Читать книгу Будем жить по-новому! Сопротивленец. Книга 1 - Александр Леонидович Кириллов - Страница 5

Мы были отпущены, возвратившись к себе в полк, и самостоятельно, пехотными батальонами захватили пустые немецкие позиции первой и второй линии. Думаю, что Шубин также доложил об этом в дивизию. Ночь прошла спокойно, а утром мы выдвигались походной колонной вперед. Нужно было пройти порядка тридцати километров и атаковать позиции уже главного рубежа обороны гитлеровцев.

После обеденного привала меня, «птичью стаю», Боголюбова, Лосева, Ломова, Петрова, Ледкова и почти полвзвода из «стариков», то есть тех, кто отступал от Белостока, вызвали к Шубину. Там я увидел артиллериста Смирнова, с которым поболтали, ожидая информации о вызове. Вышел Недогаров, скомандовал построение. На построении присутствовали начштаба, полковой комиссар, несколько офицеров штаба и комбаты. Нас построили и начштаба зачитал приказ: «Согласно приказу от 15 августа 1941 года за мужество и героизм по защите нашей Родины, проявленное при обороне железнодорожной станции Толочин награждаются:

– орденом «Красного Знамени», денежной премией за сбитый самолет в размере 1000 рублей старший лейтенант Кольцов;

– орденом "Красной Звезды" лейтенант Смирнов и денежной премией в размере 500 рублей;

– орденами "Красной Звезды" и денежными премиями за подбитые танки красноармейцы по списку;

– медалями «За отвагу» и денежными премиями за уничтожение живой силы противника красноармейцы по списку, в том числе и посмертно.

«Спасибо, Фёдор Дмитриевич, – поблагодарил мысленно командующего  1-м стрелковым корпусом генерал-майора Рубцова, – не забыл ты ту станцию».

Далее, согласно приказу от 20 августа 1941 года за нанесенный урон противнику награждаются медалями «За боевые заслуги» старший лейтенант Кольцов, сержанты и рядовые по списку, а также денежной премией в размере 1000 рублей за две единицы бронетехники противника на всех семерых. Деньги шли на сберкнижку, с наличными я не «заморачивался».

Шубин поздравил нас, потом подошел ко мне: «Молодец, Александр, правильно Жукову доклад сделал!»

Я улыбнулся в ответ, как говорится, прогиб засчитан: «Так я же все, как было, рассказал, без вашего понимания ситуации ничего бы и не было, топтались бы перед Ельней, стреляя по пустым позициям несколько часов».

Придя в расположение, получившие медали бойцы радостно обсуждали это событие, вокруг сгрудился весь взвод, да и некоторые бойцы из Донниковского батальона подтянулись – рядом же стояли, держа позиции. Настроение было радостное, над привалом носились мысли и разговоры о том, что вот бойцы, с которыми ты воюешь рядом, получили медали, значит, и мы сможем. Разведчики заодно обсуждали, что им может перепасть за эту операцию в будущем. Тут и время ужина поспело. Полевая кухня стояла тоже близко, обслуживая наш взвод. На ужин притопали Донников с комбатом второго батальона.

– Валер, Андрей, давайте присоединяйтесь, мы с ребятами собирались обмывать, как положено, медали и ордена.

Достали фляжки, налили спирта, опустили в него ордена, медали и пошел котелок по большому кругу. Глоток делали все: и получившие медали и все остальные за Победу, за солдатское счастье. Потом набирали кулеша с отдельными кусочками конины. Повар, сержант лет под пятьдесят Семеныч, и его напарник из хозвзвода, молодой солдат-срочник первого года службы, которого я окрестил «студентом кулинарного техникума», где-то изыскали съестные резервы в виде погибшего сегодня коня, в результате чего весь полк ел кулеш с мясом.

«Ну, что, герои, поздравляю! Сань, давай делись, что вы там натворили в рейде?» – принялся за меня Донников.

Рассказал в общих чертах наши приключения, разведчики иногда встревали в разговор, дополняя отдельные моменты и вспоминая свои эмоции. Помянули всех погибших: и разведчиков, что погибли в самом конце операции, и бойцов из пехоты.

– Трудно вам парни, гибните вы, как мухи, и грязь месить ногами – не подарок, но помните – государства завоевывает пехота, все остальные элиты войск вам лишь помогают это делать, расчищая ваш путь.

Народ заулыбался, мол, мы пехота тоже не пальцем делана.

«Валер, а тут какая была обстановка?» – задал я вопрос Донникову.

– Да что, заняли окопы, передали твоих пленных в штаб. Утром весь полк снялся и двинулся вперед. Совершили марш-бросок примерно до Ельни, только севернее, ну, в общем, где мы вас и встретили. Потом отдых и дотопали до позиций немцев, а рано утром был бой. Мы атаковали, но взять не смогли, жаль парней, много выбыло из строя в атаках, раненых много. А потом пришла ваша радиограмма, что вы генерала гитлеровского взяли в плен. Тут такой кипиш начался, Шубин развил бурнейшую деятельность, возможно, что сразу в дивизию доложил, а мы снова в атаку, ведь по прямой линии мы почти напротив вас и были, километров двадцать может расстояние между нами. Вот и погнали нас снова вперед за пленным генералом, да еще целым командующим дивизией с портфелями документов. Но, в целом, ничего не получилось, артиллерией долбили, а взять окопы не смогли – пулеметов у них много, отсекают нашу пехоту. А потом второй ваш выход в эфир – вы, вообще, под боком оказались, да и сведения о том, что видели отход немцев, нам помогли. Однако, теперь командиры решили дождаться утра.

Я поглядел на «студента кулинарного техникума» – парень в мыслях точно захватывал, как минимум Гудериана, такое у него героическое лицо было. Я рассмеялся и на вопросы товарищей, поделился своими наблюдениями. Смеялись все, а паренек покраснел, как помидор.

– Вань, а чего ты стесняешься, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, и тот работник при кухне, который не мечтает быть шеф-поваром. Расскажу я тебе историю о том, что на войне возможно всякое и, при смекался и храбрости, можно даже повару совершить не трудовой, который ты совершаешь каждый день, когда под рвущимися снарядами привозишь продукты и готовишь нам еду, а, именно, боевой подвиг.

Я начал свой рассказ: «Так вот, этот случай я услышал на станции, когда мы отступали (хотя, в своей реальности я читал о нем в интернете). Он произошел с советским солдатом – поваром танкового полка Иваном Павловичем Середой 30 июня 1941 года, когда он готовил обед. Весь личный состав участвовал в недалеко идущем бою, поэтому он был один. Внезапно рядом появился немецкий танк, который обошел наши части. Увидев танк, повар Середа укрылся в лесочке и стал ждать. Танк остановился около кухни, и командир высунулся из башни, возможно, решив подкрепиться готовым обедом. Может эта наглость немцев, попытавшихся захватить кухню – самое ценное, что есть у повара, и привела к следующим последствиям. Так же, Семеныч, что у вас поваров самое ценное в хозяйстве?»

– Хозяйство разное бывает, товарищ старший лейтенант, с разными ценностями.

– Да ты филосо-о-ов, хозяйства у него разные, однако! В общем, Середа вдруг выбежал на танк с топором и немецкий танкист, вероятнее всего, не ожидавший такого от русского мужика, просто испугался. Короче говоря, он нырнул в башню и захлопнул люк. Ударами топора Середа погнул пулеметный ствол, а затем закрыл смотровые щели брезентом, закрепленным на броне танка. После этого он попросил гранату у якобы подошедших товарищей и принялся барабанить обухом по танку, изображая активное движение вокруг машины. Экипаж танка сдался. Так что, кто знает, на какие поступки способен человек, когда ему очень надо, а эту историю, думаю, что услышит какой-нибудь военный корреспондент и напечатает ее во фронтовой газете.

Донников, почесав нос, глубокомысленно заметил: «Знаешь, Семеныч, что я подумал, мы как-то мало танков подбили в бою, но теперь я знаю, как их уничтожать надо – мы теперь все танки к тебе загонять будем, а ты с Иваном уж не подведи нас».

Громким смехом закончились наши посиделки, народ разбрелся, кто в ночные наряды, а кто спать.

Мы проходили через Лысовку, когда ко мне подошел Грачев.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите смотаться в Леонидово.

Мотоциклы мы отстояли, и они числились в нашем взводе, как матчасть мобильной группы разведки. Так мы с Воробьевым по-быстрому слетаем, хочется посмотреть на бензовозы и вообще.

Самому было интересно, рванули ли они: «Давай».

Через полчаса Грачев догнал нас. По лицу было видно, что удачно съездил.

– Товарищ старший лейтенант, знатно там бахнуло, видел отброшенные кабины, одна на улице, а вторую аж в сад крайнего дома закинуло, да как бы там танк не перевернуло, много следов, пробуксовок гусениц, похоже, переворачивали его. А по дороге еще наши части мимо Леонидова топают на запад.

На следующий день наши части подошли к основной линии фронта и приступили к организации своего рубежа обороны. Одновременно начались артобстрелы друг друга и пехотные атаки на позиции противника. Штаб полка разместился в деревеньке Петрово, примерно в двух километрах от передовых позиций.

Вот тут меня вызвал к себе наш полковой комиссар, невысокий мужичок лет пятидесяти, с появившимся животиком, и весь он был из себя какой-то масляный, поскользнуться можно, и улыбка его, и взгляд вызывали желание отойти – неприятный человек, в общем. Он расположился на постой в одной из пустующих, после того, как тут побывали гитлеровцы, деревенских изб.

– Заходите, присаживайтесь, товарищ старший лейтенант. Время у нас мало, поэтому я хотел бы, чтобы вы подробно описали, о чем вы имели приватную беседу с фашистским генералом Вольфгангом Фишером, а пока вы пишите, я попью чаек, с вашего позволения.

Сильно напрягло меня это явное желание комиссара найти шпиона, тоже захотел славы настоящего волкодава контрразведки, да шпиона не абы какого, а такого, на которого и не подумали бы, что он враг. А то, что он меня уже определил в них, было понятно, и вопрос лишь времени, когда он подберет нужные обоснования, чтобы меня арестовать. Досадно, а так все красиво идет: подвиги совершаю, медали получаю, что еще надо, воюй себе и воюй. Нет же, находятся гниды, которые ставят подножки тем, у кого что-то получается лучше, чем у них.

Я описал примерное содержание нашей беседы. Комиссар прочитал его и положил в свой портфель, убрав его за кровать; «Вы были знакомы с генералом ранее?»

– Нет, откуда бы я, обычный советский лейтенант, мог быть знаком с немецким генералом?

– В ваших анкетных данных указано, что вы посредственно владеете немецким языком, но глядя на вашу беседу со стороны, вывод однозначен – вы хорошо знаете язык и беседовали с фашистским генералом, как старые знакомые. К сожалению, остальные наши бойцы владеют языком существенно хуже вас и не смогли понять всю беседу.

– И вы на основании домыслов вашего доносчика, который даже перевести не может толком, обвиняете меня в шпионаже! В конце концов, вы можете опросить немецких пленных: самого генерала и подполковника и сверить наши показания

– Я вызвал вас на беседу и вы, как настоящий советский человек, должны честно отвечать на вопросы, а вы сразу в «ничего не знаю» идёте. Вы называли его по имени, беседовали о его пути по Европе, как будто знали, где он воевал, а ведь вы видите его впервые.

– Я взял его в плен, поэтому имею моральное право называть его, как мне хочется, хоть по имени, хоть козлом. О его боевом пути можно догадаться, видя количество орденов на кителе. Их дают за успешные боевые операции, а немцы только что захватили Польшу и Францию, я спросил еще и про Данию, но он там не воевал. Но я хотел услышать его мнение о нашей армии с их стороны – он его высказал. К тому же, пока мы отступаем, то есть на сентябрь месяц 1941 года немцы нас побеждают, или вы не согласны со сводками Совинформбюро, считаете, что Правительство обманывает советский народ, и мы на самом деле побеждаем?

– Как вы разговариваете со старшим по званию, и не передергивайте смысл моего вопроса, наше Правительство с товарищем Сталиным лучше нас знает, о чем говорить в сводках.

– Я тоже так считаю, но я не понимаю вас. Судя по положениям на фронтах, мы сейчас проигрываем, именно это мы объективно обсудили и оценили с генералом Фишером, но я принципиально выразил в своей позиции, что это только начало, мы проиграли дебют, говоря шахматным языком, но еще не разыгран миттельшпиль и эндшпиль. СССР, как это было всегда с захватчиками, разгромит вражеские орды и победа будет за нами. А вы мне говорите, что все наоборот, что я неправ в реальной оценке текущей ситуации.

– А мне показалось, что вы, Кольцов, видя тяжелое положение РККА, ищите способ переметнуться на сторону врага.

– Вы подозреваете, что я шпион или предатель, хотя, что ж это за шпион, который берет генералов «как бы своей армии» в плен. А переметнуться я мог бы и вчера, сдавшись в плен, а вместо этого, мы совершали нужные нашей армии боевые дела.

– Понимаете, Кольцов, я же вижу, что вы не тот, за кого себя выдаете, я это чувствую всем своим пролетарским нутром, всем опытом борьбы с контрреволюцией и врагами Родины. Вы, как дворянин среди крепостных – другой, а это означает, как я могу предположить, что вы немецкий глубоко законспирированный шпион с далеко идущими задачами.

«Чертов рентген с контрреволюционным опытом, – подумал я, – правда, увидел, что я отличаюсь от современных лейтенантов особенностями поведения. Пока я действительно чужой этому времени, может быть, с годами и сольюсь с народом, а пока явно чужой. Но, что-то делать надо? А вообще, «перец» молодец, тему понимает, несколько раз меня и видел-то, а зацепился. Помню, когда мне было года 43 и, будучи в турпоездке в Чехии, поехал я на экскурсии в Карловы Вары и решил пойти искупаться в их платный бассейн с минеральной карловарской водой. Бассейн был метров 50 на 25, народу достаточно много, поплавал я с одного краю, где глубже, потом на скорость эти 50 метров и, хотя, я плаваю уверенно, чтобы не утонуть, но на этой дистанции меня спокойно «сделала» метров на двадцать девушка, очевидно действующая пловчиха.

Расстроенный, что так позорно проиграл девчушке, хотя ее разворот плеч был немногим уже моих, я пошел бродить по бассейну. Поравнявшись с двумя почтенного возраста женщинами из разряда «кому за 60», я был остановлен каким-то вопросом, как к земляку-россиянину. Минут пять пообщались об отдыхе, достопримечательностях, а потом эта женщина меня и спрашивает, мол, вы не в органах работаете? Я не ожидал такого вопроса, но согласно кивнул в ответ: «Да, в органах».

Она, улыбаясь, мне пояснила: «Понимаете, я 40 лет отработала в кадрах КГБ и ФСБ, и мне, зачастую, достаточно посмотреть на человека, чтобы сделать предварительные выводы, которые потом обычно подтверждаются».

Так что опыт не пропьешь, как говорится, но отвечать – то комиссару надо что-то.

– Что значит «не тот»? Товарищ полковой комиссар, может я и отличаюсь от среднестатистического лейтенанта, но у нас в стране что – все военные одинаковые и похожие на усредненного лейтенанта? Ведь все люди разные. Образование, воспитание, новые знания – это все накладывает свой отпечаток на индивидуальность человека, все отличаются друг от друга. Вы общались с учеными, артистами, технарями и гуманитариями – сами знаете, какие они разные. А вы делаете такие серьезные выводы, всего лишь несколько раз увидев меня».

– А почему вы не расстреляли пленного командира танка, он же мог сорвать всю операцию?

– Я дал команду нанести удар по голове, умер бы, значит, умер, а выжил – его счастье. А помешать он нам ничем не мог, мы свои задачи там выполнили.

– Пожалели врага! Ну что же, я вижу, что сознаваться и добровольно сотрудничать вы не хотите.

– Мне не в чем сознаваться, я стараюсь выполнять свой долг, чтобы не было стыдно перед самим собой. А сотрудничать – я итак нахожусь на службе государства.

– Идите, вы свободны, пока свободны.

Я вышел от комиссара на улицу в раздумьях. Он пытался меня, запугивая, завербовать или реально хочет посадить, а точнее, по закону военного времени за шпионаж, который он найдет, как мне подвесить, меня просто расстреляют. Он уж, если сфабрикует доказательства, то это будет что-то убойное – не отвертишься. Скорее всего, пока он только начал прорабатывать вопрос, не доводя свои подозрения по инстанции. Что же, придется искать компромиссы с комиссаром.

Дошел я к своей плащ-палатке, сел и задумался. Ко мне подошел Ледков: «Случилось что, товарищ старший лейтенант…Александр?»