, изд. «Наука»., 1965 г.).

Такова оценка генетики, данная, надо полагать, в последней работе Н. И. Вавилова, в которой он начал менять свои представления (курсив мой – А. Г.).

Поздней осенью 1940 г. я узнал от Т. Д.Лысенко, что мой директор арестован.

– Как, за какие грехи? – cпросил я.

Последовал ответ:

– Как тебе, так и мне ничего неизвестно.

У меня было ощущение шока человека, ощутившего рядом разорвавшуюся бомбу. Такое состояние пережил каждый, кто знал Вавилова и кто впервые услышал это известие. Позже, только в 1957 г. в томе БСЭ «Советский Союз» я прочитал, что Вавилов скончался в 1943 г. Его смерть произошла в Саратовской тюрьме.

В 1973 г. я был уполномоченным Министра сельского хозяйства СССР по подготовке

к осеннему севу в Саратовской области. Зашёл на городское кладбище. В начале главной аллеи монумент Вавилову. Бюст непропорционально огромен и мало похож на оригинал. Здесь, в Саратове начал свою научную стезю Н. И.Вавилов в двадцатых годах, здесь же он и закончил её. Да, действительно, трагедия человека, потрясающая, ничем неоправданная жестокость.

Наука потому называется наукой, что она должна находиться в вечных поисках истины, к познанию которой ведут очень крутые, извилистые дороги. В процессе поисков истины должны быть споры, дискуссии на основе опыта, эксперимента и, безусловно, у спорящих сторон могут быть заблуждения и ошибки. Критерием истины всегда была, есть и будет практика.

В науке должен доминировать гуманизм. Лишь история может определить, кто был прав и кто заблуждался. Поучительной иллюстрацией сказанному является жизнь и смерть Галилея, и не только его, а и многих других искателей правды в науке…

Время идёт. Наступают тяжёлые годы войны с фашизмом. Институты Академии наук СССР эвакуированы на Восток… В 1943 г. за разработку нового способа получения посадочного материала была присуждена акад. Т. Д.Лысенко и группе учёных, включая и меня, Сталинская премия первой степени. Всю сумму (200 000 руб.) мы передали в Фонд обороны. Каждый из нас получил от Сталина благодарность…» (оригинал этой телеграммы И. В. Сталина хранится в нашем семейном архиве. Это не помешало небезызвестному профессору В. Н.Сойферу, ныне живущему в США, в своей книге об академике Н. П.Дубинине «Тень Ленина его усыновила…» (ЧеРо, ДДФ Фаундейшн, Москва, 2006) выдать её за свою собственность, снабдив подписью «из архива В. Н. Сойфера» (стр.182). Во всем цивилизованном. тем более, научном мире такой поступок однозначно расценивается как воровство. Это же относится и к фотографии Т. Д.Лысенко в 1949 г. (с. 178) – А. Г.)

После войны обстановка в биологической науке была сложной. Оппозиция к Т. Д. Лысенко нарастала как в Академии наук СССР, так и в университетах. Чувствовалось и покровительство этой оппозиции со стороны Отдела науки ЦК КПСС. 10 апреля 1948 г. в Политехническом Музее происходил семинар лекторов обкомов партии. С докладом выступил зав. Отделом науки Ю. А.Жданов, в котором он подверг резкой критике деятельность Т. Д.Лысенко… Выслушав всю критику в свой адрес, Т. Д.Лысенко 17/1У 1948 г. написал письмо на имя Председателя Совета Министров СССР И. В.Сталина и Секретаря Центрального Комитета ВКП (б) А. А.Жданова с приложением своего конспекта доклада Ю. А.Жданова «Спорные вопросы современного дарвинизма».

Дальнейший ход событий таков. На письмо Лысенко быстрого ответа не последовало. Через некоторое время Министр сельского хозяйства СССР И. А. Бенедиктов направил Президенту ВАСХНИЛ стенограмму доклада Ю. А. Жданова. После ознакомления со стенограммой Т. Д. Лысенко просит об освобождении его от должности Президента. Привожу этот документ:

«Министру сельского хозяйства СССР товарищу Бенедиктову И. А.

Возвращаю стенограмму «Спорные вопросы дарвинизма». Считаю своим долгом заявить, что как в докладе, так и в исправленной стенограмме… докладчиком излагаются лично от себя давнишние наговоры на меня антимичуринцев – морганистов-неодарвинистов.

Такая критика делаются в секрете от меня, с тем, чтобы я не смог ни устно, ни в печати возразить и опровергнуть… В исправленной стенограмме не указываются ни названия моих работ, ни страницы, из которых берутся цитаты. Поэтому читатель не имеет возможности сопоставить высказывания докладчика по тому или иному вопросу с моими высказываниями… Для пользы сельскохозяйственной науки и практики прошу поставить вопрос об освобождении меня от должности Президента и дать мне возможность проводить научную работу. Этим самым я смог бы принести значительно больше пользы как нашей сельскохозяйственной практике, так и развитию биологической науки мичуринского направления в различных её разделах, в том числе, и для воспитания кадров научных работников.

11/ У – 1948 г.                           Академик Т. Д.Лысенко»

Через некоторое время состоялась встреча И. В.Сталина с Президентом ВАСХНИЛ. Поручено было составить доклад и созвать сессию Академии для обсуждения состояния вопросов биологической науки. Доклад необходимо представить И. В.Сталину для его личного прочтения. Сталин сделал ряд существенных замечаний и поправок, что было учтено Т. Д.Лысенко. К сожалению, фотокопией доклада я не располагаю, она где-то в семейном архиве, а оригинал передан в ЦК КПСС….»

Здесь я позволю себе прервать цитирование монографии покойного отца и привести небольшой отрывок из книги Ю. И.Мухина «Продажная девка генетика» («издатель Быстров», М, 2006, с.169 и далее):

«Чтобы закончить тему, хочу процитировать министра сельского хозяйства тех лет Бенедиктова. Он, кстати, был министром сельского хозяйства и при Сталине, и при Хрущёве:

«… Я хорошо знал Трофима Денисовича Лысенко, его сильные и слабые стороны. Могу твёрдо сказать: это был крупный, талантливый учёный, много сделавший для развития советской биологии, в чём не сомневался и сам Вавилов, который, кстати, и двинул его в большую науку, чрезвычайно высоко оценив первые шаги молодого агронома. Ведь это факт, что на основе работ Лысенко созданы такие сорта сельскохозяйственных культур, как яровая пшеница «Лютесценс-1173», «одесская-13», ячмень «одесский-14», хлопчатник «одесский-1», разработан ряд агротехнических приёмов, в том числе, яровизация, чеканка хлопчатника. Преданным учеником Лысенко, высоко чтившим его до конца своих дней, был и Павел Пантелеймонович Лукьяненко, пожалуй, наш самый талантливый и плодовитый селекционер, в активе которого 15 районированных сортов озимой пшеницы, в том числе, получившие мировую известность «беостая-1», «аврора», «кавказ». Что бы ни говорили «критики» Лысенко, в зерновом клине страны и по сей день преобладают сельскохозяйственные культуры, выведенные его сторонниками и учениками. Побольше бы нам таких «шарлатанов»! Давно, наверное, решили бы проблему повышения урожайности, сняли с повестки дня обеспечение страны зерном. Успехи генетиков пока куда скромнее – и не от этой ли слабости позиций, низкой практической отдачи крикливые обвинения своих соперников?».

Необходимо подчеркнуть, что существует и другая, диаметрально противоположная оценка личности и научной деятельности академика Т. Д.Лысенко, которой придерживается, в частности, сын покойного академика Н. И.Вавилова Юрий Николаевич Вавилов, доктор физмат. наук, научный сотрудник ФИАН им. П. Н. Лебедева. В последней изданной им книге о братьях Николае и Сергее Вавиловых «В долгом поиске» можно прочитать следующие строки (ФИАН, М, 2008 г., с.104–105):

«…Зловещая роль Т. Д.Лысенко в травле, преследовании, аресте и гибели моего отца и его ближайших соратников известна многим историкам советской науки как в России и в бывших советских республиках, так и в «дальнем зарубежье», а также учёным и другим лицам, которые были знакомы с моим отцом или с С. И.Вавиловым. Так, известный генетик академик Н. П.Дубинин, хорошо знавший моего отца, писал:»В тридцатые годы величие Н. И.Вавилова было уже очевидно. Именно поэтому он стал объектом жестокой травли, недостойной лживой критики со стороны Лысенко, Презента и их единомышленников». Именно Н. И.Вавилов, его мужественная и принципиальная позиция в защите научных убеждений, был для Т.Лысенко главным препятствием, мешавшим ему стать диктатором в сельскохозяйственной науке и биологии в нашей стране в сталинский период….

…Недавно мне стало известно, что И. И.Презент в июне 1939 года написал докладную записку Председателю Совета Народных комиссаров В. М.Молотову, одобренную Лысенко (в письме есть подпись Лысенко после слов: «с текстом письма согласен»). Это письмо было посвящено ситуации с седьмым Международным генетическим конгрессом, который первоначально предполагалось проводить в СССР. Это письмо включало в себя донос на Н. И.Вавилова с обвинением его во враждебных антисоветских действиях. В письме, в частности, было написано:» <…> Хору капиталистических шавок от генетики в последнее время начали подпевать наши отечественные морганисты. Вавилов в ряде публичных выступлений заявляет, что «мы пойдём на костёр», изображая дело так, будто бы в нашей стране возрождены времена Галилея».

И далее, пишет Презент: «Поведение Вавилова и его группы приобрело в последнее время совершенно нетерпимый характер».

«Вавилов и Вавиловцы в последнее время окончательно распоясались и нельзя не сделать вывода, что они постараются использовать международный генетический конгресс для укрепления своих позиций и положения.