Читать книгу Советская военная разведка накануне войны 1935—1938 гг. - Александр Колпакиди - Страница 5

Самое активное участие военная разведка принимала в оказании помощи Республиканской Испании, где 18.07.1936 г. вспыхнул фашистский мятеж. Большую роль в этих событиях сыграли советские военные советники (в том числе по линии военной разведки), работой которых в Испании руководили Ян Карлович Берзин («Гришин», «Доницетти») и Григорий Михайлович Штерн («Григорович», «Себастьян»). А нужно было Испании всё: хорошо подготовленные кадры (не только военные), оружие и боеприпасы, топливо и продовольствие.

Именно помощь извне помогла республике продержаться почти три года. Советник в Испании полковник Р.Я. Малиновский (будущий министр обороны СССР) отмечал (май 1938 г.): «Появление на арене борьбы в Испании интернациональных бригад явилось величайшим фактом международной солидарности… Первой была сформирована 11 интербригада с основным ядром немцев, она приняла участие в самых тяжелых боях под Мадридом и показала чудеса храбрости и героизма… Смело можно сказать, что она сыграла решающую роль в обороне Мадрида, ее история – это беспрерывная цепь славных побед, величайшего героизма, упорства и самоотверженности. Вслед за ней сложились 12, 13, 14 и 15 интернациональные бригады, а в последнее время еще одна 129 интербригада. Все эти бригады являлись прекрасными боевыми частями республиканской армии. Их силу и упорство пришлось фашистам не раз испытать на себе, и по сути дела фашисты понесли поражение на Хараме только благодаря интербригадам, о них Франко разбил все свои лучшие марокканские части и иностранный легион. На Гвадалахаре обломал свои зубы итальянский фашизм в схватке со своими же итальянцами – интернационалистами гарибальдийцами и понес такое позорное поражение благодаря упорству и героизму 11 и 12 интербригад. Можно сказать прямо, если бы эта международная помощь трудящихся масс не поспела бы своевременно испанскому народу, то фашизм утвердил бы свое господство в Испании в 1937 г. Это признают все, и друзья и враги» – Оперативно-тактические выводы и заключения, сделанные на основании боевого опыта войны в Испании за период от начала мятежа по май 1938 г. Доклад полковника Малиновского Р.Я.

На утреннем заседании Военного совета при НКО СССР 2 июня 1937 г. И.В. Сталин отмечал: «Никто не думал, и я не слыхал о способностях командующего у Березина[4]. А посмотрите, как он дело наладил? Замечательно вел дело».

Отъезжающих на Пиренейский полуостров инструктировали и сами «Директора» (кодовое название начальников РУ РККА с 1937 г.) – С.П. Урицкий, Я.К. Берзин, С.Г. Гендин и А.Г. Орлов, а также и их подчиненные, связанные с работой по стране «Х».

Наиболее детально весь процесс отправки освещает в своих воспоминаниях Лев Лазаревич Хургес, в то время радист гражданской авиации:

«Итак, 1936 год, месяц – ноябрь, число – 17-е, время – около полуночи. Один из переулков в районе Арбатской площади, точнее – Б. Знаменский[5]. Старинный двухэтажный особняк и запертая дверь, к которой меня молча подвез шофер «форда» кофейного цвета и, высадив, уехал… Дверь легко открылась, и я попал в обычное бюро пропусков военного учреждения. Оказывается, меня уже ждали. Быстро оформив пропуск, лейтенант рассказал мне о правилах поведения в этом учреждении. Запрещается заглядывать в открытые двери (это предупреждение оказалось излишним, ни одной открытой двери я здесь не заметил) и ни в коем случае не здороваться ни с кем из знакомых (которых я, тем паче, не встретил).

Выйдя из особняка во двор, я увидел перед собой большой шести- или семиэтажный дом. Предъявив стоявшему у входа часовому пропуск, мы с лейтенантом поднялись на третий этаж. Небольшой кабинет, зашторенное окно, простой письменный стол, два стула, на стене – неизменный портрет Джугашвили, а через открытую дверь другой комнаты видна висящая на стене карта Испании, утыканная флажками. За столом сидит человек лет около сорока, темноволосый, коренастый, в костюме явно заграничного происхождения, и внимательно рассматривает меня. Я снял фуражку и поздоровался. Он поднялся, крепко пожал мне руку и произнес: «Здравствуйте, я Абрамов[6]. Садитесь, пожалуйста». Уселся на стул и жду, что он скажет…

«А что, если партия пошлет вас на выполнение опасных заданий в боевой обстановке, причем шансов на благополучное возвращение будет очень мало. Поедете?» – после небольшой паузы внезапно спросил он. Не колеблясь ни минуты, я ответил: «Всякое задание партии, с какими бы опасностями оно ни было связано, почитаю для себя за честь и не пожалею ни сил, ни самой жизни для его выполнения». И, не спрашивая, куда ехать (это было видно из карты, висевшей в соседней комнате), спросил только, когда надо ехать. «Завтра», – ответил Абрамов.

Я почесал затылок и ответил Абрамову, что несколько причин мешают мне немедленно ехать на задание. «Какие» – поинтересовался тот. Я сказал, что имею правительственное задание по обеспечению Ленинграда матрицами газет на время Чрезвычайного VI Съезда Советов и без разрешения начальника ГУГВФ[7] Ткачева бросить эту работу не могу. Абрамов тут же (около часа ночи) снял трубку телефона и набрал какой-то номер: «Ткачев. Здравствуйте, это Абрамов. Да-да, тот самый. У вас в управлении работает инженер связи Хургес. Я его с завтрашнего дня забираю. Нет-нет, он мне очень нужен. Вы обойдетесь, найдете другого. Спокойной ночи, извините, что поздно потревожил». Положил трубку и обратился ко мне: «Завтра можете на работу не выходить».

Счесть этот разговор мистификацией я не имел никаких оснований. Но какими же полномочиями обладал этот человек, если он так разговаривал с деятелями ранга наркомов. После решения вопроса с работой я вспомнил, что в порядке общественной нагрузки собираю средства по отделу в Фонд помощи испанским детям и должен внести эти деньги в кассу. На работу для этой цели Абрамов мне явиться не разрешил, а, забрав деньги (благо они со всей документацией находились у меня в кармане), обещал завтра же, точнее, уже сегодня, отправить их по назначению с курьером… Когда я ему сказал, что на моем иждивении находятся престарелые отец и мать, он молча достал из ящика стола лист бумаги, что-то на нем написал и, протянув мне, сказал: «Если согласны, подпишите». Я прочел: «Прошу на все время моей командировки, а в случае моей гибели пожизненно, выплачивать моим родителям (следовали их полные данные и адрес) по 400 рублей в месяц». На его вопрос: «Хватит?» – я только молча пожал плечами и подписал бумагу.

Наша беседа с Абрамовым продолжалась еще довольно долго. Он подробно расспрашивал о моей работе, учебе и даже о личной жизни, в частности о знакомых девушках. Наверное, хотел прощупать меня со всех сторон. Около двух часов ночи он отпустил меня домой, велев явиться на следующий день к 9 часам утра. Задремавший было в коридоре лейтенант проводил меня в бюро пропусков. У входа меня ждал тот же кофейный «форд» с молчаливым шофером, который отвез меня домой.

Наутро я, как обычно, собрался на работу, предупредив мать, что, возможно, задержусь, ибо мне опять предстоит командировка, но крайне удивил ее, когда на вопрос, надо ли готовить чемодан, ответил отрицательно. В 9 часов я уже был в кабинете Абрамова. Кроме него здесь уже находился молодой человек в форме матроса. «Знакомьтесь, – сказал Абрамов, – это Георгий Кузнецов. Он будет в рейсе вашим помощником». Мы пожали друг другу руки, после чего Абрамов вызвал какую-то женщину и распорядился сфотографировать нас на документы. Спустившись этажом ниже, мы зашли в одну из комнат, где стоял огромный фотоаппарат, а на стуле висело несколько пиджаков, сорочек, галстуков. Так как мы оба были в форме (я в форме ГВФ, а Жора в морской), пришлось нам надеть штатское. Сфотографировавшись, снова явились к «шефу», который отправил нас для инструктажа по радиоаппаратуре на центральную радиостанцию Управления. В сопровождении вчерашнего лейтенанта, на том же «форде», мы приехали в район Ленинских гор. Принял нас бригадный инженер (по-теперешнему, генерал-майор инженерных войск) А.И. Гурвич[8], являвшийся начальником связи Разведупра.

Во время беседы, результатами которой Гурвич, видимо, остался доволен, в кабинет вошел человек в форме военного инженера 1-го ранга (инженер-полковник), в котором я с удивлением узнал одного из виднейших советских радиоспециалистов, профессора Б.П. Асеева, преподававшего в нашем институте… Увидев меня, Б.П. крепко пожал мне руку и обратился к Гурвичу: «Этого я знаю, мой бывший студент. Парень способный, но жулик, пытался меня обмануть на экзамене», и подробно рассказал Гурвичу о том инциденте. От смущения я был готов провалиться сквозь землю. Гурвич пожурил Асеева за злопамятность, а меня успокоил: «Ничего, жулики в нашем ведомстве нужны, но, конечно, при условии, что они не попадутся». После столь «лестной» рекомендации Бориса Павловича проверять мои познания в радиотехнике никто не стал. Нам с Жорой показали образцы аппаратуры, подписали необходимые документы, и мы снова поехали к Абрамову.

«Теперь оденьте их», – приказал тот женщине, фотографировавшей нас. Нас отвезли во двор дома на углу Петровки и Столешникова переулка. В большом полуподвальном помещении по одну сторону на вешалках висело множество пальто различных фасонов, цветов и размеров, а по другую – костюмы. Как ни разбегались глаза от такого изобилия, времени терять было нельзя. Нас с Жорой быстро экипировали. Модный костюм, пальто, узконосые туфли – все, вплоть до носков, пояса и галстука. Глянув в зеркало, я едва себя узнал. Явились снова к Абрамову. «Ну вот, теперь все в порядке, – заявил он. – Можете ехать в Европу».

Уже начало темнеть. «Два часа на прощание с родными», – обратился ко мне Абрамов (у Жоры в Москве никого не было) и напомнил об особой секретности командировки, а домашним посоветовал сказать, что я на полгода уезжаю в Арктику. Он дал мне номер телефона управления, по которому родные смогут позвонить в случае какой-либо надобности, и домашний адрес сотрудницы управления Урванцевой, через которую они будут вести переписку со мной. Уезжая, свой «европейский» костюм я оставил в кабинете Абрамова и снова надел форму.

…На час раньше назначенного срока я был в кабинете Абрамова. Кроме него и Жоры здесь сидел какой-то незнакомый мне человек, явно иностранного вида. «Знакомьтесь, – сказал Абрамов, – это товарищ Валентино, ваш переводчик. Сегодня вы едете в Севастополь, а оттуда морем». Он дал нам с Жорой по 250 руб. (на вагон-ресторан), мне 100 долларов, а Жоре – 50, причем предупредил, что советские деньги мы должны истратить до Севастополя, а валюту беречь на самый крайний случай, так как в Испании мы будем получать жалованье. Я был комсомольцем, а Жора – кандидатом в члены партии, поэтому пакет с пятью сургучными печатями доверили ему, завещав хранить как зеницу ока.

По прибытии в Севастополь нам нужно оставаться в купе, пока туда не войдет человек и не скажет, что он «от Ивана Ивановича», после чего мы должны отдать ему пакет и следовать за ним. Абрамов выдал нам билеты в мягкий вагон до Севастополя, обнял нас на прощанье и в сопровождении все того же лейтенанта мы спустились вниз, где нас уже ожидал «форд».

…Пройдя какими-то туннелями (в которые обычных пассажиров не пускали), мы вышли прямо к нашему вагону поезда Москва – Севастополь. Четвертое место в купе оказалось свободным, и мы уже решили, что поедем втроем, но в самую последнюю минуту появился основательно подвыпивший артиллерийский полковник. «Куда едете» – спросил он у меня. Я ответил, что на отдых в Ялту, в санаторий БВО (первое название, пришедшее в голову). Выяснилось, что и полковник туда едет, причем он был там неоднократно и обладает обширными знакомствами, особенно среди прекрасной половины человечества…

Приехали мы туда погожим осенним утром. Полковник засуетился: «Давай, ребята, скорее! Вон стоит наш автобус, надо занять места получше, ехать-то не близко». Для вида я начал собираться, но как только полковник вышел из купе, в дверь просунулся мрачный, явно НКВДвского вида человек в штатском: «Я от Ивана Ивановича. Давайте свой пакет, собирайте вещи и следуйте за мной». На вокзальной площади нас уже ждал «газик». Увидев меня, сидевший в курортном автобусе полковник замахал рукой: «Давай сюда быстрее! Я занял место!» По-видимому, он был крайне удивлен, когда я, вместо того чтобы поспешить к нему, помахал рукой, сел с товарищами в «газик» и укатил. Ехали мы долго и остановились возле высокого глухого забора.

За забором виднелся большой причал, у которого стоял пароход довольно обшарпанного вида под турецким флагом с надписью «Измир». Два крана непрерывно спускали в его трюмы стокилограммовые авиационные бомбы, связанные тросами по восемь штук и упакованные наподобие стиральных машин – с рейками по периметру. Меня очень удивило и обеспокоило, что никаких мер по маскировке не принималось. Тут же, у причала, стояли 15 танков «БТ» и несколько спецмашин, видимо, тоже в ожидании погрузки. Сверху все это было прикрыто брезентом, но его не хватало, и с улицы были прекрасно видны как типы танков и машин, так и их количество. По улице ехали трамваи, автомобили, сновали пешеходы…

…Нельзя сказать, чтобы эти обстоятельства подействовали на меня ободряюще, но отступать было уже поздно. Оставалось надеяться на счастливую звезду, которая меня пока еще не подводила. А если что, несколько тысяч тонн взрывчатки сделают свое дело, и долго барахтаться в море не придется. Слабое утешение, как сказал бы мой отец, но, к сожалению, единственное.

Вскоре ворота открылись, и мы подъехали к пассажирским вагонам, стоящим на железнодорожных путях. Наш провожатый велел нам забрать вещи и повел в один из вагонов. Он сказал, что с нами будет беседовать корпусной комиссар Мейер[9], но он занят, и придется немного обождать, а пока дал нам задание по ликвидации в нашей одежде всех следов ее советского происхождения. Валентино оказался в лучшем положении, чем мы, у него все было заграничное. Нам же с Жорой пришлось вооружиться лезвиями от безопасной бритвы и приняться за работу. Через несколько минут на наших пиджаках, брюках и сорочках оказались зияющие дыры от отпоротых фабричных марок «Москвошвея». Мы лишились всех брючных пуговиц, стелек, подкладки. Но это еще полбеды. Марочные пуговицы мы заменили безымянными, без подкладки тоже можно прожить, но у нас отняли брючные ремни и подвязки для носков, так как на них имелись пятиконечные звездочки. Кое-как пришив пуговицы, залатав дыры и приколов носки к кальсонам английскими булавками (кстати, тоже имевшими надпись «Мосштамп»), мы отправились к корпусному комиссару Мейеру.

В купе сидел высокий моряк лет пятидесяти с одной широкой и двумя средними нашивками на рукавах. Поздоровавшись, он сразу же обратил внимание на непорядок в моем туалете. Так как брюки были пошиты на стандартную фигуру, а я имел от этого стандарта отклонение в меньшую сторону, то отсутствие поясного ремня создавало реальную угрозу внезапного конфуза и мне время от времени приходилось поддерживать спадающие брюки. Узнав причину, Мейер расхохотался и велел своему не в меру усердному помощнику вернуть мне ремень, после чего я почувствовал себя гораздо увереннее и стал с бóльшим оптимизмом смотреть на свою дальнейшую судьбу.

За завтраком комиссар изложил нам обстановку: пароход испанский, маскировка наивная, но другого выхода нет. В Испании, особенно под Мадридом, идут тяжелые бои. Сейчас все висит на волоске; неприбытие в срок нашего транспорта может роковым образом повлиять на исход войны, так как боеприпасов практически нет, воевать нечем, а фашисты в изобилии снабжаются всем необходимым из Италии и Германии. Команда парохода из Каталонии. Каталонцы преимущественно анархисты, имеют большую склонность к сепаратизму. Эти моряки полагали, что повезут отсюда продукты, на худой конец, самолеты, а везут – сами видите что. Один снаряд, и все взлетит на воздух.

Огнестрельное оружие у команды под благовидным предлогом отобрано, но не исключено, что кое-кто его и припрятал. Проводить детальный обыск неудобно. Необходимо соблюдать крайнюю осторожность, не раздражать команду, не выходить ночью из кают по одному и держать наготове оружие на случай внезапного бунта команды. В случае необходимости принимать самые решительные меры невзирая на лица. При любых условиях пароход неприятелю сдан не будет и, в отсутствие другого выхода, будет взорван, для чего среди пассажиров есть специальный человек (имени Мейер нам не назвал, но определили мы его в пути довольно быстро).

Корабельный радист-испанец отстранен от работы, выселен из радиорубки и помещен со штурманом. Связь с Москвой будет поддерживаться на коротких волнах специальным кодом, для чего на пароходе имеется шифровальщик, который также будет жить в радиорубке. Затем, обращаясь ко мне, Мейер сказал: «Единственным человеком, который как-то может повлиять на исход рейса, будет старший радист, то есть ты».

Пароход назывался «Мар Кариб» (Карибское море), порт приписки – Барселона, следовать он должен был на главную военно-морскую базу республики Картахену. Нас, «советских», оказалось 13 человек, единственный штатский – я. Старший по воинскому званию – капитан танковых войск Иван Коротков – был назначен начальником перевозки, а его заместителем (но фактически начальником, поскольку, как я впоследствии узнал, взрыв парохода со всем грузом и людьми должен был произвести именно он) старший лейтенант войск НКВД Артур Спрогис.

В 18 часов корпусной комиссар Мейер собрал всех в капитанском салоне. «Товарищи, – обратился он к нам, – вы знаете, что едете защищать Испанскую Республику. Защищая ее, вы защищаете свою родину. Впервые международный фашизм дает открытый бой. Вы все обязаны проявить в Испании высокую военную и гражданскую доблесть, должны доказать преимущества нашей советской морали перед зверской, человеконенавистнической моралью фашизма. Каждую секунду вас в Испании может подстерегать смерть. Скажу прямо, если из 13 человек благополучно вернутся хотя бы двое, то можно будет считать, что вашей партии повезло (Мейер, конечно, несколько сгустил краски, но, по-видимому, ему требовалось как можно жестче прощупать нас). Знайте же наперед, зачем вы едете и что вас там может ожидать. Самое тяжкое преступление – сдача в плен. Не менее, если не более тяжкое преступление – сдача врагу боевого оружия советского образца. Партия и родина требуют от вас подвига и должны быть твердо уверены в том, что у вас хватит сил и воли его совершить, даже если вам придется погибнуть самой мучительной смертью. Вы все здесь подобраны на строго добровольных началах. Каждый из вас должен знать свои слабости. Я понимаю, что, находясь бок о бок с другими товарищами, никто не решится в них признаться. Подумайте хорошенько, пока не поздно. По окончании беседы я буду находиться совершенно один на верхней палубе. Одно слово, и любой из вас будет отправлен на прежнее место службы. Его долгом будет только крепко забыть обо всем, что он здесь видел и слышал. Через полчаса встретимся здесь же».

Полчаса маячила фигура комиссара на верхней палубе. Многие из нас к нему подходили. Подошел и я. Попросил передать домой письмо и 120 оставшихся рублей. Медленно тянулись минуты. Наконец мы снова в салоне. Все тринадцать. Появляется комиссар. Пытается улыбнуться, но почему-то предательски дрожит нижняя губа, а внезапно появившийся насморк заставляет его слишком часто пользоваться носовым платком, причем не всегда по прямому назначению. Овладев собой, комиссар говорит: «Извините, товарищи, уже не первую партию отправляю, но привыкнуть никак не могу. Лучше самому ехать. Просил – не пускают». Голос его постепенно крепнет. «Я счастлив, что партия и Родина в вас не ошиблись, и уверен, что все вы окажетесь достойны той великой чести, которая выпала на вашу долю. Через полчаса вы отплываете. Там вы будете не одни. В Испании уже есть наши товарищи, наше оружие, только очень мало боеприпасов. Те, кто там воюет, проявляют чудеса героизма. У наших летчиков в среднем по семь индивидуальных побед над немцами и итальянцами, несмотря на более совершенную материальную часть противника. Уверен, что и вы не подкачаете». Помолчал немного. «Ну, хватит торжественной части, перейдем к деловой. Получайте личное оружие и документы».

Принесли ящик с пистолетами (все заграничных марок). На мою долю достался весьма потрепанный браунинг № (впоследствии, когда я его в Испании испытывал, несмотря на все старания, мне никак не удавалось попасть в дерево с 10 шагов. Пришлось мне сменить браунинг на ТТ).

Раздали документы. Мне выдали так называемый нансеновский паспорт. В нем значилось, что я получил его в Польше, в городе Кракове, о чем свидетельствовала собственноручная подпись краковского воеводы и польская гербовая печать. Из штампов прописки выяснилось, что я проживал в Кракове, Познани, Лодзи, Варшаве, Мюнхене, Дрездене, Варне и Галаце, откуда отбыл в Мексику – в порт Вера Крус. К паспорту прилагалась «легенда», которую я должен был выучить наизусть и уничтожить. По легенде, мы с отцом были репрессированы советской властью, отец умер в заключении, а мне удалось бежать через Финляндию в Польшу, где я и получил этот документ. Все это было шито белыми нитками, ибо о городах, где я по документам проживал, я не имел ни малейшего представления и, несмотря на почти два года, проведенные в Польше, не знал ни одного польского слова, кроме «проше пана» и «пся крев». Когда я поделился своими сомнениями с комиссаром, он только улыбнулся и предупредил, что в случае, если кто-то из нас попадется в лапы фашистов, надеяться надо не на паспорт, а на пистолет. А свои и паспорт спрашивать не будут.

Наконец все формальности закончены. Звучит команда: «Отдать концы!» (конечно, по-испански). Принесли шампанское. «За Партию, за Родину, за Победу!» (за Джугашвили в таких случаях еще не пили). Комиссар обнялся с каждым из нас. Со мной он обнялся последним и сказал на ухо: «Помни, сынок, какую ты на себя взял ответственность. Не подведи».

Низкий протяжный гудок, и приземистый буксир потащил нас к бонам. Замелькали огоньки Севастополя, и мы уже в море. Не успели скрыться берега родины, а корабельные мастера уже перекрашивали трубу и бортовые надписи. Из турецкого парохода «Измир» мы превратились в мексиканский «Мар Табан», следующий из румынского порта Галац в мексиканский Вера Крус (как видите, легенда моя была составлена точно).

Через некоторое время наш до сих пор однотрубный пароход обрел вторую трубу, отличить которую от настоящей нельзя было не только издали, но и вблизи. Севастопольские умельцы-портовики знали свое дело. Трубу сделали на загляденье, а уж подкоптили ее даже лучше, чем настоящую. Внутри трубы сделали специальную топку, в которой жгли просмоленную паклю. Правда, «кочегаров» после «дымовой» вахты приходилось по полчаса отмывать в бане, зато камуфляж был что надо.

Погасли на севере огни Севастополя, наш пароход поднял «родной» мексиканский флаг и, отчаянно дымя обеими трубами, начал свой опасный рейс».

Надо отметить, что, несмотря на приключения в пути, этот пароход, как и многие другие, благополучно добрался до порта назначения и там разгрузился.

В Испании был сформирован штаб главного военного советника, где от Разведупра РККА работали:

полковник Афанасий Степанович Пшеничников («Петров», «Зенде») – инструктор по оперативной и информационной работе. Интендант 2-го ранга Лев Борисович Слуцкий («Строков») занимал ту же должность, что и Пшеничников.

Майор Аркадий Сергеевич Яковлев («Жилин», «Арно») – инструктор по кадрам и почтовой связи.

Вильгельм Егорович Клибик («Каминский») числился инструктором специальной работы по линии 10-го (специального технического) отдела. Клибику помогал в работе майор Владимир Викторович Бекман («Волинский»).

Майор Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров («Ксанти») – инструктор специальной работы по линии отделения «А» (активная разведка). Об испанской командировке в автобиографии он написал кратко: «Организовывал и был одним из руководителей обороны Мадрида. Организовывал и руководил всем партизанским движением Испании. Лично участвовал в операциях ряда отрядов. Был ранен в руку и контужен в ноябре 1936 г.».

Капитан Михаил Александрович Исаев – начальник штаба главного советника.

Работой «талмудистов» (шифровальщиков) в штабе руководил Ф.М. Шишкин («Шелл»). В его подчинении находились А.К. Мацукевич («Мацуна»), А.Б. Бухвалов, А.И. Крылов.

Давид Гаврилович Липманов («Липкин», «Глезер») – инструктор по радиосвязи. «Музыкантами» (радистами) были: В.А. Соколов, С.В. Похомов, В.В. Яблочников, К.С. Чижевский («Электрон»), Д.С. Мильштейн, О.П. Черевков, П.К. Васильев и другие.

В списке сотрудников штаба ГВС [1937] значится и Д. Минк. Против его фамилии только одно слово – «убит». Возможно, речь идет о Джордже Мартине Минке, уроженце России, деятеле профсоюзного движения в США и Профинтерна, советском военном разведчике, который был одним из четырех человек, арестованных в 1935 г. в Копенгагене за шпионаж в пользу Советского Союза. Во всяком случае, Джордж Минк («Альфред Херц»), как указывают некоторые источники, участвовал в испанской гражданской войне на стороне республиканцев.

Службу в аппарате военного атташе, помимо В.Е. Горева («Санчо») и Н.Г. Кузнецова («Лепанто»), несли:

помощник по авиации (военно-воздушный атташе) – полковник Борис Федорович Свешников, которого сменил советник А.Е. Златоцветов («Гольд»);

помощник – Давид Оскарович Львович («Лоти», «Перу»);

секретарь – майор Иосиф Маркович Ратнер («Жуан»);

секретарь – майор Дмитрий Александрович Цюрупа («Фрида»).

Наряду с основными обязанностями они еще исполняли должности советников в штабах и частях республиканской армии, а Н.Г. Кузнецов стал еще и главным военно-морским советником.

Среди тех, кто работал по линии РУ РККА на Пиренеях, можно назвать также Херберта Крюгера, ранее сотрудника партийной разведки КПГ в Германии и Чехословакии («Герхард Фукс»); Генриха Фомферру, сотрудника партийной разведки КПГ, курьера ОМС ИККИ, в Испании он стал организатором и начальником партизанской школы (1936—1937); Вальтера Плитта, советского военного разведчика в Германии, Чехословакии и Австрии (1933—1937).

По Испании также работали: резидентура во Франции во главе с Иваном Винаровым, резидентура в Португалии во главе с Брониславом Овсянко (Овсиенко), резидентуры в Италии (Г.П. Григорьев, С.А. Скарбек, С.Я. Побережник).

В период боевых действий в Испании приобретался боевой опыт, испытывалась новая техника и вооружение, изучалось военное дело и техника противника, вербовались новые сотрудники для РУ РККА, которые потом находились на специальной работе. Как, например: Якуб Александрович (Польша), Доминго Унгрия (оккупированная территория СССР, Франция), Рамон Солива (Франция, Куба), Федор Кравченко (Мексика, оккупированная территория СССР, Франция), Генрих Фомферра и Ханс Шварц (Венгрия, Словакия), Семен Побережник (Италия, Болгария), Василий Троян (центральный аппарат, Югославия, Греция), Алексей Эйснер (центральный аппарат), Фридрих Диккель (Финляндия, Китай), Анатолий Гуревич (Бельгия, Франция), Вольдемар Озолс (Франция), Вилли Ром (Швеция), Франц Оберманнс (Швейцария).

Помощь советских дипломатов, разведчиков, советников, а также интербригадовцев была важной, существенной и масштабной, но окончательную победу на Пиренейском полуострове они одержать не могли ввиду слабости правительства Республики и её армии. Храбрости и опыта добровольцев и советников оказалось недостаточно, когда войска не желают сражаться, правительство расколото на фракции, а генералы изменяют присяге. Да и с соблюдением военной тайны в республиканских частях далеко не все было в порядке. Помощник военного атташе в Испании Д.О. Львович сказал как-то командиру 12-й интербригады генералу Лукачу (Мате Залка): «Надо создавать испанскую армию. Вас всё меньше. Вы не можете выиграть войну. Чем скорее вы будете не нужны, тем лучше». К тому же помощь франкистам со стороны Германии, Италии, Португалии и некоторых других стран была более значительной. Разведупр внимательно отслеживал такую информацию. Вот лишь три донесения из многих, доложенные наркому Ворошилову:

17.04.1937. «По донесению нашего источника из Португалии, германский линкор «Адмирал граф Шпее» в открытом море в ночь с 13 на 14 апреля принял на борт с торгового парохода «Паскоала» свыше ста германских офицеров и летчиков, а также большое количество военных материалов. После погрузки в течение всего дня 14 апреля линкор стоял у Эсториала (20 км западнее Лиссабона), а вечером в сопровождении крейсера мятежников (предположительно «Сервера») отправился в Бискайский залив».

26.08.1937.Донесение об отправке Германией вооружения для Франко.

«1. По данным проверенного источника из Гамбурга продолжается отправка в большом количестве военных грузов в Испанию. 7 августа отправлен пароход «Ганза» с горючим и другими материалами в ящиках. 15 августа отправлен пароход «Ля коруня» с самолетами.

2. Тот же источник сообщает, что преемник немецкого посла при Франко еще не назначен».

15.10.1937. Донесение (о переброске итальянских войск в Испанию). «Наши источники от 13.10.37 г. доносят, что по сведениям, полученным из итальянского министерства снабжения и французского консульства, но требующим проверки, итальянское командование готовит генеральное наступление против республиканской Испании и с этой целью ведется усиленная переброска войск и вооружения».