Читать книгу Самурай Ярослава Мудрого - Александр Ледащёв - Страница 11

К Ростову подъехали, когда уже завечерело. Спина от вечерней прохлады и езды верхом разболелась, хотелось лечь и наплевать на все на свете, но такой роскоши мне даровано не было. Я еще не знал, где буду ночевать и что мне вообще предстоит делать. Пока я чесал в раздумье затылок, поезд наш въехал на княжий двор. Забегала челядь, рабы, слуги, замельтешили уные, слышались и радостные вскрики, и горестное оханье – возле княжьего двора толпились родичи возвратившихся. Я так и не спешился, кобылку держал на чембуре и по-прежнему понятия не имел, что мне предстоит делать.

Тут подскочил ко мне малолетний слуга и спросил тихонько:

– Вечера доброго, вой. Не тебя ли Ферзем кличут? – Глаза ребенка жадно ощупывали невиданный в этих краях меч, странноватую одежду и непонятного дядьку.

– И тебе вечера доброго. Да, это меня так кличут. Что тебе до меня?

– Князь приказал к нему идти, я провожу! – Мальчишка аж вертелся у ног коня, и вороной мой зафыркал.

– А куда бы лошадок привязать? – спросил я, спешиваясь.

– А вот за мной иди, я покажу! – Мальчишка поспешил куда-то за угол, я пошел за ним, и вскоре обнаружилась коновязь. Я привязал лошадей и, закинув меч на плечо, пошел за мальчишкой, который, казалось, просто подскакивал на ходу от нетерпения.

В тереме блуждали недолго, мальчишка свернул в какую-то малозаметную дверь, и там, в небольшой светлице, оказался Ярослав. Мальчишка исчез, как мышь в нору, я же поклонился князю и остался стоять у дверей. Князь спокойно сказал:

– Тебе Ратьша сказал, где жилья поискать? Или ты бы хотел тут остаться?

– Мне, княже, по нраву больше то жилье, что Ратьша посоветовал, если нет у тебя другой воли.

– Добро, Ферзь, – князь выглядел довольным, – сам найдешь ли «черную»?

– Язык, княже, думаю, мне в той беде поможет, – чуть было не брякнул про Киев! Вот тогда бы меня, думаю, точно прижгли бы «какой железиной»: ничего не помнит, но про Киев знает. Я бы такого точно на дыбу снарядил – для вящего душевного спокойствия.

– То не надо тебе, с тобой мальчонку того пошлю, пусть тебе в кладовых еды дадут на день-другой, пока не осмотришься, а на конюшнях овсеца дадут для лошадок. Он же тебя и до «черной» проводит. Когда понадобишься, наставник, кликну. Ступай теперь.

– Благодарю, княже. Не по заслугам даешь, – я снова поклонился, и снова князь ответил строго:

– То мне виднее.

Спорить я не стал, а князь хлопнул в ладоши, и давешний парнишка, казалось, возник в дверях – видимо, там и ждал.

– Проводишь Ферзя, куда велит, Поспелка, – приказал князь, мальчишка махнул поясной поклон и уставился на меня.

– Пошли, парень. Покажешь мне, что и где тут у вас, – я наклонился, чтобы не разбить лба о низкий косяк, и затворил за собою дверь.

– Куда прикажешь, Ферзь? – жадно спросил малец.

– В кладовые сведи сначала, там князь велел мне снеди какой взять на два дня, а потом в конюшни, овса для лошадей. А потом сведешь меня в «черную избу», да и все.

Мальчишка в страхе отшатнулся. Я вопросительно поднял правую бровь.

– Нешто князь тебе повелел ту избу очистить? – Мальчишка просто изнывал от любопытства, спеша передо мной в сторону кладовых.

– Жить я там стану, Поспел.

– Жи-и-и-ть?! – Мальчишка споткнулся на ровном месте. – Да я бы там со страху враз бы помер!

– А что там такого страшного, Поспелка? – спросил я. В самом деле, куда меня послали? Очередное тестирование нового кадра, что ли?

– Нечисто там, ой, худо там, наставник! – Услышал ведь, пострел. Точно что «Поспел», не напрасно прозвали.

– Черти, что ли? – ухмыльнулся я. Просто сюжет для старой сказки, как солдат в дому с нечистой силой ночевал. Может, отсюда и ведется? Лестно, конечно…

– Да кто знает? Кто входил, того или били, или бросались в него чем, а чтобы ночью туда кто шел – ни в жисть!

Пока мы с Поспелом получали всякую съедобную снедь для меня, а потом и овес для лошадей, я думал над интересной ситуацией. Сам же угодил князю с ответом, так что теперь деваться некуда – или на улице ночевать, или идти в ужасную «черную избу», так напугавшую Поспела. А, посмотрим, где наша не пропадала.

Ратьша сказал правду. «Черная» стояла в самом дальнем конце города от княжьего терема, да и там забилась в самый дальний угол. Поспел показал на нее и даже ногами засучил от нетерпения.

– Побежишь обратно, Поспел? Или со мной пойдешь? – спросил я.

– Побежал бы, да больно посмотреть охота! – выпалил Поспел и покраснел.

– Посмотреть охота, как мне ребра пересчитают? Добро! – Я спрыгнул с вороного и подошел к воротам, ведя лошадей в поводу. Ворота оказались заперты изнутри на засов, а вот калитка сбоку открыта. В нее я и вошел, оттянул одну воротину, что далось с немалым трудом, так заросли ворота травой, и завел лошадей во двор. Поспелка шел за мной, крутя головой, казалось, сразу во все стороны. Я подошел к конюшне и негромко попросил:

– Дозволь, Дворовый, лошадок поставить на конюшню? Не обижай их, они лошадки хорошие. – Постоял немного, ввел лошадей в конюшню, расседлал, освободил от узды и чембура и насыпал в ясли овса. Лошади припали к кормушкам, я же вышел и постоял немного у конюшни. Нет, все внутри было тихо и складно. Поспелка осмелел и к дверям в избу побежал вперед меня, но я окликнул его:

– Стой, пострел. Или полена в лоб захотел? – Мальчишка встал как вкопанный, а я не спеша прошелся по двору, осматривая внезапно привалившее хозяйство. Да, ремонта не требовала ни изба, ни постройки. Дом содержался в порядке, хотя видно было даже мне, что «черная» очень старая. Старая, но добротная и большая. Всегда хотел такой дом. И соседей нет. Осталась мелочь – от полена увернуться да ночью не оказаться задушенным.

Я дернул на себя дверь, встал на пороге, поклонился (Поспел повторял все за мною) и проговорил:

– Дозволь, Хозяин, в избу войти и тут остаться. Жить я тут буду, коли позволишь, дедушка.

В ответ раздалось удивленное оханье, а потом негромкий смех. Поспелка пустился было бежать, но я поймал его за ворот. Лучше пусть будет при мне, если началось. Что началось – неизвестно, но неизвестно также и то, что ждет теперь во дворе.

– Не сердись, дедушка, я твоих запретов нарушать не стану, твои порядки за свои приму!

В ответ кто-то хмыкнул и замолк.

– Дозволяешь ли, Хозяин, войти? – спросил я на всякий случай.

Изба молчала, и я рискнул. Ничего. Ни скрипа, ни крика. Ни полена в голову. Пока все шло хорошо. Я с натугой оттянул волоковое оконце, и в избе стало посветлее. И внутри все было в порядке, разве что пыль вытереть и пол подмести и помыть.

– Вот так вот, Поспел. И без полена обошлись. Ужинать со мной будешь? – спросил я, скидывая сумки на пол у двери.

– Нет, наставник, я обратно побегу, мне теперь торопиться надо! – Видно было, что у Поспела душа горит рассказать всем, как новый наставник в «черную» вселился.

– Ну тогда на вот и ступай, – я протянул мальчишке мелкую, как я уже знал, монетку. Тот схватил ее в кулак, поклонился мне и кинулся бежать со двора.

Я же сел на лавку у стола и стал раскладывать на чистой холстине припасы, что мне отжалел дородный мужик в кладовой. Это они тут считают возможным съесть за два дня?! Рожа треснет столько съесть! Тут был и хлеб, и сушеное мясо, и вяленая рыба, и яблоки, и крупа, и соли чуток, и еще что-то в мешочках и горшочках. Даже мед был! А вот он очень кстати…

Я подхватил ведро из угла и пошел по воду. Колодец оказался прямо за избой. Богато! Свой колодец, да еще и чистый, как я понял, заглянув внутрь. Да, дедушка тут точно не бездельничал. И точно тут был. Я повеселел.

Войдя в дом, я оставил дверь открытой и запалил очаг, поставил на огонь нашедшийся на полке котелок и сел за стол. Когда котелок закипел, я налил в две глиняных кружки кипятку, поставил у холстинки с едой и громко позвал:

– А вот ужинать, Хозяин, со мной садись, уважь гостя. – Кто-то снова хмыкнул, и возле стола оказался маленький, но широкоплечий с выпуклой грудью человечек, совершенно седой, с длиннющей и ухоженной бородищей толщиной в просяной веник, волосами до пояса и с огромными синими глазищами.

– А не пуглив ты, наставник! – насмешливо сказал дед. Ростом он хорошо если бы достал мне до бедра.

– А чего пугаться, если я с добром, да и попросился, вежество показал? – спросил я.

– И то. Звал за стол-то по обычаю? – спросил Дед, как я решил его кликать, как мне показалось, с затаенной грустью.

– Нет, Дед, от сердца. Ничего, если я тебя Дедом стану кликать? – спросил я на всякий случай.

– Кличь, кличь, спеку тебе кулич, – пробормотал Дед и мигом оказался на столе. Ел он опрятно и чисто, хотя видно было, что проголодался. Я ел не торопясь, прихлебывая кипяток, в который добавил меду. То же самое было и в кружке у Деда.

– Я Дворовому отнесу мясца с хлебушком? – спросил меня домовой.

– Само собой. А то к столу зови? – предложил я.

– Нечего ему делать в избе, не балуй! – строго сказал Дед и дробно протопотал к дверям, а я понял, что их приятельство с Дворовым строго держалось в древнейших рамках и не мне их нарушать. Оно и к лучшему. Я сам убежденный консерватор и ретроград. Все старое, проверенное, надежное мне милее всего нового и яркого, пусть и кажется порой окружающим, что я и неправ.

Дед уже вновь сидел на столе, я подлил кипятку в кружку и подвинул к нему яблоки и лаваш.

– Дворовый на угощении благодарствует, велел передать, чтобы ты о лошадках не пекся, ничего им не подеется, – сказал Дед и вкусно захрустел яблоком.

– Вот то добро, Дед. И тебе спасибо, что в дом пустил и жить позволил. Покажи мне потом, где нельзя вещи класть и самому ложиться.

– Успеется с этим, – Дед доел яблоко и аккуратно бросил огрызок в деревянное ведро, стоявшее у очага. Я закурил, Дед от удивления поднял брови, принюхался, чихнул и спросил:

– Это что за отрава, наставник?

– Зови, Дед, Ферзем. Отрава, тут ты угадал, заморская отрава. Привыкаешь к ней, к проклятой.

– А дым приятный, ты дыми, дыми, мне нравится. – Дед принюхался.

Курить его научить, что ли? Нет уж. Чистое баловство, как бы сам Дед сказал, думаю.

– В баню-то пойдешь нынче, Ферзь? – осведомился Дед. – Тогда бы и Баннику хлебца с мясцом?

– Не пойду сегодня, спину мне посекли, Дед. А что до хлеба с мясом – то сделай милость, снеси и Баннику.

Дед снова обернулся на одной ноге и, встав на лавку, запалил в светце лучину.

– Ну-тко, покажи-ка мне, что тебе там посекли, – велел Дед, я снял рубаху и стал снимать повязку. – Да, сегодня бы в баню не стоит. А промыть все это не мешало бы. Я могу. Даже травки остались, хочешь? – подвел итог Дед, закончив осмотр.

– Как не хотеть, Дед, – отвечал я, и нежить удовлетворенно хмыкнул.

Травяной настой Деда сначала зверски драл и дергал рану, а потом она словно уснула и лишь слегка ныла, словно была нанесена недели две назад.

– Лучше ли? – торжествующе спросил нежить.

– Гораздо. Благодарствую, Дед, – отвечал я.

Дед самодовольно хехекнул и внезапно выдал:

– Бабу тебе надо, Ферзь. Не самому ж тебе полы мыть и щи варить? Непременно бабу надо. Только кто за тебя пойдет? Пока тебя не знает никто, никто и девку не отдаст. Ты, Ферзь, бабу-то у булгар купи, завтра бы и пошел, что ли?

– Бабу купить? – Я задумался. Тут ведь не только полы мыть и щи варить. Лет-то мне не сто семьдесят. – Можно и бабу. А можно и двух-трех купить, коли не раздерутся, – засмеялся я.

– А мне что, покупай хоть десяток, – радушно сказал Дед, и я понял, что он и не думал шутить, – только по дороге поясни бабам, как себя вести надобно.

Вот. Именно этого и не хватало в моей унылой и монотонной последние дни жизни. Сонмища баб, не обученных с малолетства уживаться под одной крышей с соперницей. «Так то Турция – там тепло».

В это же примерно время в небольшой светелке с лавки из-за стола поднялся и сильно потянулся князь Ярослав, разминая занемевшие от долгого сидения за столом мышцы. Кроме него в светелке был еще и Ратьша, и он тоже вскочил, как только князь оказался на ногах.

– Что скажешь, тысяцкий? Прав ли я, что решил в Медвежьем углу крепость ставить?

– До сей поры там даже засеки не удалось поставить, княже. Но место это надо брать под себя, там Волга, – отвечал Ратьша.

Больше он ничего не сказал. Да и зачем? Кому могло быть непонятно, что господство на Волге сразу обогатит казну Ростова, а там, глядишь, и городок поставить удастся… Малый, но свой. Варягов пригласить, опять же. Тогда, может статься, будущий великий князь и не за старшинство станет великим. Не о братоубийстве речь, но лишь о том, что Русью должен править достойнейший, – и именно это убеждение закладывать надо тут, исподволь. В Ростове. На берегах матери рек – Волге. Князь прервал мысли своего тысяцкого, хлопнув того по плечу:

– Может, потому и не удавалось, что не крепость, а засеки ставить пытались? Думаю, что так… А ты, тысяцкий, все так же варягов не любишь или пообвык уже? – В его голосе была необидная насмешка, но Ратьша шутки не принял:

– Не то чтобы пообвык, княже. Просто понимаю – среди словен, мери и прочих наших племен трусов нет, но больше людей, склонных к мирным занятиям. Если с земли кинутся все в твою дружину, людьми обрастем, но лишь счетом. Учить их долгое дело, а варяги всегда под рукой, учить их точно ничему не надо. А что дружина ропщет – так и ладно, смуту не затеют. Кто понимает, как я, в чем дело, а кто побоится громко сказать. Но если велишь дальше говорить, княже… – Ратьша примолк, и князь серьезно кивнул головой, говори мол.