Потерянный дом, или Разговоры с милордом

Оглавление

Александр Житинский. Потерянный дом, или Разговоры с милордом

Пролог

Часть первая. Переполох

Глава 1. На крыльях любви

Глава 2. Не выгуливайте собак ночью!

Глава 3. Блудный сын

Глава 4. Прибытие пришельцев

Глава 5. Свидетельства очевидцев

Глава 6. Смятение

Глава 7. Фамилия Демилле

Глава 8. Незарегистрированный

Глава 9. Жертва телекинеза

Глава 10. Ниточка рвется

Глава 11. Майор Рыскаль

Глава 12. Непрописанный летун

Часть вторая. Скитания

Глава 13. Архитектор Демилле

Глава 14. Теоретики

Глава 15. Генерал Николаи

Глава 16. Общее собрание

Глава 17. Большой плов

Глава 18. Субботник

Глава 19. Переписка с соавтором

Глава 20. Воздухоплаватели

Глава 21. У Натальи

Глава 22. Праздник

Глава 23. Меценат

Глава 24. Ночные бабочки

Часть третья. Крах

Глава 25. Контакт

Глава 26. Семейство Нестеровых

Глава 27. Супруги

Глава 28. Командированный

Глава 29. Дачная хроника

Глава 30. Послание соавтору

Глава 31. Федор Шурыгин

Глава 32. Рейд

Глава 33. Красиво жить не запретишь!

Глава 34. Прощание

Глава 35. Осенняя песнь

Глава 36. Официант

Часть четвертая. Превращение

Глава 37. Встреча соавторов

Глава 38. Спичечный дом

Глава 39. Егорка

Глава 40. Исповедь заблудшего

Глава 41. Лито имени Лоренса Стерна

Глава 42. Вагоновожатый

Глава 43. Референдум

Глава 44. Покушение

Глава 45. Театр дедушки Йорика

Глава 46. Сестра милосердия

Глава 47. Суд

Глава 48. Исцеление

Эпилог

Отрывок из книги

О том, что Александр Николаевич Житинский пишет роман, знали все – то есть все, кому это было важно. У него были специфические отношения с читателем, они и сохранились в прекрасной неизменности: с первых публикаций, еще поэтических, был сравнительно узкий, но абсолютно преданный круг читателей, в которых он по-снайперски попадал, которым он был во всем созвучен, которые могли больше или меньше любить те или иные вещи, но немедленно читали всё, что он публиковал. Пожалуй, больше всего почитателей ему добавила «Лестница», первая крупная вещь, напечатанная лет через семь после написания, когда ее куски уже начали передавать, кажется, по «Свободе». Что так привлекало в Житинском – трудно сформулировать, он сам, вероятно, не взялся бы – поскольку вообще не слишком копался в собственном творческом процессе, да и в собственной душе. Можно дать объяснение чисто психологическое, в одном из самых автопортретных, откровенных стихотворений он прямо объяснил свой тип, людей своего «карасса» – этот воннегутовский термин он любил и часто применял.

Очень хорошо помню, как он читал мне это стихотворение в ответ на какой-то детский мировоззренческий вопрос, какими я часто его мучил, – колдуя над кофе, отвлекаясь, гремя ложками, без малейшей патетики, скорее себе под нос. Я совершенно не убежден по нынешним временам, что сомненье великое по поводу собственных слов так уж благотворно, – и так уж интеллигентские наши сомнения позволили слишком многим убогим и самоуверенным людям завладеть трибунами, миллионами, кнопками и прочими инструментами подавления. Надо уметь называть вещи своими именами. Но Житинский при всей своей мягкости именно это и умел, и когда я однажды сказал, что такую позицию можно принять и за слабость, немедленно ответил (он, видимо, над этим думал): «Я человек не слабый, а мягкий». И пояснил, что разница проста: слабый не может заставить себя – хотя иногда заставляет других. Мягкий может сделать с собой что угодно, и в этом его сила.

.....

Егорка от смущения уткнулся в мамину кофту. Мать потрепала его по волосам, попыталась развернуть лицом к новым знакомым, но он лишь пуще застеснялся и сделал попытку убежать.

– Егор, перестань!.. Егором его зовут, – словно оправдываясь, сказала Ирина.

.....