Читать книгу Нобелевские премии по физиологии или медицине за 100 лет - Александр Марьянович - Страница 4

Двадцатый век справедливо называют «веком науки», что действительно является его наиболее примечательной чертой. С одной стороны, в эти годы наука развивалась день за днем, не зная никаких остановок, с другой – некогда фантастические и нереальные мечты прошлого реализовывались одна за другой. И теперь с уверенностью можно утверждать, что наша повседневная активность находилась тогда под всеобъемлющим контролем науки. Именно поэтому Нобелевская премия, которая внесла значительный вклад в это развитие является наиболее характерной особенностью ушедшего века.

Сейчас едва ли кто станет сомневаться, называя Нобелевскую премию «высочайшей наградой ученого мира и в тоже время высочайшей честью для ученых».

Читатель, взявший в руки эту книгу, невольно задумается почему именно «физиологию или медицину» Альфред Нобель поставил в число тех ведущих направлений фундаментальной науки, развитие которых непременно должно характеризоваться выдающимися достижениями. В равной мере читателя должна интересовать и личность основателя самой престижной в мире премии, человека, стараниями которого было задумано и воплощено в жизнь это благородное начинание. Разумеется, не только его характерологические особенности, жизненный путь, создание необъятной промышленной империи, но главным образом то, почему именно Альфред Нобель решил прекратить деятельность этой империи и направить наиболее значимую часть своего поистине огромного состояния на создание премиального фонда, призванного увековечить его имя.

В предлагаемом издании мы не ставим перед собой задачи подробного освещения обоих этих вопросов, однако, и обойти их здесь нам казалось невозможным. По логике вещей свое повествование мы начнем с основных вех хорошо известной во многих подробностях биографии Нобеля.

Альфред Бернхард Нобель – великий изобретатель, находившийся в авангарде научного развития своего времени, был третьим сыном Иммануэля Нобеля. Он родился 168 лет назад 21 октября 1833 года в Стокгольме, детство же его прошло в Санкт-Петербурге. Отец Альфреда, занимавшийся в то время производством мин, заряжаемых порошковыми взрывчатыми составами, обладал великолепной способностью к изобретательству, унаследованной им от его знаменитых предков. С талантом, перешедшим от отца, уже в возрасте 20 лет Альфред стал помогать ему повышать эффективность действия взрывчатых материалов, в том числе нитроглицерина. Когда 19 сентября 1867 года он запатентовал вещество, обладающее чрезвычайной взрывчатой способностью, назвав его динамитом и получив разрешение шведского правительства на его изготовление, ему не было еще и 34 лет. С этого момента он начал массовое производство динамита, основав более 90 заводов в 19 странах, включая США. К тому же разведка нефтяных месторождений позволила ему распространить свое предпринимательство на территорию всех континентов. Так он заложил твердую основу бизнеса на всю жизнь, которая оборвалась 10 декабря 1896 года. Ему было 63. Несмотря на свои великие деяния, на протяжении всей своей жизни Нобель был тихим, скромным, искренним человеком и для грядущих поколений не оставил ни одной легенды или мифического эпизода. По этой причине он не был широко известен при жизни, но благодаря знаменитому Нобелевскому фонду и Нобелевской премии, созданным по его завещанию, его слава останется с человечеством навсегда.

Его историческое завещание, состоящее всего из 300 слов, написанное в Париже за год до кончины – 27 ноября 1895 года, стало достоянием общественности через месяц после его смерти. В завещании Альфред Нобель предусмотрел разделение призового фонда на пять равных частей, присуждаемых следующим образом:

одна часть – лицу, которое совершит наиболее важное открытие или изобретение в области физики;

вторая часть – лицу, которое добьется наиболее важного усовершенствования или совершит открытие в области химии;

третья часть – лицу, которое совершит важное открытие в области физиологии или медицины;

четвертая часть – лицу, которое в области литературы создаст выдающееся произведение идеалистической направленности;

пятая часть – лицу, которое внесет наибольший вклад в дело укрепления содружества наций, в ликвидацию или снижение напряженности противостояния вооруженных сил, а также в организацию или содействие проведению конгрессов миролюбивых сил.

В 1968 году Шведский банк в связи со своим 300-летием дополнительно к нобелевскому перечню учредил премию по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля.

Согласно завещанию награды по физике и химии присуждаются Королевской шведской академией наук, в области физиологии или медицины – Каролинским институтом в Стокгольме, премии по литературе – Шведской академией; премия мира – специальным комитетом из пяти выбираемых норвежским парламентом (стортингом) членов; наконец позже, присуждение премий в области экономики взяла на себя Королевская шведская академия наук.

В связи с важностью завещания шведское правительство, распорядившись имуществом Нобеля и учредив премию его имени, создало устав Нобелевского комитета. Устав был одобрен собранием Комитета, подписан у короля Оскара II и объявлен всему миру. Это был последний год XIX века – 29 июня 1900 года.

Предполагалось, что награждения начнутся в 1901 году – первом году нового столетия. Церемонии награждения должны были выпадать на 10 декабря – годовщину смерти Нобеля. За 100 прошедших лет премии получили 719 лауреатов. Из шести областей знаний, для которых предназначаются премии, три являются естественнонаучными: физика, химия, физиология или медицина, представители которых получили 569 наград, что составляет 79 % от общего количества премий. Как уже указывалось, премии первоначально задумывались как высочайшая награда для тех, кто своим достижениям способствуют улучшению благосостояния людей. Иными словами, Нобелевская премия предназначается для проверки старого и познания нового, что в свою очередь, основано на принципе, согласно которому человечество учится на опыте прошлого.

Существует определенное сходство между некоторыми пунктами завещания Нобеля и инструкциями, которыми руководствовались при вручении медали Румфорда, присуждаемой Лондонским королевским обществом «автору наиболее важного открытия или полезного усовершенствования…..осуществленного в течение двух предшествующих лет в области изучения тепла или света». Вполне возможно, что эти указания как раз и послужили Нобелю основой для его знаменитого завещания.

Было обнаружено еще и ранее составленное им завещание, датированное 14 марта 1893 года. Оно значительно отличается от последнего варианта. Но в этом завещании также упоминается Каролинский институт. Именно он должен был получить определенную сумму, которую следовало употребить на создание трастового фонда, а проценты с нее использовать каждые три года по решению распорядителя фонда в качестве приза за новаторские и оригинальные открытия и изобретения в области физиологии или медицины. Идея награждения ученых, совершивших открытия в сфере физиологии или медицины возникла прежде всего благодаря глубокому интересу самого Нобеля именно к этим наукам. Правда, свой интерес он проявлял по-разному.

Когда в 1889 году умерла мать, Нобель унаследовал 280 000 шведских крон. Будучи тогда чрезвычайно состоятельным человеком, он не захотел воспользоваться наследством прежде всего потому, что большую часть этих денег мать получила непосредственно от него. После того, как он дал различные инструкции исполнителю завещания матери, он написал ему: «Другую часть я передам благотворительному фонду, который должен носить ее имя. И я считаю, что 100 000 крон – подходящая сумма для этой цели». Одна часть этого дара должна быть передана новой детской больнице самаритян в Стокгольме, рассчитанная всего на 10 коек. Врач больницы доктор Стен фон Хофстейн (Sten von Hofstein) информировал правление больницы, что во время беседы с Нобелем в Париже 1 августа 1890 года, последний обещал сделать пожертвование в пользу больницы размером 50 000 крон сверх того фонда, который он унаследовал от матери. Но пожертвование он сделает при условии, если он одобрит план расходования этих средств. Пожертвование было передано правлению. Вскоре (30 декабря 1890 года) другой дар размером в 50 000 крон был получен Каролинским институтом для создания Каролинского фонда Андриетты Нобель. Целью этого пожертвования было содействие проведению экспериментальных исследований в институте «во всех областях медицинской науки и облегчения использования плодов этих исследований в процессе обучения, равно как и в медицинской литературе».

Несколько слов о Каролинском медико-хирургическом институте (Karolinska Mediko-kirurgiska Institutet). Он был основан в шведской столице в 1810 году, ассимилировав несколько более старых медицинских образовательных учреждений. Во время войн Швеции с Россией и Данией в 1808–1810 годах остро ощущалась потребность большого количества врачей и особенно хирургов для армии, флота, мирного населения. И для того, чтобы справиться с возникшей ситуацией, необходимо было предпринять определенные шаги. Существовавшие тогда медицинские школы Упсальского и Лундского университетов не были готовы к выполнению требований времени, практические навыки, которые давали эти учебные заведения, не соответствовали моменту. Все это и послужило основой для создания нового учреждения – Каролинского института. Как уже упоминалось, создание института предназначалось главным образом для обеспечения дополнительной медицинской практической подготовки, однако наряду с этим предусматривалось обучение и теоретическим дисциплинам медицинской науки. Фактически некоторые из самых первых преподавателей по этим дисциплинам, такие как И. Я. Берцелиус, и А. Ретциус, были в числе самых выдающихся ученых-медиков страны. После длительных споров Институт в 1874 году получил, наконец, право принимать экзамены по всем медицинским специальностям и дисциплинам, а также проводить публичные обсуждения докторских диссертаций. Однако задолго до этого он уже стал крупнейшей медицинской школой Швеции.

То, что Альфред Нобель родился в Стокгольме и жил здесь многие годы сделало вполне естественным выбор для присуждения премий по физиологии или медицине именно Каролинского института. К этому следует добавить, что у Нобеля, помимо того, были и прочные личные связи с сотрудниками Института. Так, упоминавшийся уже доктор С. фон Хофстейн был ассистентом профессора Каролинского института и весьма популярным преподавателем. Во время его парижской встречи с Нобелем в 1890 году между ними состоялся разговор, имевший важные последствия.

В процессе разговора Нобель высказал искреннее желание познакомиться с некоторыми молодыми хорошо образованными шведскими физиологами, с которыми он мог бы работать и которые могли бы даже принимать участие в реализации многих его оригинальных и остроумных идей в области физиологии. Хофстейн рекомендовал своего коллегу Юхана Эрика Юханссона (Johan Erik Johansson), который тотчас же связался с Нобелем. Встреча состоялась и Йоханссон остался в Париже на целых пять месяцев. Юханссон писал помимо всего прочего, что по разговорам, которые у него были в тот период с Нобелем, он обнаружил его чрезвычайную заинтересованность в научных медицинских экспериментах. И что Нобель сам высказывает идеи и планирует экспериментальные исследования развития различных физических недугов организма и более того задается вопросом, как отыскать посредством экспериментов методы лечения подобных заболеваний. По его просьбе в лаборатории проведено большое число тестов, связанных с переливанием крови, к которым Нобель проявил исключительный интерес. При этом он несколько раз высказывался о том, что готов организовать свой собственный институт экспериментальной медицины.

Анализируя результаты опытов, которые проводил Юханссон, Нобель говорил о своем подозрении, что кровь, оказавшись вне организма начинает немедленно меняться, вот почему он хочет, чтобы ее переливание было осуществлено как можно быстрее и самым кратчайшим путем. По его убеждению кровь без серьезного понижения жизнеспособности частиц можно провести по трубкам, сделанным из расплавленной массы буры и фторида натрия и т. д. и что фактор времени заслуживает особого внимания и даже возможно, что изменение крови в 10 раз значительнее на второй секунде, чем на первой.

Высказывание это свидетельствует о том, что Нобель действительно проводил серьезные медицинские эксперименты и что у него были идеи, подтверждавшиеся существовавшими тогда знаниями в области медицины. Здесь будет вполне уместным вспомнить, что в 1930 году Нобелевская премия была присуждена Карлу Ландштейнеру за определение групп крови у человека. Работа эта неожиданно решила проблему переливания крови и имела колоссальное практическое значение. И еще одна работа, тоже отмеченная премией 1912 года-работа А. Карреля по наложению швов на кровеносные сосуды. И она отвечала запросам практики. Обе этих премии придают особое значение физиологическим и медицинским проблемам, которые поднимал непосредственно сам Нобель несколькими десятилетиями раньше.

О глубоком интересе Нобеля к медицине свидетельствуют также воспоминания Рагнара Сульмана (Ragnar Sohlman), бывшего личным помощником на протяжении последних лет жизни Нобеля и названного им душеприказчиком. Сульман говорил, что до самого последнего дня великий изобретатель любил обсуждать медицинские проблемы.

А что касается открытия предполагаемого института экспериментальной медицины, то поскольку Юханссон не захотел оставить должность в Каролинском институте в пользу предложенного Нобелем научного центра в Париже и вернулся в обратно в Швецию, то Институт открыт не был. Однако Юханссон несколько раз получал известия от Нобеля и встречался с ним. Нобель впоследствии неоднократно высказывал сожаление, что его чрезмерная занятость бизнесом не позволила ему уделить больше времени для решения медицинских проблем, которые так его интересовали.

Еще одним свидетельством неослабевающего интереса Нобеля к медицине является его отношение к ранним работам И. П. Павлова. В своей Нобелевской лекции Павлов рассказывал, что десятью годами ранее он и его коллега профессор М. В. Ненцкий получили от Нобеля значительную сумму для поддержки их лабораторий. В сопроводительном письме даритель писал о своем глубоком интересе к физиологическим экспериментам, а также обсуждал проблему старения и смерти.

Следует заметить, что в эти годы физиологическая и медицинская наука находилась на пороге широкой и плодотворной экспансиии и уже представила многообещающие результаты своего развития. Вероятно все это укрепило веру Нобеля в будущее этих наук и вызвало желание помочь им в дальнейшем развитии столь неординарным способом.

Таким образом, становится вполне понятным, что пожертвование пятой части состояния на премии за работы в области физиологии или медицины явилось, отнюдь, не результатом внезапной прихоти или каприза, а скорее кульминационным пунктом постоянного личного интереса Нобеля к этим проблемам. Вероятно не малую роль сыграло и то, что успешное использование им самим экспериментальных методов в различных практических инициативах делало для него вполне естественным не только испытание тех же технических приемов в области физиологии или медицины, которые проводил он сам, но и поощрение других на пути следования его примеру в собственных усилиях, направленных на увеличение объема знаний в области физиологии и медицины.

Вероятно, в своем завещании Нобель не случайно указал, что премию по физиологии или медицине нужно присуждать за открытие. Будучи сам изобретателем, получившим более 350 различных патентов, он понимал особую ценность открытия и широту оказываемого им влияния. Заметим, что под научным открытием, как правило, понимается вклад, который ведет к новому образу действия. В результате открываются новые области для исследований, создаются новые методические подходы и доступы. Примерами таких выдающихся открытий могут служить отмеченные Нобелевской премией по физике – открытие рентгеновского излучения и радиоактивности; по химии – открытие редких атмосферных газов, превращения материи и расщепление ядер тяжелых атомов; в физиологии или медицине – выяснение роли хромосом в наследственности, открытие групп крови у человека и антибактериальных эффектов антибиотиков.

Как следует из этих примеров, новая область знаний может возникать именно таким драматическим образом и скачкообразным путем. Однако, как правило, процесс научного развития происходит медленно и постепенно. Он основывается на многочисленных вкладах из одних и тех же или разных источников. Разумеется, в подобных случаях трудно выделить конкретное открытие или его автора. И в то же время многочисленные вклады, каждый из которых в отдельности является весьма незначительным, в совокупности могут обеспечить существенный прогресс и оказать поистине революционное влияние на развитие науки. В таких случаях присуждение Нобелевской премии может быть тоже оправданным шагом, хотя здесь трудно, а порой и просто невозможно, определить вклад каждого из авторов.

С другой стороны, согласно завещанию не принимаются в расчет ситуации, когда несколько вкладов, внесенны одним и тем же ученым, но в разных областях знаний и каждый из них не имеет достаточно важного самостоятельного значения, чтобы рассматриваться как достойные присуждения Нобелевской премии. В связи с этим часто возникали разногласия поскольку действительно не может вызывать сомнение то, что порой дело всей жизни имеет большую ценность для человечества, нежели отдельные открытия, которым присуждается премия. Все это – естественные и неизбежные последствия ограничений, налагаемых на механизм присуждения премий самим дарителем. И тем не менее, несмотря на эти ограничения, Нобелевская премия рассматривается как знак высочайшего научного открытия во всем мире. А это означает, что определенные четко выраженные открытия представляют первостепенную важность для общего прогресса науки. Следовательно, премии присуждаются скорее за специфические научные достижения, нежели за общие заслуги в области той же физиологической или медицинской науки.

Обращает внимание и еще одно обстоятельство, касающееся воли завещателя. Премия по физиологии или медицине должна вручаться тем, “кто принесет большую пользу человечеству”. Толкование этой фразы может быть разным, однако наши теперешние представления о личности завещателя, его научных и культурных интересов позволяют вполне резонно допустить, что прежде всего он имел в виду достижения, которые способствовали и интеллектуальному, и физическому совершенствованию человека. Иными словами, он скорее всего имел в виду открытия, имеющие сугубо научный характер, а также и те, которые обладают немедленно реализуемой практической ценностью. Мысль эту исключительно точно поддерживает пример с двумя пожертвованиями, сделанными им после смерти матери. Пожертвования весьма убедительно демонстрируют его высокую оценку обоих аспектов медицинской науки. Стало быть фраза завещания “в области физиологии или медицины” может интерпретироваться именно в этом смысле, как и его собственные эксперименты, включавшие теоретическую часть (т. е. исследование механизмов физиологических процессов в организме) и практическую (т. е. методы лечения различных заболеваний).

Понятие “область физиологии или медицины” многократно дискутировалось на обсуждениях завещания Нобеля. Удачная интерпретация, данная этому выражению Каролинским институтом, всегда была свободной, не ставя никаких условий. Как показали позже многие присужденные премии, решающее значение принадлежит вопросу, находится ли рассматриваемая работа в рамках естественной компетенции Каролинского института. Реальным является то, что за прошедшее столетие премия была присуждена не менее одиннадцати раз ученым, которые не являлись ни медиками, ни сотрудниками медицинских факультетов, но чьи работы, как было признано, имеют выдающееся значение для медицинской науки. Например, А. Крог (1920), Г. Шпеман (1935), П. Медавар (1960) были зоологами; Т. Морган (1933) и Г. Мёллер (1946) были генетиками; А. Хилл (1922) – биофизиком, а Г. фон Бекеши (1961) – и вовсе физиком; X. Дам (1943), Э. Чейн (1945), П. Мюллер (1948) и Т. Рейхштейн (1950) представляли органическую химию. А с другой стороны в большом числе случаев премии в области химии присуждались Королевской шведской академией наук лицам, которые выполнили свои исследования в сфере медицины. Однако исследования эти имели исключительную ценность не только для медицины, но и химии. В качестве примера можно привести премии, присужденные Ф. Преглю (1923) за микроанализ органических веществ, Дж. Самнеру (1946) за кристаллизацию ферментов, Дж. Нортропу и У. Стэнли (1946) за работу по методам очистки ферментов и вирусных белков, В. Дю Виньо (1955) за первый в истории синтез полипептидного гормона, А. Тодду (1957) за работу по нуклеотидам и нуклеотидным ферментам, Ф. Сенгеру (1958) за установление структур белков (особенно инсулина) и вторая Нобелевская премия (1980), У. Гилберту и Ф. Сенгеру за определение последовательности оснований в нуклеиновых кислотах, П. Бергу – за фундаментальные исследования биохимических свойств нуклеиновых кислот, в особенности рекомбинантных ДНК. Характерно, что в некоторых случаях работа, получавшая премию в области химии, обладала исключительной ценностью для медицины, подчеркивая тем самым сколь относительны границы между науками.

Как известно, истинным желанием Нобеля в связи с созданием системы премий было обеспечение полной экономической независимости тем, чья предшествующая работа уже содержала в себе элементы новых достижений, чтобы эти ученые впоследствии могли полностью посвятить себя научным исследованиям. Следовательно, он хотел не просто наградить завершенную работу, но главным образом помочь дальнейшему развитию многообещающим ученым. Ярким примером правоты этой нобелевской мысли может служить присуждение премии И. П. Павлову в 1904 году, что позволило в конечном счете не без помощи премии развернуть исследование по нейрофизиологии, которые привели к созданию ее блистательной короны – физиологии высшей нервной деятельности.

Исходя из позиции Нобеля, неоднократно высказываемой им своему другу, в уставе нашло место еще одно важное правило. Оно гласит о том, что работе, выполненной ученым, не может быть присуждена премия после его кончины. Положение это понятно, оправдано и комментариев не требует. Случалось, однако, и так, что Нобелевский комитет Каролинского института получал предложения, согласно которым премию следовало бы давать оставшимся в живых родственникам. Принимая во внимание устав и его интерпретацию, становится очевидной невозможность принятия к рассмотрению подобных предложений.

И еще один важный момент завещания. Нобель не был заинтересован в выдаче небольших сумм в форме вознаграждения, поэтому он предусматривал премии больших размеров. Положение это отчетливо прозвучало в письме Нобеля пастору шведской церкви в Париже, в котором он писал, что недостаточная помощь и полное ее отсутствие не слишком отличаются друг от друга. В устав поэтому было введено правило, согласно которому в том случае, когда премию можно поровну разделить между двумя работами, каждую из них следует считать достойной и никакое дальнейшее деление недопустимо.

Правило это неуклонно выполняется по сей день и каждый раз две половины присуждаются за относительно независимые открытия в связанных между собой областях физиологии или медицины. Такими получателями были, к примеру, К. Гольджи и С. Рамон-и-Кахаль в 1906 году, П. Эрлих и И. И. Мечников в 1908 году, А. Хилл и О. Мейергоф в 1922 году, К. и Г. Кори получили половину вместе, а Б. Усай – другую половину в 1947 году, Р. Сперри получил половину, а Д. Хьюбел и Т. Визел – другую половину в 1981 году.

Полная премия или ее половина может быть присуждена одномоментно двум или трем ученым, которые выполняли работу вместе или при близком сотрудничестве. Таких случаев было довольно много. Например, Ф. Бантинг и Дж. Маклеод в 1923 году, Ч. Шеррингтон и Э. Эдриан в 1932 году, Г. Дейл и О. Лёви в 1936 году, Дж. Эрлангер и Г. Гассер в 1944 году, Ф. Крик, Дж. Уотсон и М. Уилкинс в 1962 году, Д. Хьюбел и Т. Визел в 1981 году и др. Начиная с 1965 года, присуждение премий происходило почти всегда двум или трем исследователям, выполнявшими работу вместе или при близком сотрудничестве. Согласно статусу, Нобелевская премия соответствующего года может быть присуждена одновременно не более, чем трем претендующим на нее лицам.

Статус регламентирует и такой важный момент, как выдвижение кандидатов на премию. Правом предложения кандидатов для последующего рассмотрения их Нобелевским комитетом наделяются исключительно отдельные лица, а не учреждения или организации, что дает возможность исключить процедуру публичного обсуждения и следующего затем голосования, наконец, создает немаловажное условие конфиденциальности предложения.

Для процедуры отбора лауреатов за годы существования премии создан и отработан специальный весьма эффективный механизм. По каждому из шести направлений имеется Нобелевский комитет. Именно Комитетам принадлежит решающее слово при отборе претендентов и выборе лауреатов. Комитет, присуждающий премии по физиологии или медицине, находится в Каролинском институте Стокгольма и носит его имя.

Работа Нобелевских комитетов ежегодно начинается с 1 февраля. К этому времени уже завершается прием предложений текущего года. И теперь до сентября члены комитетов и консультанты оценивают кандидатуры представленных претендентов и их научный вклад. После завершения предварительной оценки работ и их авторов Комитеты утверждают рекомендации по представленным персонам и передают свои мнения инстанциям, принимающим окончательное решение. Такими инстанциями по физике, химии, экономике являются «классы» Королевской шведской академии наук, каждый из которых состоит из 25 человек. Классы, в свою очередь, направляют соответствующие рекомендации академии, которая и принимает окончательное решение по каждой премии.

Принципиально такой же порядок отбора кандидатур предусмотрен и при присуждении премий по физиологии или медицине. Исключение составляет лишь конечное звено прохождения. Рекомендации Комитета здесь направляются непосредственно Нобелевской ассамблее Каролинского института. Именно здесь, в ассамблее, в октябре происходят окончательные выборы, утверждение и публичное объявление имен лауреатов.

На заключительном этапе Нобелевский фонд приглашает 10 декабря лауреатов, членов их семей, а также гостей в Стокгольм и Осло. В Стокгольме, в Концертном зале в присутствии примерно 1200 человек происходит чествование лауреатов. Церемония чествования представляет довольно сложную процедуру. Премии по физике, химии, физиологии или медицине, литературе и экономике после изложения достижений лауреата представителями соответствующих присуждающих Комитетов вручаются королем Швеции. Празднование завершается грандиозным банкетом, который организуется Нобелевским фондом в зале Городской ратуши.

Теперь кратко остановимся на описании самой процедуры по отбору лауреатов Нобелевской премии по физиологии или медицине, происходящей, как уже указывалось, в Каролинском институте Стокгольма.

Тем, кто отбирает лауреатов, с самого начала понятно, как трудно выделить наиболее достойного претендента. Разумеется, процедура и сам процесс отбора налагает огромную ответственность на представителей Комитета. Для того, чтобы работа была эффективной, с самого начала исключаются из рассмотрения самовыдвигаемые заявки. Как показал опыт, в большинстве случаев выполненная по изучению таких заявок работа оказывается проделанной впустую. Поэтому в положении, регламентирующем деятельность Нобелевского комитета, имеется следующая фраза: «Личные заявки на премию не рассматриваются». Правило это было установлено в связи с тем, что комитет получал тысячи писем практически из каждой страны мира. Теперь подобным заявителям отказывают, просто ссылаясь на существующее правило. Следует отметить, что в те ранние годы подавалось огромное количество разного рода фантастических проектов несомненно душевнобольными; в некоторых из заявок содержались далеко идущие планы обучения человечества, представленного многообещающими голубоглазыми индивидуумами; в других – верные методы терапии неизлечимых болезней. В отдельных письмах содержались намеки на некое секретное лекарство, которое автор не желает описывать подробно до тех пор, пока не получит соответствующей финансовой поддержки. Напротив, к другим письмам прилагались образцы лекарств, чтобы Комитет мог самостоятельно проверить их эффективность. Правда среди этого мусора можно было обнаружить и истинно научные открытия, но, тем не менее, ясно, что заявки, представленные самими авторами, рассматривать не следует.

С другой стороны, для работы Комитета и, соответственно, объективной оценки заявок представлялось чрезвычайно желательным получение соответствующим образом оформленных предложений от высококвалифицированных ученых, работающих независимо от географии в разных областях физиологии или медицины. Таким образом, кстати, подчеркивался и международный характер премий.

Как же реально выглядит сама процедура отбора? Прежде всего, для того, чтобы определенная кандидатура была рассмотрена Комитетом, она непременно должна быть предложена кем-либо из ученых, имеющих соответствующую квалификацию. Но для того, чтобы предложить кандидатуру, эти ученые должны получить от Нобелевского комитета специальное конфиденциальное приглашение для этого ответственного акта. Предложения рассылаются Комитетом раз в год в сентябре. Заявки предоставляются до 1 февраля следующего года. Заявки-представления включают описание открытия, которое рекомендуется вниманию Комитета, а также подробные аргументы в пользу открытия, предлагаемого для присуждения премии.

Важно иметь в виду, что постоянное право представлять кандидатов на Нобелевскую премию в области физиологии или медицины, прежде всего, принадлежит членам Нобелевской ассамблеи Каролинского института, членам медицинской секции Королевской шведской академии наук, предыдущим лауреатам этой же премии, членам Нобелевского комитета Каролинского института и профессорам медицинских факультетов университетов Швеции, Дании, Финляндии, Исландии и Норвегии. Помимо того, в положениях о премии по физиологии или медицине говорится, что ежегодное приглашение для выдвижения кандидатов должно быть еще послано сотрудникам по меньшей мере шести других медицинских факультетов по выбору Каролинского института таким образом, чтобы каждый год было представлено определенное число разных стран. Каролинский институт для выдвижения претендентов имеет также право дополнительного приглашения других ученых по его усмотрению.

Ввиду того, что уже давно существует четкое, хорошо организованное сотрудничество физиологов и медиков во всем мире, им регулярно рассылается и большое число приглашений. Это в какой-то мере затрудняло работу Комитета, поэтому было признано целесообразным привлекать к выдвижению претендентов представителей разных медицинских факультетов поочередно через определенное число лет. Следовательно, в более крупных странах с большим количеством университетов ежегодно приглашались представители двух или трех факультетов, в то время, как в менее крупных странах каждый год мог быть наделен такими полномочиями лишь один факультет. Как свидетельствует практика, обычно в каждый список рассылки за пределами Скандинавии включаются представители 20–30 факультетов из 15–20 стран. Заведующие отделами медицинских исследовательских институтов, не связанные ни с какими университетами, также получают приглашения, так что общее число лиц, которым предоставляется возможность выдвинуть кандидатов на получение Нобелевской премии по физиологии или медицине, обычно колеблется от 500 до 1000 человек. Из этой тысячи осуществляют свое право, как показывает опыт, в среднем 20–25 %. В связи с тем, что число предложений часто совпадает, то и реальное количество кандидатов сокращается примерно до 100 человек. Но и это тоже огромная цифра. Заметим, что та или иная кандидатура может выдвигаться в качестве претендента неограниченное число раз, и редким бывает случай, когда кандидатура получает одобрение с первого представления. Нобелевский комитет справедливо полагает, что благодаря именно такой схеме ни одно выдающееся физиологическое или медицинское открытие не может пройти незамеченным.

В спокойные мирные годы имена сотрудников медицинских факультетов или научно-исследовательских институтов всей планеты обычно можно найти в стандартных международных ежегодниках (Minerva, Index Generalis, The World of Learning и т. д.). Однако после начала Второй мировой войны возникли определенные трудности. Особенно это касалось нашей страны. Как полагает Нобелевский комитет, долгое время было невозможно узнать имена советских коллег и место их работы, что было крайне прискорбно, поскольку из-за этого Комитет был лишен возможности получать исчерпывающую информацию о работах, выполняемых в СССР. Теперь ситуация изменилась коренным образом. Трудности были не только с советскими учеными, никаких приглашений не посылалось, например, в Германию в период между 1938 и 1947 годами, за исключением тех ученых, которые уже имели право на выдвижение кандидатов. Эти сложности целиком были обусловлены запретом Гитлера, получать немцам Нобелевские премии.

Все приглашения, рассылаемые Комитетом, являются персональными и конфиденциальными. Обычно имена выдвигающих ученых не афишируются, делается это, прежде всего, для того, чтобы защитить их от возможного давления амбициозных кандидатов. Сохранение анонимности спонсоров также соответствует конфиденциальной природе приглашений. Иногда случается и такие курьезы: несмотря на правило, исключающее самовыдвижение, ученые, которых официально просили выдвинуть кандидата, выдвигают вместо этого самих себя. Иные применяют более осторожный, но равно недопустимый метод, привлекая внимание к собственным достижениям, представляя репринты статей, биографические заметки и другие персональные документы.

Поскольку право выдвигать кандидатов строго определяется специальными регламентирующими присуждение премии по физиологии или медицине положениями, предложения из других источников, нежели те, которые предусмотрены этими правилами, не рассматриваются. Это правило действует даже по отношению к номинациям, сделанным широко известными медицинскими обществами, международными конгрессами, а также по отношению к предложениям, приходящим по дипломатическим каналам. Правда, последнее иногда делается, но никогда не приносит успеха. Случается даже, что медицинский факультет, сотрудники которого получили обычные персональные приглашения для выдвижения кандидатов, посылают совместную рекомендацию от факультета, как от единого целого. Вероятно, это происходит благодаря ошибочному суждению, что на мнение людей, присуждающих премии, можно повлиять числом предложений, поддерживающих данного кандидата, если поддерживающие его ученые входят в число официально приглашенных. Разумеется, такие предложения могут получить только отказ, поскольку явно противоречат существующим правилам.

С другой стороны для присуждения премий исключительно ценно получить от официально приглашенных специалистов как можно больше личных суждений о наиболее важных, недавно сделанных открытиях в их области. Вне всяких сомнений, отдельное, хорошо подготовленное предложение, привлекающее внимание Комитета к новому, заслуживающему премии открытию, является более эффективным, нежели любое количество «голосов», отданных без описания причин в пользу какой-либо уже широко известной, или даже классической работы, которая, уже, возможно, и рассматривалась до этого неоднократно. Фактически Нобелевские премии иногда присуждались на основании даже одной единственной рекомендации, или их очень небольшого числа.

Работа по отбору кандидатов происходит при закрытых дверях в условиях строгой секретности и недоступна лицам, не привлеченным к осуществлению этой процедуры. Работа не получает никакой огласки до поры до времени. По ходу обсуждения, на разных его этапах и после принятия решения никакие протесты не только не принимаются, но даже об их существовании нигде не упоминается.

Все номинации (представления), полученные Нобелевским комитетом Каролинского института изучаются до 1 февраля, но в дальнейшем рассматриваются только те, которые удовлетворяют установленным правилам (достаточно квалифицированный заявитель, весомые аргументы и отсутствие самозаявки). Только после этого Секретарь комитета подготавливает меморандум, в котором содержатся имена и места работы кандидатов, выдвинувших их ученых, а также краткое резюме фактов, перечисленных в номинациях.

Копии меморандума Секретаря комитета рассылаются каждому профессору Каролинского института, при этом оригинальные документы остаются доступными лишь для тех, кто захочет с ними ознакомиться. Если того потребует количество и характер номинаций, то Нобелевский комитет может просить о временном дополнительном введении в состав Комитета еще одного или нескольких членов, являющихся специалистами в той или иной области. Такие временные члены, как правило, определяются до середины марта. Ими обычно являются профессора Каролинского института. Раньше они вводились в Комитет на оставшуюся часть года, но теперь их полномочия заканчиваются в конце сентября, когда, по-существу, вся работа Комитета по присуждению наград года бывает уже завершена.

Необходимая по процедуре критическая экспертиза заявок начинается, как правило, даже еще до расширения состава Комитета. Эта экспертиза проводится в два этапа, первый из которых является своего рода предварительным. Предложения многих кандидатов обычно уже поступали и раньше, в предыдущие годы, но, по тем или иным причинам, реализованы не были. В том случае, если открытия не рассматривались из-за того, что они сделаны слишком давно, что не удовлетворяет требованиям завещания, Комитет может решить рассмотреть их заново и подвергнуть другому «специальному изучению».

После получения заключения экспертов Комитет в апреле принимает окончательное решение о том, какие именно работы следует подвергнуть специальной экспертизе. В мае это решение доводится до членов Каролинского института, которые обладают правом добавления имен других кандидатов. Именно так и осуществляется процедура отсеивания, посредством которой работы, наиболее полно отвечающие условиям завещания, отбираются для второй более подробной экспертизы. Число кандидатов, которые каждый год доходят до этой стадии проверки, весьма ограничено. Практически, это только те лица, которые рассматриваются при принятии окончательного решения. Количество их меняется год от года в зависимости от полученных номинаций и других обстоятельств.

Окончательное рассмотрение работ поручается экспертам, которые, в большинстве случаев, не являются членами Комитета. Они могут быть сотрудниками Каролинского института, но чаще это специалисты со стороны. В течение лета эксперты подготавливают подробные отчеты, содержащие критическое рассмотрение работ. Особое внимание при этом обращается на приоритет открытия и вопрос о том, является ли данная работа столь важной, чтобы быть удостоенной Нобелевской премии. При этом от эксперта требуется представить веские аргументы в поддержку своего мнения и обоснованно привлечь внимание к особым аспектам рассматриваемого открытия.

В начале прошлого века считалось, что при помощи экспертной процедуры или экспертиз в специальных институтах можно провести экспериментальные исследования для проверки значимости подвергаемых экспертизе работ. Однако легко представить, что подобные действия, как правило, является трудно выполнимыми, а порой и просто невозможными. Иногда, правда, случалось, что отчеты писались только после личного посещения мест, в которых, по мнению эксперта можно было получить необходимую специальную информацию. Так, профессора Роберт Тигерштедт (Robert Tigerstedt) и Юханссон весной 1904 года посетили лабораторию И. П. Павлова в Санкт-Петербурге, чтобы, от имени Нобелевского комитета провести изучение выполняемой там работы. В том же году некоторые сотрудники Комитета были уполномочены во время своих поездок за границу собирать частично неопубликованную информацию, касающуюся важности сывороточного лечения при дифтерии и лечения ультрафиолетовым излучением при волчанке. И еще пример. В 1923 году Секретарю комитета было вменено в обязанность представить отчет о важности инсулина на основании информации, полученной на XI Международном физиологическом конгрессе в Эдинбурге. В конце концов было признано достаточным подготавливать отчеты экспертов, основываясь лишь на анализе специальной научной литературы.

Все эксперты обязаны сдать свои отчеты до 1-го сентября, после чего члены Комитета имеют возможность сравнить и обсудить эти отчеты и в конце месяца представить окончательные рекомендации. Ввиду того, что число профессоров Каролинского института с момента учреждения Нобелевской премии сильно возросло (в 1901 году – 19, в 1961 —уже 47), было признано целесообразным дать им более широкое представительство в сессиях Нобелевского комитета. Начиная с 1934 года вошло в обычай включать в Комитет на период сентября нескольких или всех профессоров, принимавших участие в качестве экспертов. Таким образом, вместо трех членов в Комитет на период сентября в течение многих лет включается от 6 до 11 членов. В последние годы наблюдается тенденция к увеличению их числа. Таким образом, авторитет Комитета в среде научной общественности неуклонно возрастает.

Из описанной довольно сложной и запутанной процедуры следует, что присуждение Нобелевской премии по физиологии или медицине является результатом подробного и тщательного изучения, экспертизы и обсуждения, продолжающихся ежегодно в течение по меньшей мере 8-и месяцев. Каролинский институт всегда испытывал чувство глубокой ответственности по отношению к завещателю, и в связи с этим он выработал свои инструкции в строгом соответствии с пунктами завещания, считая, что таким образом будет сохранен престиж и высокий уровень наград.

Как известно, лауреаты Нобелевской премии по физиологии или медицине избираются в октябре. Сначала, в первые годы премиальной практики, решение об избрании не оглашалось до 10-го декабря, т. е. до годовщины смерти Нобеля, когда четыре премии, присуждаемые в Швеции, вручались победителям на торжественной церемонии в Стокгольме. Такой же практики придерживался в Осло парламентский комитет, присуждающий Премию мира. Попытки сохранения секретности привели, однако, к определенным трудностям, поскольку победителям было необходимо как-то оформить свое отсутствие на службе, организовать поездку и проч., не обнародуя того, что они едут в Стокгольм или в Осло.

Характерно, что некоторые из этих трудностей были юмористически описаны самими Нобелевскими лауреатами. Так, Рональд Росс, удостоенный премии по физиологии или медицине в 1902 году, рассказывал, как, получив письмо, в котором сообщалось об оказанной ему чести и, разумеется, будучи абсолютно счастлив, немедленно рассказал о своей удаче двум присутствующим коллегам. Читая письмо дальше, он дошел до фразы о том, что необходимо соблюдать строгую секретность, но было уже слишком поздно. Или Эрнест Резерфорд, лауреат премии по химии 1908 года написал 29 ноября того же года письмо Отто Гану (будущему Нобелевскому лауреату по химии 1944 года), в котором говорил: «Могу сообщить тебе под большим секретом, что мы с женой собираемся ехать в Стокгольм через Гамбург и Копенгаген, чтобы прибыть туда 10 декабря. Возможно, мы будем возвращаться экспрессом через Берлин, чтобы повидаться с тобой. Никому ничего не говори, пока не наступит указанная дата».

Начиная с 1910 года, имя лауреата и официальное описание его достижений стали сообщать тотчас после окончания голосования. Поскольку голосование обычно проводится вечером, часто случалось, что посылаемая в лабораторию, а не на частный адрес, официальная телеграмма лауреату доходила до него лишь на следующий день. Случалось даже так, что ученый узнавал о своем лауреатстве из утренних газет за завтраком. Хотя обычно, досужие газетчики находили его задолго до того и брали интервью.

Разумеется, одним из исключительно важных условий для справедливого присуждения Нобелевских премий является поддержание полноценных международных контактов. Именно это, прежде всего, дает возможность вовремя узнавать о достижениях в научных исследованиях в мире и получать информацию о новых важных открытиях, сделанных в обширной области физиологии или медицины. Такие контакты наилучшим образом поддерживаются путем чтения периодики, сайтов в Интернете и монографий, что полностью отвечает нобелевским правилам, предписывающим обязательную публикацию представляемой к премированию работы.

Следует иметь ввиду, что на международные контакты сильно влияет политическая нестабильность, и распределение премий, таким образом, также зависит от этой нестабильности. Например, во время двух последних мировых войн подобные контакты были весьма затруднены, а иногда и полностью прерывались. Некоторые из этих сложностей широко известны – например, запрет на посылку приглашений для ученых, работающих в границах «третьего рейха» (1938–1945), и послевоенное отсутствие имен и адресов профессоров медицины и исследователей в некоторых других странах, таких как СССР.

Не секрет, что во время обеих войн большое число ученых, приглашенных выдвигать кандидатов, были так или иначе заняты в военных действиях, либо на фронте, либо активно принимали участие в военных разработках. Следовательно, их возможности следить за научной литературой, которая, по-прежнему, продолжала выходить, были весьма ограничены. Естественно также, что интерес этих ученых к присуждению Нобелевских премий сильно снизился на фоне страшного военного конфликта. Возможно, свое влияние оказало также и то, что в течение ряда военных лет, как уже упоминалось, премии вообще не присуждались. Но, хотя свободный международный обмен научной информацией во время двух мировых войн был сильно нарушен, эти трудности никогда не были столь серьезны, чтобы полностью подавить работу Нобелевского комитета по отбору лауреатов.

Когда разразилась Первая мировая война, число номинаторов и количество кандидатов резко уменьшилось. Однако, несмотря на это, выбрать достойного ежегодного лауреата не представляло особого труда. Гораздо хуже была крайняя неразбериха, царившая в Европе осенью 14-го года, когда следовало вручать награды, и приостановление процедуры в данном случае было в порядке вещей. В 1914 году премия была присуждена Роберту Барани – подданному Австро-Венгрии, который в то время находился в плену в Сибири. Однако, благодаря заступничеству Шведского Красного Креста, он был освобожден, и награда ему была вручена по дипломатическим каналам.

После совместного предложения, внесенного шведскому правительству различными организациями, занимающимися наградами, было решено ввиду сложной международной ситуации в последующие военные годы премии не присуждать. Ис 1915 по 1918 годы они действительно не присуждались. Согласно правилам, премиальные деньги в этом случае поступали в Специальный фонд жюри. Однако, поскольку не было недостатка в достойных кандидатах, Каролинский институт посчитал, что коль скоро в военное время премии не присуждались, то можно проводить более строгий отбор претендентов. При этом в физиологии или медицине рассматривать только новые специфические открытия. Однако то, что награды несколько лет не присуждались, привело к тому, что набралось значительное число соответствующих этим требованиям работ, и, поскольку они должны были быть приняты во внимание в непосредственно послевоенные годы, стало трудно соблюдать нобелевское пожелание рассматривать лишь недвано сделанные открытия. В связи с этим выбор лауреата за 1919 год был отложен до 1920 года. К этому времени большинство профессоров Каролинского института пришло к выводу, что наилучший способ выполнить волю Нобеля, отраженную в его завещании, – это присуждать премию ежегодно, даже если политическая ситуация оказывается неблагоприятной. Поэтому в 1920-ом году были вручены обе премии, и с тех пор какое-то время награжение проводилось почти регулярно.

Между тем, в конце 30-х годов на европейском горизонте сгущались тучи новой войны. И неудивительно, что это опять-таки помешало присуждению Нобелевских премий. В сентябре и в октябре 1938 года (сразу после Мюнхенского кризиса) Нобелевский комитет и профессора Каролинского института, как обычно, готовились к традиционной процедуре отбора кандидатов. Однако по причинам, которые будут объяснены ниже, было решено отложить финальный выбор до следующего года, поскольку появилась, хоть и слабая, но все-таки надежда на улучшение международной обстановки. Таким образом, в 1939 году Институту пришлось распределять две премии. Премии 1938 года был удостоен профессор Корней Хеймане из Бельгии. Но по правилам премия за 1939 год должна была также присуждаться в то же время. Такое наслоение событий породило определенные трудности.

В сентябре 1938 года профессор Герхард Домагк из Германии был выдвинут на соискание премии коллегами из Франции и США и имел хорошие шансы получить премию за его революционную работу по сульфонамидам (пронтозил). Ввиду сложной международной ситуации возник вопрос о том, не может ли данная награда поставить шведское правительство в неловкое положение в связи с напряженными отношениями с Германией. От имени Нобелевского комитета Каролинского института его Председатель, который тогда являлся также ректором Института, имел беседу с премьер-министром П. А. Ханссоном. От него не удалось получить никакого официального ответа, он лишь высказал свое личное мнение о том, что если Германия не желает, чтобы ее подданные получали Нобелевские премии, наиболее естественным будет не давать им этих наград. В этой ситуации члены Комитета чувствовали себя вправе принять собственное решение и большинство проголосовало против предполагаемого присуждения премии Домагку, исходя из того, что, по их мнению, практический опыт применения сульфонамидов был недостаточным, особенно в Швеции.

На следующий год Домагк был выдвинут снова. На этот раз – коллегами из Англии, и теперь в Комитете возникло определенное мнение, что пронтозил является открытием, достойным премии. Этот вопрос обсуждался в Каролинском институте через полтора месяца после того, как разразилась Вторая мировая война. Некоторые из членов Комитета пребывали в сомнении, в то время, как другие отстаивали ту точку зрения, что следует, как и обычно, строго придерживаться правил. Нобель сформулировал свою волю следующими словами: «Выражение моей воли таково: Премия должна присуждаться вне зависимости от национальности кандидата, ее должен получить достойнейший, невзирая на то, является ли он скандинавом, или нет».

При подобных обстоятельствах не было никакого сомнения, что премию следует присудить Домагку, и действительно, в этот момент не было ни одного столь же достойного кандидата. Для международного престижа премии, а также единения присуждающих ее ученых было исключительно важно, чтобы завещание исполнялось буквально, даже во время политической нестабильности, включая войну. Что касается немецких ученых, то имелись серьезные основания полагать, что они будут приветствовать вручение награды, невзирая на официальное запрещение гитлеровского правительства.

Подавляющее большинство профессоров Каролинского института также высказалось в пользу присуждения премии Домагку. Ситуация стала известна немецкой дипломатической миссии в Стокгольме, результатом чего явилась телеграмма в Министерство иностранных дел Швеции из Берлина, в которой говорилось, что присуждение Нобелевской премии немецкому подданному является «абсолютно нежелательным». Текст этой телеграммы был передан по телефону секретарю Нобелевского комитета, который поинтересовался, может ли Министерство иностранных дел Швеции прокомментировать немецкое заявление. Поскольку комментариев не последовало, Каролинский институт счел себя вправе действовать согласно существующему положению. Каролинский институт подавляющим большинством голосов присудил премию за 1939 год Герхарду Домагку за его открытие антибактериального действия пронтозила. Однако надо сказать, что под давлением нацистского аппарата Домагк помимо своей воли вынужден был письменно отказаться от премии.

Практика отказа лауреатов от получения наград вызвала необходимость изменения некоторых правил. Новое принятое правило гласило, что в том случае, если лауреат отказывается получить премию или не может получить деньги до 1-го октября следующего года, премия должна быть возвращена Нобелевскому фонду.

Во время Второй мировой войны Нобелевских празднований в Стокгольме не проводилось. В течение 1940–1942 годов премии вообще не вручались. Премии по физиологии или медицине за 1938 и 1939 годы были, как уже упоминалось, присуждены, хотя их презентация откладывалась до более позднего срока. Премия 1938 года была вручена профессору К. Хеймансу на академической церемонии в Генте (Бельгия) 16 января 1940 года шведским министром в присутствии королевы-матери Елизаветы, членов бельгийского правительства и других официальных лиц.

27 октября 1944 года, когда война в Европе была еще в разгаре, Каролинский институт вынес свое решение о премиях по физиологии или медицине за 1943 и 1944 годы. Трое из лауреатов – Э. Дойзи, Дж. Эрлангер и Г. Гассер были гражданами Соединенных Штатов, в то время, как четвертый, X. Дам был датчанином, который временно работал в Америке. Из-за того, что шла война, эти лауреаты не имели никакой возможности приехать в Швецию, даже если бы там и состоялась обычная праздничная церемония. Поэтому пришлось обратиться в Американо-Скандинавский фонд с просьбой о проведении церемонии вручения премий в Нью-Йорке. Церемонию возглавил находящийся в Вашингтоне шведский министр. Эта церемония полностью соответствовала международному характеру премий и тому интересу, который они вызывали в различных странах.

По вполне понятным причинам все резоны, касающиеся присуждения премий, являются конфиденциальными и согласно положениям протесты против решений, вынесенных присуждающими премии организациями, не принимаются. Как правило, никто из членов Нобелевского комитета, так же, как и профессора Каролинского института, не вступают в дискуссию на тему премии ни с кандидатами, ни с их спонсорами, поскольку это может привести к нескончаемым осложнениям.

Как известно, противоречия в науке часто являются необходимыми и могут служить важным целям, однако полемика на тему приоритетов и субъективных оценок личных заслуг редко идет на пользу науке и тем, кто ею занимается. Подобные дискуссии легко могут заставить страдать тех, кто имел счастье получить Нобелевскую премию, а также способствовать распространению нездоровых желаний в более широких кругах. Те, кто занимается практическими деталями распределения премий, безусловно, полностью осведомлены о трудностях, присущих их деятельности, и о неизбежности ошибок. Напряженные отношения не должны возникать в результате чувства непогрешимости или превосходства, и уверенности в том, что обсуждение таких личных качеств, как квалификация кандидата, не только нанесет вред всем участвующим в этом обсуждении. Оно может также войти в противоречие с одной из основных целей дара Нобеля – способствовать лучшему взаимопониманию и возникновению отношений доброй воли между народами.

Для того, чтобы видеть в ближайшем будущем свою страну осуществляющей вклад в копилку международного сообщества посредством участия в программах фундаментальной науки, надо правильно осознавать свое прошлое, традиции, равно как и дела, совершенные нынешними поколениями. Книга эта как раз и посвящена достижению именно этой цели. Она содержит краткое изложение собранной базовой информации о 172 Нобелевских лауреатах в области физиологии или медицины. Как нам кажется, исходя из сведений о победителях на протяжении 100-летней истории Нобелевских премий можно оценить старые и почерпнуть новые сведения о развитии науки, тенденциях и направлениях ее движения.

Число публикаций (не считая справок из Интернета), использованных при подготовке книги, значительно перевалило за тысячу и сбору их было посвящено несколько лет. Как и в большинстве подобных изданий, рассмотрение материала осуществлялось в хронологическом порядке. Вместе с тем, учитывая широкий диапазон тематической направленности физиологии и медицины, допустимо дополнительно к хронологии использовать еще по крайней мере два подхода. Первый из них с некоторой детализацией охватывает сугубо физиологические разделы, рассматривая при этом и близкие к ним проблемы биологии, такие, например, как генетика. Наряду с этим, отдельно идут медицинские науки. Все это представляется в виде крупных блоков или целых направлений. Таких разделов нами было определено по крайней мере восемь и именно по этим направлениям в течение столетия присуждались Нобелевские премии. Эти разделы имеют непосредственное отношение прежде всего к механизмам висцеральных функций, нервной и гуморальной регуляции, физиологии клетки и физиологической химии, сенсорным процессам, генетике и эмбриологии, иммунным процессам, а также различным аспектам медицины. Так или иначе, прямо или косвенно, но все они направлены на прояснение феномена жизни посредством биологических, физических и химических исследований. Это своеобразная попытка осуществления всестороннего исследования названного феномена, области знания, которая стремительно развивалась в последней половине XX столетия. И в этом смысле книга посвящена именно этой новой области исследований XXI века – науке о жизни.

Позже оказалось, что вполне допустим и другой, более детализирующий материал подход. И этим мы тоже воспользовались. Второй подход значительно подробнее рассматривает итоги столетия, не разделяя работы на сугубо физиологические или типичные медицинские. В нем положено в основу главным образом существо, новизна и значимость исследования для будущего. Здесь, наряду с датами, уже фигурируют фамилии лауреатов и общая направленность их работ. Разумеется, между тем и другим подходами нет существенных различий и тем более противоречий, оба они в какой-то мере дополняют друг друга, позволяя тем самым выявить не только возможные тенденции в развитии физиологии или медицины, но в известной мере приблизиться к пониманию направленности их дальнейшего роста. И даже больше того, относительно детальное рассмотрение итогов столетия (второй вариант) почти укладывается в конструкцию первого. Рассматривая этот второй подход, мы намерено дополнили его еще и цифрами (рубриками) первого.

Вариант первого подхода

1. Вариант второго подхода

2

3

4

5

6.7

8

Проводя рассмотрение каждой премии, мы стремились придерживаться единого плана изложения. Повествование, как правило, включает фамилию(и) лауреата, государственную принадлежность каждого из них, годы жизни, направление, к которому относится работа. В направлении специально выделялся год присуждения премии. Далее следует дефиниция Нобелевского комитета, описание сути открытия и затем последовательно предыстория, история открытия, значение для человечества. Повествование завершается краткими биографиями лауреатов, их основными работами и литературой о лауреатах.

В процессе работы над книгой мы стремились включить как можно больше сведений о работе победителей, рассмотрев предысторию каждого открытия, суть самого открытия, его значение для грядущих поколений, не говоря уже о биографических справках. Тем не менее количество информации по каждому лауреату оказалось неодинаковым. Все же можно сказать, что книга эта содержит несравненно больше фактов, чем любая другая подобная публикация в России. Для расширения представлений о победителях нами приведены официальные фотографии лауреатов. Материалы для книги были собраны в фондах Библиотеки Российской академии наук, Санкт-Петербургского государственного университета и в сайтах Нобелевского фонда в Интернете.

При работе над книгой возникло много трудностей. Большинство из них связано с тем, что области исследования лауреатов чрезвычайно разнородны, специфичны и глубоки. Мы предприняли все от нас зависящее, чтобы проникнуть в самую суть каждой из проблем. Как хорошо известно, прогресс науки в последние десятилетия сосредоточился главным образом в исследовании комбинаций рекомбинантной ДНК, клеточном слиянии, ранних стадиях развития эмбриона, трансформациях клеточных субстанций. Таким образом, в настоящее время открыт путь к изучению феномена жизни на клеточном уровне. Принимая во внимание цель, определяющую направление современных исследований, это как раз и есть та попытка, которая объясняет феномен жизни человеческих существ.

Опережая знакомство читателя с содержанием книги, нам кажется здесь будет уместным напомнить, что в своем нобелевском докладе Павлов четко сформулировал главную задачу представлявшейся им науки – «проникать все глубже и глубже в нашем познании организма как чрезвычайно сложного механизма». То есть его исследования решали проблему завтрашнего дня, заглядывали за горизонт, носили фундаментальный характер. Именно к такому выводу приводит и анализ рассмотренных работ, отмеченных Нобелевской премией за прошедшее столетие.

Мы благодарны всем, кто оказал нам разного рода поддержку и сотрудничество в этой работе.