Читать книгу Это было в Одессе - Александр Козачинский - Страница 7
Смерть Анны Ор
Глава 6
ОглавлениеПри всей своей нелюбви к Казарину полковник Гаввард должен был признаться наедине с собой, что этот офицер контрразведки был дельным, энергичным и толковым человеком. Этот поручик с каменным бесстрастным лицом, с холодными, сделавшими бы честь любому британскому офицеру глазами, прикомандированный деникинским командованием к британскому штабу, исполнял свои обязанности офицера связи безукоризненно. Он обладал еще неоценимым достоинством: не видеть того, чего не нужно было видеть, и молчаливостью, которая являлась большим профессиональным достоинством.
В ответ на приказание щелкали шпоры, голова Казарина слегка наклонялась, показывая безукоризненный пробор смолистых черных волос: можно было быть уверенным, что приказание будет исполнено в точности в самый короткий срок. Одним словом – полковник Гаввард был доволен поручиком Казариным.
Гавварду пришлось переживать неприятные минуты не только в связи с убийством в гостинице «Бристоль» британского агента, последние дни были полны неприятностей. Чья-то искусная рука, рука совершенно неведомого врага, нарушала все планы британского командования, спутывала все нити, делала невозможным выполнение директив из Лондона, и полковник Гаввард еще лишний раз убеждался, что работа на черноморском побережье гораздо труднее и сложнее работы в Пенджабе…
Полковник Гаввард принимал все меры к тому, чтобы неуловимый враг был разоблачен и уничтожен. Вся агентура была поставлена на ноги, майор Стильби допрашивал круглые сутки подозреваемых, особо важным агентам даны были срочные инструкции…
Гаввард поставил на карту всю свою репутацию, репутацию десятилетней службы в колониях, ибо директивы из Лондона определенно говорили о том, что черноморское побережье является более важным для интересов Британии и ее промышленности, чем какой-либо другой пункт в мире.
– И ни одно частное лицо и ни одна держава не должны иметь перевеса на черноморском побережье… – припомнил Гаввард содержание шифрованной телеграммы.
Между тем работа не ладилась: та же настойчивая, искусная и неуловимая рука расстраивала все планы, ее делом было убийство в «Бристоле» ответственного британского агента, ее же делом было сорванное накануне осуществление крупного плана организации зеленых банд в окрестностях Одессы в сильное ядро – там работали инструктора британского штаба – для того, чтобы деникинское командование чувствовало себя в опасности и соглашалось на все мероприятия полковника Гавварда. Мало того: крупная сделка по продаже нескольких крупных пароходов Британии была сорвана тем же неуловимым врагом…
Полковник подумал, стискивая зубы:
– Это животное – Маршан… Надо ему отдать должную справедливость, он ловкий и энергичный агент…
Полковник Гаввард умел ценить в своих врагах достоинства, и он поклялся не отступать: в этом поединке Маршан должен был быть сломлен на славу Британии, во славу британской короны, черт побери!
И кулак полковника Гавварда тяжело опустился на стол.
Но ответственный агент Гавварда, эта женщина, эта киноактриса до сих пор не добилась никаких определенных результатов, а Гаввард хорошо знал, что неуловимая рука настойчивого врага принадлежала именно Маршану и никому другому. Об этом говорили все донесения агентов, об этом догадывался сам Гаввард. Борьба с большевиками отступила на второй план, на первом плане оказывался агент дружественной державы, этот Маршан с его лисьей улыбкой и способностью поспевать повсюду…
Поэтому во время очередного доклада Стильби полковник Гаввард еще раз стукнул кулаком о стол:
– Один кончик нити, Стильби! Один кончик нити, и мы доберемся до главного. Хотя бы одного, второстепенного агента Маршана заполучить в свои руки… Вы понимаете, майор?
Майор Стильби ответил, что он понимает, но как это сделать, годдем?! До сих пор, по крайней мере…
И майор Стильби осмелился намекнуть на то, что госпожа Анна Ор, которая…
– Молчите, – сказал коротко Гаввард.
Майор Стильби пожал плечами: роль Анны Ор хорошо была ему известна, ему, помощнику начальника британской разведки, но если британскому офицеру приказывает молчать его начальник, то он молчит.
Стильби спросил:
– Никаких приказаний, сэр?
– Все по-прежнему… И помните, Стильби, всю энергию, все…
Он не успел докончить: вошедший сержант доложил о приходе Томсона.
– Пусть он войдет, – приказал Гаввард.
Томсон был явно расстроен. Его длинное лицо носило все признаки беспокойства.
– Опять, – сказал он, когда Стильби удалился.
Полковник Гаввард сжал губы:
– Когда?
– Сегодня. Прокламации у пяти матросов и одного боцмана.
– Арестованы?
– Да.
– Допрос?
– Произведен.
– И?..
– И те же результаты. Нашли на баке…
– Черт побери, – сказал Гаввард, – это становится неприятным! Эти люди давно служат во флоте?
– Трое всю кампанию. Остальные один год.
Сержант снова доложил:
– Мистер Казарин…
– Пусть войдет.
– Я мешаю? – спросил Томсон.
– Нет, можешь остаться… Мистер Казарин, я должен довести через ваше посредство до сведения вашей разведки, что она работает плохо…
Казарин спросил медленно:
– Что-нибудь случилось, сэр?
– Ничего особенного… Но наши агенты сообщают о попытке агитировать среди моряков британского флота. Это в третий раз.
Глаза Казарина блеснули:
– Я доложу, сэр… Но ведь кроме нашей разведки имеется, если не ошибаюсь, британская разведка, и она также ничего не может сделать?
– Это не входит в вашу компетенцию, – сухо сказал Гаввард.
– Будет передано…
С минуту они молчали. Затем Гаввард сказал:
– Мистер Казарин, вы свободны.
Шпоры щелкнули: Казарин вышел. Томсон сказал:
– Энергичный малый.
– Хороший офицер, – коротко ответил Гаввард, занятый мыслями об агентах Маршана.
Он спросил:
– Сколько человек команды на «Адмирабле»?
– Сто двадцать.
– Биографии всех известны?
– Вполне. Можно положиться…
– Наверное?
– Да.
Томсон добавил, припоминая:
– Кроме… кроме двух…
– Кто такие?
– Один индус. Другой ирландец.
– Как имена?
– Индуса зовут Абиндра. Ирландец – О’Тайль.
Карандаш полковника Гавварда аккуратно отметил на бумаге имена.
Затем он сказал:
– Я думаю, Томсон, надо удвоить караулы на судах.
– Сделано.
– Следить за подозрительными.
– Сделано…
Кулак полковника Гавварда стукнул по столу в третий раз.
– Будь я не Гаввард, мое имя хорошо известно во многих местах, если я не заставлю отозвать отсюда Маршана и не оставлю инициативы за нами! Годдем, моя двадцатилетняя служба тому порукой…
Томсон сказал, выпуская клуб дыма из трубки:
– Еще бы…
* * *
В шесть вечера Сергей Казарин заехал за Анной Ор, как было условлено: они должны были поехать кататься за город. Анна Ор была немного бледна, она сослалась на головную боль…
Глаза его были опущены, когда он сказал:
– На воздухе головная боль пройдет.
Его голос был ровен и спокоен.
Со стороны никогда нельзя было бы подумать, что эта пара людей: очень красивая черноглазая стройная женщина в нарядном манто светло-палевого цвета, в широкой шляпе с нависшими над глазами полями и гусарский офицер, садящиеся в автомобиль, что эти люди были обуреваемы самыми противоположными мыслями…
Когда автомобиль вылетел на широкое шоссе за городом и, мягко покачивая, понес их в обагренную закатом даль, Анна Ор сказала почти ласково:
– Я, правда, не должна была поехать кататься…
– Вы ведь не заняты сегодня?
– Съемки нет.
– А других дел тоже нет?
– Почем знать…
Шофер дал гудок: навстречу ехал пикет, охрана побережья.
Мельком взглянув на всадников, исчезнувших в сумерках, Казарин сказал рассеянным голосом:
– Какие могут быть дела у киноактрисы?
Заметив улыбку актрисы, он извинился:
– Простите, конечно…
Автомобиль мягко понесся по берегу моря. Слабый шум прибоя заставил Анну Ор повысить голос:
– Вы, конечно, про себя подумали: кино, любовники. Но это не так просто…
Она искоса взглянула на своего спутника: он показался ей неожиданно постаревшим и усталым. Сквозь спокойное холодное выражение лица этого вылощенного гусарского офицера проступило, показалось актрисе, какое-то чужое, никогда до сих не виденное лицо другого человека…
И голос был тоже чужой, голос, ответивший мягко, почти грустно:
– Нам всем приходится много работать. Что делать: такая судьба, такая эпоха… О нас будут говорить: пушечное мясо истории… О нас будут писать…
Он прервал самого себя, и прежний Казарин, спокойный, уверенный в себе и хладнокровный, наклонясь к Анне Ор, сказал, улыбаясь:
– Но, во всяком случае, любовные истории занимают у вас много времени. Этого вы не можете отрицать…
Она запротестовала, смеясь… Тот, чужой, который на мгновение выглянул из-под казаринской маски, взволновал ее странным, незнакомым волнением. Актрисе показалось, что на мгновение она прикоснулась к чему-то огромному и важному, к какой-то огромной, неведомой ей тайне, это прикосновение было почти реальным… Но длилось только один момент…
«Странный человек», – пронеслось в голове актрисы.
Они замолчали, покачиваясь в автомобиле, и отдались каждый своим мыслям…
Только две фразы были еще сказаны за все время прогулки.
Когда автомобиль въехал обратно в город и понесся по Пушкинской улице, Казарин кивнул на двухэтажный дом:
– Французское командование…
Анна Ор мельком взглянула на стоявших у ворот солдат в французских кепи.
Вторую фразу сказала она, когда Казарин помог ей выйти из автомобиля:
– Вы не должны дурно думать обо мне… Я…
Наклоняясь и целуя ее руку, Казарин сказал вполголоса:
– Я не думаю о вас дурно…
Он выпрямился и сказал:
– Ни о ком из нас нельзя думать дурно: мы все одинаковы…
Поднимаясь по лестнице, Анна Ор пыталась разгадать, что могли означать эти слова. Записка Маршана, найденная на столе в номере, отвлекла ее от этих мыслей:
«Прошу прийти в девять в кабаре “Арлекин”. Необходимо. М.»
То, что всегда осторожный Маршан оставил ей записку, несколько удивило актрису. Она перечла записку, не нашла ничего нового и, спрятав в бювар, прилегла отдохнуть.
Лицо Казарина с тем неуловимым, странным выражением, которое промелькнуло перед ней, на один момент снова проплыло перед ее глазами. Она почувствовала странное, давно забытое ощущение…
«Кажется, я начинаю влюбляться», – подумала Анна Ор с усмешкой.
Внутренне она пожала плечами. Этой женщине, чьи обнаженные плечи смаковала на экране вся Европа, этой женщине, видевшей на своем веку больше любовников, чем ей было лет, показалось смешным и нелепым, что она может влюбиться…
– Но, несомненно, интересный человек, – попыталась она оправдаться перед самой собой.
И, все еще улыбаясь, подошла к зеркалу готовиться к вечеру в «Арлекине».
Электрическая лампа осветила в зеркале два больших черных глаза с синевой под ними, прямые брови, матовую кожу лица и прекрасные, полные плечи и шею. Небрежно сбросив на спинку кресла белый пеньюар, Анна Ор внимательно осмотрела себя и то, что всегда заставляет женщину вздрогнуть в первый раз, то, что увидела Анна Ор, заставило вздрогнуть и ее: это была маленькая, едва заметная морщинка у губ – маленький, еще незаметный для посторонних глаз след многих бессонных ночей, когда под утро, в холодном рассвете лезут в голову нелепые, незваные мысли…
Легкая дрожь пробежала по телу Анны Ор: это было напоминание о тридцати шести прожитых годах, первое напоминание о том времени, когда потухнут прекрасные, популярные в половине мира глаза и пожелтеют матовые смуглые плечи, заставляющие маслиться жирным блеском посетителей лож в кинотеатрах.
Совершенно неожиданно для себя самой Анна Ор опустила голову на мраморный подзеркальник и заплакала, вздрагивая голыми плечами и часто всхлипывая, как плачут дети…
Через час, кутаясь в соболий палантин, откинув назад голову с тугим, стянутым сзади узлом черных волос, с золотой лорнеткой у глаз она входила в шумный и пьяный зал «Арлекина», где за угловым столиком ее ждал полковник Маршан.
Лисье лицо Маршана было настороженно. Казалось, он нюхал воздух, чуя приближение врага. Он поднялся, встречая Анну Ор и, опустившись снова на стул, сказал тихо:
– Необходимо поговорить…
Анна Ор кивнула головой.
Маршан резко сказал лакею:
– Бутылку поммери, и не стойте возле столика, как привидение.
Его голос выдавал нервное напряжение.
Лакей исчез.
Маршан говорил вполголоса, наклоняясь к Анне Ор. Она слушала внимательно, делая вид, что разглядывает зал. Дважды она холодно ответила на поклон: один раз кинорежиссеру, заместителю Джутича, в другой раз Сергею Казарину, вошедшему в зал с компанией офицеров, поместившихся за центральным столом.
Оркестр заиграл «Типперери», два английских офицера подтягивали за соседним столиком:
– Ах, далеко ли до Типперери…
Чей-то пьяный голос кричал:
– Лакея, дайте мне лакея!..
Под звуки оркестра Анна Ор сказала:
– Я не могу выполнять подобных поручений. Я не обязывалась…
Лисье лицо Маршана вытянулось:
– Вы должны…
Анна Ор нагнулась к нему и сказала раздельно:
– Полковник, вы забываете, что со мной нельзя обращаться, как с мелким агентом вашей разведки, я попрошу вас не забывать…
Лакей поставил на стол ведерко, наполненное льдом, с торчавшей в нем бутылкой поммери, и два бокала.
Маршан сказал:
– Можете идти…
Когда лакей отошел, он добавил:
– Но и вы забываете, что я не из людей, способных отступать. Черт побери, вы это должны знать!
Глаза Анны Ор встретились с глазами полковника Маршана. И этот взгляд сказал лучше слов Анне Ор, что месть полковника Маршана была бы беспощадной и более жестокой, чем расправы с туземцами в колониях Франции. На мгновение она почувствовала себя в капкане.
Это ощущение не раз приходило последнее время к Анне Ор…
Она сказала коротко:
– Хорошо…
Маршан кивнул, его глаза заискрились: борьба возбуждала его.
Мимо столика прошли Гаввард и Томсон. Полковник Маршан приподнялся, приветствуя их. С усмешкой он сказал Анне Ор:
– Наши друзья-британцы кажутся сегодня озабоченными. Держу пари, что ими овладело такое же беспокойство, как и мной…
Затем он добавил:
– Я провожаю вас сегодня домой…
С отвращением и покорностью Анна Ор сказала:
– Хорошо…
– Что касается до дела, то вы приведете его в исполнение завтра же. Это срочно…
Она кивнула головой, подумав:
«Он начинает распоряжаться мною, как вещью… И спасения нет, потому что у Гавварда то же самое… В сущности…»
Она отпила глоток колючего холодного вина из стакана:
«В сущности – я погибла… Спасения неоткуда ждать. Я погибла, и никто мне не поможет. Если не Маршан – то Гаввард разделается со мной…»
Чинный и корректный полковник Маршан приподнялся. Его лисья физиономия лоснилась лукавством:
– Мы поедем, не правда ли?..
Он бросил деньги на стол и помог Анне Ор накинуть палантин, который она отбросила на кресло.
Садясь в автомобиль, полковник Маршан коротко сказал шоферу:
– «Европейская»…
И, обернувшись к Анне Ор, добавил:
– Сегодня сыро. Не простудитесь, дорогая…
Его короткий смешок дополнил: полковник Маршан испытывал большое удовлетворение, видя, как подчинял себе непокорного агента, очень строптивую, привыкшую к самостоятельности и красивую женщину.
Он еще раз коротко рассмеялся: подобного рода переживания составляли главную цель существования полковника Маршана, он был полной противоположностью Гавварду: то, что было для Гавварда долгом чиновника и изредка спортом, было для полковника Маршана наслаждением большим, чем его любимое поммери во льду…
Красное кепи с черным шнурком оттеняло седые виски полковника Маршана, офицера колониальных войск французской республики, прозванного в колониях «лисицей Маршаном»: он поцеловал руку Анны Ор у сгиба локтя и, ловя в темноте автомобиля блеск ненавидящих глаз, сказал шепотом:
– Этот Казарин – странный малый… Вы разобрались в нем?
– Я не любопытна…
– За исключением, надеюсь, случаев, когда это требуется, не правда ли?
В номере гостиницы он снова рассмеялся коротким прерывистым смешком: полковник Маршан чувствовал себя прекрасно, куря сигару и глядя, как раздевалась у зеркала Анна Ор…