Читать книгу Викторианки - Александр Ливергант - Страница 3

Непревзойденная Джейн
1

Оглавление

Представим себе контурную карту мира, где заштрихованы лишь острова в Океании, а материки так и остались контурными. То же и с биографией «непревзойденной Джейн»: в жизнеописаниях создательницы современного романа, как нередко называют ныне, с легкой руки Вальтера Скотта, Джейн Остен, фактов куда меньше, чем домыслов, ответов куда меньше, чем вопросов.

О ее родителях, братьях и сестре, о доходах семьи, о быте и обычаях пасторского дома, где Джейн прожила четверть века и написала три романа из шести, о городах и поместьях многочисленных родственников, где Остенам, с их охотой (и необходимостью) к перемене мест, довелось жить, о нравах георгианской эпохи мы знаем – в том числе и из ее книг – гораздо больше и лучше, чем о ней самой.

Почин подобному «перекосу» задан был уже в первой биографии Остен, написанной через сто лет после ее рождения, в семидесятые годы позапрошлого века, сыном Джеймса Остена, старшего брата Джейн, Джеймсом Эдвардом Остеном-Ли. И показательно названной: «Памяти Джейн Остен, и другие семейные воспоминания» („A Memoir of Jane Austen and Other Family Recollections“). Вот и в дальнейших жизнеописаниях автора «Эммы» и «Гордости и предубеждения», в том числе и совсем недавних[1], «другие семейные воспоминания» оттесняют историю жизни писательницы на второй план.

Почему это так? То ли потому, что старшая сестра Джейн Кассандра Остен (выполняя волю покойной сестры? стремясь уберечь ее память от пересудов?) уничтожила большую часть их с сестрой переписки. Отчего, нетрудно догадаться, пересудов, загадок, вопросов стало у «джейнистов» не меньше, а больше.

В самом деле, почему Джейн Остен так и не вышла замуж? Отчего неоднократно отказывала претендентам на ее руку, в том числе людям знатным и состоятельным? Решила, что не по любви, как и ее героини, замуж не выйдет, или рассчитывала обеспечить себе положение в обществе литературой? Надежда в те времена еще более зыбкая, чем теперь. Как восприняла внезапное, непредвиденное расставание с возлюбленным – единственным, по-видимому, в ее жизни? Почему вначале назвала свой самый знаменитый роман, известный теперь как «Гордость и предубеждение» („Pride and Prejudice“), – «Первые впечатления»? Сколько псевдонимов у нее было? Только ли «Некая леди» и «миссис Эштон Деннис» – псевдоним, под которым она переписывалась с издателем «Нортенгерского аббатства»? От чего она умерла? Чем перед смертью так долго и мучительно болела? Почему на стене Винчестерского собора только спустя сто лет после ее смерти появилось упоминание, и то краткое, скупое, о том, что она была писательницей? Ведь еще при жизни несколько ее романов появилось в печати[2].

Да и в датировке ее книг, у которых между временем написания и годом публикации пролегает по большей части многолетняя дистанция, существует немалая путаница, непроясненность. Роман «Гордость и предубеждение», например, писался в девяностые годы восемнадцатого века, а вышел только в 1813 году; один издатель безоговорочно, даже, кажется, в рукопись не заглянув, отверг ее, а другой, спустя два десятилетия, роман напечатал, получил высокую оценку критиков и потом с успехом дважды переиздавал. Не все понятно и с «Нортенгерским аббатством»: начат был роман, который первоначально назывался «Сьюзан», в 1798 году, когда Джейн было двадцать три года, а опубликован лишь спустя год после ее смерти, в 1818-м. Неужели издателю понадобилось двадцать лет, чтобы принять решение? Верно, печатать роман безвестной двадцатилетней сочинительницы было рискованно, но ведь в десятые годы девятнадцатого века Остен уже известна, она пользовалась достаточно высокой репутацией, и лондонский издатель Джон Кросби не только ничем не рисковал, но мог неплохо заработать.

Нет согласия и в оценке значимости ее наследия – это теперь Остен – признанный классик, чьи книги многократно переиздаются, переводятся и экранизируются. Вальтер Скотт в рецензии на «Эмму» (1816) называет Остен «создательницей современного романа». Автор «Айвенго» превозносит «точность и четкость» ее искусства, «понимание человеческих отношений», «такт, с которым она рисует характеры», и, в первую очередь, – правдоподобие. Спустя сто лет Честертон отмечает ее непревзойденный комический дар, раскрывшийся уже в ранних произведениях: «За изящной, легкой светской болтовней героев утонченные читатели Джейн Остен не рассмотрели громоподобного бурлеска»[3]. Вирджиния Вулф восторгается «законченностью и совершенством» ее дарования, незаурядным художественным темпераментом. А также – ее вкладом в английскую женскую литературу: «Джейн Остен родилась задолго до того, как препоны, ограждавшие женщин от истины, были (как нас уверяют) сметены сестрами Бронте и искусно устранены Джордж Элиот. И тем не менее факт остается фактом: Джейн Остен знала о людях гораздо больше, чем каждая из них. Очень может быть, Джейн Остен и была ограждена от истины, но не истина от нее»[4]. Ричард Олдингтон, и не он один, отдает дань ее вкусу: «Дар у Остен был, возможно, более скромным и сдержанным, чем у Диккенса, зато вкус – безупречным, он никогда не изменял ей»[5]. Вообще, эпитет «сдержанный» – самый, пожалуй, ходовой в разноречивых оценках ее творчества. А вот Шарлотта Бронте высказывается об Остен весьма уничижительно: «Точное воспроизведение обыденных лиц… ни одного яркого образа… Возможно, она разумна, правдива… но до величия ей далеко»[6]. Примерно такой же смысл и у развернутой метафоры в одном из ее писем: «Ее творчество напоминает мне обнесенный высоким забором, тщательно обработанный сад с бордюром и изящными цветами, но в нем нет живого облика, нет открытого пространства, свежего воздуха, голубых холмов, ярких красок. Мне бы не хотелось жить с ее леди и джентльменами в их изысканных, но наглухо закрытых особняках»[7]. Почему-то не оценил по достоинству Остен и Теккерей, многое у нее почерпнувший.

Каким человеком она была? Одни находили ее кокеткой и болтушкой. Другие отмечали ее замкнутость, неразговорчивость. «Сидит за столом на званом обеде и помалкивает, – с некоторым неодобрением отозвалась о Джейн одна ее светская знакомая. – Как видно, обдумывает свои прелестные романы». Как выглядела? «Высокая и хрупкая, но не сутулая… – так описывает тридцатипятилетнюю Джейн ее племянница и, несмотря на разницу в возрасте, близкая подруга Анна Лефрой. – Цвет лица, какой бывает у темных шатенок. Кожа в веснушках, но гладкая, здоровый цвет лица, длинные вьющиеся волосы, очень красивые, не светлые и не темные, карие глаза, маленький нос правильной формы». «Довольно высокая и худая, – подтверждает Остен-Ли. – Здоровый румянец, круглые щеки, маленькие, хорошей формы нос и рот… Не так красива, как ее сестра, но по-своему прелестна». Судя же по портретам Джейн кисти Кассандры, прелестной ее назовешь вряд ли. Крепко сжатый, упрямый, волевой рот, пристальный взгляд… «Джейн вовсе не хороша и ужасно чопорна, не скажешь, что это девочка двенадцати лет… Джейн ломается и жеманничает», – пишет о своей кузине Филадельфия Остен[8]. «В жизни не видела другой такой хорошенькой вертушки, всецело занятой поисками мужа, как Джейн», – вспоминает некая миссис Митфорд, ее знакомая. «Никогда, ни утром, ни вечером, сколько помню, не видела ее без чепчика, – вспоминает Кэролайн, единокровная сестра Анны Лефрой. – Что ж, так принято у не очень молодых женщин». «Джейн превратилась в застывший, безмолвный перпендикуляр – образец счастливого безбрачия… В обществе на нее обращали не больше внимания, чем на кочергу или каминную решетку, – замечает другая ее приятельница, навестившая Джейн в 1815 году за два года до смерти, и добавляет: – Она так и осталась кочергой, но этой кочерги все боятся… острый язычок и проницательность, да притом еще себе на уме – это поистине страшно»[9]. По другим сведениям, Джейн даже незадолго до смерти вовсе не была «кочергой» или «каминной решеткой»; напротив того, она – права миссис Митфорд – была не синим чулком, а «хорошенькой вертушкой», любила наряды, балы, веселье, всегда, как и ее любимая героиня Элизабет Беннет, готова была шутить и смеяться – отмечали же современники ее «острый язычок и проницательность». Ее книги и письма, те немногие, что сохранились, полны описаний фасонов, шляпок, сведений о модных платьях и кавалерах; в шляпках и платьях, в отличие от кавалеров, она знала толк.

А может, виновата вовсе не Кассандра, и грустная правда в том, что жизнь создательницы «Мэнсфилд-парка» и «Чувства и чувствительности» столь неприметна, не богата событиями («образец счастливого безбрачия»), что и писать о такой жизни особенно нечего. То ли дело биография Сервантеса, Достоевского или Александра Солженицына»! В жизни Остен, в самом деле, почти нет беллетристики, в ней отсутствуют тайна рождения, пылкие страсти, странствия, загадочные повороты судьбы – все то, что делает жизнеописание занимательным, читается как приключенческий или детективный роман, на одном дыхании. «Биографии писателей стали интереснее их писаний», – с грустью замечает в своем дневнике в 1922 году Корней Чуковский[10] – нет, это не про Джейн Остен.

Но бывают ли вообще неинтересные, невыразительные жизни? Тем более жизни людей талантливых, незаурядных? Если перефразировать название популярной у нас книжной серии, то можно было бы сказать, что невыразительны не замечательные люди, а их жизнь в описании ничем не замечательных биографов.

1

См. Worsley Lucy. Jane Austen at Home. A Biography. L., Hodder and Stoughton, 2017.

2

См. Гениева Е. Обаяние простоты / Остен Д. Собрание сочинений в 3-х т. М., 1988. Т. I. C. 13.

3

Честертон Г. К. Джейн Остен. Перевод А. Ливерганта. / Честертон Г. К. Писатель в газете. М., 1984. С. 249.

4

Цит. по: Worsley L. Jane Austen at Home. P. 321.

5

Гениева Е. Обаяние простоты. С. 14–15.

6

Там же. С. 16.

7

The Letters of Charlotte Bronte, 2 vols, ed. Margaret Smith. Oxford: Clarendon Press, 2000, ii. 10.

8

См. Вулф В. Джейн Остен. Перевод И. Бернштейн / В кн.: Вулф В. Миссис Дэллоуэй. На маяк. Орландо. Волны. Флаш. Рассказы. Эссе. М., 2004. С. 815.

9

Вулф В. Джейн Остен… С. 816.

10

Чуковский К. Дневник 1901–1929. М., 1991. С. 212.

Викторианки

Подняться наверх