Знаменитый российско-американский филолог Александр Жолковский в книге “Напрасные совершенства” разбирает свою жизнь – с помощью тех же приемов, которые раньше применял к анализу чужих сочинений. Та же беспощадная доброта, самолюбование и самоедство, блеск и риск. Борис Пастернак, Эрнест Хемингуэй, Дмитрий Шостакович, Лев Гумилев, Александр Кушнер, Сергей Гандлевский, Михаил Гаспаров, Юрий Щеглов и многие другие – собеседники автора и герои его воспоминаний, восторженных, циничных и всегда безупречно изложенных. Эта проза увлекательна, непредсказуема и, по выражению его заочной противницы Ахматовой, ровно настолько бесстыдна, чтобы приблизиться к поэзии. (Д. Быков)
Оглавление
Александр Жолковский. Напрасные совершенства и другие виньетки
Справка
Часть I. Яблоко или гулять
Консервы
Котлеты моей мамы
Из папиных рассказов
Рамочная конструкция
Талон на место у колонн
Технические погрешности
О политических взглядах
Эросипед
Очерки бурсы
Мальчики
Вечно женское
Уроки Октября
Саша Самбор
“А” и “Б”
Comrades Petrov and Smirnov
Чеширское
Троянской войны не будет
Деревенская проза
– жж-
Постой, паровоз…
“Пусть оно меня и моет”
Западное кино
На Моховой
Выбранные места из переписки с Хемингуэем
На языке
Что такое гид?
“Никакого желания меня накормить!”
“Должны быть какие-то градации”
“Ваше тело об этом знает”
На словесном фронте
Appropriation art
“У нас в Бхилаи…”
Полкаш
Causa finalis[10]
Яблоко или гулять?
Часть II. Семнадцать мгновений весны
У Литвиновых
Воздушные пути
Шестидесятники (Рассказ по картинке)
Ультима Фульбе
Портрет неизвестной
Чудеса кибернетики
Сырье für uns
Автоматы и жизнь
Сколько человеку нужно
Through a glass, darkly
Что делать
“Машки”
Случай в Кремле
Зависть
Скромность
Случайные знакомства
Жепушкин
Алеша
Ионыч
Тбилиси-65
Privacy and its discontents[19]
Единый принцип
Коэффициент гибкости
Время и мы
Полки вел…
Militia et amor
А поворотись-ка, сынку!
Дар
“Хорошо!”
Будем резать, будем бить
В сторону Склифа
Бритва Оккама
Техника отпускания
В чужом пиру (Западное кино бис)
Table talk
Эпикировка
Из России с любовью
Allegro mafioso
Встречи с интересными людьми
Пошлая история
1984 (Взгляд лингвиста)
Семнадцать мгновений весны
Часть III. Один раз увидеть
Отживать
Напрасные совершенства
Полевая лингвистика
Дисбаланс
Школы для дураков
Скорпионова виньетка
Русское
Дворянское гнездо
“Да” и “нет” не говорить…
Трубка (Виньетка в 72 слова)
Генерал Гоголь (История одного открытия)
Ex ungue leonem[43]
Без мужчин
Floor & Breakfast (В старом Чикаго)
Учитель словесности
Посвящается Пиранези
The usual (Заметки завсегдатая)
Один раз увидеть
Часть IV. Некрологи, которые мы выбираем
Хваленая объективность
Дурак такой!
Любимой быть другим (Виньетка в 72 слова)
Оппоненты и пуанты
Подробности
Чему вас учут?!
“Срезал!”
Сократик, сократись
Name dropping[56]
Начать и кончить
Против ветра
Имя-отчество как таковое
Королевская речь
Что ж вы раньше не сказали?!
Красота по-американски – трудности перевода
Столик № 31
Из истории звукозаписи
Ждать
Юбка
Stranger than fiction[70]
Грозный, но не Terrible
Эрос невозможного
О другом
1
2
Must be luv…
Принуждение к улыбке
1
2
3
4
Грамматика любви (Лингвостилистические заметки)
Некрологи, которые мы выбираем
Отрывок из книги
…На ваш запрос сообщаю, что мемуарные виньетки я начал писать в Москве более полувека назад, без какой-либо мысли о публикации. Про себя я называл их “Мемуары”. Они были не только источником непосредственного удовольствия, но и способом – в момент перехода от лингвистики к поэтике – “расписаться”. Поэтика требовала внутреннего раскрепощения, и мемуарные упражнения помогали. Я вернулся к ним в конце 1990-х, пройдя длинный путь дискурсивной эмансипации: лингвистика – поэтика – постструктурализм – демифологизация – эссеистика – рассказы. Но целиком от “научности” не избавился.
Не только в том смысле, что некоторые виньетки напоминают литературоведческие эссе. Дело в напряжении между верностью правде (того, как было или, во всяком случае, как я помню, как было) и свободой ее презентации. Врать, преувеличивать, придумывать события нельзя, но что рассказать, а что нет, какую авторскую позу принять, – твое авторское право. Даже в журналистике требование документальности распространяется лишь на сообщаемые факты, позволяя репортеру вольности в обращении с собственной персоной как еще одним повествовательным приемом.
.....
Школа была мужская – образование оставалось раздельным, хотя где-то существовали и смешанные школы. (Когда пришло время записывать меня в школу, мама спросила, в какую я хочу: где одни мальчики или где мальчики и девочки? Где одни девочки, отвечал я.) В старших классах начались совместные вечера с женскими школами, но и в ранние годы интерес к сексу задавался не одним только монастырским гомоэротизмом Алексея Дмитриевича. Волнующее das ewig Weibliche (Вечная Женственность) присутствовало; его воплощением была преподавательница начальной школы Анастасия Ивановна.
Она вела не наш, а один из соседних классов, но своей учительницы я не помню, помню только ее. Она была полновата, с большими глазами, дугообразно выщипанными бровями, пробором посередине и симметрично уложенными косами; ее лицо напоминало бабочку. У нее был, как я теперь понимаю, слащавый мещанский выговор. Говорила она размеренно, видимо, стараясь казаться изящнее и интеллигентнее, чем была. Ее с удовольствием слушались.
