Читать книгу Хранитель понятий - Александр Логачев, Игорь Чубаха - Страница 2

Вроде бы надежно запертая дверь распахнулась с одного рывка настежь. И на пороге нарисовались двое. Волосики на макушках не длинней ногтя, рожи звериные, упакованные в кожу плечи вздуты качковыми холмами. В складках кожанных курток дотаивали застрявшие снежинки. В лапах стыло по масляно бликующей волыне.

Нельзя сказать, что до появления этих двоих в комнатушке царил уют. Наоборот. По врубленному на полную мощность ящику бесновались квакающие реп и тычущие чумазыми пальцами в зрителя негры. Посаженная в клетку малинового абажура лампочка давала нездоровый приторный свет и перекрашивала в папуасок расклеенных по стенам шлюшек из похабных журналов. На шершавом от грязи полу рядом с топчаном сдувшимися воздушными шариками корчились вперемешку мужские брюки и женское барахло – от юбки до панталонов.

А на топчане застыли в страхе бессовестно нагая девица с волосами, перекисленными до цвета манной каши, и парниша лет тридцати пяти-сорока. Торс в расстегнутой до пупа джинсовой рубашке, а дальше гол как сокол. Застигнутые граждане полюбовники еще пребывали в прелюдии и не достигли горизонтали.

Пока двое качков, не отводя стволов, с порога зрели открывшуюся любопытную картинку, откровенно вздыбленное мужское естество парниши опало до таких размеров, что теперь его стало можно спрятать под фиговым листком. И тогда двое наконец вошли в комнатуху, и правый благоразумно притворил за собой дверь.

Визитеры не стали объяснять кто они, зачем и почему здесь. Один остался держать обломанную по сексу парочку под прицелом, а второй, засунув пистолет куда-то себе под ремешок за спину, приблизился и вцепился в безвольно повисшую на плече дамочки руку кавалера. Кавалер не рискнул даже пикнуть.

Гость приподнял пойманную руку повыше, освобождая дамочку. И не больно, но брезгливо толкнул девку в грудь. Дескать, смирно лежи, тогда не покалечим. Девица упала на спину и закрыла глаза. Рот ее беззвучно зашевелился, наверное, вспоминала молитву. А по телеку продолжали резвиться губошлепые ниггеры и выплевывать в зрителей недожеванную реповщину.

Приблизившийся гость абсолютно молча задрал у парниши рукав выше локтя и уставился тупыми поросячьими глазками на обнажившееся предплечье, где не было ничего кроме двух прыщей и следа противооспенной прививки. Очевидно, этот гость доверял своим глазам не до конца, по этому вывернул удерживаемую чужую руку так, чтоб оголившееся предплечье стало видно во всей красе и напарнику. Теперь какое-то время, наверное секунд с пятнадцать, предплечье разглядывали оба с видом больших специалистов по предплечьям. Типа, как доктора на консилиуме, или как коллекционеры редкую монету, или как гурманы – меню в кабаке, где знаменитый шеф-повар.

Но вот загадочная процедура себя исчерпала. Подошедший ухватил за копну осветленных патл и вернул откинувшуюся девицу в прежнее сидячее положение, затем торжественно возложил безвольную пленную руку на подставленное рыхлое женское плечико, возвращая идилию, царившую до начала визита.

Проведя эти операции, гость стал медленно пятиться, причем в освободившейся руке снова появился ствол, чтоб гостя ни дай Бог не заподозрили в мягкости характера. Судя по рожам визитеров апельсин, который они только что здесь надкусили, оказался горьким грейпфруктом. Что-то другое, а не прыщи и след прививки, они надеялись разглядеть на теле отвлекшегося от любовных утех подтоптанного парниши. Может, древний знак ацтеков-инков, а может, какую-нибудь из мадонн кисти Леонардо да Винчи. Ясен пуп, копию. Но на нет – и прокурор выходной.

Девица сидела ни жива ни мертва, все также зажмурив глаза и продолжая шепелявить молитву. Негры, знай себе, прыгали молодыми козлами по экрану. А двое незванных визитеров медленно задом переступили порог и вежливо притворили дверь, ни кого не убив н не ограбив.

В коридоре их поджидала хозяйка увеселительного заведения. Губы похожей на тумбочку мадам были вытянуты в тонкую прочерченную алой тушью линию – происходящее не доставляло мадам удовольствия, но рыпаться – себе дороже. Мадам, не разжимая пасть, указала на дверь наискосок от только что притворенной. И две звериные рожи намылились туда.

Мадам семенящей походкой обогнала искателей приключений, первой подгребла к указанной двери и, выудив из связки нужный ключик, открыла нехитрый отечественный замок. При этом, надо отдать должное таланту, ни один ключ в связке не брякнул. Отодвинув хозяйку борделя в сторону и настропалив волыны, двое рывком ввалились в комнатушку.

Лишняя предосторожность. Здесь тоже пылало малиновым светом бра, также по стенам изгибались биксы из порножурналов. Тоже шумел телевизор, разве что не афроамериканцы мельтешили, а гундосил родной ведущий программы криминальных новостей:

– На вопрос нашего корреспондента, где сейчас находится его подельник, преступник ответил, что тот рыб кормит, – жаловался ведущий, – Сотрудникам милиции удалось выяснить, что это не шутка. Выяснилось, что соучастник преступления работает разнорабочим в павильене аквариумных рыбок Ленинградского зоопарка...

А вот обитателей берлоги наблюдалась всего одна штука. И глубоко до фени было обитателю, появились в этом гадюшнике посторонние, или нет. Закатав рукав рубашки, похожий на глиста давно не бритый тип целил себе в вену шприцом и злобно матерился. Рука с баяном даже не дрожала, а ходила ходуном, будто весло в академической гребле. И подлая вена никак не попадала в прицел.

Один из визитеров опять спрятал ствол, вразвалочку подшкандыбал к наркоше и заголил рукав повыше. На этом предплечье татуировка все же обнаружилась. Контур крейсера, военно-морской флаг, ДМБ... и так далее. Но не такую веселую картинку искали гости, и опять печать радости не окрылила их насупленные рожи.

К тому, что его щупает кто-то посторонний, нарк отнесся совершенно по нулям. Бывают глюки гораздо чумнее. Когда визитер отчаливал, под ногой хрустнул еще один шприц. Оказывается, тут их по полу каталось штук пять.

– ...Граната, брошенная в инкассаторскую машину, оказалась учебной, – продолжал жаловаться телеведущий.

«Еще несколько таких облав, и я на старости лет отправлюсь сшибать пустые бутылки, – прикинула похожая на тумбочку мадам, – Все равно будет больше толку!». Тяжело, но беззвучно вздохнув, так, что только дебелая грудь поднялась и опала, хозяйка повела гостей к третьей комнатке. Повторилась церемония с бесшумным отпиранием замка и нацеливанием стволов. Распахнулась от сочного уверенного толчка жалкая фанерная дверь. Сквозняк взъерошил куцые причесоны качков. И тут же в комнатенке истошно завизжала закутавшаяся в одеяло, сложившаяся дулей на топчане девица. Только нос и кулачек из одеяла торчат, а в кулачке зажат стольник с американским президентом.

Кроме лахудры здесь никого не было. Зато было распахнуто окно. И на фоне переливающегося огнями ночного Питера сеялись редкие, но большие и в натуре очень красивые снежинки.

Двое, чуть ли не отпихивая друг друга, кинулись к окну и увидали где-то на уровне второго этажа ускользающую по уходящим вниз балконам тень. Один так и остался дежурить у окна, только цыкнул на девку, чтоб заткнулась. А второй ринулся назад, едва не снес замешкавшуюся на дороге тумбочку-мадам, пронесся паровозом по облезлому коридору и выскочил на лестничную площадку. И застучал каблуками сапог-казаков по ступеням вниз, как стучали в двери энкеведешники в фильмах про тридцать седьмой год.

Подпольная публохата обреталась в обыкновенном жилом доме – хозяйка расселила неподъемную коммуналку-гребенку. Лестница была под стать. С махрово жирными перилами, с исчирканными косорылым матом стенами и засцанными ступеями. На вылете из подъезда преследователь вдумчиво сунул пятерню со стволом в карман куртофана, чтоб зазря не светиться.

Выкатился наружу. Кинул шустряки по сторонам и резкий взгляд вверх, на распахнутое окно третьего этажа за подсказкой. Тот, который остался, замахал мацалкой, дескать, жми за угол, за угол жми, лови за углом. И исчез – двинул на подмогу.

Первый метнулся за угол и тут же застыл, как вкопанный. Потому что преследуемый гаврик уже никуда не спешил. Преследуемый – тоже мужиченка среднего роста и лет около тридцати пяти-сорока – мерз на месте, задрав лапки вверх. Ясен перец, преследуемый, соскакивая с топчана так торопился, что забыл пальто. А метрах в пяти перед преследуемым притаптывал ножками, но бодро целился из пистолетика тип, как родной брат похожий на подоспевшего: рожа звериная, упакованные в кожу плечи бугрятся качковыми холмами, и даже на ходулях вечные казаки.

Тогда подоспевший, оставив волыну в кармане и не дожидаясь третьего братана, сделал три глубоких вдоха-выдоха и почапал к бегуну на короткие дистанции. Обошел, давя припорошившие землю хрусткие снежинки, по кругу. Выщелкнул лезвие выкидухи и от манжета до плеча распорол у жертвы нужный рукав пиджачка вместе с рубашкой. Наколочка на искомом месте присутствовала, хорошо различимая в лимонном свете уличных фонарей. Саламандра, впившаяся ножевочными зубками в личный чешуйчатый хвост. Только за совсем другой наколочкой охотились трое братков. Совсем другая картинка могла вернуть печать радости на эти угрюмые разъеденные рожи.

Бегун за потраченное усердие тут же получил под ложечку и по зубам. И благополучно слег в не успевшую замерзнуть лужу.

Двое со звериными рожами уже про него забыли. Дождались отсапывающегося третьего, забрались в натопленную беэмвуху и умчались дальше шерстить скользкие точки по городу. Искать до победного конца. Сегодня была их ночь.

* * *

Эти двое были обмундированы не в кожу, а в длиннополый кашемир. На слившихся с затылками шеях под расстегнутыми нараспашку шикарными пальто телепались пестрые шелковые шарфики. В остальном эти двое мало чем отличались от прочих, рыщущих по городу этой ночью охотников за вознаграждением. Такие же кактусовые стрижки, пудовые кувалдометры, такой же замораживающий взгляд из-под низких лбов. Шут их знает, почему эти двое не сбросили кашемир в гардеробе еще на первом этаже.

Двое выгребли из лифта и остановились перед охранником, вооруженным металлоискателем и какой-то несолидной газовой пукалкой в застегнутой кобуре.

– Здесь фотомодели пляшут? – угрюмо пробасил левый.

– Здесь. Ваши пригласительные билеты? – слегонца поднапрягся секьюрити. Просто при появлении этих двоих узел галстука еще сильнее врезался ему в кадык.

Правый недобро ухмыльнулся и из кармана пальто протянул охраннику в одной лапище мобилу и визитную карточку:

– Хочешь, побазарь с воеводой.

Секьюрити облизал визитку шустрыми глазками и посторонился. Типа, зачем важных людей по такому пустяку беспокоить? Обмахивать еле втискивающихся по одному в дверь гоблинов миноискателем он тоже не стал. На входе в отель их уже должны были проверить. А что, ему больше всех надо?

Мордовороты солидно, не спеша и даже с детским любопытством озираясь, протопали насквозь вытянутый, заставленный барной стойкой, столиками, пуфиками и фикусами зал. За стойкой дремал черно-белый бармен, на столиках сохли объедки и испарялось недопитое манерное пойло из фужеров. У окна косяк журналистов обгладывал личную жизнь с расфуфыренного бархатом пузатенького модельера-гомика. И в общем ежу было понятно, что светская жизнь отсюда уже свалила в соседний зал, где собственно на подиуме и творился показ мод.

Именно на входе в соседний зал пара распалась. Правый вдоль спин усаженных на концертные стулья зрителей прошагал в угол, где и подпер стену. Левый с видом имеющего на это право авторитетного гражданина по краю взошел на подиум и задвинулся за левую кулису. Он только на секунду угодил в край овальной серебристой лужи софитного света, остальной зал и зрители шушукались в темноте. Его рожу никто не рассмотрел, на него почти не обратили внимание, потому как зрители обсуждали шмотки на вихляво разгуливающих по подиуму стройненьких мальчишечках.

Узкие в бедрах и расклешенные от колена оранжевые брючки, двубортный очень узкий в плечах темно-синий костюмчик в тонкую белую полоску, джинсики серого денима. И, тьфу, какая погань, шерты-трусики! Лиловая приталенная футболочка с пляшущими по пузу человечками, белоснежная расстегнутая до матни сорочка с широкими манжетами и воротником, а под ней такая срань, что мать его – вытатуированные листочки, цветочки и ягодки. И это на торсе здорового двадцатилетнего типа Алена Делона!

Засевшему за кулису битюгу не подфартило и с тылу. Там его презрительно обфыркали переодевающиеся в душной тесноте полуголые девицы. Каждой он в пупок дышал по росту, каждую задушил бы со смаком собственными мослами, не будь у него делов поважнее.

– Какой невежливый мужчинка, – в никуда аукнула одна блондинка, без смущения освобождая от приплясывающих сисек люминисцентный бюсгальтер.

– Надо позвать охрану, – вяло поддакнула вторая блондинка, так и сяк прилаживая парик.

– Мои галифе никто не видел? – втискивалась в теснейшую майку третья блондинка.

– Спроси у этого дядьки, может, он – фетишист? – разделалась с париком вторая и принялась попадать длинной, будто ствол снайперской винтовки, ножкой во что-то ажурное и прозрачное вроде неглиже.

От манекенщиц одуряюще перло кислыми духами. Где-то рядом колонка сюрчала в зал такой же кислой музычкой. Битюг прел в кашемировом пальто, и казалось, совершенно не слышал покалывающих спину девичьих оскорбушек. Также он не спешил вытаскивать из кармана черно-белую листовку «Голосуйте за...» с портретом, он уже вызубрил застигнутую там личность назубок.

Приторная музычка захлебнулась.

– А сейчас, – загудел микрофон, – свою коллекцию женских клубных нарядов представит молодой модельер Олег Соломенко!

Модельные мальчишечки гуськом, расшаркиваясь, убрались за противоположную кулису подиума.

– Ну же, сервант, отвали с прохода, – несмело постучала костяшками пальцев в кашемировую спину та, что при парике.

Но «сервант» не отвалил. А тот – правый битюг, что подпирал стену – ляпнул пятерней по выключателю, будто муху бьет, и под потолком вспыхнули помпезные люстры фраерского хрусталя. В зале оторопело затрясли чубами и серьгами. В зале сонно промаргивались богемные бобры и суслики. Высунув мурло из-за кулисы, щурясь на режущий свет, «сервант» спешно стал отщелкивать глазами одно потеющее в зале лицо за другим. А потеющие в зале персоны продолжали недоуменно вертеть головами. Типа, непонятка.

Так продолжалось секунд десять. И уже из-за центрового столика организаторов шоу какой-то прыткий молодой человек заспешил к врубившему верхний свет гоблину под лозунгом «Что вы себе позволяете?». Но держащий лапу на пульсе выключателя детина не дал юноше всласть повозмущаться и нарваться на кулак. Уловив микронный кивок от напарника со сцены, детина благополучно вырубил свет и без суеты и спешки отчалил обратной дорогой.

Ропот со стульев его не касался. С напарником он пересекся в предидущем зале, где по прежнему дремал по стойке смирно бармен, но две официантки уже сгребали объедки на подносы.

– Куда теперь? – рассеяно теребя черно-белую предвыборную листовку в кармане, спросил тот, который имел удовольствие пообщаться с фотомоделями.

– В «Талеон», – сверился со списком подельник и стал на ходу огрызком карандаша вычеркивать из шпаргалки гостиницу «Европейская».

– Ты че? Здесь же по этажам кабаков еще не меньше трех непрочесанных!

И эти двое, в кашемире, и те трое, которые шерстили скромный публичный дом, по понятиям случившейся охоты были так себе – загонщики, шелупонь, осадки на грядке. Поставившие на везуху охотники за вознаграждением. Каким-нибудь боком прослышав, что за голову еще вчера очень важного человека нынче сулят крутые бабки, несколько таких командочек ринулось полосовать ночь. Они опирались на зыбкие слухи и смутные приметы, и результата от этих тимуров всерьез никто не ждал. Но и тормозить отморозков никто не спешил. В жизни всегда есть место халяве.

Однако серьезные люди вели охоту на зафотканого на черно-белом сорванном с забора агитационном плакатике человека совсем другими способами – самыми серьезными способами.

* * *

Арбуз висел вверх ногами. Носом пытался достать до колен. Пыжился, но не доставал. Мешало брюхо, гуляющее складками под звездным американским флагом. Флаг украшал свитер спереди, а со спины его прикрывал Майк Тайсон.

Поскрипывали перекладины шведской стенки, раскачиваемые абордажно хваткими крюками. Крюки держали турник, а на трубе турника перегибались Арбузовы колени. Арбуз сочился потом, но уперто продолжал качать пресс.

Из кармана широких штанов выскользнула монета и спикировала на гимнастический мат. Вслед за монетой на мат соскочил пылающий рожей Арбуз.

– Не вломак тебе? – Чек прицелился и, натужно крякнув, отправил мяч в кольцо. Постучать бы перед броском мячом об пол, поймать бы после бодрого отскока от щита, да кожаная сфера была набита песком и не предназначена для баскетбольных утех.

– А чё еще? – Арбуз отыскал дезертировавший рубль и вернул карману.

Содрогнув щит, песочный мяч чуть не снес лишенное сетки кольцо, и гигантским перезревшим фруктом шлепнулся на деревянный пол.

– Сообразим в минус пять по стошке баксовых?

– Да ну его! Давай я в лабаз за картами сгоняю!

– Сгоняешь ты, как же, – и Чек глазами показал на гору из гимнастических матов в центре зала. К матам была прислонена половинка стола для пинг-понга. От зеленой с остатками белой разметки плоскости отскакивал целлулоидный шарик. Отскакивал, чтоб получить подзатыльник от ракетки типа «сухарь». Гайдука ничуть не утомляла стукотня, он с самого утра лупасил по шарику, развлекался настольно-тениссным онанизмом, прерываясь лишь на Шрамов.

Убедившись, что Гайдук его спиной увидеть не может, Арбуз направил на молдованина указательный палец, а потом постучал ладонью по неплотно сжатой ладони другой лапы. Сегодня этот баран типа на коне, пригодился папам, он и рад повыеживаться. А завтра в деле поставят точку, баран опустится со своего чердака на общий этаж, и мы ему припомним все понты. Гайдук понтовался дешево, строил из себя ротного старшину: дурь не курить, не пить даже пива, никуда не отлучаться.

Арбуз обреченно вздохнул, дескать, надо перетерпеть этот день или дни, и пошел шарить по кладовкам бывшей ДЮСШ «Орленок». Хоть что-то еще нашарить, хоть чем-то новеньким развлечься.

За окном спортзала простаивал стадион. Снежные навалы на поле и вокруг не расчищались ни бульдозерами, ни лопатами. Каток на зиму не заливали, лыжники круги не наматывали. Вкупе с разлагающимися трибунами, сгнившими плакатами вроде «Дорогу олимпийскому резерву!» и революционной разрухой помещений детско-юношеская спортшкола имела постядерный вид. Удачным приложением к пейзажу служила захолустная тишина. А кому ее здесь нарушать, на окраине Старой деревни, на краю города?

По причине тишины тарахтение мотора можно было услышать еще на подъезде автомобилей к бывшей кузнице спортивных талантов.

Гайдук поймал шарик, сунул в карман, ракетку бросил на маты.

– Арбуз! – Чек свистнул в два пальца.

Арбуз вышел из бывшей раздевалки, вертя, как нунчаками, сложенной пополам скакалкой.

– Душить ею хорошо. – Арбуз по-пастушьи щелкнул скакалкой по полу.

– Возьми баб наказывать, – посоветовал Чек.

– Гляди, как бы самому не пригодилось, – мрачно предупредил Гайдук. – На петлю.

Мимо окон по направлению к крыльцу проехал джип.

Гайдук встал около двери, поставил ботинок на перекладину шведской лестницы, облокотился на колено. Узкий, жилистый, сумрачный и по-злому собранный, молдаванин смотрелся опасно. Арбуз, расставшись со скакалкой, вытащил из кожаного пальто, перекинутого через «коня», волыну, засунул за пояс под свитер.

В предбаннике затопали, забубнили. Дверь распахнулась. В облаках морозного пара, оставляя за собой грязные следы, в спортзал ввалилась компания из трех человек. Не дружная компания – двое грубо толкали перед собой третьего.

– Любуйтесь. Он? – пихнул доставленного в спину один из конвоиров.

Гайдуку хватило полвзгляда.

– Нет. И близко не лежало.

– Ты посмотри на татуировку! – загорячился конвоир и принялся сдирать с мелкого, покорного, с физией денатуратного бухарика, офонарело вращающего вылупленными глазами мужика затрапезный зеленый пуховик.

– Чего смотреть, – Гайдук перевел взгляд на второго конвоира. – Жратву привезли?

– В машине, – ответил молдованину второй из команды поисковиков. – Сейчас схожу.

– Нет, ты посмотри! – настаивал первый, выдергивая из рукава грязной рубахи худую бледную руку мужика.

Мужик вел себя, как доброволец на донорском пункте, только тихонечко подрагивал и подскуливал. Показалась долгожданная наколка. Молния, пронзающая тюремную решетку. Грязная молния, пронзающая забуревшую от подвальной копоти тюремную решетку. Чуя пафосность момента, пленник даже перестал скулить.

– Где накололи-то? – спросил Чек.

– Сидел я, ребята, – дрожа, выдавил мужичок. – Там и с-сделал.

Арбуз неосторожно попал под струю выдоха и отступил на два шага, морща шнобель.

– А Шрама такого не знаешь? Во, братва, еще едут! – Чек вытянул руку к окну, за которым промелькнула бело-красная «Скорая». – Так спрашиваю, Шрама знаешь?

– Не приходилось. – сделал очень искренние глаза синяк.

Гайдук тем временем принял из рук второго ловца Шрамов две двухлитровые бомбы кока-колы и бумажные мак-дональдсовские пакеты.

– Опять ты, Панцирь, мусору навез, – осклабился Арбуз.

– Ты фильтруй базар, Арбузище! – взвился первый конвоир по кликухе Панцирь. – Рост средний? Средний. Наколка на месте? На месте.

– Какой же средний! Гляделку разуй! Карлик форменный. Вот у Чека средний. А морда? Какой это на хер авторитет?

– Сам ты авторитет! Говорили, не попадаться на видуху, что Шрам может закраситься под любого.

– Так не закрасишься. Тут пить надо конкретно и старательно.

Мужик, вокруг которого мотался базар, глупо моргал и беспрерывно облизывал обветренные губы. Нырять голой рукой в рукав без особого приглашения боялся.

– Слушай, ты! – Панцирь, доведенный выпавшей идиотской работой и подколками Арбуза, распалился не на шутку. – Охренел в корягу от безделья, да?! Иди на своем «козле» покрутись, газы выпусти!

Панцирь показал на гимнастический снаряд, украшенный, как попоной, кожаным пальто Арбуза.

– А за козла ответишь, – глухо процедил Арбуз. – Это «конь», Панцирь...

Набухающую ссору прекратило прибытие новой поисковой группы. В приоткрытую дверь из предбанника залетело:

– Я – Шрам, и всех вас на балде вертел! Мои пацаны отпидарасят вас, как свиней! Шакалы гнойные, вы поймете, что такое Шрам!

– Кажись, окончились наши мучения, – не в силах удерживать расплывающуюся по роже счастливую улыбку, пробасил Чек.

Из коридора доносились звуки возни. Что-то рушилось, что-то с грохотом катилось. Доставленный Шрам упирался изо всех сил, хватался за все выступы и предметы. И не прекращал орать:

– Шрама не возьмешь! Шрам вам всем яйца пооткручивает!

Гайдук, составив бутылки и пакеты на пол, вновь принял охотничью стойку у двери. Смуглая харя еще больше заострилась. Рука огладила карман, который, следовало полагать, кроме шарика заполняло и что-то посерьезней.

Чек и Арбуз предполагали, что Гайдук не просто хорошо знал в лицо виршевского пахана и не мог ни с кем спутать – вот из-за чего молдаванина назначили на опознание – но и какие-то суровые личные счеты были у него со Шрамом. Но спрашивать молдованина напрямую не торопились.

Наконец Шрама доволокли до двери и пропихнули в спортзал, где он тут же попал в клещи Арбуза, Чека и двух давешних конвоиров. Сзади подсобили двое новых гоблиов. На помощь, выслуживая лучшую долю и отравляя выхлопом атмосферу, пришел и невинно задержанный мужик. Шрама, не шибко рослого, широченного в плечах и пьяного в дым, завалили на пол. Пригодилась скакалка, ею Арбуз принялся обматывать запястья виршевского главаря. Шрам (он почему-то был в спортивных трусах, куртке типа кимоно и в пляжных шлепанцах) крыл матом, ерзал, будто кастрируемый баран, лягался и, изловчившись, кусил одного из вязальщиков за палец. Невезучий конвоир из второй партии, вопя, заскакал по залу.

– Вот так, сука, знай Шрама! Вернись назад, я тебе пенис откушу!

Никто не следил за тем, чем занят Гайдук. А он подобрал набитый песком мяч, подошел к скучившимся на пятачке возле двери людям и, подняв над головой, опустил кожаную сферу на бритую макушку Шрама. Виршевец враз потух.

– Убить можешь! – вскочил с пола Арбуз. – Нас же всех потом!..

– Не Шрам это, – успокоил его Гайдук. – Хотя даже харей смахивает.

– Как не Шрам? – спросил кто-то из доставлял.

– Да так, – Гайдук выглядел разочарованным не менее остальных. – Не Шрам, да и все. Где вы его отрыли?

– В банях на Красных текстильщиков. Гудел там с барыгами какими-то и прошмандовками. Ну, он сразу, как услыхал, кого мы ищем, так распонтовался, дескать, «Я – Шрам, и чего дальше!?»

– Наколку, конечно, не зырили?

– Да не до нее! Забыли, Гайдук. Думали, раз сам растопыривается, точно он. Да как тут вспомнишь, слушай! Хорошо, шмара какая-то по балде его фуфырем из-под шипучки огрела, а то шмалять бы пришлось. Ну, в потолок сперва, и по ногам потом. Иди, угомони такого лося. Видать, и шмару он достал до трясучки.

– Ну, с нашим, понятно, – вмешался в разговор доставляла из первой поисковой партии. – Да не трясись, мужик. Не тронем. У метро высадим. («Если начнем трогать, – подумалось в этот момент Чеку, – то впору будет открывать спецкладбище под ложных Шрамов») А куда этого полудурка?

Успокоенный синяк наконец стал пихать руку в рукав.

– Вышвырните по дороге, не снимая скакалки, – порекомендовал Гайдук. – Если не лень – везите до вытрезвиловки или прямо в дурдом.

– Может сперва допросить? – предложил Арбуз.

– Допроси, если не влом, – легко согласился молдаванин. – Про баню, барыг и девок. Потом сам повезешь. Лично я жрать сажусь. – Гайдук вытащил из кармана пинг-понговский шарик из белого целлулоида и стукнул им о пол. – Кажется, нам еще долго придется тут торчать. – и в речуге его уже не колосилась надежда. А ведь не просто так, ради сирой пятихатки баксовой, подрядился молдаван сличать рожи. Вот он – палец – Шрамом в камере сломанный и только заживший ноет на непогоду, вот она – обида жгучая в душе зудит.

И сшиблись они летом в изоляторе «Углы» по пустому, Гайдук не признал авторитета. Но от этого обида хилее не становится.