Читать книгу 3 | Поэзия - Александр Левинтов - Страница 55

Всё – это финиш

И больше не будет

Этого света белесые дали

Этого солнца тепло золотое

Мы не вернемся

Мы жизнью устали

И беспощадное счастье свободы

Нам пропоет, проорет про иное

Только б остаться

Еще ненадолго

Только б еще раз

Забыться и вспомнить

Свет фонарей

Над заснувшей Москвою

Свет одинокий

В мертвых громадах

В недрах которых

Пылкие страсти

Тонкие козни

Ложь откровений

Голая правда

Ноги раздвинув

Нам зачинает

Наши проклятья

И наше забвенье

Только не это

Волна за волною

В пене и брызгах

В голеньких детях

Мы возвращаем

Свои ощущенья

Мир нереален

И наша молитва

Только не финиш

Только не финиш…

Серое, сжатое кем-то небо,

Такой же серый и низкий асфальт,

Любой шаг вправо, тем более влево —

И резким выстрелом сзади «Хальт!»

Они приходят – с войной или с миром,

Они нас учат не быть собой,

Они с серьезным ученым видом

Хотят, чтобы мы перешли на иной,

На незнакомый нам слог и говор,

Понятный им словесный обрат,

Чтобы на китчен был кук, а не повар,

чтоб воевал не боец, а зольдат.

Мы все приемлем, котлеты и виски,

Меняем природу свою на натуру,

Словно собаки, лакаем из мисок

Сникерс и пр. мировую культуру.

Соколиных распотех валеты,

Соловьиных посвистов сирень,

На прудах – крахмальные одетты,

И плывет по перелескам лень.

Май дурманный, липкие листочки,

Тихих звезд пьянящий невпопад,

Дни – стремглав, и ночи – все короче,

И любви весенней слезопад.

Все не здесь. Неведомою тенью

Мне московский нынче снится сон.

Пусть плывет над памятью моею

С дальних колоколен перезвон

Еще тепла рука, поднявшая

От ложа Смертного,

Еще в Ершалаим

Он не вошел, но чаша

Уже стоит, и налито вино

Густою кровью урожая

Садов Отца. Усердия полны,

Кресты сбивают плотники. Дорога

На Масличную гору, как всегда,

Ко дню торжеств превращена в тернистый,

Тяжелый путь хождения по мукам.

Все как и ранее, опять толпа отпустит

Тяжелого убийцу, но приткнет

К позорной смерти безобидного бродягу.

Еще легка рука, хлеба переломляя,

Она еще кормилица, петух

Еще не прокричал в ночи ни разу,

И человеку Симон ухо не отсек.

Еще смоковница покамест не засохла,

И камень затворяет вход в пещеру.

Не нам остановить событий и явлений

Неумолимый круг – предательство и муки

Терпеть не нам, а все Ему, Ему.

Так каждый год Его терзаем душу:

Он говорил «Я есть», мы говорим «Он был»…

Подслеповатой матушки Москвы

Подброшенные за грехи и недомолвки дети,

Полусироты – пустоши и нети,

Роскошной стольности простые подолы.

Мы здесь родились, здесь же и умрем,

Невзрачные, ненужные, немые,

Не ангелы, не черти – никакие,

Пропахшие дровами и углем.

Вы нас не помните, а мы имели души,

И нам – страдать, мечтать и мучиться быльем.

Вот двор, акация, веревочки с бельем

В застиранной и заспанной до слез Благуше.

Гор Соколиных призрачная высь

Над реками, которых нет в помине,

Я стар уже, я поседел и лыс,

И затихает вечер у камина.

Мной пройден путь – осталось так немного,

И все честнее взгляд в дороги окончанье:

Пунктир шагов от самого порога

Прервет – вот-вот – последнее молчанье.

Здесь все по-честному и даже нет обмана,

Жизнь – как положено, не как кому-то спелось.

Когда здоровьишко уже не по карману

А на бессмертие нужна, пожалуй, мелочь.

И стих прощальный отсветом заката

Ответит вам, зачем я приходил.

Все позади, мне ничего не надо,

Все позади, увы, все позади…

Не покидай меня, Благой и Правый,

И черных птиц не посылай.

Где б ни был я, пустой, усталый,

Измученный, больной – пускай:

Ты отпусти меня на Остров,

Под лепет яблочных садов,

Ты подари мне детство снова

И росы радужные снов.

И я – в любой дали и выси,

Из всех притонов и могил,

За нитью непрерывной мысли

Я притеку в мой Израил.

И брошусь на прощеный берег,

К корягам старых, милых ив,

Свободный от забот и денег,

И все грехи Тобой простив.

Нелегальны мысли и веселье,

И преступна молодость. Наш век

Сплошь из буден, даже воскресенья:

То воскресник, то, вообще, пробег.

Мы шалели от смертельной скуки,

Мы рвались с любого поводка.

Только свистни – тотчас ноги в руки

И вперед – до третьего звонка.

И всю жизнь – не на, а у дороги,

И всегда – а не сгонять гонца?

…Как похожи судьбы очень многих:

В Центре, на местах и на концах.

Бараки похожи один на другой

Как лужи весной, как на лицах веснушки,

И трудно сказать: «Я иду домой»

В Марьиной Роще, московской дурнушке.

Здесь нет градиентов, лишь чистая плоскость

Мыслей, линий, мятых сугробов,

Здесь быстро стареет ненужная новость,

Здесь только ночи имеют свой норов.

В пыли тополей заблудилась чья-то

Не то судьба, не то панихида,

Пустое место, конечно, не свято,

Бубновая карта, конечно, не бита.

Исчезла и роща, и граф, и притоны,

Исчезнет и то, что мы видим сегодня,

Настанет: на дальнем забытом кордоне

У рощи торгует девчонками сводня.

Я никогда со смертью не смирюсь,

Я прорасту в историю и даже

В чертоги будущих настырно прозмеюсь,

И, чтоб не умирать, пойду в разбой и кражу.

И я пребуду – памятью, судьбой,

Своею совестью, грехами и слезами,

Я к вам прорвусь, мой родословный строй,

Воспоминаниями, матом и стихами.

Когда-нибудь, но только не сейчас,

Я профланирую во вздохах или ахах

Вдоль фонарей, вагонов, мимо вас,

Чтоб вновь узнать себя на трех вокзалах.

Здесь светит старое солнце,

А новое мы не зажгли.

Нам светят красивые звезды,

Которым плевать. Мы пришли

В не нам нарисованный мир,

В не нами построенный дом,

Мы – шлаки каких-то идей,

Которые нам не понять.

В той пьесе, которая шла,

У нас ни ролей и ни мест,

Мы, зайцы, проникли сюда

Ронять декорации тень.

Здесь светит старое солнце,

А новое нам не зажечь.

Сквозь фотовспышки

Уходящего к закату

Такого юного и опьяняющего года

Под глубочайшими

И ждущими явления луны

И звезд лучистых,

Как глаза твои,

Забитыми богами небесами

Я, неуклюжий, робкий,

Опьяненный,

Счастливый до безумия,

И ты – чего ты ждешь?

Каких миров посланка?

Пусть этот водопадный месяц,

Пусть наш сентябрь

Нас не покинет, листья —

Салют любви и нежности салют.

Мы не умрем, мы навсегда

Останемся на этом месте,

Как монумент любви,

Как лучшее, что было

И что будет, и что когда-нибудь

Толпа и гении ее поймут

И назовут тобой,

Нескушный сад, Нескушный сад.

Кольцо бульваров – старица Москвы,

Где тихой памяти оборванные струи,

Кленовых листьев вычурные будни,

Дорога тишины и толчея толпы.

Мы – декорация истории твоей,

Кольцо любви, любви объятья,

Улыбки, шорохи и платья,

Дурман осенних фонарей

Здесь лица и знакомы и новы,

И узнаваем гулкий стук камней.

Я вновь пройду под сводами ночей

Кольцо бульваров – старицу Москвы

«Когда фонарики качаются шальные,

и вам из дому неохота выходить»

метели мокрые, и все дома слепые,

и путь домой мне некого спросить.

А есть ли он: мой дом и путь до дома?

А, может быть, моя судьба – вокзал?

Мне по душе – через тревогу дрема,

И в суете перрона карнавал.

Кому безлюдье площадей – угроза.

Мы жили там, навеки молодые,

В дождях, в пыли, в постах и на морозе,

«когда фонарики качаются шальные»

Годы мои, мои темные годы,

Что ж так неистово всюду ни зги?

И далеко полумрак от свободы,

Вот и кончаются сроки мои

Вы не летели,

Вы долго тянулись,

Хмурые, злые таганские ночи,

Я побелел под шальные метели,

Я отсидел под большими замками,

Молча орал я, что было мочи,

Громко молчал, что свобода – за нами.

Прошлое будто сожженная свечка,

Завтра – шестерка из грязной колоды,

Мне бы на волю, в покос да на речку…

Что ж вы несетесь, усталые годы?

Ливень, капли пузырями,

Протекают лужи и дороги,

Радуги кусок над нами

Обивает Божии пороги.

Мы промокли до последней нитки,

«Что, в кино? Но я не сумасшедший»

Прячешь ты украдки и улыбки.

Ты теперь иная, я же – прежний.

Вот и осень: август, звезды, грозы,

С тополей слетает желтый гений,

Вот и все: надежды и угрозы,

И усталость наших отношений.

«Все пройдет» – и ты права, конечно.

Ты пройдешь, во снах или стихами.

Дом твой на Верейской, на конечной,

В памяти моей под дождь стихает.

И когда-нибудь опять дожди начнутся,

Буду я влюбленный и отпетый.

И рябины будут также гнуться,

Говоря другим про наше лето.

Бреду Арбатом, хмурый и усталый,

Сквозь утренний прокуренный наждак

Трамвай не ходит, дую пешкодралом…

Себя мы потеряли – как же так?

Не греет дрожь души моей печали

Протертый до безденежья пиджак

Кругом леса, катки, свистки, педали…

Москву мы потеряли – как же так?

Кладут асфальт шальные работяги

Булыжник вывернут, траншеи, кавардак

И кто не с нами, те теперь стиляги…

Любовь мы потеряли – как же так?

И декорации меняются все время,

Трещит и ломится от перемен чердак

Покорное, но суетное племя…

Собачку потеряли – как же так?