Читать книгу Ключ разумения - Александр Жарков - Страница 5

Поместье Смешного короля располагалось прямо посреди степи, на так называемой Солнечной равнине. У входа в ограду путника встречали три кривые, отживающие свой век ели со старой рыжей хвоей. Были и ещё кое-какие насаждения, но в основном везде царствовало солнце и выжженная им трава. Всё это находилось гораздо южнее кеволимских земель, и замок короля был более похож на большой дом под зелёной крышей, и вокруг под такими же крышами стояло несколько домиков местной знати. И пара бедных деревень прилегало к поместью. Самым высоким строением была каланча, с которой смотрели, где что горит и кто куда скачет. Не было ни высоких стен, ни грозной стражи, но почему-то враги обходили «смешные» владения стороной. Ходили слухи, что никто не может войти сюда с дурными намерениями, ибо так наколдовала когда-то покойная бабка принцессы, которую кто-то звал злой ведьмой, а кто-то доброй феей. Во всём этом была тайна, которая тоже, помимо принцессы, притягивала сюда множество молодых людей. Привлекал внимание и сам король. Последние годы, после смерти первой жены, он ходил в маске. (Теперь он был женат вторично, и даже имелась от нового брака годовалая – ах! ах! – опять дочка, а не наследник!) Но ходил он в маске. Дело в том, что лицо его было настолько смешным, что без маски он не мог отдать никакого приказа подданным, потому что при виде его лица они не могли до конца выслушать ни одного его повеления, сразу начинали смеяться, хохотать и даже ржать! Король был очень добрым, но однажды он до того рассердился на камердинера, который не мог без смеха его ни одеть, ни раздеть (король ходил тогда ещё без маски), что отдал приказ палачу отрубить ему голову. Но казнь не состоялась, потому что камердинер продолжал заливаться смехом и на плахе, а у палача от хохота топор в руках ходил ходуном и он никак не мог попасть по шее лежащего и трясущегося от смеха приговорённого. Впрочем, скорее всего это лишь легенда. И уж наверняка было выдумкой то, что когда Смешной король начинал говорить, у него изо рта сыпались конфетти, вылетали воздушные шарики и даже фейерверки. И все якобы сначала пугались, а потом начинали веселиться. Ну не бред ли?!

Приёмная зала была освещена достаточным количеством свечей, и это было хорошо, достойно; но к приезду женихов не всё успели подновить, и поэтому немного пахло краской, так что некоторые принцы морщили привередливые носы.

Объявили короля: «Эдвард Первый Свирепый», – так, оказывается, его звали. Алекс собрался изо всех сил, чтобы не рассмеяться и почувствовал, что и рядом как-то напряглись. В залу вошёл, или скорее вкатился толстячок – шарик в маленькой короне на очень круглой голове. Чёрные волосы из-под короны торчали стоймя, жёсткая бородка изрядно посеребрилась. Лицо же… невозможно сказать, было ли оно смешным, потому что его закрывала серебряная маска, притом такого свирепого вида, что как-то не вязалась с кривенькими ножками и пухленькими ручками, и это несоответствие просто не могло не вызвать улыбки. И вся зала мило заулыбалась. Король заговорил. Голос был мягок и необыкновенно добродушен, и вселял какой-то покой, так что многим почудилось, что они не на чужбине, а в родном отчем дому. Король поблагодарил всех, кто откликнулся на его призыв, он не ожидал, что будет столько достойных молодых людей, он даже в некоторой растерянности, куда их расселять – и мило хохотнул.

– Но старость, старость, нужен наследник, а сына нет.

Он заранее приносит извинения, что не все удостоятся руки принцессы, а только один. Но, в сущности, принцесса ещё дитя – осенью исполнится пятнадцать лет, не исключено, что она вообще никого не выберет – так он и за это просит его извинить. И он снова забавно, но нервно хохотнул. Видно было, что он волнуется.

– Сейчас я вас познакомлю с Кэт, а потом будет встречальный, – как он выразился, – ужин. После чего все отправятся спать, а завтра уж начнётся! – Он потёр руки. – За ужином объявят распорядок состязаний.

И тут вошла принцесса Кэт. Длинный шлейф её платья несла карлица шоколадного цвета. Платье принцессы было жёлтым, как стены залы. На голове жёлтый же двурогий чепец. «Фи! Жёлтое на жёлтом!», – поморщился какой-то эстет. Принцесса была несколько мрачновата. «Ничего особенного, такая же, как все, – понёсся отовсюду шёпоток, – и не чересчур ли она мрачна, может, она нам не рада?!» «И зачем я сюда приехал? – уныло думал Алекс. – Совсем ничего в ней нет, Квиллин сильно её приукрасил!» «И приданого почти никакого, поместье – смех, – произнёс ему в ухо толстяк немалого роста. – Интересно, чем будут кормить, и будут ли турниры, я уж и не знаю, заберусь ли на лошадь», – добавил он, слегка смутившись. «Ну совсем не похоже на рыцарские романы!» – загоревал какой-то худосочный юнец. Алекс и сам так думал. В углу стоял полуржавый остов из рыцарских доспехов – и всё!

Принцесса была неказиста: не красавица и не дурнушка, ОБЫКНОВЕННАЯ, к тому же на что-то сердита, или мрачна по жизни, что ещё хуже. Никто уже ничего от неё не ждал.

Как вдруг карлица, видимо, исполняющая роль шутихи, что-то ей сказала. И как же всё переменилось! Будто свечей в залу добавили, будто колокольчики кругом зазвенели – это принцесса сначала улыбнулась, а потом и рассмеялась. В одно мгновение всё встрепенулось, все глаза, уши, всё устремилось на Кэт. Вся её фигура мгновенно преобразилась, посветлела, лицо стало по-неземному прекрасным, все ахнули! Это длилось несколько мгновений, но этого было достаточно.

– Боже, как она хороша!

– Это она? Она? Та самая, что была мрачной и неинтересной?!

– Да, это она!!!

– Что это было такое? – вопрошали прозевавшие её преображение.

Мило пытаясь подавить смех, принцесса сказала, что хоть и выполняет батюшкину волю, но и сама всем искренно рада, и с удовольствием отдаст руку и сердце достойному, если таковой, конечно, отыщется, в чём она немножечко сомневается! И плутовка улыбнулась вторично и все вторично впали в какую-то нездешнюю эйфорию. «Чары», – шепнул толстяк, как бы вдыхая какие-то немыслимые ароматы. Алексу же казалось, что он сейчас брякнется в обморок. Юная принцессочка уже знала мощь своей улыбки и умела ей пользоваться!

Ужин был так себе, песенки степных менестрелей бесхитростны и не очень складны. К тому же Кэт на ужине не было, и все быстренько разбрелись на ночлег, дни предстояли волнительные, состязания нешуточные.

Следующий день был единственный, назначенный для тренировочных упражнений. Все вышли в степь, чтобы метать копьё, стрелять из лука и скакать на лошадях. Вдруг в ослепительно синем небе появилась непонятная точка. Сначала думали, что это коршун или гриф. Но точка росла и приближалась и вскоре увидели, что это механизм с крыльями и с сидящей на нём человеческой фигуркой. Перед самой землёй неподвижные крылья замахали, механизм приземлился на все четыре копыта и оказался живым чудищем оранжевого цвета с коротким туловищем, предлинной шеей, маленькой головкой с рожками и весь в коричневых пятнах. На туловище лежало седло, а в нём сидел молодой человек в ярко-зелёных чалме и халате, с небольшой каштановой бородкой и немного раскосыми, хитрыми, как у лисы, глазками.

– Восточный принц Чалтык, – сообщил он собравшимся медовым голоском без всякого акцента, легко соскочил на землю, блеснув лёгкими зелёными же сапожками и слегка поклонился, приложив руку к сердцу.

– Летающая жирафа, – указал он на чудовище, щёлкнул пальцами, и жирафа, затрещав крыльями, поднялась в синь и скрылась из глаз, а к принцу Чалтыку подошёл неведомо откуда взявшийся красавец-скакун вороного цвета, и они приняли участие в общих тренировках.

В поместье не хватало мест, чтобы разместить как должно принцев, герцогов и баронов, и их селили по двое и даже по трое. Чалтыка подселили к Алексу. Ночью случилась странность. Они лежали на диванах визави и переговаривались о прошедшем дне, как вдруг голос Чалтыка стал меняться, он как-то потускнел, послышались шепелявящие звуки. Алексу почудилось, что он разговаривает с кем-то другим, он хотел поднять голову и проверить, но голова не поднялась, хотел что-то спросить – язык не повернулся – и он заснул, а наутро ничего не вспомнил. И не видел, как ночью по комнате ходил сгорбленный старикашка в чалтыковой чалме.

…И вот первый тур состязаний на право назваться мужем: состязания в силе, ловкости, смелости. Сумеет ли будущий муж защитить жену от врагов?

– Зачем королю самому защищать королеву от врагов? – недоумевал неповоротливый толстяк обжора Гога с писклявым голосом. – Были б денежки – и будет много вассалов, рыцарей, и прочее. Они и защитят! Лучше б кормили посытнее!

Алексу, несмотря на любовь к чтению, ловкости было не занимать. Силёнки было не так чтобы очень, он был «реброносен», как говорила бабушка, то есть чрезмерно худощав, и в метании копья уступил многим, в том числе и толстяку. Также в стрельбе из лука, из-за близорукости, он не был лучшим. В конных же скачках, в которых надо было обойти всех, и, прыгнув через препятствие, взять из рук стоящей на балконе принцессы платок, он победил! И она улыбнулась ему. И он ощутил, что улыбка, как приятная заноза, вошла в его сердце и растворилась в нём, и он стал уже не просто Алекс, а Алекс плюс Кэт, и это навсегда! Навсегда! «Я поехал сюда всё-таки из упрямства, – думал он, – и только теперь полюбил по-настоящему!»

На состязании произошло неожиданное. Захворавший с утра принц Чалтык вдруг выздоровел и явился на скачки… на чём бы вы думали? Не на красавце-скакуне, и даже не на жирафе, а верхом на большой-пребольшой курице, которую он называл страусом. И зря он так её во всеуслышание назвал, потому что нашёлся знающий барончик, который заявил, что страусы бегают быстрее лошадей, и значит, это будет нечестно. Вот противный доносчик! Так это, или нет, но Смешной король предложил Чалтыку пересесть на коня, или… отказаться от претензий на Кэт. Чалтык, сверкнув хитренькими глазками, медовым голоском извинился перед всеми, и сказал, что хотел немножечко потешить всех: и досточтимого короля, и прекрасную принцессу, и что вообще он немного болен, а впрочем, готов на чём угодно, и прочее. Щёлкнул пальцами, и страус убежал с быстротой молнии и исчез где-то в степи. И тут же перед ним появился его вороной жеребец, но Чалтык продолжал всех веселить, потому что никак не мог на него забраться, извиняясь беспрестанно, что болен и так далее. Наконец его запихнули в седло, и он свалился в ближайшую канаву при самом начале состязаний, так что пришлось всё приостановить. Кто-то хохотал и издевался, но принцесса это пресекла и осудила. «Бедненький», – сказала она, и собственными ручками положила примочку на незначительную ссадину. (Примочку, кстати, сделала из платочка, который добыл на скаку Алекс и держал в это время в руке. Кэт платочек не попросила, а просто забрала, даже не заметив, у кого, так была напугана падением Чалтыка. Надо ли говорить, как огорчился Алекс!) А Чалтык потом куда-то исчез, так что никто и не видел, как и когда это произошло. (Исчез навсегда и платочек!) Всё это было странно, потому что в день тренировок Чалтык показал себя отличным наездником, может, теперь действительно был болен. Но некоторые желали бы оказаться на его месте, видя, как нежна была к нему принцесса и как касалась пальчиками его лба. А Чалтык так и пропал, ночевать к Алексу не приходил, и в следующем туре не участвовал.

Вообще после первого тура отсеялись больные, хромые, косые и староватые. Например, одному барону было аж сорок лет, и хоть он был очень богат и золотом, и землёю – принцесса решительно указала ему на дверь, и король не воспрепятствовал, так как очень любил дочь.

– Но поверьте моему опыту, судари, – сказал тот, уезжая, – как вы тут ни напрягайтесь, эту глупую принцессу всё равно выдадут за богатого и старого, гораздо старее, чем я! – И в чём-то, как показало ближайшее будущее, он почти оказался прав.

На втором туре были состязания по уму. На первое место выходил толстяк Гога, отгадавший все загадки принцессы, оставалась последняя. И Кэт испугалась. Она посмотрела ещё раз внимательно на эту жирную тушу, легко решившую своей маленькой головешкой все её головоломки, и сказала, что последняя загадка отменяется, и что отменяется и сам тур, потому что ей не нужен умный муж. А если королю нужен советник, то она здесь ни при чём – и ушла. Кто-то попытался возмутиться, стали спорить, Гога впал в уныние, как вдруг вошёл король и передал слова принцессы, что если кому у них не нравится – скатертью дорога! И король развёл руками, мол, что поделаешь, дитя. После этого несколько человек, не надеявшихся победить, будто бы обиделись и уехали домой. Гога же подавил обиду и остался.

К основному конкурсу пришло всего семь человек: четыре принца, два барона и один герцог. Конкурс был объявлен и показался несколько странным. Надо было подойти и через тонкую вуаль поцеловать принцессу… в губы. Всего-навсего! Что это за состязание? Кто тут проигравший? Кто победивший? Всё было неясно. Ещё было сказано, что это только полконкурса, а продолжение завтра рано утром. Хорошо, что странный конкурс начался сразу после объявления, а то за ночь ожиданий и дум кто-нибудь бы точно умер от разрыва сердца!

Всё происходило поздним вечером, перед самыми покоями Кэт! Зала была в полумраке, только два тусклых светильника в виде драконов освещали её. Принцесса вышла в простеньком розовом платье, на голове был спальный чепец, лицо скрывала тонкая розоватая вуаль. Никакого шлейфа, никакой торжественности, она была юна и беззащитна. Карлица, впрочем, стояла поодаль. И не просто так, а с небольшою дубиной, что немножко насторожило, но как увидите, не всех.

– Судари, – сказал вошедший король. – Вам предлагается просто, по-домашнему, подойти и поцеловать мою дочь. Кому-то может это показаться странным, а может, даже неприличным, но она дитя, и это её воля, и так далее. А я, судари, удаляюсь, я на это смотреть не могу.

– Ваше величество, а кто победит-то? – не удержались задать вопрос.

– Пусть победит сильнейший, – махнул рукой король и укатился в покои Кэт. И издал при этом неясный звук: то ли хохотнул, то ли всхлипнул. Не исключено, что дальнейшее он наблюдал из-за занавески.

Женихи покорно, друг за другом, подходили к принцессе, прикасались через вуаль губами к её губам и отходили в некотором столбняке, как будто в них влили небольшую дозу яда. Были и крайности. Худосочный барон упал в обморок, не дойдя до Кэт одного шага, и его оттащили. А жердяй Гога так вцепился в её плечи, видно, решив никогда больше не отцепляться, что Кэт вскрикнула, а Гога получил от карлицы дубинкой по голове – рабыня была сильна, удар соответственный, и Гога тоже отвалился нецелованным.

– Этих двух точно отчислят, – шепнул стоящий за Алексом.

Алекс подошёл на ватных ногах, он почти ничего не чувствовал и ничего не видел, он ещё никогда не целовался с девушкой. Подойдя вплотную, он вобрал в себя какой-то прекрасный и нежный аромат нездешнего цветка, и забыл, что должен сделать. Он глянул на карлицу. Негритянка смешно почмокала толстыми губами. Глаза её смеялись. Алекс, так как был несколько длинноват, немножко пригнулся и сделал такое же нелепое движение губами, едва коснувшись вуали и почувствовал, что ему слабо ответили, и почти побежал обратно на дрожавших ногах, будто спасаясь от опасности. Далее был какой-то туман, вышел король и что-то говорил, но что-то неприятное терзало Алекса. И только какое-то время спустя он понял, что его терзало: глаза у стоящей под вуалью были зелёные, а у Кэт – это он запомнил навсегда, когда она нежничала над Чалтыком – были карие, один посветлее, а другой чуть потемнее…