Читать книгу Однажды начав - Александр Жеглов - Страница 11

На следующее утро Игорь заступился на смену. Начальник охраны вызвал к себе:

– Волошин, поступило предложение от одной из фирм, чтобы наша организация временно выделила восемь своих сотрудников, имеющих лицензии на право ношения огнестрельного оружия, для личной охраны и сопровождения генерального и его помощников. Короче, командировка: предварительно, на пять-шесть недель, куда именно, нам пока неизвестно. Вот наш список, кто едет: я тебя одним из первых включил. Если ты согласен, то распишись напротив своей фамилии.

– У меня же нет права на ношение огнестрельного.

– Зато, я в тебе уверен.

– Шесть недель, – тихо уточнил про себя Игорь, – полтора месяца.

– Да. Не хочешь? Заработаешь нормально. Знаешь, сколько желающих ехать?

Его меньше волновал вопрос о деньгах. Он думал об Элен, наивно считая: «это, как раз, кстати: надо, чтобы она отвыкла от меня».

Игорь ознакомился с условиями и расписался на договоре.

Сотрудники частного охранного предприятия, вместе с Волошиным, который, по причине судимости не имел лицензию на право ношения огнестрельного оружия, должны были с понедельника приступить к своим обязанностям, охраняя представителей и руководство фирмы «ГиМАЗ». На каждой половинке последнего листа договора, как обычно, стояли реквизиты сторон. Под фирмой «ГиМАЗ» красовалась внушительная подпись напротив фамилии с инициалами генерального директора: «Гончарук В. В.».

Элен звонила ему на работу, Игорь сказал, что его отправляют в командировку, что времени на подготовку очень мало и, что встретиться не получится. Элен восприняла все, как и следовало, нормально, с пониманием всей серьезности. Времени и вправду было в обрез: надо было пройти срочный курс подготовки. Всем выдали черные костюмы, в строгом стиле и весь служебный комплект.

Со многими ребятами Игорь былхорошо знаком, но в подобную командировку они впервые попали. Несколько раз ребята обеспечивали охрану транспорта на автомобильных и железных дорогах. Работать в составе личной охраны ему никто еще не предлагал – это было для Игоря чем-то новым на гражданке. Хотя специфику работы телохранителя лучше него никто не представлял, военное прошлое многому научила и, поэтому изначально, его начальник выбрал именно Волошина для обеспечения охраны самого Гончарука. Но сам Владислав Вениаминович, потребовал кроме него еще двоих помощников, что и было сделано: уж слишком он за себя волновался.

Каждого из них выбирали по негласному конкурсу, знакомились с личным делом индивидуально, учитывалось все: физическая подготовка, умение быстро принимать единственно правильное решение в экстремальных нестандартных ситуациях, наличие водительских прав, загранпаспорта, внешний вид и многое другое. Самого опытного в качестве старшего по команде, по рекомендации начальника охраны, был назначен Волошин Игорь Алексеевич. Что касается его судимости, начальник охраны скрыл этот факт, поскольку лично доверял ему и интуитивно верил. За время службы Игорь зарекомендовал себя, как исключительно честного, дисциплинированного и ответственного работника. Если бы начальнику было известно еще и про боевые награды Волошина, то вообще сделал бы его своим заместителем, но скромность Игоря не оставляла шанса на карьерный рост, да и самому не интересовала служебная лестница. Со своим начальником он держался на расстоянии, в отличие от некоторых своих коллег, после того, как тот нелицеприятно высказался про кого-то за спиной. Когда человек пытается описать характер другого человека, он этим ярко раскрывает свой характер. У шефа охраны насчет других людей, в основном, были негативные характеристики, что отталкивало Игоря от него.

В ночь на понедельник команда Волошина приступила к своим обязанностям. Два сотрудника, вместе с Игорем, были приставлены к действующему широкоплечему, высокому телохранителю Амиру, с грубыми чертами лица и тонкой бородой. При встрече с ними у двери номера гостиницы, Амир лишь молча протянул руку одному Волошину он уже был информирован про старшего охранника, а остальным двум – только глазами померил с ног до головы, без какой либо мимики на «каменном» лице.

«Ничего себе охрана», – мелькнула в голове у Игоря, посмотрев на верзилу, – «нас целых четыре человека, четыре телохранителя для одного лица. Должно быть, большая фигура этот Гончарук Владислав Вениаминович, или, скорее всего, ему есть чего бояться», – думал он. Подобные мысли были и у своих помощников. Команда приступила к обязанностям ровно в полночь. В девять утра Амир по вызову зашел к своему шефу и через пять минут открыл дверь, молча пригласив Игоря. Тяжелый дым от сигарет стоял в номере. Амир сразу приоткрыл окно по велению шефа. Было видно, что всю ночь курили. Владислав Вениаминович, лысый толстяк, посмотрел щуплыми глазами на Игоря, сморщившись, вспомнил про дополнительную охрану и сказал: «добро».

Гончарук с самого утра был не в настроении. Его явно что-то очень беспокоило. Он не мог стоять на месте, ходил по комнате из угла в угол в майке, брюках с подтяжками, босиком по ковру и что-то под носом бормотал. За столиком в кресле сидел человек в форме сотрудника прокуратуры без кителя, с расслабленным галстуком. Было заметно, что они всю ночь обсуждали серьезные вопросы. На столе лежали несколько бумаг вразброс, полная окурками пепельница, бутылка армянского коньяка высших кондиций, две пустые рюмки, апельсиновые дольки с крупным виноградом на блюде. Рядом с креслом на полу стоял саквояж с замком. Гончарук обратился хриплым голосом, подойдя ближе к Амиру:

– Предупреди всех, через Фокина, – начал сухо, смотря снизу вверх на него, – я передумал, выезжаем не в двенадцать, а через час: птица та остается цела, которая остерегается. Так что, пусть позавтракают в номерах, не надо светиться. Уточни с Самойловым маршрут, – кивнул на человека в форме, – он знает план наших действий и в курсе всего. А я пока в душ, – сказал и зашел в душевую, не обращая внимания на Игоря, который остался стоять у двери.

Амир присел на диван, напротив кресла и начал тихо шептать. Самойлов через минуту встал с кресла:

– Ладно, я спущусь вниз, Фокину сам скажу, – сложив бумаги в папку, поправив галстук и, взяв фуражку в руки, вышел.

Амир впервые обратился вслух к Игорю:

– Передай своим, пусть обращают внимание за каждым автомобилем, мотоциклом, короче, за любым транспортным средством, – сказал и продолжил, – мы ждем со дня на день серьезных действий от наших неприятелей. В случае надобности, в целях самообороны, открываем огонь на поражение. При каждой остановке мы первыми выходим из машины в темпе, одновременно наблюдая за каждым, кто вблизи, кто далеко, про крыши и окна домов не забываем. Держим постоянно связь друг с другом. Только убедившись, что все спокойно, по моему знаку открываем шефу дверь, но перед этим открываем ему зонт, неважно какая погода, – он из пуленепробиваемого материала. Если вдруг что не так – оповестить всем своим на местах. Обратно садимся в машину и продолжаем движение. Автомобиль бронированный, восемь цилиндров, опытный шофер – «ас». Я сажусь спереди, вы – сзади, у дверей лимузина. Запомни, Владислав Вениаминович выходит из машины только по-моему знаку, – закончил свои указания Амир.

Игорь вышел из номера. Через минуту вся его команда приступила к своим обязанностям. Дисциплину и порядок на службе от своих сотрудников он требовал по армейскому уставу. Никто не жаловался, уважая старшего и понимая всю ответственность выбранной профессии.

Поездок было много, в основном переезды из одного ближайшего города в другой, из одной гостиницы в другой. Размещались по разным гостиницам. Команда Волошина по договору была приставлена в качестве дополнительной поддержки к личной охране фирмы «ГиМАЗ» и, где они могли оказаться на следующий день, никто не имел ни малейшего представления. Им не докладывали.

На пятые сутки ночью один из представителей фирмы, Никита Ремизов, напился и стал шуметь в вестибюле одной из гостиниц. Он вел себя по-хамски. Ребятам удалось успокоить и отвезти его в номер. У каждого из трех представителей в этой гостинице был свой номер – люкс. Тот продолжал у себя выпивать. Другие два сотрудника не пили и старались все время уложить его спать, чтобы не путался под ногами и не мешал никому, а сами никуда не отлучались. Никита проснулся за полночь, шумно вышел, хлопнув за спиной дверь, где в коридоре стоял охранник Станислав Красин из команды Волошина. Ремизов зажег сигарету и через некоторое время запах табака охватил весь третий этаж. Дежурная подошла к нему и, сделав замечание, строго-настрого запретила курить в коридоре, предложив выйти на балкон своего номера. Никита сначала наорал на женщину, но Стасу удалось успокоить его. Подошел второй охранник из их фирмы, Сергей:

– Никита, Владислав Вениаминович запретил всем выходить из номера без особого указания.

– А я буду курить там, где мне комфортно, – сказал, чуть шатаясь, Никита.

Стас не терпел табачного дыма и, тактично, чтобы не шуметь лишний раз, предложил вместе зайти в номер, на балкон по инструкции категорически запрещалось выходить:

– Не спится? Зайдем лучше в номер, там и закурим.

– А чем здесь хуже? Затягивайте, – сказал Никита, доставая сигарету из пачки и протягивая им.

Стасу пришлось угоститься, взяв сигарету, а Сергей быстро открыл дверь за спиной. Никита опять начал шуметь и Сергею пришлось вместе с ним, толкнув его, войти в номер, а Стас остался за дверью в коридоре.

– Ладно, я – на балкон, – не давая Сергею слова, Никита повернулся и сделал несколько неуклюжих шага в сторону балкона. Окна и дверь балкона были прикрыты занавесками. Сергей рванулся к Никите и оказался между ним и дверью балкона. Телохранитель хотел оттащить его от двери, но не успел. Никита дернул резко занавес и опустил ручку. Через секунду снаружи раздался мощный взрыв. Дым окутал всю комнату, ударной волной выбило все ближайшие окна. Никиту подбросило в центр комнаты, он был ранен, истекал кровью, но остался жив. Сергей же лежал лицом вниз под окровавленным занавесом, он не успел остановить Никиту и погиб на месте. Дверь в коридор выбило, Стас, лишь по счастливой случайности, остался невредим. Доложив о случившемся, он по приказу, вместе со всеми остальными и раненным Никитой, выехали из города по разным направлениям, на нескольких машинах, до приезда милиции и скорой помощи.

Взрывное устройство было подложено той же ночью, буквально за несколько минут до взрыва. За номером велось наблюдение. Сразу же, после случившегося, Фокину в номер позвонили:

«По очереди дойдем и до Гаврика», – прозвучал голос на другом конце, имелось в виду: до Гончарука.

Что же натворил этот «Гаврик», что за ним так охотились? Даже, будучи в курсе всех событий, близкий компаньон Фокин не мог знать. Но то, что взялись за Влада серьезные люди, стало ясно всем. Обстановка накалялась. Фокин передал слова Гончаруку и потребовал объяснений:

– Ты кому перешел дорогу?!

– Что? – Гончарук, не ожидал обращения на «ты» и в таком тоне в присутствии Амира, но и понял решительную навязчивость Фокина.

Григорий Фокин, по кличке «Маз», – авторитет в криминальном мире. Связывало с ним то, что много лет назад, вначале девяностых они начинали рэкетом, потом занялись присваиванием чужого бизнеса, недвижимости, заводов, фабрик. Времена были разрушительные, как для одного объекта, так и для целой огромной страны. Захватывали чужое, переписывали на себя, продавали целиком или по частям и не останавливались. Жадность не знает границ. Рейдерские схемы придумывал Гончарук, а притворял в жизнь задуманное Маз со своей бандой. Из банды никого не осталось, почти все, кто остался в живых, оказались впоследствии за решеткой. А Фокину и Гончаруку удалось уйти от правосудия. В дальнейшем они перешли на легальный бизнес, нужно было отмывать деньги: открывали рестораны, торговые точки, сети разных услуг. Жадность не позволяла им «нажать на тормоза» и сказать себе: «Стоп! Хватит!» и, если попадалось что-нибудь интересное и заманчивое на их пути, то они не брезгали и сейчас своим привычным ремеслом – «деньги не пахнут». Но! Условие было одно на двоих, которое выдвинул для своей страховки Маз много лет назад: все дела делались или вместе, или не делались вообще, если кому-то из двоих не нравилась очередная затея. Они всегда должны были быть в одной связке – так было спокойнее для обоих, поскольку за совместными темными делами тянулся огромный «шлейф».

– Амир, выйди, – кивнул на дверь Гончарук.

Стараясь смягчить ситуацию и, чтобы не получить потом удар ножом в спину, Гончарук сменил тон, оставшись вдвоем с Фокиным:

– Маз, родной мой, ты о чем? – усевшись на диван, пытался разрулить ситуацию, – ты меня столько лет знаешь, я без тебя…

– Знаю, Гаврик, поэтому интересуюсь. – Перебил резко Фокин. – Ты мне зубы не заговаривай, тебя я насквозь вижу. Колись, давай!

– Гриша, Я не знаю, кто это может быть. У меня были опасения насчет ростовских, ну помнишь: пивной завод в конце девяностых оттянули у местных. Видимо решили поквитаться с нами.

– Не верю. – Снова его перебил Фокин. – Ты лучше подключи язык к мозгу, прежде чем свалить на ребят, тогда мы с ними четко поделились, доля была честная. Там есть у меня кореш, если это так, я бы узнал первым. Им нет никакого резона бодаться с нами.

– Времена меняются, Маз, но мне от тебя нечего скрывать, клянусь тебе, зуб даю, – жестом подтвердил Гончарук.

Однако скрывать трусливому и жадному Владиславу Вениаминовичу было что: еще год назад, он решил свернуть всю свою преступную деятельность. Провернуть мощнейшую аферу, которой сам себе дал название: «афера века» и умыкнуть за кордон, подставив всех своих компаньонов. Объектом для мошеннической операции стала некая международная компания «OZON», которая в свободной экономической зоне имела серьезные намерения: создать огромный завод по производству химических реагентов нового поколения и современный каучуковый завод с минимальными выбросами в атмосферу вредных веществ. Почти целый год Гончарук, через доверенное лицо, параллельно с официальными представителями, вел тайные переговоры и с агентом от «OZON». Целью Гончарука была самая примитивная задача: обмануть всех и исчезнуть. По официальной документации фирма «ГиМАЗ» должна были способствовать обеспечению строительства двух заводов – гигантов. Сторона обязывалась развернуть обширное строительство цехов производства, настроить пуск-наладку всех узлов и агрегатов для всей промышленной линии, решать повседневные задачи: кадров, сбыта, логистики и много других вопросов, обеспечивающих жизнедеятельность целого комплекса и, связанных с ним, десятка дополнительных объектов. Инвестиции должны были быть десятизначными в конвертируемой валюте. «OZON» по договору обязывался периодически в течение четырех лет инвестировать частями. Оказалось, для афериста Гончарука, достаточно было и одного перевода. И вот когда был проведен первый транш, Гончаруку хватило суммы из семизначных чисел. Он сразу же, втайне от всех, по частям перевел на офшорные счета разных подставных фирм и намеревался исчезнуть. Но из-за своей жадности покинуть страну у него сразу не получилось, теперь вынужден был тянуть время в ожидании подходящего момента, он искал всевозможные варианты исчезновения. Даже был готов устроить инсценировку своей гибели, чтобы навсегда избавиться от спецслужб и криминальных элементов. Однако, подписывая договора с различными фирмами на сомнительные проекты, которые были лишь фикцией, он подписал этим себе смертный приговор. Если руководители в некоторых компаниях, засомневавшись в лояльности таких проектов, обращались в соответствующие органы для проверки, то кое-кто решил действовать иным методом, более жестким и «понятливым». Одним из проектов касался и компании «Блиц-ЭКО», но там пока не догадывались о губительных для себя махинациях. Владислав Вениаминович вполне допускал такой ход событий, но продолжал подставлять своих учредителей, надеясь в подходящий момент исчезнуть. Он знал, что долго нельзя с этим тянуть, но просчитался со временем.

Фокин был хитер, хотя не знал правду, но то, что серьезное задумал Гончарук и, самое главное, – без его ведения, не давало ему покоя. В конце концов, притворяясь, что поверил ему, чтобы не «спугнуть птичку», Фокин сам решил следить за каждым шагом обреченного компаньона. Когда он, похлопав по-дружески по плечу Гончарука, вышел из его номера, трусливый толстяк подумал, что обошлось, сожалея о том, что вместо погибшего охранника не оказался Маз. Теперь он в нем больше не нуждался.

Ремизова Никиту положили в больницу одного провинциального городка. С ним остался дежурить один Стас. Про местонахождение остальных Игорь ничего не знал. Никита, весь забинтованный, через три дня, после нескольких операции в частной клинике, открыл глаза и увидел Стаса в палате, сидячего на стуле у двери.

– Закурим? – стараясь улыбнуться, выговорил с трудом.

– Хорошо, значит, все помнишь?

– Смотрю, нет здесь ни окон, ни балкона, – подтвердил ему свою память Никита.

– Так надо.

– А Серега где? – спросил про своего телохранителя.

– Серега у шефа остался – первое, что пришло в голову, сказал Стас.

– И зачем вам все это? – тихо выразился Никита, глядя в потолок.

– Служба. Работа у нас такая – это наш выбор.

– Неудачный выбор, понимаешь, неправильный. Как тебя там величали? – Спросил, хотя помнил его имя, желая показать свой статус перед ним.

– Для тебя, я Стас, – стараясь войти в доверие, тот ответил ему.

– Послушай, Стасик, бросай ты эту работу. Копейки же получаешь, думаешь, не знаю, – серьезным тоном, чуть подкашливая, сказал Никита.

– Каждому свое, – убавляя голос, коротко ответил Стас, – а ты доволен своей работой? – Он издали хотел подойти к основному вопросу: «чем конкретно они занимаются?».

– Я? Конечно, доволен! – Широко открыв глаза, продолжил Никита, – ты знаешь, сколько нам бабок Влад уже отслюнявил за одно дело? Кучу! И это только половина! Понял? Половина! – Горделиво сказал Никита. Если бы ты только знал, сколько у меня на черный день припрятано.

– Тише, – приложил палец к губам Стас. Нежелательно было, чтобы в эту минуту зашел кто-нибудь из медперсонала: уж слишком разговорчивым оказался Никита, откровенничал с ним, как с братом.

– Что ты меня затыкаешь?

– Ну что ты, Никита, никто тебя не затыкает, просто, ты так говоришь, как будто миллионами ворочаете.

– Ха! Миллионами? Миллиардами! – Еще шире открыл глаза. – Да, что ты понимаешь?

– Ладно, ладно, – сказал тихо Стас, улыбаясь, – пусть будет по-твоему, – хитро, как бы, не поверив его словам, подошел к койке, делая вид, что поправляет одеяло, а на самом деле, не хотел упустить ни одного слова, о чем говорил прерывистым тихим голосом раненный Никита.

– Не веришь? – нахмурил брови из-под бинтов обидчиво.

Стас посмотрел ему в глаза и ничего не сказал, ожидая услышать продолжение. Никита отвел взгляд в сторону, затем повернулся, посмотрел Стасу в глаза и монотонно продолжил:

– Мой шеф кого-то кинул с большим размахом. Он в бумагах – волк. Многого я тебе не скажу, да и сам не все знаю и тебе не надо знать. Поверь, ты мне за это еще «спасибо» скажешь: мало знаешь – крепко спишь.

– Понятно, – с серьезным лицом сказал Стас, ему было уже не до улыбки.

– Я сам грешник с большой дороги. Я думаю так: вместо того, чтобы просить у Бога какую-то вещь, я ее украду, а затем попрошу прощения, чтобы зря не беспокоить его по мелочам, а то у него и без моих запросов дел хватает. Но! – Подняв серебряный православный крестик на нитке с груди, Никита продолжил: – На мокрое дело я никогда не пойду.

– Думаешь, в остальном Бог тебя простит?

– Не думаю, но очень на это надеюсь, я осмыслил, чем занимался в последнее время с этим недочеловеком. Теперь у меня будет другая жизнь. Я богат. Может быть, семья у меня появится когда-нибудь, как у Сереги, и спокойная жизнь настанет, и не буду прятаться по углам. Мне в церковь надо, покаяться хочу батюшке.

– Батюшку вспомнил? Думаешь, грехи твои отпустит?

– Сказал тебе: я надеюсь! Есть законы, которым я подчиняюсь.

– У таких людей, как ты, – сказал Стас, – один закон – это бумага! Бумага, которую можно на что-то променять. И такая бумага для вас дороже чести!

– Ты не совсем прав, Стас. Я с тобой не могу согласиться: в конечном итоге, от человека зависит, будет ли иметь силу этот закон, – возразил к удивлению Никита.

– Да?! – Стас подошел еще ближе, – и ты мне это говоришь?! – сказал громко. – Из-за тебя погиб человек! Он был для кого-то сыном, братом, отцом, мужем. Был кому-то другом, просто, был хорошим человеком, – не выдержав, промолвил Стас.

– Кто? – с волнением спросил Никита.

Стас опустил свой взгляд.

– Серега?! – вскрикнул Никита. Где он?!

– Сергей погиб при исполнении служебного долга, – тихо ответил Стас, смотря ему в глаза, и отвел взгляд в сторону.

– Что?!

Настала тишина, которую через несколько минут нарушил Никита тихим голосом:

– У него дочурка пятилетняя осталась – Настенька, в Ярославле, – губы у него задрожали, – Серега мне ее фотокарточку на днях показывал: пять лет ей исполнилось. Я его два года знал. Хороший, как ты говоришь, человек. – Никита начал качать головой. – Нет, не из-за меня, а из-за Гаврика он погиб, из-за жадности этого жирного кабана.

– Из-за тебя, из-за тебя! Без таких помощников, как ты, твой Гаврик оставался бы Гавриком всю жизнь, а не стал бы Владиславом Вениаминовичем. Вы за деньги на все готовы.

– Нет, ты не совсем прав, лично я не из таких помощников, как думаешь. Но с тобой согласен, из-за меня погиб отец маленькой девочки. Пропала жизнь, целая жизнь, – с ужасом в глазах, сказал Никита, – и за что?!

Стас молча смотрел на забинтованного жалкого человека, лежащего на больничной койке, без капли сострадания.

Осознав, может быть, самое главное в своей жизни, Никита, вдруг сменив свой тон, сказал:

– Стас, будь другом, сделай кое-что для меня, бери бумагу и ручку, или запоминай, нетрудно.

– Я запомню, так надежнее, – он наклонился ближе.

Никита прошептал место, где спрятал большую часть своих сбережений. Он не доверял банкам:

– Все, что там есть – это вам на двоих, тебе и его вдове с ребенком. Не знаю ее имени, а дочку Настей зовут – это точно. Узнай Сергея адрес, фамилия его, кажется, Иваницкий. Поезжай в Ярославль. Ровно половину отдашь его семье и скажешь: «от папы Насти». Я надеюсь на тебя. Обещай, что сделаешь это. – Никита с надеждой посмотрел Стасу в глаза, чуть приподнявшись на локоть.

– Обещаю.

– Ну, вот и славно.

– А ты?

– А я пролежу еще немного, как начну ходить, меня никто не найдет и никакой охраны не надо будет. Пора мне начать новую жизнь с нуля! И ты мне не нужен. Увольняйся и езжай, ты теперь богатый человек, поверь мне – ты очень богатый человек!

Стас посмотрел на Никиту:

– Я уйду тогда, когда буду уверен, что ты в безопасности, – это было решение не только в знак благодарности, но, в первую очередь, его служебным долгом.

– Уходи, говорю, если и тебя грохнут из-за меня, я не выдержу, – прикрыл рукой лицо, заговорили эмоции.

– «Порядок – первый закон небес!» – это не я сказал, – ответил Стас.

Интуиция ему подсказывала, что Никита в опасности, времени совсем нет, и профессиональное чутье диктовало, как поступить. Стас ночью один вывез его из больницы в глухую деревню, нашел неприметную избу, поговорил со стариками, оставил Никиту, деньги на лечение, питание и на ремонт старого дома:

– Теперь я спокоен, Никита. Выздоравливай и будь спокоен. Я все сделаю, как ты сказал.

Стас остался до рассвета, на всякий случай.

Никита тоже не спал:

– Спасибо тебе, друг, – поблагодарил он.

– И тебе спасибо, Никита. Бог в помощь, – пожал ему руку и вышел.

– Добро. – Никита задумчиво уставился на старую деревянную дверь, за которой исчез Стас и подумал о своей душе грешника, вспомнив великие слова: «исцелим тот, кто способен к раскаянию». Перед глазами всплывали его недостойные поступки, которые он совершил в жизни, начиная с подросткового возраста. Времени на размышления у него теперь было более чем достаточно. Анализировал все, что было возможно вспомнить, и понимал, как часто был не прав, обижая других: «а ведь когда-то я учился в институте», – думал он. Никита вспомнил свои юношеские веселые дни – этим он когда-то гордился. С сожалением припоминал детали одного события того периода, чем раньше хвастался в молодости среди своих сверстников, а сейчас ему было очень стыдно за прошлое. В тот момент, когда Стас ушел, Никита уставился на входную дверь и вспомнил своего заместителя декана факультета, Павла Николаевича. Однажды кто-то из группы сказал, что тот взяточник, и у Никиты появился «справедливый план наказания». Узнав адрес, с двумя приятелями подъехал к его дому. Было довольно холодно в начале марта. Они поднялись на четвертый этаж и позвонили в дверь. Открыла жена замдекана:

– Здравствуйте. Мы студенты, – сказал Никита, – Павел Николаевич, попросил, сменить вашу входную дверь: деревянную – на металлическую, которую заказал неделю назад.

– Странно, мне он ничего не говорил, минуту подождите, – она подошла к телефону, видимо, чтобы уточнить.

– А он на совещании у ректора, поэтому нас отправил, – смело добавил Никита с порога. – Так вы разрешите?

– Ну, хорошо, – сказала она и отошла в гостиную.

Кто бы мог подумать, что через несколько минут лакированная дверь запылает внизу, возле мусорного контейнера, а студенты-хулиганы уйдут спокойно, даже не задумываясь о том, что женщина может пострадать от холода. Это одна из бессовестных «шалостей» Никиты, а подобных и более серьезных преступных эпизодов разного рода в его жизни было немало. Сейчас, ему было очень стыдно за все поступки, он чувствовал себя виноватым перед всеми, готов был искупить вину и каяться. Никита лежал, прикрыв лицо рукой, и от души, в слезах просил прощения у Бога. Это были слезы раскаяния, но больше всего Никита просил прощения за гибель своего телохранителя. Его мысли сталкивались и вытесняли одна другую, но они все время возвращались к погибшему Сергею. Он размышлял о случившемся:

«Сережа – жертва. Но, что это за жертва – жертва борьбы за существование?», – Никита не мог с этим согласиться, – «будь она проклята эта «борьба за существование!» – Он злостно усмехнулся, мысленно употребив этот штамп, и продолжил свои мысли: «стремление человека жить, есть, одеваться, искать в жизни точку опоры – это и есть борьба «за место под солнцем». Детские и юношеские годы любого из нас – это подготовка к этой борьбе, с момента, когда ребенком маленький человечек впервые схватил корку хлеба и засунул ее в рот или побежал, чтобы укрыться от дождя».

У Никиты, внутри, будто проснулось то, что давно не давало о себе знать и без чего невозможно спасение души – СОВЕСТЬ. Совесть осознанная. Совесть, которая рождает добро. Наверное, каждому человеку необходимо давать возможность добру расширяться, чтобы в душе у него не оставалось места для зла. Горе учит.

«В течение всей жизни, на разных ее этапах», – продолжал рассуждать про себя Никита, – «человеческое существо борется, чтобы продвинуться хотя бы на шаг вперед. Каждый старается не поддаться обстоятельствам, угрожающим отнять у него точку опоры. Человек ищет возможность заработать на жизнь. Странно, что брошенное в жизнь не по своей воле, человеческое существо вынуждено бороться, чтобы остаться жить. Каждому, родившемуся на свет, приходится пробиваться собственными силами, кто как сумеет. Всегда так было: крепче хватайся и держись, а то затопчут! Разве удивительно, что в этой гонке кто-то кого-то отталкивает, а жулики всех мастей не упускают случая поживиться всеми правдами и неправдами? Конечно, такая борьба без жертв не обходится! Вот и Сергей – одна из таких жертв. И не только он. Я тоже – жертва! Что я делаю? Чем я занимаюсь? Я – пустой потребитель, не создающий ничего ни для себя, ни для кого-нибудь другого!».

Очнувшись от нахлынувших на него философских мыслей, Никита, обнаружил для себя путь, тот единственный путь, по которому он намеревался двигаться дальше: «опора в Боге! Нужно стараться не к успеху любыми способами, а к тому, чтобы жизнь моя имела смысл. Я нашел свой путь и осознал ошибки. Я нашел опору! Надо мне постараться, чтобы и другие нашли ее: через небо и Бога на землю, к людям. Короткого пути в душу человеческую нет. Хочу попытаться чужую душу превратить в братски мне родственную, но моя душа далеко не совершенна, и я – не образец для других. Однако я думаю, что нашел то, что может объединить нас всех. Каждый из нас во что-нибудь верит: кто-то – в свой диплом института, который откроет дорогу в светлое будущее. Кто-то верит в высокое кресло чиновника, кто-то – в спортивные достижения, а кто – в искусство. У каждого человека своя маленькая вера. Миллионы людей – миллионы вер. И после этого мы все удивляемся, что не можем понять друг друга: чужая душа потемки. Да иначе и быть не может. Верим в разное, и ничего нет такого, что нас объединяло бы. Я нашел универсальное, единое, одинаково приемлемое для всех – это Бог. Хотя Он давно найден, но люди постоянно Его теряли. Нужно отыскать снова, вооружившись верой в него, принять то божеское, которое известно уже на протяжении тысячелетий: люби ближнего, не убий, не лжесвидетельствуй… – вместе поверить, следовать этому и тогда никому не придется остерегаться друг от друга. Если всем верить в одно, то можно верить и друг другу. Это, наверное, и есть духовное братство».

Никите оставалось сделать шаг, лишь один шаг, по совести, от чистого сердца, посвятить свою всю оставшуюся жизнь служению Богу.

Через полгода, Ремизов, будучи в полном здравии и физическом, и духовном, отблагодарил стариков. Он, по возможности, отремонтировал своими силами хозяевам домик. А в канун своего отъезда думал про себя, сидя у окна: «я должен быть благодарен Создателю за всех тех, кто встретился на моем жизненном пути. Они пришли именно ко мне для того, чтобы я понял и открыл что-то важное для себя. Пусть мне было тяжело, больно, неприятно, обидно, но я прошел через все это, выжил и стал сильным, поэтому, я говорю:

«Прости меня, Господи, и спасибо за незаслуженную мной доброту».