Читать книгу Зодиакальный свет - Александр Машошин - Страница 4

Процесс надзирания за «стройкой века» не стал для меня особенно обременительным. Немного беспокоился я лишь в самом начале, пока не убедился, что Гант Кеневиц отличный специалист и не алкаш, а рабочие, нанятые администрацией, достаточно хороши, в меру исполнительные, в меру ленивые, как свойственно любым нормальным людям. А первое правило компьютерного администратора гласит что? Правильно: работает – не трожь. Я, по сути, оказался в положении того самого майора. Как там было? Все до старшего лейтенанта включительно должны уметь работать самостоятельно. Капитан должен уметь организовать работу. Майор должен знать, где что делается. Вот я и знал. Системы видеонаблюдения на строящейся станции пока не было, но её с успехом заменяли записи сервисных дройдов. Перед моими глазами разворачивалась картина возведения с нуля крупной астероидной базы. Прокладывались туннели, естественные полости преобразовывались в прямоугольные залы или ангары с плоским полом и сводчатым потолком. Крупные залы делились на помещения перегородками и горизонтальными перекрытиями, внутри которых монтировалась аппаратура искусственного тяготения, вентиляция и освещение. Галактическая цивилизация использовала довольно интересный способ пещерного строительства. Материал стен размягчался при помощи плазматрона, затем прессовался и выравнивался силовым полем, дабы не оставалось трещин и микроканальцев, могущих служить путями для утечки воздуха. На данном астероиде плазма ещё и поддувалась кислородом, в котором из хондритовой породы выгорала часть углерода, а получившаяся углекислота пополняла атмосферу помещений. Закончив выравнивание стен в объёме, его отсекали от «первой очереди» гермодверями, и, пока монтажные дройды собирали перегородки, а техники настраивали гравитронику, регенерационные установки приводили воздух к составу, пригодному для дыхания. Бытовой городок, собранный в первый день на поверхности астероида рядом с пробиваемым тоннелем, пока функционировал, но постепенно съёживался по мере того, как всё больше и больше готовых помещений образовывалось в толще породы. Вскоре пригодились каменные обломки, оставшиеся от формирования порталов ангаров. Строители вначале отталкивали их в сторону, смораживая углекислотой в «мусорные сателлиты», а после того, как в выемке на поверхности астероида смонтировали энергостанцию, возвели над ней каркас из арматуры и переплавили породу в купол защитного саркофага. Энергостанция для будущей базы имела в своей основе расщепитель, то есть, обыкновенный ядерный реактор на делящемся топливе. Вместе с другими материалами её в разобранном виде привёз транспорт «Руяна», и строители постарались быстрее запустить её в работу, чтобы не жечь в генераторах энергоноситель. Солнечный «самогонный аппарат», развёрнутый в чистом космосе ниже пояса астероидов, производил его исправно, но недостаточно для удовлетворения всех нужд, и приходилось частично использовать запас из баков «Индрика» и даже «Амидалы».

На транспорте прилетели и люди, в смысле, разумные существа, поскольку людьми можно было считать далеко не всех из них. Например, диспетчер Натуа Хисс, хорошо мне знакомая по старой базе, с виду отличалась от обычной женщины только худым, словно измождённым лицом, странной линией роста волос на голове, заметно выступающими на спине позвонками да строением ногтей. На самом же деле она была потомком млекопитающих динозавров с планеты Фоллин и даже температуру тела имела непостоянную. К какому семейству и отряду можно отнести мохнатую четверорукую фо-фейанку Блику Лофор, я и вовсе не знал. Блика прибыла в компании двух своих соплеменников, супружеской пары Беяфи. Оретнор Беяфи был авиатехником, его жена Эрнинэ специализировалась на мозге и «нервной системе» дройдов. К моей искренней радости, на новую базу прилетел и старший военный инструктор, лейтенант-клон Пятерня. Он и три его помощника привезли двадцать семь новобранцев. Отдельной роте спецназа АО «Индесел», солдат которой по привычке именовали пограничниками, требовались новые кадры. За год, прошедший с момента эвакуации с космического терминала «Румелия», некоторые старослужащие переквалифицировались кто в пилоты грузовиков, кто в бортинженеры или механики. Задач, тем временем, не становилось меньше: кроме главной базы, охраны требовали три ремонтных дока, организованные в других системах. Вот командир пограничников, майор Гента Вантезо, и набрал с нескольких планет мальчиков, кто искренне желал пойти на военную службу, но не в имперские штурмовики. Примерно половина новобранцев, как сам майор, администрация и основная часть персонала старой базы, были родом с Панторы. Их отличала голубоватая пигментация кожи, а некоторых ещё и странные цвета волос: каштановые и рыжие других рас соответствовали у панторанцев бордовым, красным и розовым. Остальные мальчишки представляли пёстрое сборище из систем, сравнительно близких к Арагу: Орд Мантелла, Вендилла, Оринды, Корсина, и, конечно же, Брега. А ещё были двое тионцев и парень с далёкой Шарлиссии, дальний родственник капрала Тивальи. Спасаясь от имперского призыва, он потратил последние деньги на перелёт до Панторы, а оттуда его эвакуировали вместе с местными.

– Что интересно, другие виды из соседних секторов тоже служить просятся, – рассказывал мне Пятерня. – Ладно забраки, они у нас давно работают. А жазбинане? А наутоланы? И девицы не хуже ребят, хотя их-то в штурмовики не призовут. Недавно прилетела чагрианка, шестнадцать лет, возьмите её пилотом, гонщица она, видите ли.

– Так радоваться надо, – сказал я, – доброволец, да ещё обученный.

Суровое лицо профессионального вояки отразило досаду.

– Радоваться, – проворчал он. – Куда её на астероид? Они же, как и наутоланы тоже, амфибии, им вода нужна, а тут воздух сухой. Попортит организм, а ей ещё рожать.

Новобранцев разделили на две группы, полдня они изучали военное дело, полдня работали на облицовке помещений. Как говорится, два солдата из стройбата заменяют экскаватор, а один пограннаряд заменяет весь стройбат. Вообще-то, зря я рассказал эту хохму местным пограничникам, ну да теперь слова из песни не выкинешь.

В общем, дела на строительстве двигались, и довольно-таки неплохо. Вопросы, как верно пророчествовала Осока, возникали только тогда, когда дело касалось инициативы, проявляемой «бреганскими товарищами». Гант Кеневиц старался организовать всё как положено, бреганцы – оптимизировать и облегчить. К чему, например, прокладывать кабели километрами по коридорам и стволам, если можно просверлить «крысой» – плазменным сверлом на колёсиках – канал напрямую и ею же все кабели протащить? Архитектор ругался, что так не делают, что нельзя без схемы, а ему отвечали, что в схему уже внесено. Во всех подобных случаях я сначала выслушивал одну сторону, потом другую, думал какое-то время, а затем убеждал того, кто, по моему мнению, был неправ. Иногда для этого требовалось лететь на место и оценивать ситуацию. В других случаях хватало осмотра с помощью Альфы – близняшки моей Беты, оставшейся в системе Дарналы в качестве секретаря Кеневица – и беседы по комлинку. Если Кеневиц упирался рогом, которого у него не было, приходилось продавливать его сопротивление авторитетом, которого не было у меня. Прилетая на новую базу, я уже не отдавал энергоноситель, как в первый раз, а дозаправлял свою Леди Яхту. Более того, накопленной светящейся жидкости, вязкой, как ртуть, и жутко агрессивной химически (про себя я называл её «ведьминым студнем») стало хватать для дозаправки «Борца», который теперь совершал регулярные рейсы от старой базы к новой и обратно. А раз экономить больше не требовалось, я стал наведываться на стройку чаще, подгадывая к вечеру, привозил народу что-нибудь вкусненькое с Земли. Плату за часть заказов я брал в баксах, а за них индийские и чилийские товарищи охотно – и совсем недорого – продают ящиками и бананы, и манго, и персики, и фиолетовую сливу размером с помидор. Мандарины же вообще можно взять в Абхазии за рубли. Ребята и девчата трескали свежие фрукты, а за чаем начиналась «травля баек». Больше всего, понятное дело, рассказывали пилоты и лейтенант Пятерня. Он вспоминал давнюю войну, своих братьев-клонов, много говорил и о джедаях, включая Осоку, отчего я его слушал особенно внимательно. Время от времени мы заставали его за удовлетворением «пагубной страсти», как выражалась Блика – занятием живописью. Голых стен на новой базе было предостаточно, на них и появлялись свежие рисунки, выполненные, не скажу «талантливо», но умелой рукой.

– Ты отлично рисуешь, Пятерня, – заметила однажды Натуа.

– Рисую? Я рисую?? – воскликнул лейтенант. – Да разве это называется «рисовать»? Эх… А ну, пойдёмте, покажу я вам, как рисуют по-настоящему.

Он привёл нас в свою каюту, заставил рассесться на кровати и стульях. Проектор комлинка я держал таким образом, чтобы и голограмме Падме тоже было всё видно. А Пятерня достал из глубины шкафа плоский чёрный прямоугольник. Поставил его на рундук, подвинутый в центр свободной стены, и снял чехол. Перед нами предстала картина. Заросли инопланетного леса, светящееся не то цветы, не то кактусы без игл, ветви, лианы. И в центре всего этого – женщина, твилека с небесно-голубой кожей, одетая в коричневый брючный комплект из плотной ткани. Она стояла почти спиной, полуобернувшись и глядя на зрителя поверх плеча, изображённая с такой пронзительной натуралистичностью, что, казалось, сейчас кивнёт, повернёт голову и шагнёт туда, вдаль.

– Айла… – прошептала Падме.

– Уходящая в Вечность, – глухо произнёс Пятерня. И я вдруг понял, что это, чёрное и размытое, изображено внизу картины. Стволы. Целый частокол бластерных стволов, направленных на женщину. А её световой меч в правой руке был выключен и смотрел эмиттером вниз. Стало ясно, почему с такой печалью и укором смотрят её прекрасные глаза цвета осени. Так глядела она на своих убийц, уже зная, что произойдёт в следующий миг. Готовая сделать последний в своей жизни шаг. Шаг в бессмертие.

– Он тоже стрелял в неё тогда, тот клон, не знаю номера, – мрачно пояснил Пятерня. – А год спустя нарисовал вот это. И, когда закончил, повесился на собственном ремне.

– Всё-таки, он стал человеком. Хотя и слишком поздно, – грустно сказал Иан.

– Я тоже пытался их рисовать, – признался лейтенант. – Тех, кого знал. Её, Джокасту, Луминару… Чтоб были, как живые. И не получалось.

– Осока на борту «нерфа» нарисована очень похоже, – заметила Натуа.

– Да. А я ведь не знал, что она, единственная, жива. Мистика какая-то.

По дороге домой, в Солнечную систему, Падме была молчалива и печальна.

– Расстроилась? – спросил я.

– Немного. Как будто снова побывала в тех временах. Я ведь тоже знала их всех, Алекс. А теперь их нет. Никого не осталось. А я сама вот в таком странном состоянии, как вы выражаетесь, ни то, ни сё.

– Как же «никого»? – преувеличенно возмутился я, чтобы отвлечь её внимание от «странного состояния», где крыть было нечем. – А Осока? А Рийо? А Пятерня, пусть он был простым солдатом…

– Разведчиком он был. Потом сержантом.

– Вот! – воскликнул я. – Значит, ты и его хорошо знала, раз запомнила! А говоришь такие вещи. «Никого». Две такие замечательные подруги! Они тебя очень любят, обе, уж я-то вижу.

– И я вижу. Просто как-то странно. Я была старше, заметно старше их, а теперь мы как бы стали ровесницами.

– Разве это плохо?

– Не знаю. Нет, пожалуй, нет, – Падме, наконец, улыбнулась. Спросила: – Не хочешь поспать немного? Завтра вы с Ирис, кажется, собирались на рекогносцировку?

– Да, в Косово. Пожалуй, надо поспать, ты права, – я спустился с подиума и вознамерился улечься на угловой диван у стены рубки.

– Ну, уж нет! – строго сказала голограмма, уперев руки в бока. – Вот ещё будешь, как на вокзале! А ну-ка, иди в каюту и ляг нормально на постель!

И вновь, как время от времени бывало, во взгляде её, в интонациях мне почудилось нечто неуловимо-знакомое.

– По-моему, ты мной помыкаешь, тебе не кажется? – проворчал я.

– Я о тебе забочусь! Сам говорил, мы одной крови, а соплеменники заботятся друг о друге.

Вот это я, точно, говорил. Санскритские корни имени Падме Амидалы со всей очевидностью свидетельствовали о том, что она, как и я, индоарийских кровей. Да и сам этнос, к которому принадлежали набуанцы, бреганцы и, скорее всего, предки тогрут с человеческой стороны, галактические учёные называли «надсемья ари». А в обиходе говорили «раса набу». Ничего не попишешь, пришлось подчиниться и идти спать в каюту.

Я хотел подремать часа полтора, два, до выхода на досветовую скорость, но коварная Падме не стала меня будить. И когда я проснулся, то обнаружил, что по московскому времени наступило утро, а «Амидала» лениво вращается вокруг моей родной планеты, состыкованная с жилым модулем Ирис.

– С добрым утром, – солнечно улыбнулась голограмма, сразу отбив всякую охоту на неё ворчать. – Умывайся и иди завтракать, Ирис всё приготовила.

– Привет, – сказал я, входя в модуль. – Извини меня, ради бога, проспал.

– Ничего страшного, – Тано-старшая тоже улыбалась. – Всего-то девять утра. А на Балканах, значит, семь. Куда в такую рань? Вот поедим, тогда и спустимся.

За то короткое время, что Ирис изучала земную жизнь, она научилась понимать на слух английскую речь, читала на латыни и греческом, а уж по-русски стала говорить вовсе без напряжения. Резкий жёсткий акцент, который я про себя называл «югославским», заметно уменьшился, хотя он, в сущности, никогда особо не мешал. С моими родителями Тано-старшая поладила великолепно, то приглашала нас всех сюда, на орбиту, и угощала блюдами, приготовленными из запаса продуктов жилого модуля, то сама ужинала у нас дома земной кулинарией. По вечерам они с моей мамой вели долгие задушевные беседы, часто – находясь одна на орбите, другая дома на кухне, как обычные телефонные кумушки. Мама называла её просто Ирой и относилась совершенно так же, как к любой своей подруге, а может, и лучше. Сейчас, пока я ел, Ирис медленно пила из кружки слабо заваренный земной кофе и читала что-то на экране деки, изредка делая стилом пометки. Бывают же чудеса в Галактике: такая красивая женщина и такая учёная!

Не успел я допить чай, как зазвонил телефон. Мобильный. Его я купил совсем недавно, после увольнения, чтобы заказчикам было легче меня найти. С прошлого года элитная дотоле сотовая связь резко подешевела и стала доступна не только банкирам и бандитам. Вообще-то, сам аппарат сейчас лежал дома, подключённый к инопланетному комлинку, а сюда сигнал транслировали гиперволны.

– Слушаю! – сказал я, дотрагиваясь до клавиши и вкладывая в ухо наушник. – Да. Нет, Павел, сейчас не могу. Я на орбите. Какой, околоземной. Высота тридцать шесть и две мегаметра, наклонение пятьдесят шесть градусов. Трудно сказать, мне тут ещё кое-куда слетать надо. Часа в три подъеду. До встречи.

– Ты ему и параметры орбиты сообщил? – удивлённо посмотрела на меня Ирис. – Как неосторожно.

– С некоторых пор у меня железное правило: говорить чистую правду, – засмеялся я. – Только в этом случае можно быть абсолютно уверенным, что тебе никто не поверит. Спасибо за завтрак, полетели смотреть, что творится в Косово.

Подходил к концу ноябрь. Строительство базы вошло в завершающую стадию. Та часть астероида, где были самые удобные внутренние полости, приобрела законченную структуру, обустроили под ангар ещё одну открытую наружу пещеру примерно в двух километрах от первой. К ней пока вёл всего один длинный тоннель. Третью пещеру, имеющую сравнительно узкое жерло, решили отдать под производственный комплекс. Да-да, Совет директоров поставил Кеневицу и такую задачу: на базе должно быть место для собственных заводов. Я не был уверен, что для производств не стоило бы выбрать другую подходящую глыбу поблизости, зато с самой идеей был согласен безоговорочно. Что такое торговать только сырьём, я наглядно видел на примере своей собственной страны последние восемь лет. Зависимость от всех и каждого. Кабала. Хорошо, что хоть здесь эту ошибку сразу решили не повторять. В пространстве рядом с базой была собрана плавильная печь с электромагнитным нагревом рабочей зоны. Её запускали уже дважды, загружая куском руды, отрезанной от металлического астероида, добавляли необходимые присадки и получали на выходе аккуратно нашинкованные силовым полем плиты нужной толщины. Красота! И прокатного стана не нужно!

С Осокой мы за всё это время виделись только в виде голопроекций, зато почти каждый день, с небольшими перерывами, когда она пропадала на сутки-двое, решая «неотложные вопросы». Разница в два с лишним часа не мешала совершенно, наоборот, разговаривали мы как раз в то время суток, когда в жилых секторах базы Араг и фрегата всё затихало, и мою подругу никто не отвлекал. Работу обсуждали мало, всё больше какие-нибудь отвлечённые темы. Я заметил, что об обстановке в системе Осока рассуждает с некоторой неохотой, и не настаивал. У меня ведь был и другой источник информации. Панторанка Рийо, Осокина ближайшая подруга и генеральный директор всей компании, а в устах бреганских специалистов – просто Генеральша. Ей я звонил обычно днём, вроде как доложиться об успехах, а затем, деликатно поинтересовавшись, не занята ли она, выведывал последние новости. Если верить бреганцам, на словиоски Рийо говорила абсолютно неграмотно – в своё время не доучила, всё времени не было, да вдобавок, нахваталась от нас с Осокой слов и оборотов, нехарактерных для Брега. Мне уровень литературности её речи был абсолютно безразличен, главное, друг друга мы понимали хорошо, и не требовалось переходить на базик. От Рийо я узнал, что объединённая пиратская эскадра начинает наглеть, гружёные рудовозы с шахт приходится эскортировать до точки гиперперехода. Пока это было не страшно, звено истребителей и ракетоносец в придачу давали налётчикам мало шансов на успех, и те не лезли на рожон, больше на нервы действовали. А вот нервы-то, как раз, были не железные, в первую очередь, у самой Рийо. Очаровательная панторанка старалась это скрывать, да я-то не первый день её знал, и давно догадался, что таится за внешним спокойствием её золотых глаз. Хотя бы, по тому, что она стала более придирчиво расспрашивать о состоянии дел на строительстве.

– Ты не пытаешься ли меня оградить от дурных новостей? – спросила она как-то.

– С чего ты взяла? – удивился я.

– Вот Кеневиц сегодня сообщил, что у него проблемы относительно бреганцев.

– У него не проблемы, они просто поспорили, в каком порядке размещать технические помещения. Не волнуйся, я выслушал обе стороны, мы всё обсудили и нашли компромисс.

– А мне почему не говоришь?

– Смысл? – я пожал плечами. – Вопрос решён, на график это не повлияло. Рабочие моменты. Случится что-то серьёзное, сообщу сразу, не сомневайся.

– Какой ты тонкий организатор!

Ну, вот, уже и в организаторы записали. Несколькими днями раньше бреганские механики и примкнувшая к ним Блика наградили меня званием изобретателя, причём, за сущую ерунду. Прилетев в систему Дарналы для дозаправки, я увидел рядом с металлургической печью угловатый кусок астероида, несколько более крупный, чем первые два.

– Ребята перестарались, – огорчённо махнул рукой Базили. – Откромсали слишком большой, в печь не лезет, резать придётся.

– Слушайте, а зачем вообще эта печь? – задал я дурацкий вопрос. – Каким образом там происходит разделение фракций?

– Примерно так же, как на планетарных заводах, только тут действует не гравитация, а центробежная сила, – стал объяснять бреганец. – Расплав подкручивают тракционным лучом, а затем собирают по очереди расслоившиеся элементы.

– В вакууме?

– Ну, да.

– А в открытом космосе то же самое делать нельзя? Тогда не будет таких жёстких ограничений по размеру.

– Интересный ты человек. Плавить-то его как будешь в открытом?

– Да вон дармовой источник энергии светит, – кивнул я за иллюминатор. – Собрать излучение звезды зеркалами…

Лицо у Базили стало таким, будто я только что при нём открыл новый физический закон.

– Хатт побери, а ведь верно! – воскликнул он. – Генераторы луча и силовые ковши смонтировать в узлах зеркала, а глыбу раскручивать прямо холодную, магнитные силы её тормозить не будут. Зеркал, конечно, понадобится много, очень много, но что у нас, металла не хватает??

По мере рассуждений взгляд механика слегка расфокусировался, он смотрел уже не на меня, а мимо, задумываясь всё глубже. В рассеянности похлопал по нижним карманам комбинезона в поисках чего-то, должно быть, деки. Пробормотал:

– Ну, вот, как нарочно, не взял, – повернулся и побрёл прочь, продолжая приговаривать: – Это отличная мысль, просто-таки замечательная мысль…

Я начал было опасаться за его душевное здоровье. Но спустя несколько часов мне продемонстрировали выведенную в безвоздушное пространство небольшую сборку зеркал, в фокусе которой вращался раскалённый добела кусок породы, килограммов на сто. Ещё немного, и он потёк, превращаясь в расплавленный шар.

– Получилось! Мать моя женщина, получилось!! – воскликнул Симеон. Остальные бреганцы что-то неразборчиво, но с энтузиазмом кричали, хлопали друг друга по плечам и спинам. Только Иан Кудра не участвовал в общем веселье. В руках у него была голокамера с наскоро примотанным на самодельном кронштейне пирометрическим прибором, ею он фиксировал температуру расплава.

– Да, я до последнего момента не был уверен, что хватит мощности его расплавить, – сказал Базили.

– Это потому что ты пессимист, – усмехнулся, не отрываясь от камеры, Иан.

– Ребята, знаете, а эти зеркала и с собой можно таскать, – задумчиво произнесла Блика. – И выплавлять из породы рудные жилы прямо на месте.

– Вы мне сначала большую печь постройте, – осадил я их тогда.

И вот сейчас, когда новая установка дала первую плавку, решил, что пора. Медлить дальше, шлифовать до зеркального блеска полы и вешать розовые занавесочки на иллюминаторы значило подвергать риску всех, кто оставался на старой базе. Пираты ведь не просто так нагнетают обстановку. Ещё немного, и они найдут слабину, придумают, как растащить наши силы, и ударят в уязвимое место. Многоопытный Пятерня, с которым я предварительно обсудил этот вопрос, был того же мнения. Помявшись немного, он сказал:

– Промолчал я тогда, а, выходит, напрасно. С нашими силами защищать все шесть шахт и браться не стоило. Одно дело собирать дань, как делал Буц, другое – оборонять от любых посягательств. Сами рудники не разрушат, нет у них таких боеприпасов, а погрузочные причалы – запросто. Отвлекут корабли и врежут торпедами. Тогда всё оборудование придётся бросить на шахте.

Я собрал в рубке «Амидалы» Кеневица, ГилЗана, четверых бреганцев, Блику, Натуа и сестёр Вао, отвечавших на стройке за жизнеобеспечение. Вопрос я задал всего один: как, по-вашему, можно ли уже сейчас начать передислокацию.

– База ещё не готова… – начал Кеневиц, выдержал мой взгляд и добавил: – Но, думаю, начинать можно.

– Начальник, я тебе так скажу, – поднялся с места коренастый меерианин, – больше людей – скорее закончим.

– Медицина? – я посмотрел на сестёр-твилек. Девушки обменялись взглядами и быстрыми движениями лекк, затем старшая, Алема, которая, в отличие от сестры, имела уже полный диплом врача, ответила:

– Условия проживания удовлетворительные.

– Кислорода и воды хватит, утилизаторы отходов запустим на полную мощность за двое суток, – сказал вечно лохматый Амос Лешко.

– Диспетчерская? – обратился я к Натуа.

– Можем принять весь наличный флот фирмы.

– Слушали – постановили, – подытожил я. – База готова к эксплуатации.

Тридцать шесть часов спустя «Амидала» вышла на досветовую скорость в системе Араг.

– Я один-четырнадцать, диспетчер, прошу на связь, – передал я.

– Один-четырнадцать, вас вижу, семнадцатый ангар, – отозвался незнакомый женский голос.

– Принято. Переключите меня на леди Осоку Тано.

– Говорите.

На прозрачной комбинированной панели блистера возникло улыбающееся лицо Осоки.

– Привет. Ты где?

– Да здесь, на подлёте.

– О? Бегу встречать! Ангар семнадцатый, как обычно?

– Да.

Осока встретила меня на пороге ангара, но поздороваться как следует нам опять возможности не дали. Кроме карантинной докторши, как положено при прибытии корабля, и не менее сияющей Эрдени, Осоку сопровождал неизвестный мне молодой человек. Ну, как молодой? Я и сам пока не старый, а этот юноша был примерно Осокиного возраста, лет двадцать шесть – двадцать восемь. Красавчик, девушкам такие нравятся: высокий, почти с меня ростом, подтянутый, хотя и не мускулистый, правильное лицо со слегка вздёрнутым носом и в меру выступающим подбородком, зачёсанные наверх каштановые волосы и тёмные, в крапинку, зелёные глаза. Одет, на первый взгляд, просто, но щеголевато. Пиджак – или камзол, не уверен, как лучше называть этот предмет галактического гардероба – выполнен из, несомненно, дорогой ткани с искрой, богатая отделка, светлая рубашка, галстук… Шпион, что ли? Старая шутка гласит, что профессионального разведчика можно опознать по костюму с галстуком, который он не снимает даже в постели с дамой. Хотя нет, такую булавку, запонки и бляху, имитирующую поясной ремень, мог бы носить, разве что, местный «Бэмс Джонд» с лицензией на убийства в самой извращённой форме и многомиллионным счётом в банке от Его Императорского Величества. Да и взгляд преувеличенно-открытый, с точно рассчитанной толикой дружелюбия и мудрости. В душу мне сразу закралось нехорошее подозрение.

– Алекс, это мой старинный знакомый, ещё со времён Войны Клонов… – представила парня Осока.

– О, да! – заулыбался голливудской улыбкой во все тридцать два зуба Осокин знакомец. – Встретились мы врагами, но со временем превратились в союзников, а затем неплохо подружились!

Голос у него был глубокий, душевный, прекрасно поставленный. А то, как он чётко и отработанно встряхнул мне руку, окончательно подтвердило подозрения. Профессиональный политик! И Осока почти тут же подтвердила мои предположения, пояснив, что сейчас Знакомец занимает пост вице-губернатора планеты. М-да, не было у бабы печали, баба купила порося…

Когда мы с ним пили на брудершафт, я припомнить не мог, однако, услышав от Осоки, что я не прынц, не из графьёв и не из бизнесментов, а всего-навсего путешественник, Знакомец моментально перешёл на «ты». И тон у него стал… нет, не менее дружелюбным и не высокомерным, так, с нотками лёгкой снисходительности. Словно бы он и Осока проводят чуть ли не встречу на высшем уровне, а я тут путаюсь под ногами, как слон в посудной лавке, нарушая протокол. Оставить нас наедине он не желал категорически. Тактичная Эрдени, поздоровавшись, слиняла под благовидным предлогом, Знакомец предпочёл остаться. Пошёл вместе с нами в «Старый Горняк», вызвав неудовольствие хозяйки, Уолс Пендректон, а её бормотание «ещё этого тут кормить» пропустил мимо ушей, не дрогнув ни одним мускулом лица, будто она имела в виду кого-то ещё, меня, например. На намёк Осоки, что мы давно не виделись, поскольку я вернулся из дальнего полёта, он сочувственно предложил мне отдохнуть с дороги, участливо поинтересовавшись, есть ли мне, где остановиться на базе. От такого уровня наглости я даже растерялся, но быстро взял себя в руки, потому что Знакомец уже расспрашивал о моём корабле. Мысленно прося прощения у Падме, я небрежно отвечал, что корабль так себе, переделка построенной двенадцать лет назад личной яхты одной знатной персоны, всего и плюсов, что экономичный. Знакомец тотчас принялся хвастать своим собственным кораблём, особо подчёркивая, что он не персональный – собственный. То ли этим он пытался показать, какой состоятельный, то ли, наоборот, какой демократичный, казёнными благами не использует, всё за свой счёт. А может, и то, и другое вместе – как говорится, и нашим, и вашим. В тот момент я ещё не насторожился: ну, проявил интерес к кораблю, обычное дело. Но вскоре я начал понимать, что таким же точно образом он интересуется буквально всем на нашей базе. И его шныряющий по сторонам взгляд мне тоже не понравился. Может быть, зря я решил, что он не шпион? Вице-губернатор вполне может сотрудничать с имперской разведкой.

Убедившись, что наедине нас с Осокой он не оставит ни за что, я решил выполнить единственно возможный в данной ситуации манёвр – отход с сохранением боевых порядков, пока не получилось паническое бегство. Тихонько отстал от беседующих на очередную заумную тему Осоки и Знакомца. Проводил их взглядом. Не удержавшись, поинтересовался у дежурного пограничника:

– Тоннос, а почему вот этот так свободно шляется по внутренним секторам? Есть же правила…

– Да он как-то с самого начала везде ходил, – пожал плечами панторанец. – Видишь же, чей гость. Как его остановишь?

– Сержа-ант, – укоризненно протянул я.

– Виноват, – моментально подобрался тот. – Понял. Без сопровождения больше не пущу.

– Давно он здесь отирается?

– Третий день уже.

– Откуда хоть свалился на нашу голову? Неужели Осока привезла?

– Никак нет, сам прилетел.

Занятый своими мыслями, я не сразу обратил внимание, что в коридорах базы стало гораздо более оживлённо, чем раньше. В общем секторе, куда допускались посторонние, суета – обычное дело. Но во внутреннем? Здесь появились женщины, явно не относящиеся к числу бывшего персонала «Румелии». С визгом носились детишки, временами почти сшибая взрослых. Похоже, процесс вывоза семей сотрудников, оставшихся «по городам и весям», шёл полным ходом. Медленно идя по лабиринту базы, куда глаза глядят, я перебирал варианты. Пойти к Дэе Р’Валуси, начальнице Карантинной службы, а де-факто – главе контрразведки? Так она, чего доброго, решит, что я просто ревную. А я и ревную, чего лукавить? Эти его вкрадчивые экскурсы их с Осокой в общее прошлое, улыбки, заглядывания ей в глаза… Как тут сохранить спокойствие? И, вполне возможно, на этом фоне все «шпионские страсти» мне просто мерещатся. Ещё раз взвесив «за» и «против», я решил не рассказывать о своих подозрениях. В конце концов, не моё это дело. За «Амидалу»-то я был абсолютно спокоен, на дверях в ангаре не живые часовые, а «Стражники», им без разницы, хоть ангел, хоть дьявол, нет в списке – пошёл на фиг. Подумав так, я остановился, как вкопанный. Как мне сразу не пришло в голову? Если подозрения есть, их нужно проверить! А поручить проверку той, кто лишена человеческой предвзятости и эмоций в целом. Я включил комлинк:

– Бета!

– Слушаю, – мгновенно откликнулась дройдесса.

– Можешь посмотреть по видеонаблюдению, где сейчас Осока?

– Да. Пять секунд, подключусь. Есть. Второй ангар.

– Одна?

– Нет, с ней неидентифицированный мужчина, дать изображение?

– Не надо. Слушай приказ. Неидентифицированного в семнадцатый ангар не пускать ни под каким видом, надо – пусть применят силу. Это раз.

– Поняла.

– Второе. Установить за ним постоянный видеоконтроль. Цель: определить, не ведёт ли он разведку, и, если да, что его интересует в первую очередь.

– Будет исполнено.

– Я на тебя рассчитываю.

– Использую все доступные средства.

Вот так. А теперь не думать и ждать результата. Ох ты, какая незадача! С этим чёртовым Знакомцем я совершенно забыл, зачем прилетел сюда! Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я поспешил на причаленный к астероиду старый фрегат «Хелси», где находились рабочие кабинеты администрации.

– Госпожа Генеральный Директор беседует по комлинку, – проскрипел дройд-секретарь в приёмной. И тут же добавил: – Обозвала меня железкой и немедленно требует, чтобы Вы входили.

Панторанка, оборвав связь короткой фразой «Вызовите меня позже», в буквальном смысле выскочила из-за стола и бросилась мне навстречу. Остановилась в полушаге:

– Здравствуй, Алекс.

– Здравствуй, Рийо Чучи, госпожа Генеральный Директор.

– Ах, перестань! Рада очень, что ты прилетел, – улыбнулась она, поправляя розовые волосы. – Ну же, садись и рассказывай всё детально подробно.

Выведя на голопроектор кабинета трёхмерную проекцию строящейся базы, я по-деловому и обстоятельно расписал, какая часть готова, какая не совсем, а какая только в процессе строительства. Рийо слушала, положив подбородок на сцеплённые пальцы рук, и лицо её не выражало ровным счётом ничего, кроме сосредоточенности. Совершенно невозможно было определить, довольна она или нет. Нерадивых сотрудников это должно бы изрядно нервировать: обычно такие по мимике и непроизвольным жестам шефа стараются угадать степень его довольства и на этом основании решают, о чём ещё доложить, а о чём и умолчать. Мой бывший начальник, например, на высоких совещаниях вёл себя именно так. Меня сейчас это не тревожило совершенно, ибо скрывать было нечего.

– Вот таким вот образом, – закончил я. Только тут золотые глаза девушки чуть изменили выражение, и она снова улыбнулась:

– Очень хорошо. Вы обгоняете график даже.

Рийо поднялась, открыла нишу в стене, налила чая себе и мне, вернулась к столу.

– Когда предполагаешь начать переезд? – спросил я.

– Через десять дней отправим первый транспорт. Значит, у вас он будет на четырнадцатый день.

– Нельзя ли ускорить? Первых людей база готова принять хоть завтра.

– Почему ты так предлагаешь? Что заставляет тебя?

– Обстановка. Не ты ли говорила, что пираты активизируются? Вдруг они нападут в течение этих двух недель?

– А вдруг завтра? Послезавтра?

– Тоже возможно. Но и в этом случае один или два корабля мы отправить успеем. Я компьютерщик, а значит, математик, и привык мыслить категориями вероятностей. Эвакуация в ближайшие трое суток вместо десяти снизит риск нападения больше чем втрое. Я смотрю, тут много семей сотрудников. Забрали всех, кого могли?

– Практически всех. Империя закручивает гайки. На многих планетах жизнь стала совсем тяжёлой.

– Вот и давай, эвакуируем, хотя бы, жён и детей, – предложил я. – И нужны ещё рабочие руки для эксплуатации систем.

– Думаю, ты прав, – кивнула Рийо. – Будем действовать. В принципе, мы уже были готовы сворачиваться, вот сразу завтра и начнём.

– Великолепно! Мы с Падме можем отвезти какое-то количество…

– Нет, – прохладные пальцы легли поверх моей руки. – Твой корабль обладает уникальными характеристиками, не следует сейчас улетать так далеко. Мало ли, правильно я запомнила?

– Правильно, – тут улыбнулся уже я.

– В общем, план таков… – и Генеральный Директор изложила мне замысел операции, искусный настолько, что восхитились бы даже поднаторевшие во всевозможных хитростях иезуиты. Похоже, администрация даром времени не теряла и предусмотрела всё.

– Ладно, утро вечера мудренее, – сказал я. – Пойду к себе на корабль.

– Будь на связи. До завтра.

Возвращаясь в семнадцатый ангар, я запоздало пожалел, что не сказал панторанке про Знакомца, хотя бы в самой мягкой форме. Например, что его поведение показалось мне подозрительным. Ну, ничего, за это время Бета, возможно, собрала необходимую информацию, и в случае необходимости можно будет просто вызвать Рийо по комлинку.

– Бета, каковы результаты? – спросил я, входя в рубку.

Дройдесса сидела в одном из кресел, полупрозрачный кабель, протянутый от нижней части грудной пластины, соединял её с информационным портом «Амидалы». Металлической маски, в боевых условиях защищающей лицо с мимическими механизмами, на ней не было, и я увидел, как Бета очень по-человечески поморщилась, отвечая на вопрос.

– Ты полностью прав в своих предположениях, – сказала она. – Он собирает информацию. Однако, что его интересует больше всего, нам понять пока не удалось. Смотри…

Она заставила включиться главный голопроектор и, вытянув из себя ещё немного кабеля, чтобы подойти к проекции, стала демонстрировать кадры записей систем видеонаблюдения, комментируя:

– Поверхностно – ведёт себя подобно любопытному подростку, заглядывает во все приоткрытые двери, как бы мимоходом, но. Обрати внимание на мимику. Вот здесь. И вот в этот момент. Явная досада, что мало удалось увидеть. А здесь пытался запомнить код на двери.

– Да, аж шею вытянул, – согласился я. – Ладно, наблюдение продолжать, возможно, что и проявится. А Осока-то, Осока! Носится с ним, как с писаной торбой. Хотя ежу понятно, он её клеит.

– Затрудняюсь предположить, что сказал бы ёж, – Бета сменила кадр, – но многие невербальные сигналы следует расценивать как знаки внимания госпоже Тано.

– Вот-вот, а она словно и не замечает. Или не возражает, – проворчал я. Чем больше фрагментов я смотрел, тем сильнее во мне поднималось глухое раздражение, обида на подругу. В один из моментов я просто не выдержал: – Нет, вы это видели? Какая, к дьяволу, невербалка, он её практически обнял, а она и ухом…

– Ты ревнуешь, Алекс? – спросила Падме.

– Ещё как! Можно подумать, этот прощелыга чем-то лучше меня! – сказал я и добавил в сердцах: – У, с каким бы наслаждением я отвернул ему башку…

– Ревность это зависть, – каким-то деревянным голосом произнесла голограмма. – Зависть рождает гнев. Гнев рождает ненависть. Ненависть – залог страданий и путь на Тёмную Сторону…

С коротким шипением сошлись створки двери рубки. По полу передалась лёгкая вибрация работающих репульсоров.

– Падме, что ты делаешь? – воскликнул я.

– Я не отдам тебя Тёмной стороне, – голос голограммы зазвенел, на лице читалась отчаянная решимость. – Не позволю, чтобы это случилось вновь. Мы улетаем отсюда.

– Погоди! Я же просто погорячился!

– Мы улетаем, – повторила Падме. Корабль уже проколол силовую стенку ангара и вырвался в открытый космос. Я кинулся к центральному пульту: может быть, с него удастся аварийно отключить маршевые двигатели, пока дух корабля не успокоится? Но верхнюю ступеньку подиума огораживало переливчатое силовое поле. Сгоряча я ударил по нему кулаком, рука отскочила, а я получил довольно чувствительный удар током и затряс головой, прогоняя искры из глаз. Чьи-то уверенные руки подхватили меня и усадили в кресло оператора левого бокового пульта. Когда в голове прояснилось, я увидел, как смазались в линии точечки звёзд. Корабль уходил на сверхсветовую скорость.