Читать книгу Медленный фокстрот в сельском клубе - Александр Лысков - Страница 31
Часть III
Трасса М8
Письмо Бориса
ОглавлениеИз мрачной питерской юдоли
Пишу как Брут, ни дать ни взять.
В твоей архангельской неволе
Меня презреньем наказать.
Нет кар достойных в этом мире
Для тех, кто предаёт друзей —
Зарезать, утопить в сортире,
Повесить за ухо в музей,
Колесовать, побить камнями,
Главу бесчестну отрубить,
Четвертовать, в поганом чане
Смолой залить и вскипятить.
Всё мало! Вправе ты засранца
На дыбе сутками пытать,
Проткнуть глаза, отрезать яйца,
В колодках намертво зажать.
Ещё, ты знаешь, было в моде
Ворюгу на кол посадить.
В мороз одеть не по погоде
И в проруби под лёд спустить.
Прииму всё, но не покаюсь —
Она не то чтоб хороша,
Она убийственна, как зависть,
И неуёмна, как пожар!
Тебе ль не знать Марии свойства —
В том омуте и ты тонул.
Твоё понятно беспокойство,
Точнее – бешенство акул.
Она пришла, она сказала…
Я промолчал, но был не прочь.
И заглянуть на дно бокала,
И воду в ступе потолочь.
Но получилось всё как в сказке,
Когда Иванушка взалкал —
Дурак! И вышло по-дурацки:
Козлом навек для друга стал.
И для неё – как безнадёга,
Как не доказанность дилемм…
Грех мужика лишь до порога,
Свой – баба тащит в подоле.
Она, поверив, воспарила,
Вообразила, что – жена,
А я – в цепях, седой мудила —
Законный брак, два пацана…
Она чиста, она в полёте,
Не будь ни резок, ни игрив.
Приветь её, коли не против
И коль она не супротив.
Понеже се тебе не в пору
И оскорбителен мой жест,
Я в заключенье разговора
Скажу тебе без общих мест:
Мечом, недрогнувшей рукою
Не затевай крутой резни.
Мне поделом, того я стою.
Её хотя бы не казни.
Борис
10 июня 1964 г.
…Варя печатала в планшетнике:
«Осенняя дождливая ночь за окном деревенской избы.
Керосиновая лампа на столе едва светит. На кровати в углу спит Мария. Уронив голову на стол – Иосиф.
В лампе кончается керосин. Начинает гореть фитиль. Чёрный дым струится из стеклянной трубки…»
– Опять этот огонь, этот дым, – с досадой шептала Варя.
…Кстати и дождь подоспел.
В какую-то минуту пересеклись пути «Малевича» и тучи-шатуна, похожей на пришельца из космоса на длинных ногах-щупальцах; было видно и начало дождя, и его конец – как в автомойке вдруг стало темно, стёкла словно расплавились, и весёлое облачное божество ударилось в пляс на крыше, отчего Варю прошило ознобом, и она, захлопнув планшетник, принялась натягивать на себя плед.
Из водительской кабины выглянул Нарышкин и крикнул ей с весёлым вызовом:
– А в Дублине сейчас солнце!..
И показал язык «актрисе погорелого театра».
