Читать книгу Ультрафен. Полная версия - Александр Леонидович Миронов - Страница 22

Дверь открыла женщина. Слава Богу, не Анечка!

Женщина была в цветастом в розах переднике поверх платья. Русоволосая, лицо овальное, приятное, даже красивое. Годы былую прелесть ещё не пригасили. Она была среднего роста, лет сорока и довольно стройная, что в таком возрасте сохранить не всем женщинам удается. Спросил:

– Вы Шпарёва, Юлия Петровна? – женщина кивнула. – Здравствуйте. Я из уголовного розыска, капитан Феоктистов. Я вам сегодня звонил на работу, – Анатолий показал удостоверение.

– Входите, пожалуйста, входите…

Юлия Петровна посторонилась, и следователь шагнул в узкий коридор, который стесняла ещё и прихожая, состоящая из высокой тумбочки-колонки светлого дерева; из «взрослой» вешалки с верхней летней одеждой, где висели ветровки и болоньевый голубой плащ; и «детской», пониже. В помещении стоял вкусный запах жареной картошки, принесённый сюда из кухни самой хозяйкой. У Анатолия подвело желудок, проснулось острое чувство голода, – он сегодня даже не обедал.

– Мама, кто там? – послышался девичий голосок из кухни.

– Это следователь из милиции.

Феоктистов поспешно прошёл в большую комнату-залу, куда ему войти предложила Шпарёва. Он на доли секунды приостановился на пороге, оглядел комнату.

В зале стояли: тёмной полировки гарнитур, в нишах – книги, и на одной из них, в середине, стоял крейсер в миниатюре с надписью на борту – «Варяг». За стеклянными дверцами шкафчиков – посуда, хрустальная, фарфоровая; в углу у окна на тумбочке – чёрный телевизор; стол у стены и на нём, на середине, на красиво вышитой салфетке – стеклянная ваза с тремя тюльпанами.

Напротив входной двери диван, покрытый тёмно-вишнёвым гобеленом, под цвет мебели, над ним со стены свисал почти такого же цвета большой ковер. Диван дальним краем подпирал створки «тещиной» комнаты, то есть кладовочку.

Феоктистов прошёл к столу и, выдвинув стул из-под него, спросил:

– С вашего позволения?

– Пожалуйста, – Юлия Петровна вдруг почувствовала подступающие слёзы. – Я сейчас, – и вышла из комнаты.

И тут же заглянула Анечка. Увидев своего спасителя у себя дома, оторопело замерла в дверях.

– Вы!.. – сдавленно воскликнула она, и лицо её осветилось радостью и смущением.

Он непроизвольно тоже улыбнулся и понял, что выдал себя. Теперь уже бесполезно притворяться незнакомцем. Да и то, с какой радостью было воспринято его появление здесь, просто обезоружило. Феоктистов шутливо нахмурился и приложил палец к губам: тсс… Молчи! И многозначительно показал взглядом на двери, куда вышла мать: ни-ни…

Девушка согласно закивала, кудряшки на её висках запрыгали. Она принимает условия игры. Дочь была похожа на мать: тот же овал лица, разлёт бровей и разрез глаз, только темней и выразительней, оттого, наверное, и запали они так глубоко в душу.

Вошла хозяйка. Глаза у неё были покрасневшими, и в руке она держала платочек. Анатолий где-то читал или слышал от кого-то, что прежде, чем жениться, посмотри на мать невесты. Такой твоей будущей жене предстоит стать. Понравится теща – счастливый выбор. Шпарёва ему понравилась.

"Да что это я?!. Совсем крыша съехала! – выругался он мысленно, и в некотором смущении отвёл от хозяйки и от дочери глаза. – Как гипноз какой…"

Перешёл к делу.

– Итак, Юлия Петровна, – сказал он, – теперь расскажите, что случилось с вашим мужем? И пока вы будите рассказывать, дайте мне его фотографию. На время.

– Пожалуйста.

Шпарёва направилась было к шкафу. Но её опередила дочь.

Аня присела перед книжным шкафом, открыла дверцу и достала из его недр альбом с фотографиями.

– У нас их целых три, – сказала она, поднося один к столу. Смущённо улыбаясь, раскрыла его перед следователем и встала позади Анатолия.

Тем временем Юлия Петровна присела на краешек дивана и стала рассказывать.

– Юра пропал более двух недель назад. С двадцать пятого. Собрался как всегда на работу утром, а вечером я пришла – на столе записка…

Анатолий кивком головы поблагодарил девушку за альбом.

– Что за записка? – спросил он. – Она сохранилась?

С первой страницы альбома смотрел молодой чернявый матрос. На другой странице этого же разворота – фото белокурой девушки, Юлии – она была легко узнаваемой. Оба юны и выглядели довольно симпатичной парой.

– Да, конечно, сохранилась. – Юлия Петровна поднялась и достала с полки шкафа, где стоял крейсер «Варяг», листочек. Подала Феоктистову. – Вот, пожалуйста.

Анатолий прочитать:

"Юлюшка, обо мне не беспокойтесь. Я скоро буду. Срочно еду в командировку. Юра".

– Так он в командировке? – с некоторым разочарованием проговорил Анатолий.

– В том-то и дело, в том-то вся загадка, что с производства его никто никуда не посылал. Я интересовалась. Взял отпуск без содержания, и как в воду канул… Уже восемнадцать дней…

Глаза Шпарёвой вновь увлажнились, и она приложила к ним платочек.

Анатолий, просматривая, перевернул несколько листов альбома и остановил взгляд на более поздней фотографии. И с облегчением вздохнул, – Шпарёв не походил ни на сваренного, ни на утопленника. И почувствовал от этого себя даже счастливее.

– А скажите, где проживают его родители? Может он у них?

Юлия вздохнула и грустно ответила:

– Нет у него родителей. Сирота он. Воспитывался у старичков, у приёмных родителей. Так те уж давно умерли.

Анечка показала на фотографию, когда Анатолий перевернул очередную страничку. На ней уже пожелтевшей, любительской, было запечатлено пять человек: двое пожилых людей, одетых в одежды послевоенной поры, и трое детей: девочка и два мальчика, один – старше, подросток, другой – лет шести-семи.

– Это дедушка Максим и бабушка Варя, – поясняла Аня. – Это дядя Жора, в Иркутске живёт. А это – тетя Нина, она живёт в Усолье. А это папа, младший самый. Дедушка Максим его в лесу нашёл.

– Как в лесу? Обычно в капусте… – пошутил Анатолий.

Юлия печально покачала головой и сказала:

– Тут другая история… Пострашнее. Дед лесником работал, возвращался ночью с обхода и наткнулся на мальчонку. Вернее, собачка, лаечка у него была, она нашла его. Мальчик уже сознание потерял. Дед привёз его домой на телеге. – Промокнула глаза. – Сильно его там комары и муравьи покусали, еле выходили… Так и вырос среди новых родителей. Жора и Нина, те постарше были, тоже безотцовщина, отец на фронте погиб… Когда Юра потерялся, я им звонила. Не было его у них. Тоже волнуются. Они ж его любят, как брата. Он, по сути, и есть их младший брат.

– Дядя Жора приезжал, – подсказала Аня, – он и заставил нас написать заявление к вам.

– Да. Я всё ждала. Не сегодня-завтра думала… Всё на записку посматривала…

Примолкла. Феоктистов хотел было спросить: нет ли у Юрия Максимовича какой-нибудь пассии, женщины, где бы он мог спрятаться от семьи, от суеты, от проблем и прочее?.. Но, видя в доме обстановку доброжелательности, искренности и уважения к отцу, к мужу – сдержался. Да и что спрашивать? – если жена об этом – (если такое имеет место быть?) – всегда узнает последней. Здесь же, кажется, другой случай.

– Так. Ну, а теперь скажите, не замечали ли вы что-нибудь странного в его поведении? Не беспокоило ли его что-нибудь или кто-нибудь?

– Да как не замечать? Последнее время он весь жил на нервах. – Ответила Юлия.

– И сколько же это время длилось? День, месяц?

– Три-четыре года.

– Вот как?..

– Это только то, что я знаю. А сколько он в себе переживал и носил?..

– И с чем это было связано?

– С работой.

– Кем он работал?

– Вначале до техникума…

– Какого?

– Нашего, приангарского политехникума. Было в нём когда-то автомобильное отделение. Так вот, до него, Юра работал шофером. Потом, после его окончания, стал механиком в АТЦе. Потом, когда АТЦе стало автотранспортным предприятием при комбинате, стал начальником пятой автоколонны. Года полтора назад вновь сняли, перевели механиком, а позже – в шофера. С чего начал, к тому и вернулся.

– Интересная метаморфоза. Отчего? Не справился с работой?

– Да нет… Как будто бы справлялся. Рабочие, шофера, насколько мне известно, его уважали.

– Выходит с руководством?

– Да.

– Ну, это обычное дело. Маленькие начальники недовольны большими, большие – маленькими.

– Ну, это как сказать, – возразила Юлия с иронией в голосе. – Сколько мне встречалось типов начальников – в основном ладят, а порою даже очень. Вам разве не доводилось с такими встречаться?

– Сплошь и рядом. Сам недоволен своим начальником, а он, наверное, своим подчинённым, – улыбнулся Анатолий. Его шутке улыбнулась и Юлия. "А она действительно мила", – заметил он, невольно присматриваясь к ней, как к тёще. И ещё раз усмехнулся навязчивой мысли.

– Это в порядке вещей, – продолжала Шпарёва. – А если какие-то отклонения, значит, ненормальное явление. Ненормальный порядок вещей. У большого начальника всегда должен быть хороший маленький начальник, чтобы не нарушалась гармония.

– Это от характера зависит.

– Вот то-то и стало камнем преткновения. Юрий наш Максимович никогда ни под кого не подлаживался, а это нашим руководителям не по вкусу.

– На работе у него есть друзья?

– Конечно.

– Давайте, я запишу двоих-троих, – Анатолий достал записную книжку.

– Самый близкий – старый шофер, теперь уже пенсионер, но работает ещё дежурным механиком – Погодин Павел Никифорович. Потом Вакула-Рыжий. Прозвали так Викулова. Веселый, большой такой… Проскуряков Алексей Алексеевич, теперь начальником работают вместо Юры. Может быть, они не были большими друзьями, но Юра о нём всегда с уважением отзывался. Хватит, или еще?

– Пока достаточно. Друзей разыщу, а недругов и искать не надо, – пошутил Феоктистов.

– Уж кого-кого, а этих хоть пруд пруди.

– Много?

– Похоже, что да. Ещё тихонь и равнодушных. Было б мало, из партии не исключили.

– Из партии?.. За что?

– А за всё. И за саботаж, и за забастовку, и за плохую подготовку автотранспорта к техосмотру, и за принципиальность, которую, со слов Блатштейна, Щегловский называет дешевым популизмом.

– Хм, а что, есть еще и дорогой?

– Не знаю, – усмехнулась Юлия. – Видимо, для них он ценность какую-то представляет.

Феоктистов перевернул лист альбома и остановил взгляд на одной из нескольких фотографий. На ней Шпарев стоит на подножке КрАЗа. Фотограф запечатлел человека неожиданно, тот садился в машину и был, видимо, окликнут. Повёрнут в пол-оборота. Лицо не успело принять улыбки – усталое, задумчивое.

– Это я папку в прошлом году осенью сфотографировала, когда он картошку с полей работникам автопредприятия развозил, и к нам завёз, – сказала Анечка, немного наклонясь к плечу Анатолия.

От неё веяло тонким ароматом духов и юностью, он непроизвольно глубоко втянул в себя этот аромат и сдержанно выдохнул. И благодарно кивнул: спасибо… И сам не понял, за что поблагодарил: то ли за комментарий к фото, то ли за минутную, вернее, секундную радость.

Юлия Петровна тем временем продолжала:

– Он опротестовывал решение парткома комбината. Писал в горком. Но пока шло время, в горкоме секретарь сменился. Карманов, секретарь парткома комбината, стал секретарем горкома – тот, кто его исключал. Обратился к первому секретарю обкома, к товарищу Банщикову, – Юлия отмахнулась рукой, – одна компания. Собрался писать в ЦеКа.

– Юлия Петровна, вы упоминали про саботаж, про забастовку, что это? Такое вроде бы у нас не принято.

– Хм, – она дернула уголком губ в усмешке. – Отказался от незаслуженного вознаграждения, вот и весь саботаж.