Читать книгу Стеклянный самолет - Александр Костенко - Страница 3

– Понимаете, мой Лева всегда был фантазером. Еще в молодости, а мы поженились в июне сорок седьмого, он, я хорошо это помню, постоянно перечитывал книгу Конан Дойла «Затерянный мир». Тогда он просто заболел этим романом. Зачитал книгу, что называется – до дыр. Я, конечно, в душе по-доброму посмеивалась над этими его фантазиями. А он самозабвенно твердил, что обязательно найдет этот самый затерянный мир. С годами он и вправду становился похожим на профессора Челленджера. Помните, у Конан Дойла это весьма колоритный персонаж. Смешно, но Лева даже внешне постепенно стал походить на главного героя этой книги. Стал таким же прямолинейным, грубоватым и бесшабашным, что ли…

Я не перебивала вдову профессора Тетерникова и, слушая ее, украдкой осматривалась. Профессорская семья занимала большую трехкомнатную квартиру элитного даже по нынешним временам «генеральского» дома на Беговой улице. Комната, в которую меня пригласила Маргарита Петровна, была большая – метров под тридцать. По-видимому, раньше здесь была профессорская столовая. Высоченные потолки с лепными гипсовыми карнизами создавали ощущение небывалого простора. Чешская стенка еще советских времен смотрелась в этом помещении совсем низкой, просто игрушечной, и, казалось, подошла бы скорее для домика куклы Барби, а не для этой просто необъятной комнаты. Впрочем, первое впечатление несколько компенсировалось длинными рядами застекленных светлых книжных полок, тоже чешских, в несколько ярусов идущих вдоль всей стены до самого потолка и до отказа заставленных книгами. Они располагались так высоко, что мне даже подумалось, что без помощи стремянки достать нужную книгу с самого верхнего ряда совершенно нереально.

– Мы переехали в эту квартиру сразу после свадьбы в 47-ом, – видимо по-своему расценив мой интерес к обстановке, пояснила Маргарита Петровна. – А до нас с 37-го и всю войну квартира стояла опечатанная. Сами понимаете… А потом.. Потом, когда произошла эта трагедия с Левой… – Женщина запнулась, – в общем, у нас был обыск и всю мебель вывезли. Вот пришлось потом все новое покупать.

– А если не секрет, над чем работал ваш муж последние несколько лет перед той роковой экспедицией? – спросила я и осторожно, двумя пальчиками, подняла явно антикварную и почти невесомую чашечку, отпила маленький глоточек прекрасно заваренного зеленого чая с ароматом жасмина и также осторожно поставила обратно.

– Милая моя, Лева никогда и ничего не рассказывал мне о своей работе. Они же с Гришей служили в каком-то секретном научном отделе при Академии наук. Но поскольку муж и сын были археологи, то я, конечно, могла примерно догадываться, чем они занимаются. Я думаю, – вдова горько усмехнулась, глядя на меня, – что исключительно археологическими раскопками. Будь они прокляты.

– А какими конкретно раскопками, и где, вы не знаете? – продолжала настаивать я, плюнув на условности и пропустив мимо ушей горькую шутку собеседницы.

– К сожалению, – Маргарита Петровна развела руками, – здесь я вам помочь вряд ли чем смогу. Хотя, постойте. За несколько дней до той злосчастной экспедиции Лева притащил домой небольшую картонную коробку. Я, естественно, сразу поинтересовалась, что в ней. А муж злобно зыркнул на меня глазами и очень неохотно, прямо сквозь зубы пробурчал что-то о фрагментах какого-то старинного щита. Я, правда, ничего не поняла, но видя его состояние, расспрашивать дальше не стала. Да, точно, так все и было. А на следующий день он снова вернулся домой позже обычного и на этот раз в чрезвычайно возбужденном состоянии. И с таким, знаете, нездоровым блеском в глазах, прямо с порога, мне заявил:

– Я, кажется, нашел его. – Я, естественно, сразу спросила: кого? Он посмотрел на меня, право слово, как на полную дуру, и раздраженно пояснил:

– Не кого, а что. Затерянный мир, конечно! – После такого заявления, как вы сами понимаете, мне оставалось только покачать головой и отправиться готовить Леве вечерний чай. Он пил только травяной, заваренный особым способом. И больше мы с ним к этому вопросу не возвращались. Он мне так ничего тогда и не рассказал, а я, конечно, обиделась и больше расспрашивать не стала. А еще через несколько дней он уехал в ту экспедицию на Алтай и погиб.

– А ваш сын Гриша? Он тоже ничего не рассказывал вам о работе, которой занимался? – спросила я, отважившись попробовать кусочек домашнего вишневого пирога, который, впрочем, оказался просто восхитительным.

– Гриша был полной противоположностью отца. Очень расчетливый и практичный. Даже не знаю, в кого он пошел. Наверное, в моего деда. Тот до Революции был купцом первой гильдии и тоже славился своей расчетливостью, порой граничащей с жадностью. Так вот, от Гриши чего-то добиться было вообще невозможно. На все мои вопросы он, как правило, отшучивался, по-видимому, боясь меня обидеть прямым отказом. Но и только. Это скорее Лева со своей экспрессивностью в запале мог о чем-нибудь проболтаться. Но только не Гриша.

– Понятно. Скажите, а какие-нибудь бумаги профессора или сына у вас сохранились? Может быть, дневники прошлых экспедиций, записные книжки, письма?

– Что вы, деточка, какие бумаги. Я же говорю, после того как Лева погиб в той экспедиции, у нас дома был обыск и они выгребли все, до последнего клочка бумаги. Ничего не осталось. Даже, как я уже говорила, зачем-то всю мебель вывезли. Мои письма к мужу и те забрали. Обещали, правда, вернуть, да так и не отдали обратно. Только библиотеку и вернули.

– Подождите, Маргарита Петровна, – мгновенно насторожилась я, – вы сейчас сказали: Лева погиб. А ваш сын Гриша? Он ведь тоже был в составе той экспедиции? Насколько я знаю, там, в горах, они погибли все? Или я ошибаюсь?

– Да нет, вы не ошибаетесь. Просто Гришу хоронили в закрытом гробу. Единственного. И мертвым я его не видела. Он так и остался в моей памяти живым. Поэтому я все еще и надеюсь. Наверное, на чудо. Вы уж простите меня. Сколько лет прошло, а я все жду, – Маргарита Петровна промокнула глаза старомодным кружевным платочком, тряхнула головой и уже спокойным и твердым голосом сказала:

– Не обращайте на меня внимания. Я и сама умом все понимаю. Просто, наверное, так жить легче.

– А вам сообщили что-нибудь об обстоятельствах трагедии? Вам известно, что произошло тогда в горах?

– Увы. Для меня исключения делать не стали. Так что мне известно лишь то, что и всем. Сказали, что сошла мощная снежная лавина и накрыла весь их лагерь. Хотя я и не понимаю, как такое могло произойти. Ведь Гриша был очень опытным альпинистом. Мастером спорта международного класса. На его счету, несмотря на молодой возраст, было уже немало достаточно сложных восхождений. В том числе и на Эльбрус.

– Маргарита Петровна, простите, но я должна задать этот вопрос. У вашего сына была девушка?

– У Гриши была невеста Лиза. Они собирались пожениться весной шестидесятого. Да видно, не судьба…

– А что с ней стало потом? Вы не поддерживали с ней связь после гибели сына?

– Она погибла вместе со всеми. Ее фамилия Каменева. Лиза Каменева. Она работала старшим лаборантом у мужа. И входила в состав той проклятой экспедиции, – женщина всхлипнула, и на глазах у нее снова выступили слезы.

– Простите ради бога. Я не знала, – смутилась я.

– Ничего. Столько лет прошло. Я уже привыкла.

– А вам известно, что на рабочем столе вашего мужа была обнаружена очень странная записка? Как вы думаете, что профессор Тетерников мог иметь в виду, написав: «Я ухожу»?

– Я вам уже говорила, что Лева был неисправимым романтиком. И в некоторые моменты жизни вел себя просто как ребенок. Несмотря на то, что прошел всю войну. Поэтому я бы на вашем месте не стала придавать этой записке особого значения.

– Но ведь он действительно ушел. Ушел из жизни. Может, он предчувствовал что-то? Вы не замечали ничего странного в его поведении в последнее время?

– Милая моя, если говорить честно, то вся жизнь моего мужа была чередой довольно странных, а порой и совершенно нелепых поступков. А посему вычленить последние дни перед экспедицией и оценить все, что происходило непосредственно до трагедии, я, извините, не могу. Пожалуй, самым странным было, как я уже, впрочем, говорила, его заявление о том, что он нашел свой затерянный мир. Хотя я думаю, что, скорее всего, в данном конкретном случае он выразился несколько иносказательно. Леве иногда были свойственны довольно витиеватые высказывания, смысл которых частенько не сразу доходил до собеседника. И потому я абсолютно уверена, что в данном контексте его выражение «затерянный мир» – просто аллегория. И не более того. Вы ведь, надеюсь, сами не допускаете мысли, что мой муж действительно нашел настоящий затерянный мир с этакими живыми динозаврами и птеродактилями? И именно в том качестве, в котором мы привыкли представлять себе нечто подобное?

– Все может быть. Особенно в наше время. Я, честно говоря, уже привыкла ничему не удивляться, – вздохнула я. – Вам, как человеку советской формации и, так сказать, старой закалки, воспитанному к тому же на строгих атеистических принципах марксизма, конечно, трудно себе представить некоторые природные явления, ставшие в последнее время вполне обыденными. А, скажем, лет так двадцать назад за одно предположение о том, что такое может быть, вполне реально было не только вылететь с работы, но и загреметь в лагеря, причем на немалый срок. Да что я вам рассказываю? Вы и сами наверняка все знаете не хуже, а даже лучше меня, как это все происходило раньше. Но теперь-то, слава богу, мы живем в другое время, и уже нет необходимости отрицать очевидные вещи или делать вид, что мы их не замечаем. Ведь так? Наука же не стоит на месте, и если уж говорить о всякого рода затерянных мирах, параллельных измерениях и тому подобных вещах, то волей-неволей приходится признаваться себе, что они существуют сплошь и рядом. А потому я не стала бы так уверенно отрицать возможность существования того, чем был так одержим ваш муж.

– Ну знаете, мы так можем, пожалуй, до такого договориться… Кстати, можно еще разок взглянуть на ваши документы?

– Пожалуйста, – я извлекла из сумочки и во второй раз продемонстрировала Маргарите Петровне свое служебное удостоверение.

– Поймите меня правильно, – закончив внимательно рассматривать мои документы, хозяйка квартиры сняла очки и, положив их на стол, продолжила, – у меня в свое время тоже, правда очень давно, был хоть и незначительный, но все же достаточно неприятный опыт общения с вашими, так сказать, коллегами. И я должна заметить, что тогда они вели себя совсем по-другому. Если не сказать больше… – Маргарита Петровна осеклась, не закончив фразы, и чисто машинально дотронулась тонкими пальцами до небольшого и еле заметного шрама странной треугольной формы на левом виске.

– Я догадываюсь, о чем вы, – поспешила я ей на помощь. – Но вы должны понимать, что в нашей, как мы ее сами называем, конторе существуют совершенно разные отделы. Например, подразделение, в котором работаю я, не занимается расследованием убийств, преступлений против государства и, как следствие этого, запугивание фигурантов по делу, – нагло соврала я, не моргнув и глазом, – а уж тем более свидетелей, – для пущей убедительности развела я руками, – поверьте, совершенно не наш профиль.

– Да и времена, слава богу, действительно изменились, – вздохнула Маргарита Петровна и стала убирать со стола.