Читать книгу Эффект - Александр Лонс - Страница 4

Это можно пропустить. Если вы и так всё знаете, и вам уже скучно и грустно, можете не читать данную главу. Вреда не будет. Здесь – лишь несколько абзацев о себе и об этом мире, чтобы лишних вопросов не возникало.

Я – Алекс Крейтон, штатный детектив локального домена. Так в мире, где я теперь живу, именуют наименьшее административное подразделение. Всего в Городе насчитывалось девять основных доменов, мой – Юго-западный, или Девятый, как его иногда называли.

В теперешней реальности мне удалось оказаться совсем не случайно. Там, где родился и вырос, я трудился частным сыщиком, а сюда просто сбежал. Там случился ряд взаимосвязанных событий, которые начисто изменили мой родной мир и сделали его неузнаваемым. А главное – крайне неудобным для проживания. Оставшиеся жители предпочитали не вспоминать о прошлом, а когда нельзя было промолчать, говорили: «всем известные события» или «после всем известных событий».

В результате, после всем известных событий, радикально изменилась не только общественно-политическая формация, но и климат вместе с природой. Многие умерли, а для оставшихся в живых всё стало другим навсегда. К власти пришло несколько спецслужб, которые постоянно интриговали и конкурировали между собой. Верховная власть принадлежала выборному Председателю, время от времени сменяемому. Прочие командные структуры оставались на плаву за счёт ловкости и удачливости отдельных руководителей и их команд.

Такое положение вещей устраивало если и не почти каждого, то очень многих. Создавало необыкновенно питательную среду для самых разных как подпольных, так и вполне легальных группировок – организаций, что понимали закон так, как им казалось удобным, с выгодой для себя. Ситуация позволяла активно работать и зарабатывать разнообразным юридическим лицам, начиная от транснациональных корпораций и обширных негосударственных формирований, заканчивая наёмными убийцами-индивидуалами и частными детективами-одиночками.

Таким вот сыщиком-одиночкой я там и работал.

Выбору профессии на моей родине способствовало два смежных обстоятельства.

Во-первых, ещё с юности я обнаружил у себя способность иногда проваливаться в другой мир, который казался чудесным и невероятно привлекательным. Постепенно я увеличивал периоды нахождения в этом мире, за что поплатился стойким неврозом, который потом серьёзно лечил. Со временем стало понятно, что я такой не один. Нас много, но в процентном отношении – всё-таки мало, и это давало ряд бесценных преимуществ, разных возможностей, которые можно обращать себе на пользу.

Во-вторых, превращению в частного детектива способствовали знакомства юности. Старинные приятели. Первоначально мы, все четверо, учились в одной Академии изобразительных искусств и дизайна, но никто из нас не стал ни художником, ни дизайнером. Один сделался успешным адвокатом, второй – владельцем процветающей психиатрической клиники, а третий – удачливым полицейским начальником. Вернее, начальником отдела Службы информационной безопасности – самой влиятельной и деятельной из спецслужб. Лишь один я не сделал блестящей карьеры. Выбрал беспокойную профессию частного сыщика. Вернее, это профессия меня выбрала[2].

Сначала, после окончания Академии, удалось найти работу в небольшом дизайнерском агентстве. Там все интриговали против всех, а начальник постоянно давил на мозги, стараясь вытянуть побольше, а заплатить поменьше.

Никаких перспектив у меня там не просматривалось, но зарплата позволяла оплачивать питание, жильё и нехитрые холостяцкие радости. Я уже всерьёз подумывал, что до старости вот так и проторчу рядовым дизайнером-оформителем. Помог случай. Один из наших художников вдруг пропал, утащив с собой все коллективные наработки. Я нашёл предателя и приволок к начальнику на расправу. Затем последовал другой похожий случай, потом ещё. Поползли слухи. Ко мне начали обращаться, а за услуги я стал брать соответствующую плату. В какой-то момент начальник открыто высказал неодобрение и возмущение. Потребовал, чтобы я выбрал что-то одно. Я выбрал – открыл детективное агентство, где оставался единственным сотрудником.

Агентств такого рода существовало множество. Закон о частной инициативе открывал широчайшие пути для бизнеса. Главное – получить патент на избранную деятельность и не нарушать текущего законодательства. Правда, у большинства подобных агентств существовали особенности. Одни специализировались на супружеских изменах. Другие – на бытовых конфликтах. Третьи – на нарушениях права частной собственности. Четвёртые – на оскорблениях и обвинениях в диффамации. Моим бизнесом стал розыск пропавших людей. Дело в том, что правоохранительные структуры начинали поиск лишь тогда, когда человек признавался пропавшим. Но если пропавший официально пропавшим не считался, то и полиция не стремилась его искать. А я искал. И, как правило, находил. Люди же пропадали часто, чему имелось несколько возможных причин.

Открытие альтернативных реальностей и обнаружение способов перемещения в эти миры вызвало к жизни целую индустрию, с самыми разными ответвлениями. От обычного туризма и деловых поездок до контрабанды, работорговли и незаконной эмиграции. Появились и сыщики типа меня – те, кто мог в чужой реальности кого-нибудь находить. Больше всего доставалось самому близкому к нам миру, переход куда оказался особенно лёгким и малозатратным. Малозатратным, собственно, для тех, кто умел. Из-за одного старого фильма и с чей-то лёгкой руки этот мир получил на моей прежней родине название Тёмного Города. Большинство людей попадало туда случайно или с помощью громоздкого и весьма дорогого оборудования, да и то ненадолго. Каждый переход стоил ощутимых денег. Мало кто такое себе позволял на постоянной основе. Но были и другие пути – отдельные счастливчики, типа меня, умели переходить сами, своими силами, и перетаскивать с собой ещё кого-нибудь. Люди с такими способностями создали особую нелегальную группировку Проводников. С Проводниками вяло конфликтовали власти, но особо не трогали, поскольку те никак не влияли на государственные структуры. Ещё существовали нелегальные порталы, позволявшие уходить туда. Ну и, наконец, официальные пути тоже никто не отменял. Сам я пользовался только собственными способностями, да ещё пару раз меня переводили Проводники.

Второй раз сделался для меня окончательным. Тогда я воспользовался случаем и сбежал насовсем. Сбежал, бросив всё: личный бизнес, собственную квартиру, друзей, знакомых и даже любимую девушку. Правда, к тому моменту она уже перестала быть моей любимой.

Бегству способствовало то, что меня наняли для участия в деле с дурно пахнувшей политической подоплёкой. Чуть не погибнув, я вызвал пристальный интерес противоборствующих спецслужб и счёл за благо унести ноги. Решил навсегда переселиться в ту самую реальность, где часто бывал и каковую узнал достаточно хорошо, как мне тогда казалось.

Я поселился, обосновался и натурализовался в новой реальности, которую полюбил и уже стал считать своей. Ещё в самом начале, при первом появлении здесь, сразу же прошёл процедуру имплантации знаний – просто залили в память все те умения и сведения, что необходимы гражданину этого мира. Разговорный язык прилагался в комплекте. То, без чего тут нельзя. Для этого существовала специальная, довольно-таки мучительная, зато бесплатная процедура, которую проходили все иммигранты. Туристы, командированные и прочие временные посетители обходились трансляторами – вставляемыми в слуховые проходы электронными затычками-переводчиками. Я смог свободно говорить и спокойно понимать местных жителей. Повезло с работой. С учётом прежнего опыта мне предложили место штатного детектива локального домена.

Перед приёмом на службу кроме собеседования и прочих формальностей устроили экзамен на подтверждение специальности. Тут уж потребовалось внести плату. Помогла субсидия. После окончания данной процедуры поступило предложение пройти практику в соответствующей организации под руководством квалифицированного наставника. Этот срок разбили на две части: половину – в полиции, половину – в администрации домена – организации, где потом и предстояло работать. Получил я не только хорошее место, но и полный соцпакет, служебные жилые апартаменты, официальный статус, плюс счёт в банке. Красота, короче.

Как хорошо известно из местной истории, этот блистательный мир возник на обломках старого, несколько похожего на мир моей родины. После того как огромное количество людей вымерло из-за общей деградации биосферы, недостатка питьевой воды и чистого воздуха, число жителей существенно сократилось. Не помогли ни запоздалое, хоть и значительное, уменьшение выбросов в окружающую среду, ни введение строгого регулирования рождаемости, ни суровый государственный контроль. При этом те, кто выжил, построили совершенно иной мир – мир технологического прогресса и всеобщей компьютеризации. Мир, в котором развитые технологии и кибернетика, виртуальная реальность, тотальная информатизация и искусственный интеллект сочетались со всеобъемлющим, неограниченным и никем не регулируемым административным контролем общества.

Фантасты прошлого восхваляли науку и технологии. Если же что-то двигалось не туда и не так, обвинялись людские слабости или, как раньше говорили, грехи. Гордыня, жадность, гнев, зависть, прелюбодеяние, обжорство и уныние. Неудивительно: общественная система в XIX и XX веках оставляла желать много лучшего. В компаниях господствовали рутина, тоска и строгая иерархия. Сотрудники годами только и делали, что готовили и перекладывали документы для начальников. Служебный флирт, редкие корпоративные вечеринки, нечастые банкеты и возможность посплетничать – всё это было тем немногим, что вносило хоть какой-то элемент праздника в серое существование этого унылого большинства.

И вот в этом мире технологии победили.

Чего греха таить, не сразу привык я к этому миру и его технологиям. Основы существующего здесь мировоззрения восходят к трудам древнего философа-трансгуманиста Эла Дагена. Особую популярность получила его главная книга – «Трансгуманизм как осознанная реальность». По его мнению, человека разумного неизбежно должен сменить человек технологический – Homo technologicus. Несмотря на то что критики уверяли, будто Эл страдал шизофренией в тяжёлой форме и все свои труды писал лишь в периоды обострений, его философия сделалась необыкновенно популярной.

Сам Эл Даген не дожил до начала воплощения своих идей. Мыслитель умер во время очередного обострения шизофрении, меньше чем через год после выхода своей главной книги. За последующие десятилетия было выдвинуто множество гипотез о том, из каких именно шагов мог состоять путь человека разумного к человеку технологическому. Перечислять все эти идеи нет никакого смысла, потому что во многом они перекликаются между собой.

Внешне этот мир состоял из отдельных городов, разделённых почти безжизненными пустынями и связанных скоростными магистралями, городов из подземных сооружений и великолепных небоскрёбов, с красивейшими парками и превосходными набережными. Мегаполисов со сложно переплетёнными трассами разных уровней и скоростей. Человейников с воздушным транспортом из мелких дронов, одно-, двух-, четырёхместных флаеров и летающего общественного транспорта размером с железнодорожный вагон. Антигравитацию пока не изобрели и вряд ли когда-нибудь изобретут. Телепортацию – тоже. Поэтому всё, что здесь летало, мелькало и величественно проплывало, двигалось исключительно посредством пропеллеров разных размеров и мощности. Источники энергии у транспорта были самые разнообразные: от водородных батарей до изотопных элементов питания и обычных двигателей внутреннего сгорания. Последние так и не удалось запретить – из-за дешевизны и доступности топлива. От этого воздух на улицах оставлял желать лучшего.

Городские и междугородные поезда питались электроэнергией напрямую, от контактной сети.

Весь этот мир расчленялся на зоны – регионы, разделённые дикой местностью, чаще всего – пустыней. Иногда – океаном. В центре каждой зоны находился город – высокотехнологичный мегаполис. Соединялись города хорошо защищёнными высокоскоростными транспортными линиями. Наземными, подземными и надземными. Границы зон на местности никак не выделялись, только на картах. Между мегаполисами бродили, разъезжали, а иногда и летали одиночные беспредельщики и группировки разной численности, агрессивности и опасности. От них города защищали военизированные силы обороны. Каждой зоной и, следовательно, мегаполисом руководила своя администрация. В реальности власть администрации за границы городов не распространялась. Сама зона разбивалась на домены – районы города, управляемые администрациями этих доменов. Кто управлял всем в целом, не знал никто.

Мегаполис, в котором мне удалось поселиться, его обитатели обычно называли просто Городом. С большой буквы. Он располагался на высоком обрывистом берегу, сложенном плотными и твёрдыми горными породами. Через всю застройку протекала широкая река, неоригинально называемая жителями Биг Рива или просто Рива. Других рек в обозримом пространстве не было. Она стекала с далёких Южных гор, пересекала Великую пустыню – Грейт Дезет – и срывалась водопадом прямо в Океан. С трёх сторон Город ограничивала пустыня, а с севера – океанское побережье. Из окна моей служебной квартиры открывался умопомрачительный вид на небоскрёбы города и проглядывающую между ними реку.

За порядком в Городе следила Городская Администрация, Муниципальная полиция и службы безопасности доменов. В первое время у меня создалось впечатление, что служба модерации – это и есть городская полиция или аналог угрозыска, а собственно полиция – это исключительно патрульно-постовая служба, призванная следить за порядком. Но потом всё оказалось намного сложнее. Их функции часто пересекались и дублировали друг друга. Как следствие – структуры эти часто соприкасались интересами и конфликтовали между собой. Но, как бы там ни складывалось, задержанных нарушителей отдавали под суд искусственного интеллекта, который приговаривал к разнообразным наказаниям, от незначительного штрафа до смертной казни.

Ночью Город смотрелся особенно эффектно, недаром его иногда именовали Тёмным Городом или даже Ночным Городом. Город казался восхитительным, но оказался смертельно опасным. В тёмное время суток на улицы выползали многочисленные городские банды, криминальные уличные группировки. Выглядели они по-разному и сильно отличались как по уровню опасности, так и по степени интеграции в общество. Многие враждовали между собой. Связывало их лишь одно: они никогда не церемонились с теми, кто им не нравился, и никогда не прощали предателей. Со многими из банд сотрудничала Администрация, что не особо афишировалось, но и секретом ни для кого не являлось.

Сами жители моего нового мира выглядели как прекрасно, так и безобразно. Эти люди давно уже прекратили досужие размышления о неизменности своих тел и старались модифицировать их так, как им того хотелось, как позволяли доходы, капризы моды, желания и собственные фантазии. Такое устаревшее понятие, как общественное мнение, давно утратило здесь актуальность. В моду стойко вошла аугментация[3]. Человек смог не только улучшать внешность так, как ему хотелось, но и научился превращать себя как в чудовищного монстра невероятной силы, так и в необыкновенно ловкого, умного и проницательного гения. Часто и в то и в другое одновременно, лишь бы хватило средств. Сами импланты решали разные задачи. Использовались для выполнения тех или иных функций. Никто, конечно, не называл все эти технические улучшения организма аугментацией. Слишком длинно, неудобно, а для некоторых вообще непроизносимо. Поэтому в разговорной речи использовалась сленговая форма – ауга. Сами импланты часто называли как аугами, так и импами. Например: «Он добавил себе свежих импов» или «Она сделала себе новую аугу лица».

Мир изменился после того, как развитие технологий сделало общедоступными искусственные органы, нейро-протезирование, выращивание живых тканей, клонирование, репродуктивные технологии, редактирование генома, нейрокомпьютерный интерфейс, биохакинг, пластическую хирургию, технические улучшения организма и разнообразные импланты. Именно последние, включающие в себя аугментацию человеческих тел, и привлекали особое внимание вновь прибывших. Они резко бросались в глаза. Иммигранты типа меня уже привыкли, а вот на свежих туристов и беженцев внешний вид аугментированных граждан производил весьма сильное впечатление.

Биомеханические устройства: импы и ауги – заменяли те или иные части тел, даря своим хозяевам ни с чем не сравнимые ощущения, улучшали качество жизни, а в некоторых случаях продлевали и поддерживали саму жизнь. Так, например, импланты – сателлиты головного мозга расширяли сознание, позволяли быстро анализировать поведение собеседника во время диалога и напрямую подключаться к Сети, обеспечивали прямой и постоянный контакт с кластерами Городского серверного центра. Социальный корректор – нейроимплант, который подавляет свободу воли и излишнюю эмоциональность, – превращал преступного маньяка в тихого, законопослушного члена общества. Другие нейроимпланты создавали прямые интерфейсы «мозг – компьютер», позволяя напрямую взаимодействовать с электроникой, не пользуясь ни экраном, ни клавиатурой. Кибернетический протез руки позволял вырвать человеку сердце или разорвать шею. Аугментация печени делала орган в разы эффективнее природного аналога. Из-за этого носитель пьянел намного медленнее, что очень удобно для бармена, но очень неэкономично для алкоголика. Или, например, с помощью соответствующего импланта появлялась возможность впрыснуть в организм какой-либо гормон или стимулятор, на время сделав владельца в разы сильнее и эффективнее. Небольшая и умело установленная деталь превращала боевую аугментацию в портативный источник силы, давая заряд бодрости ценой здоровья, – дар и проклятие в одном флаконе. Да и само здоровье можно подправлять какой-либо другой аугой.

Поначалу людям с импами и аугами приходилось пить блокскарин[4] – дорогое патентованное лекарство, которое позволяло сжиться с имплантами. Одна беда: блокскарин требовалось принимать регулярно и пожизненно, став зависимым от препарата. Тем, кому не хватало денег на постоянную покупку, предстояло столкнуться с перспективой болезненного отторжения организмом технических улучшений. Но прошло время, и дальнейшие открытия и последующие разработки позволили обходиться без блокскарина.

Казалось бы, живи и радуйся. Но действительность оказалась несколько иной. Как только я тут поселился, сразу же осознал старую мудрость: не стоит путать туризм с эмиграцией. Это праздному путешественнику мир, в котором я теперь жил, мог казаться удивительным и необыкновенно притягательным. На самом деле он хоть и выглядел безумно красивым и трудным для понимания, в то же время был чертовски опасным, необыкновенно сложным и утилитарным до тошноты. Эта урбанистическая реальность оказалась не только прагматичной, но и насквозь жестокой.

Аугментаторы-инженеры и хирурги-аугментаторы – риппердоки, как их тут называли, – считались наиболее обеспеченными профессионалами. Они стали самыми ценными и востребованными членами общества наряду с инженерами-конструкторами и разработчиками прикладных программ. Например, приобретение только одного такого легендарного и культового импланта, как биомонитор, стоило 42 000 кредитов[5]. Это без учёта самой операции и последующей реабилитации. А люди обычно устанавливали себе много чего разного. В зависимости от склонности, профессии, моды и личных пристрастий.

Я пока обходился без всякого такого, но, чует моё сердце, скоро придётся вшивать себе какую-нибудь дрянь. Например, часто задумываюсь, а не поставить ли себе необыкновенно популярные глазные импланты, что недавно стали лидерами на рынке импов и ауг. «Ещё на два чувства больше» – с таким слоганом продавала свой продукт фирма-производитель. Изделие, ставшее венцом их творения. Помимо хорошего зрения эти штуки обещали визуальное отображение работы других имплантов, что улучшало восприятие пользователем так называемой внешней матрицы. Снаружи искусственные глаза представляли собой маленькие круглые устройства, состоящие из основной камеры-зрачка, радужной оболочки вокруг него и множества маленьких светоотражающих панелей, образующих склеру – белую оболочку глаза. С тыльной стороны несколько разъёмов и проводов. Хирурги-аугментаторы – риппердоки – прекрасно знали, что с ними делать и как.

Устройства настраивались под любой вкус. Красные глаза, синие склеры, зрачки в форме узких щелей – всё доступно в фирменном магазине, а также в специализированных амбулаториях. За такие дополнения полагалось платить: при покупке базовой модели имелся выбор между лишь восемью цветами радужной оболочки, а сам глаз оставался полностью белым. Персонализация стоила пару тысяч кредитов, в зависимости от экстравагантности и сложности. Ну и, разумеется, с собственными биологическими глазами приходилось прощаться навсегда.

Если допустить, что мне всё-таки придётся преодолеть органическую неприязнь и вставить себе ещё что-то полезное в качестве дополнения к организму, то хотелось бы приобрести мозговой имплант за Cr28 000. Он увеличил бы объём моей памяти, ускорил бы реакцию, повысил бы скорость чтения и быстроту обработки информации. Позволил бы глубоко входить в Сеть без дополнительных устройств. Полезная штука.

Вопреки названию сам такой нейроимплант, основную его часть, помещали вовсе не в мозг, не в голову, а под правое плечо, за грудную мышцу, откуда соединяли с мозгом серией тончайших проводников. Имплант оставался практически незаметен. Если смотреть на человека без одежды, невозможно понять, что у него установлен такой имп.

Только не мог я позволить себе такие крутые нейроимпланты. Пока, во всяком случае, не мог.

Вот в общих чертах и всё, что следовало бы знать обо мне, о Городе, где я жил, и мире, в котором Город находился. Остальное – по мере суровой необходимости.