Читать книгу Анна Каренина против живых мертвецов - Александр Косачев - Страница 5

Эту историю часто рассказывают в наших краях, поскольку она, в отличие от большинства прочих баек и преданий, сохранила после себя не только устную форму, но и самую что ни на есть материальную, а именно: шесть небольших полотен, размещенных на темно-синих стенах местной гостиницы. Чтобы видеть их, вы должны подняться по узкой лестнице на второй этаж, пройти немного по такому же узкому коридору и повернуться налево. Тут же вашим глазам предстанет чудное изображение заброшенного поместья, окруженного зарослями травы – такой яркой, такой сочно-зеленой, что, кажется, она вобрала в себя все силы природы; добавьте к этому лазурное, полное тишины и покоя, небо, пару нежно-кремового цвета облачков, и вы тотчас услышите беззаботное пение утренних пташек. Иными словами, эта картина сама по себе способна преисполнить радости и надежды самого отчаявшегося меланхолика, однако в том и проблема: сей пейзаж является лишь началом последующих нескольких сюжетов, градацию которых, по своей мрачности и безысходности, превосходят, разве что, девять кругов ада.

***

Все началось в тот день, когда в городок приехал молодой художник Александр Н-ский, неглупый, образованный, но взбалмошный до жути. Уже в первый вечер он умудрился разодраться с сыном исправника. Дело чуть было не дошло до дуэли, однако Н-ский предложил распить для начала бутылку вина, и вскорости бывшие враги стали закадычными приятелями. Следующий жест нового постояльца выглядел еще более странным: он лично покупал выпивку тому, кто хоть словом обмолвился о доме англичанина – печальной достопримечательности здешних мест.

Несколько лет назад уроженца Туманного Альбиона каким-то образом занесло на чужбину, то бишь в наш город, на краю которого он выстроил небольшой особнячок и тихо зажил со своей семьей… Покуда в приступе безумия не отравил жену и не утопил детей в близлежащем болоте, после чего бесследно исчез. Поместье же пустовало и зарастало бурьяном и молвами о призраках, бродящихпо темным коридорам.

Выпотрошив из присутствующих все, что можно, Н-ский сообщил, что завтра же он отправится к зловещему дому и создаст, по меньшей мере, шесть картин, изображающих поместье в разное время суток и в разных эмоциональных тонах. Утром, как и обещав, он взял с собой холст, краски и немного провизии и отправился работать. Пробыв на окраине практически весь день, он вернулся поздним вечером и заперся в комнате, завершая творение. О получившемся в итоге было сказано выше: буквально сочащееся энергией и жизнерадостностью полотно вызвало бурный восторг публики, которая, может, и не очень разбиралась в живописи, но не могла не ощутить ее животворящего дыхания.

Однако уже следующая его работа имела сомнительный эффект. Если раньше художник акцентировал внимание на природе, то сейчас на первый план выступило именно поместье: двухэтажное строение в викторианском стиле. Полуденное солнце оттеняло его, создавая тревожный контраст между рождением и умиранием: дом был в ужасном состоянии. Обветшалый, покрытый трещинами, он зияющими окнами выглядывал из-за травяного укрытия, словно поджидая скорую жертву.

Третья картина по настроению казалась точной копией предыдущего. И даже внешне почти не изменилась, исключая, конечно, тени и цвета: до заката оставалось еще часа три-четыре. Однако внимательный глаз мог заметить появление некоего силуэта на крыльце, что и вызвало много шума и споров: кто-то говорил, что это призрак англичанина, кто-то утверждал, что это просто заросли. Когда же решили уточнить у самого художника, одиноко выпивающего в углу, он послал всех к черту и ушел к себе в комнату, из которой не выходил, по меньшей мере, сутки. Ходили слухи, что он уже готовится к отъезду, однако, спустя время, Н-ский в привычном для него веселом настроении отправился к поместью.

Вновь написанное поразило обывателей настолько, что некоторые всерьез начали подумывать о том, чтобы запретить художнику работать и даже изгнать его из города. «Он тревожит души давно усопших», – говорили они, и сложно было с ними не согласиться, глядя на четвертое полотно: солнце уже клонилось к закату, а потому преобладали багровые цвета; само поместье было словно покрыто пятнами крови. О зелени говорить и вовсе не приходилось: она с каждым разом тускнела и размывалась, становясь беспробудной мглой. Напротив, силуэт на крыльце стал более отчетлив, и в нем возможно было разглядеть фигуру необычайно высокого и худого мужчины, смотрящего в сторону рисующего его художника. Но главным в изображении (так напугавшим бедных горожан) являлась, несомненно, женщина, стоящая возле окна на втором этаже. Увидеть ее было не так-то просто, поскольку голова женщины немногим превышала кончик булавки, а плечи и грудь практически не контрастировали с черной глубиной оконного проема. В ее позе чувствовался хищный вызов, как у паука, восседающего в самом центре паутины.

На следующий день разразился гром. Кто-то пытался отговорить молодого человека от похода к поместью, но тот, поднося ко рту рюмки дрожащими руками, твердил, что серия его пейзажей еще не окончена. Потому, не взирая на возможный ливень, он ушел будоражить дух зловещего прошлого. Всю ночь небо над городом полыхало белым пламенем молний, треща и словно разрываясь по швам.

Однако дождь так и не начался, и во второй половине дня хозяин гостиницы представил посетителям пятый этюд, который переполнил чашу терпения измученных страхом жителей. Ибо то, что было на нем изображено, повергло в ужас всех без исключения. На чернильном небе со звездными вкрапинами царствовала белая луна, освещая угрюмое поместье. Окно, в котором стояла женщина, горело желтым огнем, отчего фигура ее выделялась особенно четко. Мужчина же сошел с крыльца, и, казалось, неспешным шагом направился в сторону художника по бледной дорожке, усыпанной листьями и по обеим сторонам которой лужайка представлялась бездонным болотом.

Впрочем, это выглядело жутко, но не более. То, что вызвало панику, находилось теперь на переднем плане: два маленьких силуэта, более всего напоминающих детей лет восьми-десяти, мальчика и девочку. Они держались за руки, подняв свои головки и смотря на того, кто их рисует. Складывалось ощущение, что они, как и их мать с отцом, стремятся выйти за пределы этой картины, и кто мог знать, что будет изображено на следующем холсте!

Несколько горожан ринулись в комнату художника, которая оказалась заперта. Прислушавшись, однако, они ничего не смогли различить, и когда хозяин отпер дверь запасным ключом, выяснилось, что постоялец куда-то исчез, причем даже не забрав свои пожитки, кроме разве что красок да бумаги. Безумца решили искать возле поместья, но вскоре ударил гром ужасающей силы, и начался самый настоящий ливень. Он шел всю ночь, и лишь под утро удалось снарядить небольшую экспедицию к дому англичанина.

Вернулась она довольно скоро, но лица тех, кто побывал в том дьявольском месте, изменились до неузнаваемости. Словно бригада скелетов брели они на понурых лошадях, неся с собой плохие вести и треклятую шестую картину. Рассказ их был краток: прибыв на место, они обнаружили возле старого массивного дуба размокшую ткань, что некогда была холстом; очевидно, здесь и работал художник. Особняк с этого места просматривался замечательно, и выглядел он не таким уж и мрачным, каким был изображен на полотнах. Еле видные следы вели в его сторону, оканчиваясь возле крыльца с приоткрытой парадной дверью. Внутри, прямо напротив входа, они разглядели ветхую, с немалыми дырами, лестницу; справа находились гостиная и столовая; слева – длинный коридор, в конце которого был небольшой лестничный пролет, около пяти ступенек, упирающийся, как это ни странно, в обычную стену. Никаких дверей не имелось, словно этот путь изначально задумывался тупиком. Здесь и нашли последнее полотно.

На нем был изображен не то подвал, не то подземелье; фоном служили смутные линии каменной кладки, покрывшейся местами темной плесенью; в центре находился столб, едва-едва выделяющийся из угрюмой каменной массы, к которому был прикован изможденный пленник. Одежда его порвалась, волосы спутались, лицо посерело, однако глаза… они горели, буквально сочились страхом, и это был не безвольный страх смерти, но истинный ужас от чего-то более грозного и неестественного. Несчастный смотрел за картину, на своего мучителя и художника, так, что вам поневоле хотелось оглянуться и долго еще вы чувствовали чье-то присутствие за своим плечом.

Пленником был Александр Н-ский.