Читать книгу Как-то так. Люди и техника - Александр Леонидович Жиров - Страница 7
Кукурузник
Прилёт
ОглавлениеКукурузник… это Никита Сергеевич Хрущев желавший засеять огромную страну кукурузой. Возможно, а может небольшой многоцелевой самолёт АН-2? Получивший название «Кукурузник» или ласковое «Аннушка» за то, что мог совершать посадку и взлетать с любого поля, был вечен в пределах разумного и применялся во всех областях страны.
Живем в колхозе Прорыв. Куда прорыв, и какой никто не знает, но в принципе нормально. Иногда смотришь на другие сёла, в них гораздо хуже. У нас даже самолёт имеется. До областного города полчаса лёту, область больше европейских стран будет. Летом на самолёт вешают дополнительное оборудование и опрыскивают поля. Как называется самолёт? Кукурузником зовут. Великая машина КБ Антонова.
До начала перестройки в селе проблем с запчастями и инструментом не было. Теперь почему-то есть. Да что там, даже поля опрыскивать перестали. Отрава от насекомых куда-то подевалась. Про обновление техники говорить не хочется. Куда мы перестраиваемся и зачем – непонятно. Конечно, Аннушка надежный и неприхотливый самолёт, но вечного ничего нет…
1993 год, лето, раннее утро. Сижу на веранде дома и наблюдаю, как озабоченный петух Али Баба гоняется за уткой. Жду, чем кончится их безнадёжное дело. Вдруг в калитку врывается почтальон.
– Тебя к председателю! – произносит запыхавшийся труженик запоздалых писем.
– Куда, зачем? И вообще… сегодня выходной.
– Ничего не знаю. Беги, телеграмма из райцентра пришла! – заявляет почтальон, садится на велосипед, жмёт на педали и скрывается в зарослях малины.
Дохожу до колхозного управления, медленно поднимаюсь по ступенькам, не торопясь иду по коридору конторы. Есть подозрение – меня разыграли.
– Ты где бродишь?! – нервно выкрикивает председатель, вылетая из кабинета.
– Да тута я, а что случилось?
– Телеграмма пришла срочная, французы к нам летят. Получил двадцать минут назад.
Стою перед озабоченным председателем и не понимаю реальности происходящих событий. Где французы, где мы, причём здесь наш колхоз?
– Ты осознаешь факт? К нам летят французы! – в истерике кричит председатель.
– А-а-а… и что иностранцы у нас забыли?
– Доярка Нинка виновата.
– Так она же не посол, чтобы французов приглашать.
– Посол, посол… эх, послал бы я всех… да поздно.
– Тогда причём тут Нинка?
– Как это причём?! В прошлом году, на общем собрании тетя Нина заявила: «За день с коровы можно получить 199 литров молока». Администрация района раструбила факт на всю страну. Вот как-то так получается.
– Ну?..
– Сам подумай! Как с коровы весом в 450 килограмм можно получать ежедневные надои 199 литров? Она же за три дня в ведро вытечет… вместе с костями.
– Мало ли кто и чего сказал?
– Если бы так просто. В нашем районе всё сойдёт, а весточка облетела весь мир. Вот французы и полезли.
– Зачем?
– Как это зачем? Опыт по надоям перенимать, молочка-то хочется…
– А я тут причём? В рекламных компаниях не участвовал, молчу как рыба.
– Нет господа, вы так просто не отвертитесь. Хотите, чтобы за всё ответил председатель?! Нинка молоко с коровы сотнями литров сдаёт. Ты на тракторе до молочного комбината тонны привозишь, а комбинат из этой воды десятки тысяч бутылок молока делает!..
– А мне какое дело, я молоко до комбината доставлю и всё.
– Конечно, только почему-то оно по дороге размножается!
– Вот зараза!
– Кто?
– Да Нинка твоя.
– Она не моя! И вообще, говорил я ей: «Не лезь за рекордами. Сдаёшь разбавленное молоко, сиди да помалкивай». А тут глава района к ней подкатил на лихом Мерседесе…
– И что?
– Он ей так и сказал: «Ниночка, красивая ты наша! А может, 201литр на каждый день сдавать будешь? Ты, хоть представляешь себе разницу между цифрами 199 и 201?»
– Нинка подписалась?!
– Не сразу. Всё пыталась оспорить и бесконечно утверждала, процессу разбавления существует придел. Лишнего дашь – одна вода получится.
– Это верно.
– Но глава района был неумолим. Ему на тот момент очередные выборы грозили. А как идти на выборы без небывалых показателей и лозунгов? Вот и прогремел на весь мир показатель: «Наши коровы дают более двухсот литров в день!» Правда, что дают – не сказано. А лозунг гласил: «Кто не верит, милости просим к нам». Кстати, есть частичка правды… нашему колхозу давно милостыню просить пора. Эх, умеют чиновники сделать пиар на ровном месте! У них целый аппарат имеется – администрацией зовут.
– С этим я согласен. Почитаешь лозунги, всё правильно, а разберешься так…
– И выдал глава района Нинке знак почёта, грамоту, три мешка навоза и 20 рублей премии в торжественной обстановке, то есть у себя в кабинете.
– А навоз… тоже в кабинете?
– Да нет, мешки с навозом я как председатель колхоза, на личном автомобиле отвозил.
– А у Нинки дефицит навоза?.. Да в их хозяйстве по брюхо коровам будет.
– Понимал бы что? То в коровнике, а тут тебе лично председатель привозит, упакованный в мешки с красными бантиками.
– А-а-а, если с бантиками, тогда понимаю.
– Нинка растаяла и подписалась под надои более двухсот литров.
– И что теперь?
– Теперь?.. Главу района переизбрали на очередные четыре года, а за надои молока придется отдуваться нам. Французы-то в пути…
– Французы не в состоянии молоко разбавить?
– Вот об этом ни слова!
– Понял, каков план?
– Беги к самолёту и лети встречать не прошеных гостей! – в приказном тоне заявляет председатель.
– А что мы им покажем? Половину ведра молока и бочку с водой? Будем учить правильному разбавлению?
– Твоя задача встретить французов, остальное не твои проблемы!.. Пока вы летаете, мы с Нинкой что-нибудь придумаем, изобретём технологию «нанайцев». Кажется, это так называется.
– А как с ними общаться? По французскому языку у меня полный голяк.
– Не беспокойся, с ними едет переводчик, – задумчиво ответил председатель.
Получаю командировочные копейки, иду к колхозному аэродрому. Какое громкое название… аэродром – русское поле и скошенная трава. Сажусь в Кукурузник, самолёт при дедушке Сталине делали. Благополучно добираюсь до районного центра.
Встречаю французов прилетевших на лайнере. Таких огромных самолётов я никогда не видел. Пять иностранцев оказались жизнерадостными ребятами. Пока шли к Кукурузнику, они рассказали мне кучу смешных анекдотов. Оказывается, в их стране популярна тема любовники. Французский переводчик постоянно смеялся и непрерывно переводил шутки молодых ребят. Я смотрел на них и думал: «Почему во Франции, в фермеры идут молодые парни, а у нас?..» Нет, исключения есть, но только исключения…
Дружно дошли до сельского самолёта, уселись на места. Французы беспрерывно продолжали шутить. Мне казалось – полёт будет весёлым. Иностранцы задавали множество вопросов, на которые я не всегда мог ответить.
– Скажите, а в креслах вашего «лайнера» столик для еды предусмотрен или мы кушать не будем?
– Предусмотрен, откинется сразу после взлёта, – отшучивался я.
– Есть ли в самолёте бар и как в него попасть?
– Стюардессы придут и проводят…
– А стюардессы с длинными ногами?
– Естественно от ушей.
– А как принесут еду и напитки по столь узкому проходу?
– Так они худенькие.
Французы шутили, я пытался им подыграть. Хотя прекрасно осознавал: ни стюардесс, ни еды, никакого бара в нашем Кукурузнике нет, и никогда не было.
– А почему в вашем самолёте такие жесткие кресла?
– Это в медицинских целях, борьба с радикулитом, – объяснял я, не давая отчёт о том, что нас ждёт впереди.
Самолёт заполнился людьми. В передней части салона расположились бухгалтер колхоза дядя Коля и тракторист Игорь. Следом тетя Соня и баба Клава. По левую руку от них удобно устроилась тётя Маша с любимчиком котом Мурзиком. Она вообще никогда не разлучалась с этим абсолютно рыжим животным. Сзади нас сидели студенты летевшие домой на каникулы.
– Ваш самолёт напоминает автобус, – пошутил один из французов, глядя в проём кабины пилотов. – На наших лайнерах экипаж сидит за пуленепробиваемой перегородкой, а здесь можно наблюдать, как пилоты управляют самолётом.
– Это так, но когда ваш лайнер падает, вариантов выжить нет. А в Аннушке за всю историю не погиб ни один человек, – обиженно ответил я.
Француз не понял, на что я обиделся, но на всякий случай принёс извинения.
– А у вас можно лететь с не пристёгнутыми ремнями безопасности и прогуливаться по салону? – поинтересовался переводчик.
– Конечно, самолёт надёжен и безопасен, но я бы вам не советовал, – серьёзно ответил я.
– А кино показывать будут?
– Обязательно, пилоты заведут двигатель, сразу начнётся кино.
В России есть хорошая поговорка: «В каждой шутке есть доля шутки, остальное – правда». Кто же мог подумать, что в моей шутке окажется сто процентов правды?.. И действительно, для непривыкших иностранцев началось кино…
Шуточки французов закончились, когда завелся двигатель самолёта. Услышав рев Кукурузника, иностранные граждане замолчали, привыкли к тишине лайнеров. У заграничных господ создалось впечатление – двигатель непременно выпрыгнет и ускачет в поля. Французы наскоро пристегнулись и принялись оглядываться. Люди, сидящие в салоне, спокойны. Самолёт начал разгон по скошенному полю. Пилоты по обычаю принялись комментировать взлётную полосу.
– Как мы носим нос по ямам, то в канаву залетим и какого чёрта, начальнику-козлу из аэропорта, косят траву не там где надо?
Иностранному переводчику высказывания пилотов показались перечислением японских территорий: как мы носим нос – остров Каминосима, в канаву – Окинава, козлу – небольшой островок Кодзу. Глагол косят, явно схож с названием острова Кюсю. Француз попытался перевести. Правильно переведёнными словами оказались: яма, начальник и черти. У иностранных фермеров возник вопрос – куда же они летят? В поднебесную к чертям по ямам или к начальнику с коровами в колхоз?..
Отметим, для Кукурузника плохая взлётная полоса не проблема. При разгоне самолёт бесконечно прыгал по кочкам, проваливался в ямы, что-то страшно скрипело и грохотало. Жители села давно привыкли к этим мелочам и абсолютно не обращали внимания. С французами не так: вцепились в кресла, глаза широко раскрыты, губы посинели, колени трясутся. В их понимании, самолёт в таких суровых условиях обязательно развалится на куски. Почему же пассажиры спокойны и безразличны?..
От наблюдений за обитателями салона французам становилось хуже. Впереди два невозмутимых пилота крепко сжимающих штурвал и безразлично смотрящих вдаль. Тракторист Игорь кричит в ухо дяде Коле – рассказывает анекдот. Тетя Соня и баба Клава мирно спят, громко похрапывая – притомились в магазинах райцентра. Студенты весело режутся в карты на щелбоны, а тетя Маша безразлично смотрит в иллюминатор и поглаживает любимого кота. Даже Мурзику наплевать на происходящее. Рыжее животное вцепилось когтями в бушлат хозяйки, подпрыгивало от толчков самолёта и громко мурлыкало. У французов начало складываться впечатление – пассажиров зомбировали.
– Я понял! Мы попали на самолёт зомби, а управляют им японские камикадзе! – воскликнул один из французов дрожащим голосом.
Аннушка пошел на взлёт, уверенно набирает высоту, тряска прекратилась. Понимая страх непривыкших иностранцев, попытаюсь отвлечь от происходящего и первым долгом предлагаю посмотреть в иллюминатор. Рассказываю, как много в округе полей засеянных пшеницей, описываю красоту русских просторов. Сидящий слева француз, смотрит в иллюминатор и почему-то растягивается в обмороке.
Я поражён и не понимаю, что так напугало иностранного гражданина? Вскакиваю, гляжу в иллюминатор, не вижу ничего особенного. Под нами проплывают поля, крылья Кукурузника прогнулись под потоком воздушных масс. Нет, на лайнере крылья не прогибаются, так мы же в Аннушке. И вообще, какая разница, как ведут себя крылья во время полёта? Машет самолёт ими или прогибает? Между прочим, великие конструкторы данную модель разработали – предусмотрено всё. Наше дело маленькое – сиди да лети. Печальнее всего факт, мне не удаётся привести француза в чувства. А ведь он несколько минут назад весело шутил и радовался жизни.
– Не расстраивайся, – пытается утешить меня тётя Маша, поглаживая невозмутимого кота. – Прилетим в деревню, вызовешь фельдшера, он иностранца за секунду на ноги поставит.
– Вам хорошо рассуждать, а с меня три шкуры снимут. Международный скандал случиться.
– Ты пойми! Очухается он сейчас, ешо чего увидат, опять напужается, так и до инфаркта не далече. Пущай в обмороке отдыхат.
Ан-2 настырно набирает высоту и уверенно летит вперёд. Десять минут полёта, развлекаю оставшихся французов. Самолёт неожиданно начинает проваливаться в бездну, ничего особенного – воздушная яма. Конечно, на огромных лайнерах с мощными турбинными двигателями воздушные ямы не ощущаются, а Аннушка маленький и немного ныряет. Французы, как по команде приняли необычную позу – обхватили головы руками, нырнули под кресла впереди сидящих пассажиров. Впечатление складывалось такое, что они уронили на пол ценную вещь и активно пытаются её найти.
– Вы что-то уронили? – наивно спрашиваю я.
Ответа не последовало. Самолёт выбирается из воздушной ямы и продолжает полёт. Тормошу французов, пытаюсь узнать, какого они тут изображают? Оказывается, такую позу принимают в лайнерах при крушении. Именно в ней необходимо дожидаться последнего часа. Доказываю иностранцам – здесь нет ничего особенного. Подумаешь, в ямку нырнули. Присутствующие в салоне поддакивают, даже студенты в карты играть бросили. К сожалению, растолкать очередного француза из обморочного состояния не удаётся. Он так и остался в нелепой позе под сиденьем впереди сидящего дяди Васи.
– Минус два, – прошептал я.
В голове мысль – председатель не одобрит. Осознаю страшную реальность происходящих событий. Если дело так пойдёт дальше, то далеко не все французы попадут к руководителю колхоза в стоячем состоянии. Естественно, за такую доставку иностранных граждан меня по головке не погладят. Оставшимся в сознании французам уверенно объясняю: «В воздушном пространстве, как и на дорогах, имеются ямы и кочки». Французы не верят. Возможно, пример не столь убедителен. У них на дорогах ям нет, а наличие в небе кочек кажется фантастикой.
Двадцать минут полёта. Двигатель самолёта ненормально хрюкает, громко гавкает и благополучно глохнет. Наступила тишина. Мурзик приоткрыл левый глаз и с недоверием посмотрел в сторону кабины пилотов. Затем лениво повернулся на другой бок, растянулся на бушлате тёти Маши и весело замурлыкал. В это тихое время стал отчётливо слышен храп тети Сони и сонное бормотание бабы Клавы. Очередной анекдот дяди Игоря доступен всем пассажирам. Всё как обычно – ничего интересного.
Оставшиеся в сознании французы задирают головы к потолку, складывают перед собой ладошки, молятся. Француз-переводчик молится на русском языке. Из многочисленных быстро произносимых слов понятно: господа возносят Магдалину, а прощение просят у Катерины.
– Во дают! Одни бабы на уме! – возмущается тётя Маша.
Успокаиваю иностранных граждан. Доказываю – ничего страшного. Пытаюсь рассказать историю о наших замечательных пилотах. Эту байку в колхозе знают все, иностранцам она неизвестна.
– Господа французы! – кричу я, чуть не выплясывая лезгинку в проходе. – В прошлом году пилотам этого самолёта, перед днём аэрофлота, пришлось продать на сторону немного горючего.
Французы бросили молиться, выпучили глаза и посмотрели на меня непонимающим взглядом. Вероятно, предоставленная мной информация являлась таковой, что угроза смерти перед ней блекла.
– Не удивляйтесь, для празднования профессионального праздника необходимы деньги, а зарплату задерживали.
Иностранцы кинулись молиться с большим энтузиазмом. Я продолжал размахивать руками, пытаясь отвлечь от событий.
– День аэрофлота удался. С горючим нехорошо получилось, продали лишнего. Следующий рейс не дотянул до села пятнадцать километров. Пришлось сажать самолёт на кукурузное поле. Представляете?!
В салоне раздался всеобщий смех, даже тётя Соня и баба Клава проснулись. Французы продолжают молиться. Тётя Соня повернулась, похлопала француза по плечу, тот не отреагировал.
– Тьфу, тоже мне… мужики называются! – заявила Соня и отвернулась.
– А чяго они так напугались? – поинтересовалась Клава.
– Тишины, наверное.
– Так давайте споём, – предложила тётя Маша.
– Не надо петь! Кабы хуже не было. Я им про наш самолёт рассказываю.
– Давай тракторист, ещё раз твою байку послушаем, – произнесла баба Клава и захрапела.
– Тот полёт закончился нормально, – продолжил я. – Самолёту хоть бы хны, пассажирам тоже. Правда, посевы кукурузы немного примяли. Ой, завхоз ругался… Да не кукуруза его волновала, а как он до дому доберётся. Завхоз дядя Петя, в тот злополучный день, получил сорок килограмм гвоздей для колхоза. Рассчитывал применить их на строительстве личного сарая и курятника. Мозг французов переклинило. Замерли как мумии, прислушались к словам. Наверное, про дядю Петю понравилось или гвозди заинтересовали? Кто этих иностранцев поймёт?