Читать книгу Волчьи песни - Александр Лапин - Страница 8

Раннее утро. На этаже фактически никого нет. Поэтому тишина. Дубравин любит приезжать на работу пораньше, чтобы неспешно, спокойно посидеть за столом. Обдумать предстоящие дела. Просто разобраться с корреспонденцией, которая накопилась за неделю. Днем все горит и несется. А сейчас можно не торопиться – не бежать.

Он берет с полированного стола, заваленного разного рода бумагами, папку, которую ему с вечера положила секретарша. И начинает неспешно разбирать ее. Вот давно ожидаемый договор на издание новой рекламной газеты в славном городе «Ч». А это, кажется, штатное расписание молодежки, подготовленное отделом кадров: «Надо посмотреть свои отделы. Не обидели ли их с зарплатой. А то инфляция такая, что не успеваешь следить. А это в конце штатного расписания что за отдел? Да это люди Чулева! Он просил взять их на работу. Надо же им где-то числиться».

А вот письмо с иностранным обратным адресом на узком, ненашенском конверте.

Дубравин неторопливо ножницами надрезает конверт. И застывает в недоумении:

– Ёлки-палки! Да это же Франк! Его ответ. Читаем!

«Многоуважаемый господин Дубравин!

Прошу извинить мою неорганизованность и халатность – хочу надеяться, что столь затянувшееся молчание не изменило Вашего отношения ко мне…

Ей-бо, только так, не иначе, начал бы письмо, если бы ты был ну, скажем, министром просвещения (какое министерство в России сейчас самое престижное?) или каким-нибудь там большим депутатом Думы. Однако, зная твой характер, на все 100 уверен, что ты не пойдешь в их шайку. И поэтому – к едреной матери официальные расшаркивания и извинения! Привет, дружище Александр!!! Жму с радостью могучую руку твою!

Когда это было? Давно, когда я сменил адрес, помнится, сразу же отписал тебе. Месяцами тремя-четырьмя позже пришел ответ от тебя, и я, как видишь, до сих пор все еще сочиняю новое послание. Но ты не подумай, я все это время помнил и корил себя: “Надо, надо написать Александру!” И вот – святое время! Отпуск! Шесть недель мичуринства, балконозаседания и пивопития. Времени – хоть удавись. Перебирал вчера свои бумаги (веришь, три года живу на новой квартире, а некоторые коробки с документами, адресами, какими-то записями до сих пор стоят в кладовке нераспечатанные!), и вдруг – глазам своим не верю! Твой конверт с адресом. А я грешным делом уже бабу свою начал долбить: “Это ты, старая, заныкала конверт с адресом, чтобы я не писал, все боишься чего-то…”

Ну вот. Теперь пишу. Гляди, Александр, сейчас спрашивать много буду. Как чукча, любопытный стал – все знать охота.

Но прежде совсем коротко о своем житье-бытье на Неметчине. Купил квартиру – это ты знаешь. Езжу на прежнем автомобиле – это неинтересно. Сменил работу, теперь уже дважды, попёр вроде бы в гору (директор школы). Жена работает в школе, преподает немецкий на курсах для переселенцев из Казахстана, довольна. Сын в школе. Для нормального бюргера – идеальный расклад.

Но все не то, не то. Неудовлетворенность какая-то, пустота. Скоро четыре года, как здесь, а привыкнуть все не могу. Будто срок отсиживаю, считаю месяцы до звонка. Почему так? Хрен его знает. Много уже думал, это как ребус, как шарада. Язык для меня не проблема, об этом нет речи. Знаю не только литературный, а диалекты – как Штирлиц. Это чтобы не раскололи. Колбаса? Тряпки? Это мне до фонаря. “Родина предков”, фатерлянд? Так тут в этом фатер… бляха-ляха, лянде, столько загорелых ребят из Кении, Таиланда, Марокко и Перу, что Казахстану с его “лабораторией дружбы народов” и “планетой ста языков” еще ой как долго надо принимать иностранцев, чтобы выйти на здешний уровень “замагометованности”. Порой задумываешься: где же он, фатерлянд-то?

Часто думаю о Казахстане. Чем бы я сейчас занимался на фоне крепнущей рыночной экономики? Здесь я как-то самому себе на удивление быстро сориентировался – перевожу с немецкого на русский и наоборот, веду курсы для чехов, поляков, англичан, между делом кувыркаюсь в школе. Да, конечно, сейчас интерес Запада к Ср. Азии, в том числе и к Казахстану, растет не по дням, а по часам. Можно было бы приткнуться куда-либо. Но опять же нет гарантий. А дела хорошего и большого – ой как хочется! Не денежного, нет, хотя дойчемарки никогда не помешают, хочется именно ДЕЛА!

Знаешь, пугает информация из Казахстана, Алма-Аты. Люди рассказывают жуткие истории – просто не лезет в башку. Поистине: не войти дважды в одну и ту же реку… Перед отъездом сюда я в 1991 году гостил пару дней в деревне у тетки, где учился до 8-го класса. Конечно, многое изменилось со времен моего октябрятско-комсомольского детства, но изменения-то пошли в лучшую сторону! А тут послушаешь, что творится в Казахстане сейчас, и волос дыбом. Ну да, мне, наверное, хорошо так вот бакланить – сидя за бугром, у компьютера, с кружкой холодного пива… Но куды все котится? Какой конец грядет?

Откровенно говоря, в последнее время не очень-то и много “контактов” с казахско-русской тематикой. Перевожу в основном сугубо научные материалы на заказ, информации из которых много не возьмешь, газет читаю мало, ибо то, что здесь в Хайльбронне предлагают, – барахло, “мадэ ин кружок умелые руки”, типа “Наша газета”, например. Выходит в Ганновере, делают ее ребята-эмигранты евреи. Примерно 50 процентов русскоязычной прессы – с их огорода. А серьезных газет не достать. Но, судя по той ерунде, которую они здесь гонят в своих буклетиках (“Наша газета”, “Мы в Берлине”, “Путь”, “Эмиграция” и пр. дребедень), у них есть что-то общее с казахами. Сначала были ОНИ, потом от них произошли обезьяны, а потом уже все остальное.

Ну да, так я отвлекся. Возвращаясь к теме. Мало информации из России и Казахстана. Информации действительно очень мало. По местному телевидению раз-два в неделю покажут Бориса Николаича с похмелки – всё. Или Лебедь даст “интырвью” с цигаркой в зубах, на этом конец. И потому здесь возникает много-много вопросов. Самых разных и неожиданных. Ученики, например, спрашивают: “Почему сейчас в России или Казахстане нет хороших фильмов, а прет одна дешевка? И где хорошие, знакомые актеры?” Я себя в последнее время тоже часто спрашиваю об этом. Потому как на немецком рынке предлагают на продажу такое видеодерьмо российской марки, что поневоле становится стыдно за русский кинематограф. А книги? Купил как-то раз так называемый “роман”, прочел половину, потом три дня рвало, как после ацетоновой водки.

В принципе с “русскоязычностью” здесь не расстаешься ни на день. Очень много сюда привалило переселенцев, слишком даже много. По последним данным около 1,5 млн. Процентов 85, конечно, от сохи, с заимок народ. Простой и категоричный. “Мы типер здеся, давай нам мирсэдис!” Многие живут месяцев по 6–8 в Германии, не понимая, где они, зачем, что с ними станет. Знаешь, смотришь иногда так, со стороны, и ужасаешься: что система может утворить с человеком!

Кроме “фольксдойче” сюда валом, и с большим притом удовольствием, валят представители как больших, так и малых, до недавнего времени крепко сплоченных вокруг руководящей роли и на незыблемом оплоте восседающих народов бывшего СССР. Армяне, хакасы, ингуши, шорцы, алеуты, туркмены, не говоря уже об украинцах и русских. Это доп. груз так называемых смешанных браков. Этот груз ни слова не понимает по-немецки и, что самое страшное, не хочет учиться понимать. Здоровые мужики просиживают до пролежней ляжки в своих приютах, пьют горькую, курят до одурения дешевые контрабандные вьетнамские сигареты из морской травы и помаленьку-потихоньку трогаются тем местом, где у нормальных людей рассудок.

Вот зачем им-то ехать сюда? Представь, Александр, тебя привезли в Индонезию. Язык непонятный, бабы закутаны в простыни, все жрут сырую рыбу и моются один раз в квартал. Сколько часов можно выдержать в этой хреновине?

Ан нет! Народ прет и прет, и часто бывает так, что одна старая бабка-немка, какая-нибудь там Берта Шмидт, везет в Германию целую обойму разного-всякого. Бабка эта, например, после войны, в ссылке, вышла замуж за крымского татарина, тоже ссыльного. Менять фамилии тогда ссыльным не разрешалось, бабка осталась Шмидтихой, а он – каким-нибудь там Юсуфом Хайруллиным. Родился у них сын. Назвали Аликом. Подумали-подумали и решили: черт с ним, пусть будет Шмидтом, как-то лучше в России Шмидты приживаются, чем Хайруллины. Алик, естественно, кроме фамилии, от бабки ничего другого не унаследовал. По-немецки говорить мог разве что одно слово: “Гут!” Паспорт ему в 16 лет выдали и по дурости влепили туда “немец” – “а как же, Отто Юльич немцем был, это факт!” Ну вот, Алик отмучился в школе, отслужил два положенных кирзовых, там дембель, домой пора, а дома девки, после двух годов тайн под одеялом, зараза, аж масло с них капает! Ну и женился Алик на Зухре: хоть и туркменка, а сиськи – во! Через полгода у них с Зухрой приключился Наиль, потом – Надя, потом – Рустамчик…

А тут как раз перестройка. М.С. границы открыл, и соседки бабке Шмидтихе нашептали: теперь можно “туды”! Сечёшь поляну? Бабка Берта, дед Юсуф, сын их Алик с невесткой Зухрой, Наиль со свежей женой Нюрой и доченькой Ирочкой, Рустам с Таней и с внучком Мироном – все в Германию. Потому как бабка Берта по немецким законам имеет право на въезд в ФРГ как пострадавшая от сталинских репрессий и высылок немка, сын ее – ясно, немец, дети его все это вычислили и переделали давным-давно свои паспорта на “немецкие”…

Какое у них будущее? А вообще – чего я о них забочусь? Какое у меня будущее? Кто это сказал: “Свобода нужна образованному, а тому, кто проще, нужна жратва…” Чего нужно было мне?

Сейчас, наверное, скажешь: во, понесло фраера! Это я с пива. На трезвую голову все больше молчу и размышляю. И если это мое письмо до тебя дойдет (не думаю, что КГБ надумает его вдруг расшифровывать), то не суди меня так строго, дружище Александр!

Ты случаем не встречался ли с Сергеем Подкабанским? Чем он сейчас занимается, вождь наш идейный? Был у меня в Алма-Ате знакомый такой – Владимир Алексеевич Аусман, немец, бывший комсомольский лидер из Кустаная, потом его вынесло в ЦК, завотделом межнациональных отношений. Во идейный был гусь! Он и спал, наверное, только с “Капиталом” под задницей. Интересно бы знать, как он сейчас себя чувствует в руинах лучезарного храма?

Хотя неделю назад мы с женой вернулись с Крита. Встречали там море русских нуворишей. Четко просматриваются две категории – бывшие хранители и ныне пользователи золота партии и их слуги. При Брежневе и Андропове эти слуги либо еще ползали под столом с соской во рту, либо подкармливались в солнечном Магадане. Сегодня они на Крите. И мы не хуже многих! А личики у них, не обезображенные интеллектом…

Вот такой расклад, Александр. Перечитал сейчас только бред свой сивокобыльный. Тебе трудно будет. Не пробиться сквозь это все. Но ты не сетуй, пожалуйста, будет время – дай знать о себе.

Пока все. Ну, да ладно. Привет – и пока. Пиши осторожно, вдруг моя благоверная первая вскроет письмо твое. А там, как в анекдоте про Чапаева, – про ружья написано…

Франк!»

«Коротко и ясно! – думает Дубравин. – Надо бы дать ему ответ». Но в дверях уже появляется Гюзель. Несет чай. Начинается суетной новый день!