Читать книгу Ржавое Солнце - Александр Ли - Страница 2

«Женщина в Содружестве должна быть:

1.Красивой – чтобы ей верили.

2.Умной – чтобы её не поймали.

3.Мёртвой – чтобы оставили в покое.»

Надпись на стене в развалинах Бостона.

I

Быть женщиной в Пустоши – все равно что быть ничейной пачкой сигарет на вонючем общем столе. Все хотят забрать себе, попользоваться, угостить товарища, и никто… никто не собирается тебя беречь.

Тень от прутьев падала на лицо ровными полосами, словно рисовала на её коже тюремную униформу. Клетка пахла кровью, отчаянием и человеческими экскрементами. Титька сидела, вдавив подбородок в колени.

Мысли текли одна тоскливее другой:

«Вся её жизнь состоит жутких клеток. Одни из прутьев, другие – из страха. Сначала та, куда её запихнули после смерти родителей. Потом банда Тома Башни – клетка посложнее, с призраком заботы. Теперь вот эта. И всегда найдется ублюдок вроде Тома, который думает, что может запирать и открывать тебя по своей прихоти. Нет уж. С этой клетки она выйдет только на своих условиях. Или не выйдет вовсе».

Внезапно она вспомнила какой—то клочок из своего детства… вообще то Титька старалась об этом никогда не вспоминать, лишние воспоминания – лишние слезы, но сейчас, что—то назойливо возвращалось в памяти. Как странная, расплывчатая мозаика.

Мама звала её обедать, тогда у Титьки было другое имя, совсем, другое. Она не помнила это имя. Отец, усаживающий её на колени… у него грубые сильные руки. И налет, выстрелы, страшная, вооруженная фигура в дверях.

Родителей убили у неё на глазах, а её саму, ревущую, запихали в вонючий мешок.

Так она оказалась в банде. Её конечно продали бы, зачем рейдерам ребёнок, но одна из женщин взяла её под свою опеку. Её звали Пила, непревзойденная садистка, но к Титьке она относилась с какой—то странной, озабоченной нежностью.

Рейдеры и прозвали Титьку Титькой. Ни чего и к новому имени привыкла, точнее к кличке. Тогда—то детство и кончилось. Все время нахождения в банде: кровь, стрельба, пьяные рожи рейдеров. Пила, то же иногда напивалась, в такие дни она запирала Титьку в чулан, и приводила к себе мужчин. Что там творилось Титька не видела. Она слушала как Пила кричит, стонет и думала, что Пилу пытают. Титька, плакала одна в темноте, ей было жалко свою опекуншу.

Сначала Пила не брала её с собой на «работу», а разбой она так и называла «работой», – мала ещё. Но взрослось приходила быстро. Был и первый в её жизни налёт, и первый убитый ею человек. Торговец. Её рвало после первого убийства, убитый снился ей по ночам. Скалился желтыми редкими зубами. А потом… потом отпустило.

Месяц назад Пилу убили. Том Башня позвал Титьку к себе, предложил выпить:

– Давай, за Пилу, земля ей пухом.

Титька алкоголь не любила, осталось где-то в памяти как мама ругала отца, когда он возвращался домой пьяный. Но за Пилу выпила. Она сразу захмелела, после первой рюмки. В тот вечер Том её изнасиловал. Сначала было больно, потом просто противно, от Тома воняло тухлятиной и перегаром.

После всего Титька, валяясь на грязном диване, в разорванной одежде, поклялась, что не один мужчина больше к ней в жизни не прикоснётся – лучше смерть.

Убить Тома ей просто не хватило времени, нужно было сделать это не заметно, что бы его дружки не порвали ее на клочки. Но Том оказался хитрее, во-первых, никогда не оставался один, во-вторых, не подпускал её к себе на пушечный выстрел. А несколько дней назад её связали спящую и продали за упаковку винта.

Только вчера она была свободной. Пусть с пустым желудком, но свободной… и пистолетом у пояса.

А сегодня…

Рассвет вытягивался из-за горизонта, как проволока через горло. Где-то завыли дикие собаки. Ветер шевелил обрывки плаката на стене – лицо какого-то довоенного политика улыбалось, обещая «светлое будущее».

Титька закрыла глаза. В кармане – один единственный гвоздь, подобранный ночью. Тонкий, ржавый, но зато умещается в ладонь. Единственный шанс на свободу в этой ситуации.

«Подожди, сука, – мысленно обратилась она к Тому, к этому ублюдку с головой тыквы, – Я еще тебя достану. Ты ещё будешь давится собственными зубами.»

– Не сдохла ещё? – К клетке подошел здоровяк с татуировкой, покрывавшей половину лица, будто кто-то пролил на него стакан с чернилами. Узоры складывались в кривую рожу, которая теперь усмехалась сквозь гнилые зубы.

Глаза работорговца скользнули по её фигуре – быстро, оценивающе, с вялым интересом.

– Жри! – с фальшивой щедростью он швырнул в клетку кусок мяса. Мясо ударилось о грязный пол, подняв клуб пыли, и замерло, напоминая кусок обугленного дерева.

Титька не стала ломаться и корчить из себя гордую дуру – здесь такие долго не живут. Схватила брошенную пищу. Впилась зубами.

Мясо пахло гарью и чем-то ещё, пластиковым, от чего в носу неприятно свербело, но она рвала мясо зубами и глотала, пока этот урод не передумал и не отобрал «подарок» обратно. Яростно глотала. Бездумно.

Силы. Нужны силы.

Работорговец закатился хриплым смехом, наблюдая, как она ест:

– Ха! Смотрите, как она жрет! Точь-в-точь, как мой пёс!

Его кабаньи глазки сверкали от восторга. В Пустоши развлечений немного – унижение других всегда в десятке лучших.

Титька быстро жевала и следила за палкой, лишь бы не тыкнул. Не хватало ещё и без глаза остаться. Она с блаженством сосредотачивалась на каждом кусочке мяса, на каждом движении челюстей.

Выжить. Бежать. Убить.

Последовательность действий не имел значения.

К здоровяку подошел второй работорговец, жилистый и длинный как шест, один глаз у него был закрыт черной кожаной повязкой, здоровый глаз тускло искрился язвительной иронией.

Здоровяк, услышав знакомые шаги, оглянулся:

– Не найдем мы на неё хорошего покупателя, Штырь. Тощая – как гуль… А ты за неё десять доз винта Тому отвалил, – Здоровяк презрительно сплюнул.

Штырь оскалился рядом кривых зубов:

– Найдем. Знаю я пару любителей… Том сказал, что она горячая…

– Том, за наркоту, и не такое скажет. – Здоровяк недоверчиво покачал головой.

– Ну я завтра днем попробую, её в деле… А там посмотрим, – Штырь едко посмотрел на Титьку своим ядовитым глазом, – она постарается… или я из неё кишки выну!

II

Дорога, покрытая потрескавшимся асфальтом, тянулась через Пустошь, как выпуклый шрам на высохшей коже. Справа вывернутые из-земли камни, поросшие куцым кустарником. Слева, сквозь редкие, поломанные деревья, возвышалась гигантская спутниковая тарелка. Её ржавый каркас местами прогнил насквозь, но остов всё ещё давил на окружающий пейзаж довоенным величием.

– Что это? – Сид прищурился, разглядывая конструкцию.

– Спутниковая станция «Оливия»! Гордость ВВС США, сэр! – БОБ выпрямился, чтобы быть похожим на старого, битого жизнью ветерана, но так и остался огромной громыхающей ржавой железякой.

– Гордость, говоришь? – Сид ухмыльнулся, потирая руки. – Значит, там должно быть что-то ценное…

– Сэр, мои сенсоры фиксируют признаки агрессивного поведения обитателей! – единственный глаз-детектор БОБа замигал тревожным светом.

– Стой здесь, и жди меня. – приказал Сид – пойду-ка я разнюхаю что к чему.

– Я с Вами, сэр – недовольно заурчал робот —разведка моё второе я.

– Ну конечно, – усмехнулся мусорщик, вспоминая расстрелянных ворон – лучше охраняй мой рюкзак от всяких пролетариев… или как их там?

III

Сид крался вдоль ржавого забора станции, и его тело было одним сплошным натянутым нервом. Ступни осторожно ощупывали землю, стараясь не наступить на хрустящий под ногами мусор и не выдать себя предательским треском. Горьковатый запах окисленного металла щекотал ноздри. Его глаза, будто сканеры, по привычке метались по забору, выискивая в сетке дыры для быстрого отступления – старая хитрость, которая не раз выручала его в подобных ситуациях, создавая иллюзию контроля над неизбежным хаосом Пустоши.

Но в этот раз удача отвернулась.

Из-за угла внезапно выросла массивная тень. Сид едва успел поднять голову, как грубая рука вцепилась ему в загривок, резко дёрнув захваченные волосы вверх. Слезы от боли невольно скатились к переносице.

– Ну что, крыса, решил поживиться? – прохрипел над ухом голос, пахнущий перегаром и гнилыми зубами.

Сид попытался вырваться, но здоровяк со змеиной татуировкой, оплетающей шею, был сильнее. В следующий момент кулак в шипастой перчатке врезался ему в живот.

Какая-то чувствительная внутренность неприятно хрюкнула. Острая, жгучая волна прокатилась по телу. Сид согнулся пополам, слюна брызнула на пыльный бетон. В глазах помутнело, но он ещё успел разглядеть: двоих подельников здоровяка с кривыми ножами у пояса, ржавую клетку в тени, где уже сидела тощая фигурка в рваной одежде, и свой 10-ти миллиметровый пистолет, который здоровяк засовывал себе за пояс

– Тащите его в клетку! – рыкнул гнилозубый, швырнув Сида в сторону подельников.

Его подхватили за ноги и, не церемонясь, волоком потащили по земле лицом вниз. Перед глазами поплыла сумасшедшая карусель: мелькание пыльной травы, чужих сапог, выщербленных камней. Песок забивался в рот и нос, резал глаза, а каждый острый камень на пути впивался в ободранный живот, оставляя новые кровавые полосы.

– Бля… БОБ… – только и успел прошамкать Сид, выплевывая песок. Дверь клетки захлопнулась с металлическим лязгом.

Старуха—пустошь хихикала над Сидом, громыхая флюгером на крыше станции.

IV

После того как рассвет подтолкнул солнце чуть повыше близлежащих кустов, судьба подарила и Титьке небольшое развлечение. Хотя, казалось бы… и так веселее некуда.

Она видела, как какой-то придурок, крадучись, словно крысокрот, на цыпочках, свернул с дороги прямо к станции. Титька находилась в клетке словно в наблюдательном пункте и видела ситуацию с двух сторон.

Пес здоровяка – лысый, покрытый шрамами кабель, с мордой похожей на размокший валенок, не залаял, а только заурчал, но для рейдера это видимо был знак. Хозяин и псина понимали друг друга без слов, будто два куска одного и того же дерьма. Здоровяк лишь кивнул, и стремглав бросился за серый бетонный бункер, послышались удары, матерная брань, а еще через пару минут двое рейдеров уже волокли за ноги, дергающееся, извивающееся тело, которое отчаянно пыталось цепляться ногтями за землю.

Теперь этот "счастливчик" валялся в противоположном углу клетки с расцарапанным пузом, и разорванной губой, из которой капала алая жирная кровь.

– Ты кто? – прохрипел он, фокусируя взгляд на Титьке.

Та презрительно осмотрела его – с головы до грязных ботинок, на правом каблуке красовалась лопина в виде буквы Y.

– Я, конечно, видела, всяких оленей. И двухголовых, и даже с одной головой… Но чтоб совсем безголовых…

Титька презрительно сплюнула себе под ноги:

– Ты хоть понял, куда попал? Это работорговцы, придурок.

– Ха… если ты такая умная, ты то, как сюда попала? – хмуро спросил Сид. – гордость ВВС США.

Титька, отвернувшись, промолчала. Как, как?.. дура, потому что.

Сид прислонился спиной к холодным прутьям, пытаясь игнорировать ноющую боль в животе и соленый привкус крови на губах. Его глаза, метались по клетке, по замку на двери, по окружающему лагерю – искали слабое место, возможность сбежать, хоть какой-то шанс на спасение. Но судя по грозному виду рейдеров единственным слабым звеном, был он сам.

Конечно, он надеялся, что Бобу надоест ждать и робот поедет искать «партнера по бизнесу», но это конечно даже и не надежда вовсе, а так… БОБ может хоть еще двести лет охранять его рюкзак, стоя истуканом посреди дороги. Он мысленно ругал себя за неуклюжую попытку разведки. «Разнюхать, он пошел, разнюхать… Разнюхал? Идиот. Надо было слушать железного увальня».