Читать книгу Бомба для ведущего (Антиоружие) - Александр Жорницкий - Страница 4

В назначенный день Саша, одетый в костюм на выход, выбритый и подтянутый, с видом человека, готового на серьезный поступок, явился в офис к Ире, положил на журнальный столик аккуратно запакованные баночки с утренней мочой и калом, кивнул Ире и молча уселся. Она вызвала помощницу и велела отвести Сашу на обследование, которое продлилось более двух часов. Он обратил внимание на новейшее импортное оборудование, инструменты и приборы, отметил квалифицированную работу опытных врачей. Они обследовали его без лишней суеты и проволочек, каждый из них улыбался и безукоризненно выполнял свою работу, не спрашивая фамилию, а передавая медицинскую карточку с крупно набранным «ЭКСКЛЮЗИВ» из рук в руки. Результаты обследования, как заметил Саша, в карточку не заносились, а, видимо, посылались по электронной почте кому надо, и первой получила предварительные данные Ира, ибо встретила Сашу в своем кабинете в приподнятом настроении с искренней улыбкой и восхищением в горящих глазах. Она поставила на журнальный столик бутерброды с маслом и черной икрой, две коньячные рюмочки, в которые быстро налила дорогой и выдержанный коньяк. Проголодавшийся Саша мигом съел половинку бутерброда, чокнулся с Ирой, выпил коньяк, не смакуя, и заел кусочком яблока, затем начал есть бутерброды один за другим в абсолютной тишине. С удовольствием понаблюдав за Сашей, невинно уничтожавшим еду, она наполнила снова рюмки и произнесла:

– Дорогой Саша, говорю «дорогой», потому что таким тебя воспринимаю, признаюсь честно, не была уверена в твоем приходе, с утра волновалась, наверное, обратил внимание, – говорила искренне и волнительно. Он кивнул головой, а она продолжала:

– Ни капли не сомневалась в твоем соответствии всем современным требованиям здорового мужчины, но то, что показали предварительные исследования, превзошли все ожидания. Думаю, как это принято у врачей, ты давно не обследовался.

– Уж не помню когда.

– Короче, можешь лететь в космос!

– И полечу, только отсутствуют предложения.…

После легкого стука в дверь в кабинет вошел красавиц шеф с улыбкой на пухленьких губах, как у смутившейся школьницы. Ира поднялась, а он поцеловал ей руку и подошел к Саше:

– Сожалею, что вы не женщина, и какое счастье, что вы настоящий мужчина, и в этой связи позвольте мне увеличить ваш гонорар на пятьдесят процентов. Ира зааплодировала, а Саша поднялся с рюмкой, подумал: «Среди волков быть, по-волчьи выть», и вслух сказал:

– Не ожидал такого теплого приема, ловлю момент и прошу гонорар за… дело в том, что уезжаю в Израиль на стажировку и…

– Простите, вам нужна, по понятным причинам, лишняя копейка, Ирочка передаст мою команду: выдать вам авансом годовой гонорар, – спокойно произнес шеф, готовый в эти минуты выполнить любые желания Саши, предварительные показатели обследования которого обрадовали его весомой прибылью от особого заказа и отпадением необходимости неприятных объяснений с Крымом. Неожиданное решение мучивших его в последние дни финансовых проблем вызвало у Саши теплое чувство благодарности, и, желая скрыть свою повышенную чувствительность к доброте, он поднял рюмку за шефа, который мелкими глоточками выпил свой коньяк и, помахав нежной, как у женщины, рукой, удалился. Саша посмотрел на радостно возбужденную Иру и спросил:

– Где твои семьдесят тестов опроса?

– Шеф освободил тебя от них.

– Хорошо, куда мне завтра прийти в 16 часов?

– Прямо сюда.

– Годится, – он взял ее руку и нежно поцеловал.

Решая множество мелких вопросов по работе и быту, Саша только в три часа дня вспомнил о своем визите в офис к Ире и примчался туда, запыхавшись, с удовольствием съел предложенный Ирой бутерброд и выпил кофе. Она преданно на него посмотрела, как жена на мужа, с которым всегда бывает хорошо, и нажала нужную кнопку – вошли две девушки, и, показывая на них, сказала:

– Девушки тебя проведут.

Он встал и двинулся к выходу. В коридоре они встали по бокам, взяли его под руки и двинулись вперед до конца коридора, остановились перед красивой дверью и открыли ее. В уютной и слабоосвещенной комнате его посадили в удобное с откинутой спинкой кресло и попросили расслабиться. Он закрыл глаза. Вспомнил свою близость с тарнавчанкой в Погореловском лесу и появившееся чувство мужской победы резко сменилось чувством унижения, когда девочки ловко и относительно быстро закончили взятие спермы, одели и подняли с кресла, как подымают с постели больного, спросили о необходимости туалета и, получив отрицательный ответ, повели в комнату отдыха, где Саша окончательно расстроился и, желая расстаться с ними, попросил:

– Пожалуйста, к Ире…

Они снова подхватили его под руки, но он вежливо и настойчиво их отстранил. Теперь одна из них шла впереди, а другая сзади, будто охранники важной персоны. Увидев знакомую дверь, Саша вежливо с ними попрощался. Ира молча усадила его в кресло, угостила ароматным цейлонским зеленым чаем, привезенным подругой из Шри-Ланка, и тортом из Италии. Саше ничего не хотелось, его охватило острое чувство самоненависти, случившееся с ним однажды, когда в бане старой мельницы по примеру других пацанов испытал онанизм, показавшийся ему тогда совершением мерзкого поступка по отношению к самому себе. Настроенная на волну Саши Ира поняла его состояние и попросила прийти за деньгами через три дня. Саша зря не терял время: он успел получить в израильском посольстве консультацию, при этом работники посольства, узнав, что родился в Тарнавке и уточнив район и область, спросили о наличии там еврейского кладбища и его состояния. Саша знал это кладбище с детства – мимо него гнал корову на пастбище – и сообщил о его неприглядности, в то же время братская могила жертв фашизма ограждена и находится в хорошем состоянии, там же могилы живших и умерших в послевоенное время евреев Тарнавки. Уже позже, посетив родное село перед отъездом на стажировку, он узнал о наличии в Тарнавке могил родственников жены президента государства Израиль и возможном его посещении.

Три дня промчались ракетой, Саша успел билет купить, а на остальное ни времени, ни денег не хватило, пришлось бежать к Ире согласно договоренности. Она говорила по телефону, и он не стал отвлекать ее – тихонько присел в кресло. Ира не заметила его и продолжала серьезный разговор:

– Там, в Крыму, Жана говорила в мобилку: «Наши исследования дали экстра-класс – результаты, я понимаю и знаю, что девицы-лаборанты думают постоянно о хороших сигаретах, красном вине и богатых мужчинах, иногда ошибаются, как правило, в сторону ухудшения. В данном случае они совпадают с вашими показателями, в чем тебя и поздравляю. Кстати, гонорары увеличены на пятьдесят процентов, заказ сделан на целый год с правом продления договора еще на год».

Ира говорила без эмоций, но с явной ехидцей в голосе: «Дорогая Жана, рада успешным исследованиям, но не разделяю полностью твой восторг, донор весьма капризный и в любую минуту может сорвать все наши планы, приезжай, а сейчас бегу к шефу, срочно вызывает, пока».

Она заметила Сашу, подбежала и уселась в свободное кресло напротив.

– Ирен, надеюсь, результаты исследований в пределах указанных норм?

– Без сомнений.

– В таком случае хотел бы получить обещанный аванс.

– Без проблем, но с условием…

– Каким?

– Ты со мной должен сегодня поужинать, я много заработала благодаря тебе и ставлю магарыч.

– Не могу, работаю вечером с шефом, в следующий мой приход.

Она сняла трубку внутренней связи:

– Принесите донору «Эксклюзив» гонорар. Высокая блондинка с бесцветными глазами вошла в кабинет и, улыбаясь, положила перед Сашей увесистую пачку долларов, пластиковую карточку «Голд» и денежную ведомость. Он стал искать свою фамилию в ведомости, но там ее не оказалось, догадался поставить подпись против клички «Эксклюзив». Не пересчитывая, положил деньги в карман джинсов и, заметив одобрительную улыбку Иры, поднялся. Уже усевшись в безлюдном трамвае, потрогал правый карман с деньгами и закрыл глаза. Теперь более трех тысяч долларов отправит сестре, рассчитается с арабом и Ирой, купит подарки домой, сувениры в Израиль, остальное возьмет с собой. На остановке у метро выскочил и нырнул в прохладу подземелья, там быстро вошел в вагон остановившегося электропоезда и вскоре добрался до общежития, в свою небольшую, но уютную комнату, уселся за компьютер, нашел нужную страницу рукописи диссертации и начал печатать, не заглядывая в черновик. Мысли формировались быстро и точно, словно неведомо откуда кто-то их диктовал, вводил в мозг в нужном научном стиле и он не успевал их записывать, а записав, удивлялся точности изложения и новизне идей. Однако твердо знал что через несколько дней он найдет в этом тексте неточности, упущения, ошибки, а после прочтения шефом их окажется гораздо больше. Саша знал: накопившуюся в полушариях в определенном количестве творческую энергию следует немедленно потратить. Ему казалось, множество микроантенн мозга усиленно ловит из космоса энергию интеллектуальных мыслей, превращающихся в слова и предложения, но сама она там не возникает, а, возможно, накапливается из интеллектуальной энергии ушедших из жизни людей Земли или других планет. В эти минуты его мысли ушли далеко от диссертации, думал он о возможном когда-то сборе такой энергии для использования на Земле на благо людям. «Но сначала, – подумал он, – нужно решить вопрос приема биоэнергии растущих и размножающихся клеток или микробов и простейших». Саша усмехнулся своей фантастической идее, но, шутя, изложил ее шефу.

– Сашко, – так нередко называл его шеф, – гениальность тоже шизофрении. Так считают многие, а если ты немножко шизик и к тебе приходят иногда незаурядные мысли, значит, у тебя что-то есть и это надо использовать на благо. Коль оно отсутствует, как в обычной железной руде очень редкие металлы, то, сколько бы ты не клепал и не плавил руду, ничего нового не найдешь. При наличии таланта труд – только вспомогательная сила, а не решающая, его количество не имеет знака ровности даже с мельчайшей силой таланта.

– Почему так часто подчеркивают: ученый труженик.

– Думаю, имеют в виду массу его творчества.

– Но не талант?

– Разумеется. Талантливые поэты не сочиняют стихи, они их только записывают, внезапно пришедших в голову, уйма обычных стихов, рожденных длительным подбором рифм, мало кто их читает.

Саша вспомнил диссертационный зал библиотеки имени Ленина в Москве, где просмотрел сотни докторских диссертаций, добротно сделанных и со вкусом оформленных, но при полном отсутствии глубоких научных мыслей новизны и колоссальном обилии научных опытов и исследований. Их авторы действительно труженики, а их защита всегда за редким исключением представляла самодеятельные спектакли, где оппоненты чуть ли не хлопали им в ладоши и кричали «Браво!». Шеф только улыбался, слушая Сашу. Он очень требовательно относился к своим диссертантам, которые, зная об этом, старались вовсю. Саша прикинул: через два-три дня он начнет печатать диссертацию на чистовик, для этих целей приготовил финскую бумагу и занял очередь к переплетчику, профессия которого стала дефицитной. Он теперь меньше думал о ней, больше его занимала новая идея сбора энергии делящихся клеток. Шеф эту тему утвердил на ученом совете без особых прений, хотя завистники шептались: «Все мало ему: двадцать кандидатов, пять докторов, шесть монографий, пятнадцать научных и двадцать научно-популярных книг, не считая статей и прочее… Нобеля, наверное, захотел… Ну-ну, посмотрим!» Они же, почетные ветераны, кроме методических разработок, ничего не имели, но на всех собраниях и конференциях сидели в президиуме, а в остальное время их творчество составляли письма на «верх» о недостатках и «злоупотреблениях». Алексей Иванович прекрасно знал обстановку в институте и старался не давать им лишних поводов для телег. Беря в докторантуру двадцативосьмилетнего и. о. доцента Сашу Кузыка, понимал непривычность и необычность поступка, вызвав подозрения в личной заинтересованности. Шеф уважал многие тенденции сельского менталитета, особенно порядочность, ценившаяся всегда в селе превыше всего, где все друг друга знают, от прапрадедушек и прапрабабушек, а потому, оценивая кого-либо, незыблемо учитывали родословную. Он помнит, когда собирался жениться на своей землячке Лиде, первый вопрос родителей был: «Из каких она людей: тарнавских или березовских?»

Убедившись, что из тарнавских, родители дали благословение. Зная о возможном обвинении в родственных связях с докторантом, шеф на всякий случай расспросил отца о Кузыках, который сообщил:

– Кузыки одни из первых основателей села, селяне-умельцы, первые наши трактористы, шоферы, инженеры из их рода, очень способные и человечные, пьяницы и прочие негодники у них не водились, а родичей наших там нет. Тема злоупотреблений шефа после соответствующих проверок не увенчалась успехом, и при Советах его обвинили в украинском буржуазном национализме, ведь среди всех его кандидатов и докторов наук ни одного русского не оказалось: все украинцы и один даже еврей затесался под видом украинца. Когда Украина приобрела независимость, его обвинили в русофилии, среди его учеников якобы большинство русских и евреев, а. кроме того, он ярый коммунист. Алексей Иванович как-то принес копии двух писем разных авторов с идентичным содержанием и, читая их, смеялся до слез. Он прекрасно знал авторов этих писем, бросающих при защите его учеников черные шары и первыми прибегающих поздравить с удачной защитой.

– Им необходимо при жизни памятники поставить, – шутил шеф, – причем черно-белого цвета.

– Почему именно такие цвета?

– Черный символизирует мрачность их души, а белый – цвет мозгов, свидетельствующий об отсутствии там серого вещества.

В спермобанк Саша прибыл в назначенное время. У дверей кабинета Иры его ожидали две стройные белокурые одного роста девушки, они вежливо поздоровались с ним и попросили разрешения провести к месту процедуры. Их свежий вид и приятная внешность, стройные ноги, обтянутые выше колен изящными юбочками, нежно-прозрачные светло-розовые кофточки, привлекательно раскрывающие верхние части грудей, ограниченные броской блестящей складочкой волнообразной кружевной лентой, и пышные, как бы нечаянно разбросанные волосы вдоль плеч и грудей настраивали на свершение хороших и добрых дел. Он обратил внимание на их белоснежные лица, обещающий взгляд голубых очей и чуть пухлые, зовущие некрашеные губы. Они взяли его с двух сторон под руки и повели по уже знакомому длинному коридору. В обставленной легкой красивой мебелью комнате с очень удобными креслами и диваном с потолка падал приятный слабый свет скрытого за облаками солнца, звуки тихой успокаивающей мелодии доносились со всех углов комнаты, сливаясь с волнами девичьих чар и усиливая их. Умом Саша понимал: симпатичные девушки в придуманной режиссером обстановке играют заданную роль, но игра настолько талантлива и естественна, что он не без удовольствия им подыгрывал и в этой общей игре увлекся: стал им симпатизировать, как оно часто бывает в среде профессиональных актеров, где нередко заканчивается разводами и новыми браками. В отличие от первого посещения, он теперь пребывал в приятном ожидании, ловил зовущие нежные взгляды молодых симпатичных девушек, не казавшихся в этой обстановке двусмысленными. Полностью принял их покровительство, не сопротивлялся, когда они очень осторожно, почти незаметно, как бы играя, начали его раздевать, а раздев, легонько подтолкнули к незамеченной им раньше двери душа. При выходе из него ему накинули белоснежный мохнатый халат и повели в соседнюю комнату-лабораторию, уложили на удобную тахту, осторожно и нежно разгладили кожу рук, груди, живота, ног, гениталий, вызвав желание, а определив нужный момент, очень искусно и сравнительно быстро получили нужную биологическую жидкость.

У Иры в кабинете он выпил ароматный вкусный кофе и раскрыл лежащий на столике журнал мод. Не хотелось мешать Ире, но она первая вступила в разговор:

– Приглашаю тебя в ресторан, прошлый раз ты не смог…

– Повод есть?

– А как же! Получила сегодня гонорар и премию за тебя. Тут недалеко есть очень уютный японский ресторанчик, недавно открылся. Стараются.

– Согласен, но я плачу.

– Помню, в Умани стажер Саша подрабатывал на «скорой» и дважды в месяц, после аванса и получки, водил в ресторан меня или сестру, но чаще меня, сестра только подменяла, да и нравился больше мне.

– Сожалею, что уже не стажер, – Саша искренне улыбнулся. – Умань всегда приятно вспомнить.

– Ты запомнился мне благородным принцем.

– Из острова Любви парка «Софиевка».

Увидев небольшой уютный зал ресторана, Саша обрадовался. Он не любил большие шумные рестораны с громкой музыкой, сигаретным дымом и повышенным тоном подвыпивших посетителей. Встретившая их у входа набольшего роста моложавая японка провела и усадила за небольшим столиком, а другая смуглая со взглядом благодарности за будущие чаевые принесла в желтом кожаном переплете увесистое меню в двух экземплярах. Она так радовалась встрече, будто ждала их давно и не могла дождаться. Саша раскрыл меню, бегло пробежал названия блюд и, убедившись в своем полном незнании японской кухни, обратился к Ире:

– Ириша, заказывай на свой вкус, полностью на тебя полагаюсь.

Стоявшая в стороне и осторожно наблюдавшая официантка сообразила о их готовности к заказу и с блокнотиком в руках быстро подошла к столику, превратившись в сплошное внимание. Ира тихонько говорила Саше:

– Будет все рыбное, к нему положено вино, но, думаю, для нас коньячок, пойдет лучше.

В знак согласия он кивнул головой, она не спеша сделала заказ, а пока его выполняли, вспоминали первое посещение ресторана. В Умани, битком набитом военными летчиками и их крашенными, не первой свежести спутницами, они тогда быстро съели мороженое, и пошли гулять по вечернему городу вокруг городского театра – излюбленного места гуляния парочек. Вскоре открылся на улице Ленина новый, небольшой, но более уютный ресторан и они не менее двух раз в месяц там бывали.

Официантка принесла супчики, издающие призывной приятный аромат, и они охотно за них принялись. Плавающие там кусочки деликатесного ароматного продукта, возможно сыра, еще более усилили аппетит. В ход пошли суши, которые Саша ел с осторожностью, но выпитая презентная рюмка горячей рисовой водки сделала свое дело. Вкусные суши теперь поедались без оглядки, а немного насытившись, потихоньку пили коньячок и медленно поедали все заказанное: суши, морскую, фаршированную желтым рисом рыбу и другое, названия которых он не знал, но особенно ему понравилось мороженое с кусочками экзотических фруктов.

Большинство посетителей были японцами, они медленно, аппетитно и с удовольствием ели в чужой стране национальные блюда, запивая хорошим белым вином. Саша обратил внимание: там, где на столиках стояла водка или коньяк, сидели не японцы, хотя он хорошо помнил банкет после японо-украинской научной конференции, где они пили водку и коньяк наравне со всеми и охотно закусывали традиционными украинскими блюдами. В зале почти беспрерывно и негромко играл эстрадный оркестр, мелодии танцев чередовались музыкой известных японских, украинских и русских композиторов. Они с удовольствием потанцевали и около одиннадцати покинули ресторан. Улица встретила их освежающим ветерком, настоянным на травах и водорослях старого и вечно молодого Днепра. Он разряжал загазованный городской воздух, насыщал его кислородом и запахами реки, способствуя пешеходной прогулке. Парочка двигалась медленно, наслаждаясь редкой возможностью близкого общения, говорила о мелочах работы и быстротекущей сложной городской жизни, остановилась у ее дома. Ира предложила:

– Честно говоря, спать не хочется, зайдем ко мне, сварю кофе.

Выпили приготовленный Ирой очень вкусный, как отметил Саша, кофе с горячим шоколадом, и, не убрав посуду с журнального столика, она ушла в душевую. Вернулась в красивом импортном халате, свежая, румяная и притягательная с таинственно зовущей улыбкой на пухлых губах. В руках держала белый пушистый мужской халат, который протянула Саше. Он молча его взял и отправился в душ, где помылся горячей, а затем холодной водой, накинул халат, вышел и, не увидев Иры, вошел в открытую дверь спальни.

Проснулся, как всегда, рано с чувством выполненного долга, но без особых впечатлений.