Читать книгу Дочь русалки - Александр Кормашов - Страница 8

Мы не стали ждать, покуда остальные артисты залезут в автобус и поедут на местный аэродром. Попрощались с вышедшим провожать представителем районной администрации, получили от него подтверждение, что район непременно и обязательно закупит часть тиража нашего журнала, залили в наш белый заморский джип бензина по самую горловину – и-и…

Удивительно, но это самое «и-и…» пролетело, как мне показалось, на едином дыхании, на одной ноте. И хотя на выезде из района опять заорал глушитель, но хохот и слезы внутри салона могли бы с ним посоперничать. Ольга продолжала рассказывать о своей театральной жизни, и в конце концов нам с Виталиком даже стало жалко несчастного Хотбьубея – ему в самолете, должно быть, сильно икалось.

Почему-то я думал, что мы окажемся в областном центре даже раньше летевших на самолете (останавливались ты только раз – подкормить Виталика), но в дверях Ольгиной квартиры нас уже караулил телефонный звонок, и знакомый сонорный голос Марии Марковны раскатился из трубки на всю прихожую:

– Оленька, солнышко! Как за тебя беспокоилась! Я вся испереживалась, вдруг с тобой что случилось! Сейчас к тебе подъедет мой муж и заберет всё моё…

Квартира у Ольги была небольшая, двухкомнатная, скупо и в то же время вполне артистично, богемно убранная. В ванной, я сразу заметил, отдельная полочка отводилась под бритвы, одеколоны и мужские дезодоранты.

Объявившийся в меньшей комнате то ли муж, то ли друг, то ли что-то среднее между ними, помог мне найти в машине «всё моё» Марьи Марковны, перегрузить в «жигули» мужа примы, но возвращаться в квартиру не стал. Я решил, что он пошел за вином, и поэтому не подстраховался. Из-за этого получилось так, что в поход за вином пришлось идти мне, а когда я вернулся, Виталик настолько уже освоился, что, приняв душ, натащил на себя чужой махровый халат и сидел на кухне, развалившись до неприличия, выставив в проход свои жирные волосатые ноги, загораживая вход мне. К счастью, муж-друг так и не вернулся, а не то уж вдвоем-то, точно, мы могли этого не стерпеть.

После ужина Виталик блаженно храпел на диване, а я вертелся рядом на раскладушке. Из-под дверей пробивался размытый свет: было видно, что в большей комнате Ольга еще не спит. Когда, наконец, он погас, я пошел на кухню и припал к холодному крану.

Розовая ночная рубашка возникла, наверно, как ожидалось. Только не ожидалось, что вместо «мне тоже не спится» рубашка скажет «у меня здесь был пузырек с…» и выпьет пару каких-то разномастных таблеток.

Розовый шелк приятно всхолодил руки.

– Это, наверно, подло? – сказала она, упираясь в мое лицо своими большими сиреневыми глазами. – Не подло?

– Насчет?

Она не ответила, предоставляя мне самому догадаться, что под этим могло скрываться.

– А вы сами часто совершаете в жизни подлости? – она сузила глаза, хотя я знавал актрис, у которых это получалось получше.

– Я уже сделал главную подлость в жизни.

Она отстранилась, притворный испуг распахнул глаза.

– Брат привез газовый пистолет, – шепотом проговорил я, – не терпелось его испытать. За стакан согласился сосед. Мы сказали, отойди на три метра. Выстрел, мужичок падает, мы его кладем на диван, продолжаем гулять, а он вдруг встает и просит еще. Мы ему наливаем, а он трясет головой и рукой делает вот так… – Я согнул палец, будто нажимая курок.

Сдавленно хохоча, она уткнулась в мое плечо, и мне оставалось только подкинуть ее на плечо и отнести в кровать, как ребенка.

Было уже светло, когда я проснулся от царапанья по груди. Она лежала на боку рядом и старательно подцепляла ногтями мой сплюснутый, еще спящий сосок, будто хотела его сковырнуть, как болячку. Сонно я подхватил ее к себе ближе.

– А тот режиссер… – проговорила она. – О котором ты говорил. Ну… твой приятель, с «Мосфильма». Он, действительно, такой, ну…

– Ну. Такой.

Она помолчала и прошлась пальцами по моей груди.

– Какой же ты странный, Слава. Лицо смуглое и такое южное, а тело такое белое, северное. Словно молоко. Даже родинок нет. Словно не твое.

Я открыл глаза.

– Чье?

– Что «чье»?

И вот тут меня ударило, словно током.

– Извини, – я вздрогнул и отстранил ее, может быть, слишком резко. – Надо позвонить!

Вскочив, я разворошил блокнот и нашел адрес Ивана Захарыча, моториста «отца».

– Какая у вас телефонная справочная? – спросил я Ольги, вышедшую за мной в прихожую.

Ольга назвала номер.

– Алло? Это справочная? Как позвонить человеку по телефону, если у него нет телефона? Алло? Вы меня слышите? Как вызвать пригласить человека к телефону по адресу, то есть, по телеграмме? У вас есть такая услуга? Нет, вы сами дадите ему телеграмму и пригласите! Да. Хорошо. Алло? Да, я заказываю телефонные переговоры, адрес… Нет, срочно-срочно. Архисрочно! Тариф? Хоть тройной! Да, заказываю! Адрес? Диктую! Мой телефон… Какой у тебя телефон? Записывайте! Да! Через сколько? Чем быстрее, тем лучше. На час дня? Хорошо, спасибо, на час. Буду ждать!

– Почему ты звонишь в район? – спросила она.

– Извини, мне надо одеться.

На шум проснулся Виталик, увидел меня в трусах, рядом неодетую Ольгу, сказал «гад» и захлопнул дверь.

До часа дня я не мог найти себе места. Хотелось спрятаться и от ее расширенных глаз, и сощуренных глаз Виталика. Наконец, я убежал в город и мотался по ближним улицам, пока ровно в полпервого не завис над телефоном как беркут. Аппарат то и дело тренькал, потому что артисты продолжали опорожнять наш белый заморский джип, и каждый такой звонок рвал мою главную сердечную жилу.

Междугородный зазвонил в два.

– Да! Алло? Иван Захарыч? Это вы? Простите ради святого… не волнуйтесь, но это снова я, тот журналист из Москвы, Мартынов моя фамилия, Ярослав, с которым вы… я, короче, вы помните, я справлялся об Иванёнковых? Я хочу спросить, вы не помните, были-ли-ли… на его теле, у мальчика, у Алеши, я имею в виду, какие-либо приметы, родинки какие-нибудь, что-нибудь такое, что могла бросаться в глаза? Вы не помните? А, может, кто-нибудь помнит? Ну, что-нибудь на теле приметное, какие-нибудь отметинки? Ну, с кем он учился в школе, может, в баню ходил… Вы не знаете? Ну, хорошо. Я и так злоупотребляю. Извините, говорю, что злоупотребляю вашим временем. Да, хорошо. Спасибо! Спасибо, говорю, извините. Что-что? Помните, что он ногу сломал? Хорошо. Отлично! А где? Где он ее сломал? Нет-нет, о бревнах не надо. Хорошо, я понял, играл, но в каком месте перелом, в каком месте на ноге перелом? У колена? Ниже, выше колена? Выше? То есть бедро? Я понял! Спасибо, Иван Зах-х-х!.. – связь прервалась.

Секунду я держал в трубку, потом положил ее на рычаг и внимательно посмотрел сначала на Ольгу, потом на Виталика. Интерес в их глазах постепенно сменялся на соболезнование. Я снова перевел взгляд на Ольгу и попросил:

– Бинт.

Она не прореагировала, осталась стоять, когда я ушел на кухню один. Там взял разделочную доску, через колено разломил ее вдоль, потом спустил штаны, сел на табурет и снова попросил:

– Бинт.

– Ты можешь хоть что-нибудь объяснить! – заорал вдруг Виталик, прикрывая Ольгу собой.

– Да дайте же, люди, наконец, бинт!

Ольга сразу раскрепостилась и начала раскрывать все дверцы всех кухонных шкафчиков и вытаскивать сразу все ящики. Виталик же требовал объяснений. Я попробовал объяснить:

– Помнишь, я рассказывал тебе про машину, про тот случай с трехоской, с «зилом»? Осень, распутица, грязь, глубокие колеи, бензобак, колесо?..

– И что?

– А то! Я же помню, что левая нога была сломана! Понял, сло-ма-на! Да, помоги ты, черт, подержи доски.

Ольга отыскала, наконец, бинт. Я приложили две дощечки к ноге чуть выше колена, и Виталик туго примотал их бинтом.

Но штаны обратно не лезли.

– Тьфу ты! Надо было поверх штанов, – наконец, сообразил я.

То, как стоял я посреди кухни, поддерживая штаны, неожиданно развеселило Виталика, и он страшно загоготал. И, наверно, испугал этим Ольгу, потому что она тоже засмеялась. Мне не понравилось, как она засмеялась. Как-то нервно. Как на сцене, когда играют испуг. Я попросил ее вызвать «скорую». Это еще сильнее усилило ее смех, и не сразу ей удалось с собой справиться.

– Зачем? – коротко спросила она.

– Так надо. Потом. Позвони.

– И что мне сказать?

– Скажи… – сказал я.

– Скажи, муж-ирод сверзился со стремянки! – продолжал гоготать Виталик.

– Горохов! – ругнулся я. – Думай, чего болтаешь. Ф-фотинья!

Виталик медленно закрыл рот и придал лицу налет рассудительности.

– Разоблачат, – сказал он, а потом обернулся к Ольге: – Больница тут близко есть?

– Есть, есть. МПС, – сказала Ольга.

– Далеко?

– Да нет, нет. Рядом. Вы уж, знаете, его отвезите. Я не знаю, что вы придумали, но лучше его отвезти. Это рядом, три остановки на троллейбусе. Вы его размотайте, а перед больницей снова смотайте. Возьмите и отвезите.

– Я не езжу, – буркнул Виталик.

– У вас нет прав?

– Я не езжу на чужих машинах. Себе дороже. Одну разбил, год расплачивался, с меня хватит.

– Вы разбили чужую машину? Я вам сочувствую. Я тоже разбила… А вы какую?

– «Жигули».

– Ой, и я «жигули»! А вы лежали в больнице?

– А то не лежал!

– А я так долго-долго лежала, что думала, умру от лежания. Вы знаете, меня по запчастям собирали…

Они бы так еще ворковали – на фоне моих спущенных штанов, но я не мог ждать. Вытащил ногу из левой штанины полностью, продернул ее меж ног, выловил сзади и перекинул через плечо. Зажал штанину под подбородком и сунул ногу в ботинок.

– Я поеду сам. Горохов, пошли!

– Так нельзя, – испугалась Ольга, – Вас увидят! Плед! Нет, халат! Возьмите халат, а не то попадете в аварию!

Женская логика была убедительна, и мы взяли халат.

Лифт, слава богу, пришел пустым.

Держа халат на манер плаща матадора – в зависимости от того, где во дворе находилось больше людей и откуда больше пучилось глаз и раззевалось ртов – Виталик сопроводил меня до машины.

В последний момент в салон влетела и Ольга.

Мы ехали медленно, но приехали быстро. Не могу передать ощущенья, когда, чтобы выжать сцепление, человеку приходилось вставать и сверкать коленною чашечкой на всю улицу.

– Сюда! – закричала Ольга, прозевав поворот, и мы подрезали нос автобусу, к тому же я запутался в скоростях, и мотор сдох.

Казалось еще не замолкло истошное «би-ип», как выскочивший водитель рванул нашу дверцу: «Я ж тебе, идиот, щас все ноги переломаю!» Но тут же дернулся в кадыке: «Ёк! Уже?» – И Виталик вежливо попросил вернуть дверцу на место.

У подъезда больницы с украшающим фронтон паровозом стояла «скорая помощь». Прикрывшись ее объемом, я выбрался из-за руля, потом, кривясь, стеная и охая, отдался в руки Виталика.

Приемный покой был занят, там принимали пострадавшего. Больной лежал на каталке, с него снимали одежду, кололи и ставили капельницу одновременно.

– Закрыть дверь! Закройте дверь! Что-что? Подождите! – оторвался мужчина в синем халате и таких же синих штанах. – Что? – он взглянул на бинт на моей ноге и торчащую из-под него кухонную разделочную доску. – Давайте пока на рентген! – И он отмахнулся от нас рукой, куда-то вглубь коридора.

Женщина-рентгенолог спросила фамилию, номер медицинской страховки, и помогла Виталику взгромоздить меня на высокий стол.

Взгляд ее проскользил по бинту, и она осторожно поправила ногу.

– Не больно?

– Да нет! – И я прикусил язык.

– Вижу-вижу.

– А когда будет снимок?

– Через двадцать минут, – сказала она.

– Ну? И чего? И что? – зверствовал в коридоре Виталик. – А если сейчас позовут к врачу? Славка! С такою рожей ног не ломают. Да сядь ты! Сиди, не прыгай.

– Слава, играйте уже роль до конца, – увещевала Ольга, видя мое нетерпение.

– Понимаете, – объяснял я им, – если там когда-то был перелом, то должен остаться след, утолщение, ободок, костная мозоль, я не знаю что.

– Нельзя ли потише? – открыла дверь рентгенолог, выпуская старушку с рукою на перевязи.

– Проявили? – застонал я.

– Я же сказала, через двадцать минут.

Господи, еще через двадцать! Внутренне меня трясло от волнения и, наверно, впервые жизни я чувствовал, как перехожу порог сумасшествия. Казалось, по нервам пропущен ток, из-за это кровь шипит, а полушария мозга быстро-быстро меняются друг с другом местами. Я с силой зажмурился, а когда вновь открыл глаза, то увидел, что Ольга смотрит на меня как-то странно. Внимательно.

Через полчаса рентгенолог действительно вышла со снимками, моим и старушкиным. Каждый она держала перед собой на прищепке.

– Как же умно вы хулиганите, молодой человек! – потрясла она моим снимком.

– А там есть перелом? Там есть костная мозоль? Там должна быть костная мозоль! Дайте!

Забыв про штаны, я вскочил, наступил на штанину и в полупадении-полупрыжке сдернул снимок с прищепки. Тот был еще липкий и скользкий. Я привалился к стене и поднял его к плафону под потолком. Бело-прозрачная кость, белесый обрез доски, ровная кость, совершенно ровная гладкая кость…

– Нет, лучше вы сами! – волнуясь до пота, совал я снимок врачихе. – Я же не разбираюсь, но там должен быть перелом! Не может быть, чтобы не было перелома! Я же чувствовал! Я же слышал, как там хрустело! Я своими ушами!.. Посмотрите, там должна быть мозоль. Костная мозоль. Там не может ничего не остаться! Там должна быть мозоль! Посмотрите, пожалуйста, там не может не быть мозоли!..

– Мозоль от вас на ушах, молодой человек, – сказала рентгенолог, отбирая снимок. Но все-таки еще раз взглянула, а потом повернулась к старушке с рукою на перевязи.

– Пойдем, Славка, одевайся, – нагнулся ко мне Виталик. – Давай помогу. Надо снять…

Неуклюже он попытался размотать бинт, отвязать доску, но я его оттолкнул. Сдернул штаны совсем, кинул через плечо, поднялся и подхватил ботинки. И тут же, сбивая старушку, рванулся к врачихе назад:

– А вы не снимете мне вторую ногу? Я прошу!

Рентгенолог шарахнулась от меня как совсем уже от чумного.

Виталик применил удушающий прием и потащил меня к выходу.

В машине, уже отдышавшись, мы ждали Ольгу. Она пришла красная, как рак, и бросила мне на колени злосчастный снимок.

– Может, теперь хоть что-нибудь объяснишь? – несколько агрессивно сказала она.

– Потом.

– Нет. Здесь и сейчас.

Водитель «скорой» махнул мне рукой, прося немного отъехать и дать дорогу.

– Сейчас, вот только отъедем.

– Нет! Здесь! И сейчас!

– Сейчас. Вот отъеду, пропущу человека и все расскажу!

Но дальше случилось невероятное. Она выхватила из замка зажигания ключ и зашвырнула его куда-то в кусты акаций.

– Черт! – я ударил рукой по баранке. – Черт-черт-черт! Ну, хорошо. Я другой человек. Я другой, другой, другой человек! Вас устроит?

Видно, устроило. Дело шло к вечеру, когда она рассудила, что нам лучше не выезжать в ночь, и разрешила опять остаться у нее до утра. Мы наперегонки согласились. Ее так и неразгаданный нами не то муж-не то друг появился в дверях как призрак и вновь безмолвно исчез. Мы с Виталиком засиделись на кухне, впрочем, не напиваясь сильно, а востря уши, не загремит ли Ольга в маленькой комнате раскладушкой. Но пока было тихо. Тишину мы встречали с разными чувствами.

– Сволочь ты, Славка, – наливался гневом и пивом Виталик. – Посмотрел бы на себя в зеркало, не гадал бы сейчас, ты кто. В той же машине, наверно, было зеркало заднего вида. Посмотрел бы тогда и все.

– Знать бы!

– У меня утром репетиция, – заглянув за стаканом воды, обрезала разговоры Ольга, а потом загремела-таки раскладушкой.

Добравшись до постели, я уснул на лету и увидел сон. Это была моя бедренная кость. Она плыла по звездному небу, и на ней, похожая на кольцо Сатурна, крутилось кольцо моей несчастной костной мозоли. Словно такая циркулярная пила. Похожая на кольцо Сатурна, только зубья внутри. Они жужжат и грызут, жужжат и грызут мою кость.

Утром страшно ломило голову, но еще страшней болела нога. Выше колена она заметно распухла, побагровела и вообще как-то покривела – нельзя было прикоснуться.

– В больницу! – сказала Ольга.

– Только не в МПС!

– Здесь много больниц, – сказала она, и вызвала «скорую».

С переломом бедра, с самым настоящим, неподдельным переломом бедра, я повис на растяжке.