Читать книгу ПРОФСОЮЗ КИЛЛЕРОВ. Премия им. Ф.М. Достоевского - Александр Лонс - Страница 4

Кто ж знал, что уже при въезде в город Петра придется столкнуться с какой-то нежитью1. Опять встретиться. Первый раз такое случилось в Москве, почти в самом ее центре. Я тогда тесно сотрудничал с одним скучным учреждением, размещенным в новом стеклянно-бетонном здании в двух шагах от Кадашевской набережной. ООО «ЮниКод» занималось бизнес-консалтингом в области электронного документооборота, бухгалтерского учета, налогообложения и хозяйственного права. На самом деле, то была лишь вывеска, а серьезно там работали над совсем иными вещами. Впрочем, не о том я, после как-нибудь расскажу.

Помнится, ведущий менеджер этой фирмы, с которым у меня были служебные дела, подтвердил согласие на очередную встречу, но сразу предупредил: с часу у него обед, поэтому или не опаздывать, или приходить сразу после двух. Время я рассчитал точно – должен был успеть за полчаса до перерыва. Но тогда сильно не повезло и что-то случилось на линии метро. Поезд простоял в тоннеле минут тридцать, и я опоздал. Вышел со станции только без пяти час. Целый час нужно было на что-то убить и чем-то занять, желательно приятным и полезным. Пошел в Молодую Гвардию, посмотрел новинки фантастики, купил толстенный роман Стивена Кинга – «Томминокеры», взял бесплатную газету, заглянул в пару ларьков и медленно направился на Кадашевскую. Я вообще очень любил набережные и берега водоемов, поэтому если выдавалось время, всегда старался посидеть вот так, у воды.

На гранитных ступеньках, что ведут к воде, никого не оказалось, я постелил бесплатную газетку, положил сверху толстую книгу и сел сам, порадовавшись, что с собой нет ничего лишнего и можно использовать том известного мастера хоррора в качестве переносного сидения.

День выдался холодный, и в середине рабочего времени никого на этой части набережной не наблюдалось. Но не успел я предаться праздному созерцанию, как рядом кто-то хрипло прочистил горло. Мужик по виду выглядел лет на сорок пять – пятьдесят. Откуда он взялся? В брезентовой полувоенной накидке с капюшоном, серой кепке и резиновых сапогах. Так обычно лет тридцать назад одевались рыбаки, охотники или грибники, а сегодня увидеть такого дядю в самом центре столицы было, по меньшей мере, странно. Я почти не удивился, заметив в руках у незнакомца длинный импортный спиннинг. У самых сапог рыбака сидел здоровенный черный кот, безразлично посмотревший своими желтыми глазами с узкими вертикальными зрачками. В середине Москвы ловить рыбу? С котом? С другой стороны – чего только не бывает на этом свете! Я уже хотел было перейти куда-нибудь подальше – не люблю, когда нарушают уединение, но не успел:

– Извините меня за бестактность, – вдруг обратился ко мне рыбак, – не одолжите мне эту книгу? Мне очень, прямо сейчас нужно! – он показал рукой на «Томминокеров». – Я не могу отсюда отойти, а вы себе еще купите – я бы вам заплатил, да и приплатил даже за неудобство, но в данный момент у меня с собой нет денег… Может – позже?

– А что? Берите насовсем и читайте, – отчего-то сразу согласился я, вдруг испытав неожиданный приступ альтруизма. Мужик казался вполне нормальным дядькой. Только сейчас я узнал в нем охранника. Того самого, что встретился мне в стоящем неподалеку офисном здании еще в первый приезд сюда. – Я вам ее так подарю.

– О, спасибо! – обрадовался рыбак, принимая книгу из моих рук. – Люблю, знаете ли, Стивена Кинга, а этот роман не читал еще. Не успел почему-то. Я у Стивена практически все прочитал, но на меня особенно потрясла «Долгая прогулка». Понравилась «Буря столетия», но конец немного разочаровал – я ждал чего-то иного. Точнее, надеялся, что сущность Андре Линожа окажется другой. Так же понравилось «Безнадега», но опять подкачал конец, у меня сложилось впечатление, что автору просто надоело писать и он быстренько смял концовку. А вы не пожалеете, что выручили меня. Заходите, если что.

С этими словами рыбак повернулся и растворился в воздухе. Вместе с ним пропали спиннинг, черный кот и «Томминокеры».

Почему я тогда не упал в воду, даже не могу сказать. Мог бы и упасть. Бессознательно, как лунатик, я прошелся туда-сюда по набережной, а когда настало время, отправился к своему менеджеру. Фирма «ЮниКод» арендовала этаж нового здания, где располагался некий коммерческий банк. Вся встреча прошла в каком-то полусне и на полном автопилоте. Подписав необходимые бумаги и получив то, что требовалось, я снова бросился на набережную к гранитным ступеням. Рыбак уже сидел тут, но без удочки и без черного кота. Будто бы и не исчезал никуда. Рискуя простудить себе задницу, я молча сел рядом и стал ждать. Почему-то мне тогда показалось, что я обязательно все узнаю, и этот странный мужик просто обязан заверить меня, что я еще не окончательно сошел с ума. Некоторое время мы молчали, глядя на серую воду, по которой плыли радужные бензиновые пятна. Сидя на набережной, я впервые не почувствовал нормального для таких случаев веселого возбуждения и подъема настроения. Меня раздирало любопытство.

– Вот, подложи под себя, а то заболеешь, – рыбак, перейдя на «ты», протянул деревянную дощечку – как раз, чтобы удобно сидеть. – Я – хранитель, – просто и спокойно заявил «рыбак». – Хранитель этого места. Давно уже, лет семьсот. Вот мои владения – кусок набережной от моста и до того угла. Эти дома тоже мои, до самого переулка. Хотя для нас, хранителей – семь сотен лет вообще-то не возраст. Город, правда, ставит свои правила, и хранители тут надолго не задерживаются. Вот если леший или болотник – он может тысячелетиями жить в своем месте, но если лес вырубят или болото осушат, то все – беда хранителю. Мало кто сможет приспособиться к новым условиям. Я же, как в хранители попал? Было дело при блаженном князе… дай Бог памяти… Юрии Данииловиче, да. Москва уже давно стояла, но там, за рекой, здесь же еще диковато было, хоть и беспокойно. С юга частенько всякие лихие люди набегали: то татары наскочат, то соседние удельные князья, то обычные разбойники. Но главные торные дороги тоже на юг тянулись и здесь расходились – одна на Каширу и Серпухов шла, а вторая вела на Калугу. Прямо на этом месте, у развилки, кабак стоял, а место-то сырое было, болотистое. Вон там луга шли, а чуть дальше уже лес стеной. Я-то книжником был, ученым человеком. А народ в ту пору простой жил, незатейливый. Книжников люди хоть и уважали, но побаивались, и что уж греха таить – не очень-то любили и не сильно жаловали. Так уж все приключилось, что жена у меня в тот год померла. Родами. Может – повитуха неловкая попалась, может так судьбе стало угодно, но и младенец синенький родился, так и не закричал ни разу – тут же помер: пуповиной за шейку обмотался. Схоронил я жену вместе с дитем, сделал все по-христиански, и пошел горе свое заливать – подальше за Москву-реку, в стоявший тут вот кабак. Любил я очень свою жену и себя винил в ее смерти – надо было другую повитуху звать, говорили же мне знающие люди… Эх… Долго я пил, а когда пропил почти все и вышел по нужде, так чуть не упал мордой в грязь. А когда немного в голове прояснилось, вижу – идет прямо на меня болотный дед. Весь светится и как-то вроде бы даже побаивается меня. Я-то болотников сызмальства знал – еще детьми по ночам с мальчишками на болота бегал, в трясину палки кидал. Дурак совсем был. Это потом, когда меня в обучение отдали… но здесь разговор особый, к нашей теме отношения не имеющий. Так вот, подходит ко мне болотник и говорит: «Здравствуй, добрый человек. Разговор к тебе». Ну, не совсем так, конечно, сказал, не этими словами, но смысл такой, а сами-то слова не столь уж важны – меняются слова-то, за семь веков язык иным стал. Я в ту пору уже с уважением научился к болотникам относиться. И к болотникам, и к лесным хозяевам, и к полевикам, да и водяных не обижал никогда. Знал я, кто такие хранители и сколь трудна и нелегка их доля. Поздоровался я в ответ со всем почтением, и жду: что будет? А хранитель и говорит: «Вот смотрю я на тебя, и вижу – молодой ты еще и глупый. Жизнь свою потерять хоть завтра можешь». «А что моя жизнь? – отвечаю. – Без моей Евдокиюшки мне уже жизни на этом свете нет. Дом за долги отдам и пойду по миру или к разбойникам в лес подамся. А там, сам знаешь, люди долго не живут. Или хворь какая сгноит, или добрые люди на вилы насадят, или тати башку с плеч долой снесут, а то и в полон уведут». А дед мне и говорит: «Подожди себя хоронить, еще поживешь. И как поживешь! Хочешь хранителем стать? Мое место занять?» Я тогда чуть не грохнулся – вовремя сел на землю. Удивился страшно. Но не желал я быть болотником – все-таки какая-никакая, а нечистая сила, что же мне – душу губить? На такое я идти не хотел. Но болотный дед не унимался: «Ты, говорит, чего от себя теряешь? Да ничего! Жизни у тебя, сам говоришь, нет уже, а если мое место займешь – то лет триста проживешь, это уж точно…» «Как триста? – говорю. – А душа как же?» «Что душа? Ты ее видел душу эту? Попов своих наслушался, а у вашего-то попа, разве ж у него душа есть? Вот то-то! А триста лет – самое малое, – говорит болотник. – Ты и много более проживешь, если, конечно, справно службу нести будешь и на рожон не полезешь. Человек ты умный, книжный, поселишься здесь, примешь облик поувереннее и живи себе книжки читай. Ты, погоди, не перебивай меня, я тебя всему научу, все тебе растолкую, если сговоримся. А пока – подумай вот до следующей ночи. Приходи в это же время, как луна взойдет, и ответ свой дашь. А мне уже плохо тут – людей стало много, болото мое совсем загадили, всякое непотребное стали топить, скоро оно и совсем засохнет. Не могу я тут больше. Пора бы мне на покой, а ты молодой, крепкий, справишься». Вот так сказал и растаял туманом. А на другую ночь, когда луна выползла, я пришел и согласился. А потом и хранителем стал…

Тут мой собеседник замолчал. Сам же я тоже помалкивал, хорошо понимая, что разговор пока не закончен и паузу нельзя нарушать ни в коем случае.

– Ты хочешь спросить, почему я тебе все это рассказываю, да еще и книжку задарма выпросил? Ты тоже не так прост, если тебя к начальнику отдела «ЮниКода» доставили. Опять вот, смотрю, туда сегодня ходил. Это так просто не бывает. Я же знаю, чем эти ребята там занимаются, мне все необходимо знать, что на моей земле происходит. Хорошее дело, кстати, нужное. Я бы и сам не отказался, но нельзя мне, да и не смогу – я к своему месту прикован, к своему миру. Вот и живу с тех пор здесь. Уходить со своего места не могу, не положено, запрет. Сначала я при кабаке том поселился, а как хозяин помер, то стал я вместо него, на чем и крест целовал. А место мое постепенно сжалось, как город тут строить начали. А когда канал выкопали, то и другие хранители потеснили. Но ничего – с соседями я всегда ладил, да и какие у нас с ними могут быть трудности? А я всегда при деле – сейчас-то дома-то вон какие! Новый вот еще построили, – он показал на банк, из которого я не так давно вышел. – А я то дворником выгляжу, то охранником, то сторожем, то вообще никак не выгляжу. Квартира у меня здесь служебная – всегда кров над головой, и всегда я при деле. Без меня тут все в запустение придет, как все время случается у плохих хранителей. Видел же такие места? Как ступишь туда – так сразу мерзко, противно, тошно делается. Поэтому я тебе вот что посоветую, – продолжал хранитель, – если попадешь в хорошее место, а у тебя там какие-то серьезные проблемы или трудности возникнут, то сразу к местному хранителю адресуйся. Или к хранительнице, смотря кто там хозяйствует. Если правильно обратишься, то всегда поможет. А как обращаться – я тебя сейчас научу. Должен же я чем-то заплатить за Стивена Кинга…

И научил! Я запомнил нужные слова, но задвинул их, как и всю историю с рыбаком, в самую глубину архива памяти.

* * *

Все это вспоминалось и думалось, пока я шел от Московского вокзала к станции метро «Маяковская».

Впрочем, сама мысль, поехать в какое-нибудь удаленное тихое местечко для отдыха, родилась неожиданно, но вполне закономерно.

Мир вдруг начал выглядеть в моих глазах каким-то маленьким, серым, грязным, пакостным и усталым, это навевало нехорошие подозрения и вызывало тревожные думы. Напрягала неспокойная обстановка, как в самом мире, так и в отдельной стране. Активизировались террористы, разваливались атомные станции, рушились государственные режимы, чиновники всех рангов погрязли в коррупции и воровстве, поэтому захотелось свежести ощущений, праздника, утренней прохлады, живого пения птиц за окном и вообще – разнообразия. Надоели пустые разговоры о либерализме, правах человека, гуманистических ценностях, политкорректности и прочей ерунде. Почему-то мало кто говорит вслух, что «гуманистические ценности» это роскошь, доступная только богатым и благополучным странам, пока у государства нет значительных задач, требующих срочных и эффективных решений. Лишь в условиях благополучия можно позволить себе быть гуманным, да и то лишь до тех пор, пока всякие разные проблемы не возникнут снова.

Короче, остро понадобилось увидеть еще один кусочек этого мира. Желательно нестандартный и неожиданный кусочек, лишенный социальной или какой другой напряженности. Но вообще-то, к самому решению меня грубо подтолкнули, об этом чуть позже.

Мир с возрастом вообще делается меньше, вот что думаю. Давным-давно, когда был ребенком, то большую часть времени пропадал на улице. Тогда время текло медленнее, компьютеры были большими, программы маленькими, Интернета не существовало вообще, а книги приходилось доставать, поэтому я обитал за домом, в чужих дворах, на каких-то пустырях и в ближайшем лесу. Буквально жил там, в зарослях бурьяна, в кустах, под деревьями. Знал, какие растения, в случае чего, можно съесть, а какие ни за что не надо; какими можно остановить кровь, а какими вызвать рвоту; куда можно пойти, чтобы там незаметно пописать, не привлекая чужого внимания; какой жук красиво летает, если его запускать в полутемной комнате, а от какого насекомого нужно убегать со всех ног, потому что если ужалит, то трындец. Часто открывал для себя новые места, потаенные тропы и неизведанные пути, и это было замечательно: вот он – огромный и удивительный мир! Став старше, тоже почти все время проводил во дворе и окружающем пространстве. Осваивал свой город, ближайшие его районы и улицы. Меня завораживали уже не растения и жуки, а дворы, дома, заводы и стройки. Некоторые из них были просто поразительны и заполнены какой-то своеобразной городской магией. Ну и люди, конечно. Они казались такими яркими, интересными, открытыми, пламенными. При этом всегда знал, к кому из приятелей можно обратиться в случае беды, а к кому лучше не подходить на пушечный выстрел, потому что дома у него пьяный отец и парализованный дедушка.

Потом все это ушло, но зато наступила работа. Мир вдруг начал сереть и сжиматься до кусочков: мой дом, моя работа и мои друзья. В какой-то день вдруг стало заметно, что весь двор зарос травой и бурьяном, а я настойчиво продолжаю идти по асфальтированной дорожке. Идти нехожеными тропами казалось невозможным, а сама мысль перелезть через забор или отлить в гаражах приводила в ужас, не говоря уж о возможности пройти сквозь эти гаражи и сократить дорогу. Друзья совсем отдалились – разъехались, переженились, озаботились трудностями, ушли в себя. Вот тогда-то я и понял, что со мной происходит нечто неправильное и очень гнусное. Совсем потом мир еще более сократился, до квартиры, работы, супермаркета, моего автомобиля да трех компьютеров: двух стационарных и одного ноутбука. Главное, чтоб с широкополосным и безлимитным интернетом.

Но пансионат! Несмотря ни на что такое, сам бы никогда туда не поехал. Помог случай.

Иногда случается так, что какое-то событие выпадает неожиданно и не совсем вовремя. Собственно, так оно и происходит обычно. Но, чаще всего, мы сами и провоцируем отдельные происшествия, а потом еще долго расхлебываем их затянувшиеся последствия.

Крутился я одно время в одной забавной интернетовской тусовке – изучал современный молодежный сленг. Довольно скоро сделался там вполне своим и даже временами начал исполнять роль кого-то вроде отца-исповедника. Для чего все это было надо? Я что, кому-то чем-то был обязан в той компании? Должен был перед кем-то оправдываться? Отчитываться или давать объяснения? Вероятно, все-таки, должен, поскольку, общаясь с кругом знакомых, совершенно того не желая, втянул некоторых из них в свои собственные дела, имеющие отношения только ко мне и еще к одному человеку, и ни к кому больше в этом мире. Хотя, оправдания и объяснения как-то не очень вяжутся с ролью отца-исповедника.

Но тут произошла неприятность.

Неприятность, собственно – для меня одного, других если и задело, то слегка рикошетом. Виноват был, как часто случается в подобные моменты, я один.

Была у меня такая знакомая. Даже больше, чем знакомая. Импонировал ее жесткий характер, временами удивительным образом сочетавшийся с необычной нежностью и сексуальностью, любовь к технике у нее совмещалась с любовью к нарядам, в общем, парадоксов была масса. Но когда я предложил упорядочить наши отношения и съехаться, то получил резкий отказ. Далеко не все женщины, уже побывшие немного замужем, стремятся повторить подобный опыт. Мои попытки как-то наладить диалог отвергались и только усугубляли ситуацию. Я расстроился, обиделся, и мы расстались. После этого у меня написалось несколько историй про ведьму (в хорошем понимании этого слова), где имя, черты характера и некоторые другие моменты были аккуратно срисованы с моей бывшей подруги. Тексты эти расползлись по Интернету, по друзьям-знакомым, затем вышли в виде книг и в результате достигли прототипа. Естественно, она узнала себя и устроила скандал. Посыпались обвинения, что вытаскиваю на свет то, что должно быть достоянием двух людей, и использую личные отношения в своих неблаговидных целях. Потом она узнала меня на Интернет-дневниках – я имел неосторожность сообщить в открытом доступе контакты и некоторые факты личной жизни, – в результате история получила новое развитие. Моя знакомая создала специальный дневник для того, чтобы наблюдать за мной, писать комментарии и посылать записки. А сам дневник оформила так, чтобы у меня не осталось и тени сомнений, кому он в действительности принадлежит. После чего, некоторые мои френды женского пола получили сообщения с призывом не связываться со мной, а в их постах возникли комментарии на эту тему. Хорошо, что я тоже тогда был в он-лайне и почти сразу адекватно отреагировал. После предоставленных мною объяснений и убедительных доводов, возникший конфликт был вроде как улажен. По моей просьбе она удалила свои ядовитые комментарии из постов моих друзей. Мы выяснили для себя, как надеюсь окончательно, что можно, а что недопустимо, и снова разбежались – у каждого давно своя жизнь. Я пытался даже посмотреть на эту проблему философски и изнутри. Плохая оказалась идея.

Но я многое понял для себя, кое-что вынес, и потом стало легче жить. В результате наше знакомство выродилось в редкое интернет-общение с нерегулярными письмами, спорадическими (часто безответными) поздравлениями с новыми годами, днями рождений и главным гендерным праздником – восьмым марта.

И вот как-то раз пришло от нее неожиданно длинное послание:

«Привет, как дела? Давно уже хотела тебе написать, а тут вдруг повод. Хочешь элитно отдохнуть на острове в Финском заливе? Причем бесплатно?

Классное место! Была уже там прошлым летом и расскажу, как прошло у меня. Я побывала на острове Легланд в июне. Мы с друзьями добирались из Питера на зафрактованном «Метеоре» – быстро и весело. Народу набралось немного, погода стояла солнечная, мы быстренько погрузились и помчались на остров. На причал высаживались уже вечером, лагерь установили рядом с местом высадки на поляне. Пока наши мужики ставили палатки, мы успели побегать по острову. Приятно, что все хорошо оборудовано, есть дорожки, настелены гати, стоят информационные таблички, рассказывающие о флоре и фауне острова, его обитателях. Скоро достроят коттеджи. После игр ходили гулять – рассматривали старые постройки, вернее то, что от них осталось, регулярно бывали на пляжной косе Стрелка – красивое, немного таинственное место. В конце концов, когда вышли к причалу, то дружно решили, что хотели бы подольше пожить на этом островке. Еще там стоит внешне очень уютный домик, где живут те, кто ухаживает за островом. В общем, место очень красивое и спокойное. Говорят, что на тамошнем маяке живет привидение. На следующий день пошел дождик, но наши ребята все-таки отправились на осмотр маяка. Потом просто шлялись, чуть не заблудились, но нашли оборонные сооружения и старые ржавые пушки, которые тоже произвели на всех сильное впечатление. На острове мы провели три дня и три ночи, причем каждый из нас регулярно ходил к маяку – посидеть на берегу, посмотреть на волны, послушать их шум или полежать, разглядывая небо. Ночи проводили у костра, медитировали на огонь, играли на барабанах. Даже в белые ночи костер завораживает. В общем, до прихода «Метеора» время прошло прекрасно. К тому же, поели отличной копченой рыбки.

Вот пишу тебе, а зачем пишу – хрен знает. Просто вываливаются мысли из-под тонких пальцев, с бесспорной непрерывностью долбящих по клавиатуре. Выползают словами, склеенными из черных буковок на белом экране моего монитора. Там и остаются, а надо бы стереть, да рука не поднимается, ну и фиг с ней, с рукой, пусть будут, пока никому не мешают. Пусть живут в каком-то своем необъяснимом мире, пусть плачут как раненные зайцы. Пусть. Мне-то уже не до них, хоть бы до вечера дожить, хоть до утра продержаться, не провалиться в кипящее море личных боязней, коих полным-полно на моем тернистом пути. Ибо – нефиг.

Но что-то не туда меня понесло. Извини.

Теперь о главном. В этом году планируется новый заезд, но уже вполне организованный. Коттеджи достроили, кухню наладили, все удобства в наличии, и теперь на Острове открылся пансионат «Легланд». Вообще-то, пансионат изначально – это от латинского слова pensio – вклад, дом отдыха такой с полным содержанием и экскурсиями. Весь сезон там будут отдыхающие. Знаю, что последнее время ты жутко обленился и не признаешь иного отдыха, кроме как в цивильных условиях. Можешь радоваться – теперь там все вполне обустроено. На меня же свалилась срочная и работа, от которой не отказываются, поэтому путевку переоформила на тебя.

О деньгах не беспокойся – путевка досталась халявно, так что рассчитаешься как-нибудь потом, без помощи денег. В твой заезд отдыхающих будет немного, вместе с тобой всего дюжина, и все они – очень симпатичные, интеллигентные, милые люди, большинство знаю лично. На каждого полагается отдельный коттедж, а вечерами можно собраться в общем зале столовой. Как объяснили, обеспечен камин, грог и теплая дружеская обстановка. Питание европейского стандарта и две недели отдыха в приятном обществе тебе гарантировано. Знал бы, как я тебе завидую! Все необходимые бумажки выслала заказным письмом на твое имя до востребования на Московский Главпочтамт. Проверь дней через десять. Дурак будешь, если откажешься.

Если кто-то где-то вдруг спросит, говори, что заказал путевку через Интернет, через турфирму «Сансет». Я там уже все подготовила. Скажешь, что заказал, а потом получил по почте. Собственно – тут никакого вранья, – я действительно провела эту путевку через эту турфирму. С собой прихвати смартфон с установленным диктофоном. Когда окажешься в Санкт-Петербурге, найди меня обязательно!!!

Ну, извини еще раз за столь пространное письмо, вроде бы все сказала, ничего не забыла. Удачи!»

В который уже раз, перечитав текст послания, я положил его к прочим своим документам. Ни подписи, ни прямого обращения не было, но я и так прекрасно знал автора письма. Зачем взял с собой эту распечатку? Даже и не знаю. По привычке, видимо.

Дело в том, что не признаю беспричинной отзывчивости и невнятной чуткости со стороны чужих или давно потерянных людей. Для меня довольно тяжело понимать все, что противоречит стандартным инстинктам. Беспричинное восстановление давно засохших контактов тоже как-то настораживает. Наводит на подозрения.

Впрочем, дело уже сделано и возвращаться поздно.

Надеюсь, пройдет не так уж много времени, как переночую в гостинице, утром успею на одну важную встречу, бог даст смогу побродить по центру города, может, успею куда-нибудь еще, а потом, на другое утро, меня встретят в условленном месте и проводят до причала «Метеора». Далее – морское путешествие на подводных крыльях до острова в Финском заливе, где и разместился пансионат «Легланд» – место проживания на ближайшие недели.