Читать книгу Государь - Александр Мазин - Страница 8

Выехали через два дня. Сладислава тоже захотела повидать сына, и ей надо было закончить домашние дела, отдать нужные распоряжения… За старшего в доме оставался Рёрех, но он так, для общего пригляду. Слада больше доверяла ключнице Марфе, немолодой уже вдове-христианке с Подола, у которой несколько лет назад сварожичи сожгли дом. Хорошо, ее и детей не тронули. Слада Марфу сначала просто приютила, взявши в рядные холопки, а потом, увидев, что баба толковая, стала приучать к руководству дворней.

«Ей бы к старательности еще и властности немного», – жаловалась Сладислава мужу.

В общем, роль главы рода – Рёреху. Дворню – Марфе, а торговые дела – приказчику Кузьме, тому, что владел и ромейским, и латинским письмом, да и сам был не дурак, в торговле ловок. Оставили на всякий случай десяток дружинных и отбыли.

Выехали комфортно: с восемью санями, везшими зимние шатры на всех, припасы, подарки и Сладиславу. Было в санях и лишнее место: ежели занедужит кто или просто устанет. До Улича путь не то чтобы далек, но и не близок.

Погода стояла солнечная, умеренно морозная. Зимник вдоль Днепра был накатан, сани скользили легко, дружина шла тоже свободно, не сторожась.

Посланник ромейский взбодрился. Хоть и был укутан в шубу до глаз, но глаза были – веселые.

На ночь ставили шатры, варили кулеш со свежатиной, добытой духаревскими гриднями. А то и рыбой баловались: вои пробивали полыньи и ставили на ночь сети, которые поутру редко были пустыми. Чтобы прокормить почти сто человек: гридь да челядь – еды требуется немало. Да еще лошадкам корм нужен.

Сено брали у поселян: где за деньги, а где и так, если Духарев не успевал уследить. Гридь смотрела на смердов как на овец. Кто ж овцам за шерсть платит?

Сложнее стало, когда пришлось свернуть с большой дороги на малую, что вела в уличские земли. Теперь всадники шли уже не вольно, а попарно, а сани кое-где приходилось гуртом перетаскивать через могучие коренья. Лес здесь был частый и густой. Не такие великаны, как на севере, но деревья тоже немаленькие. Встречались и дубы. Иные – с мелкими приношениями. Дуб – дерево священное.

Хорошо хоть погода радовала. Ни снегопада, ни метели, ни вьюги. Посыплет иногда мелким пухом с неба, и всё.

Но однажды ночью Духареву приснился дурной сон. Лесная заснеженная поляна, полная луна, огромная, яркая, а на испятнанном черным снегу – побитые гридни. Его гридни. Почему-то без броней и одетые не по-зимнему…

Тут Сергей и проснулся. Сел, осторожно выпроставшись из-под медвежьего одеяла, огляделся.

В шатре все спали: Слада, челядинка-служанка, ромей под дареной шубой…

Снаружи всё тихо было. Но воевода всё-таки выглянул… Нет, действительно тихо. Караульный у шатра, караульные по границам лагеря. Бдят. Глянул и на луну. Луна была похожа на ту, что во сне. Только не целая, а со щербиной на боку. Сергей попытался припомнить: в убыли она сейчас или в прибыли. Не вспомнил. Кажется, прибывает…

Воевода вернулся в шатер, осторожно, чтоб не разбудить жену, залез в тепло, под шкуру.

Ведовской дар теперь редко посещал Духарева, так что сон вряд ли был вещим. Или – был?

Утром, после того как тронулись, Сергей спросил у Развая:

– Скажи мне, сотник, луна нынче убывает или прибывает?

– Прибывает, – не раздумывая, ответил варяг. – Завтрашней ночью в полную силу войдет.

– Ага… – Духарев подумал немного и распорядился: – Дозоры усилить. Брони вздеть, но шубы поверх накинуть. Чтоб железом не светили. Пошлешь двоих с заводными к уличскому князю, пусть известят: «Отец в гости едет. Встречай». Надежных пошли. Таких, чтоб опасность нюхом чуяли!

– А ты, воевода, что? Чуешь? – насторожился Развай.

– Наверняка не знаю, но… лучше поберечься.

– Ой, не думаю я, батька, что на нас кто рискнет наехать! – беспечно заявил Развай. – Это ж какие наглые разбойники должны быть, чтоб на малую сотню гриди налететь?

– А ты не думай, – холодно произнес Духарев. – Ты делай.

– Сделаем, батька! – пообещал сотник и умчался отдавать распоряжения. Непохоже, что он принял опасения воеводы всерьез, но это – наплевать. Сделает всё как следует.

И сделал.

Даже на «обеденной» остановке, без всякого напоминания Духарева, Развай организовал дополнительную охрану. И дозор вперед отправил…

Ничего не случилось. Даже чужого взгляда Сергей за весь день не ощутил ни разу.

Хотя не факт, что не было. Когда вокруг столько народу, сосредоточиться трудно. А самому в дозор уехать как-то неавторитетно. Да и дружинников обижать недоверием не хотелось.

Вечером, когда встали лагерем (поляну выбрали побольше), Духарев распорядился ставить сани полукольцом, а лошадей привязать поблизости. А когда ложились спать, велел всем спать в бронях. Дружина не роптала. Есть опасность, нет опасности – воевода сказал, они сделали.

Луны на небе не было. Еще не взошла.

– Дозоры удвоить, – велел Духарев. – Костры потушить. Бдить. Луна когда взойдет?

– К третьей страже, – не раздумывая, ответил сотник.

– Третью стражу примешь сам. И меня разбудишь.

– Понял, батька.

Серьезность воеводы сделала свое дело: Развай проникся.

– Что, светлейший Сергий, нам кто-то угрожает? – поинтересовался Мелентий.

– Может – да, а может, и нет, – неопределенно ответил Духарев. – Неспокойно мне что-то. Лучше поберечься.

Уснул – как в черную дыру упал. Сразу и без сновидений. Проснулся от легкого прикосновения.

– Время, батька…

Снаружи было тихо, только лошади перетаптывались, да какая-то ночная птица протяжно ухала.

Луна только-только показалась над верхушками деревьев. Большая, дымчатая…

Духарев втянул носом воздух, прислушался… Ничего.

Может, зря всполошился?

– Лошадки волнуются, – вдруг сказал Развай. – Чуют кого-то. Может, волки?

– Может, и волки, – пробормотал Духарев. – Сотник! Поднимай гридь. Только пусть до времени в шатрах сидят, не показываются.

Теперь он был уверен: враг недалеко. Вопрос: что за враг? И сколько их?

Размышляя, Духарев накинул тетиву. Открыл крышку колчана…

Не было печали, так с ведьмой повенчали. Еще бы дня два – и были бы в Уличе. И леса эти… Теснота, видимость – пятьдесят метров. То ли дело – степь. Хотя в степи сейчас снегу – по пояс. А то и по грудь.

А что это там мелькнуло, беленькое на черном фоне?

Духарев вскинул лук. Звонко щелкнула тетива…

И – короткий вопль. Есть попадание!

Тотчас всё пространство на лесной опушке заполнилось людьми. Запели-заверещали стрелы… Быстрый взгляд вокруг: нет, атака только с одной стороны. На то и рассчитывал Сергей, выстраивая сани полмесяцем.

Духарев прижался к стенке шатра, чтоб не отсвечивать, и пошел метать по две стрелы сразу. Нападающие бежали так густо, что и целиться не надо. Не вои, а мужичье какое-то… Но как много. Всё валят и валят.

Воевода сорвал с пояса рог. Затрубил: «К бою!»

Из шатров выскочили гридни, выстроились в две линии, прикрываясь щитами. Третья линия – отроки, у которых и бронь поплоше и опыта меньше, – встали за спинами своих, меча стрелы навесом.

Из воеводиного шатра выбрался Мелентий. Оружный, со щитом. Без шубы, с которой последние дни просто не расставался. Вероятно, опасался, что попортят.

– Кто напал? Много?

– Побьем – посчитаем, – пообещал Духарев. – Щитом меня прикрывай, мандатор!

И вновь принялся метать стрелы.

Однако в него больше не целили. Основной бой пришелся на дружинников. Но и среди тех вроде потерь не было. Умелые. Да и стрелы у ворогов слабенькие.

Духарев выдернул одну, застрявшую в ткани шатра… Точно. Охотничий срез. Страшное оружие против косули или там зайца. Но бронь разве что оцарапает. Даже шатровую ткань не пробила. Но не будем недооценивать противника. Вон их сколько. Уже сейчас по самым скромным прикидкам – не менее полутысячи. А из леса новые прут. Это, считай, родов десять поднялось, не менее. Лесовики. На лыжах бегут, ходко. Остановятся, стрельнут и дальше бегут. Вооружение, похоже, примитивное. Рогатины, топоры… Мечей ни у кого не видно. Первые уже у шеренги гридней. Духарев засмеялся. Добро пожаловать в Ирий, господа язычники! Мелентий удивленно поглядел на него. С чего веселиться, если такая масса валит?

А с того, что на коротких лыжах по снегу настоящего разгона не получится, так что продавить строй – никаких шансов. Сергею очень легко было представить себя на месте пешего гридня. Слева – друг-соратник, справа – друг-соратник. Сзади еще один, с длинным копьем, если пособить понадобится. Только – не понадобится. Дело не сложней, чем для хозяйки капусту нарубить. Спереди набегает смерд с рогатиной. Рот раззявлен, глаза выпучены, бородища – торчком. Закусаю! Кабы он на медведя так пошел, враз стал бы сытным обедом. Только смерды на медведя редко ходят. Это благородное развлечение.

Легкий отбой щитом – и рогатина уходит вверх. Затем короткое движение клинком, толчок ногой или щитом – чтоб прямо под ноги не упал, и принимаем следующего.

И так по всей длине строя.

А вороги всё прибывают. На поляне уже черным-черно. Лезут, спотыкаясь о собственных покойников. Сейчас бы точно строй продавили…

Но – поздно. Теперь перед ними барьер – из своих же, убитых и покалеченных, стонущих, вопящих…

Сергей выпустил последнюю стрелу, закрыл колчан, бросил лук в налуч.

Подумал: «Сейчас обходить начнут». И снова взялся за рог. Сигнал: «Все в круг!» Надеюсь, Развай сообразит.

Сообразил.

Вторая линия выдвинулась вперед, включившись в рукопашную, а первая рассредоточилась, заняв круговую оборону.

Но нападающие продолжали переть в лоб и перли, пока лобовая атака окончательно не захлебнулась. Перед строем дружинников образовалась баррикада из тел в пятьдесят метров длиной, метра два шириной и почти полтора метра в высоту.

Дружинников из строя вышло семеро. Все – с ранениями рук и ног. Ими тут же занялась Сладислава – под прикрытием щитов.

Духарев старался высмотреть, что происходит среди противников. Какая-то суета… Но обстрел прекратился.

– Не стрелять! – раздался приказ Развая.

Правильная тема. Стрелы надо беречь. Что же всё-таки это за напасть такая? Судя по подготовке – смерды. Зачем им нападать на воинов? Это ж самоубийство. Да и смерд просто так на смерть не пойдет. Он к этому непривычен. Значит, что-то его подвигло? А может, не знали, что имеют дело с воинами? Или никогда не сталкивались? Это же так просто: их меньше сотни, а нас целая тысяча. Зипунами закидаем. Могли бы и закидать. Если по уму. Но если по уму – так не полезли бы.

Пауза затянулась. Надо что-то предпринять. Перехватить инициативу…

– Дай-ка мне свой щит, – попросил Духарев. – Нет, лучше факел мне зажгите и ветку дайте какую-нибудь зеленую. Вон нарубленный лапник, оттуда возьмите.

Так, с еловой веткой в одной руке и факелом в другой Сергей взобрался на одни из саней и призывно замахал огнем.

«Начнут стрелять – успею спрыгнуть», – подумал он. Но лучше обойтись. Прыгать с высоты ему нежелательно. Так в один голос утверждали и парс, и Сладислава. Хотя какая тут высота. Полсажени.

– Я – воевода киевский Серегей! – закричал он, не жалея наработанного в битвах командирского голоса. – А вы кто такие?

Услышали. И стрелять не стали.

Из общей кучи выдвинулись трое. Показали открытые ладони. Один поманил: зачем, мол, орать? Иди к нам.

Духарев слез с саней, опершись на подставленные руки гридня, и двинулся к переговорщикам.

Гридь раздвинулась, пропуская.

– Мы бдим, батька, – негромко сказал ему Развай.

Кто бы сомневался? Сейчас десятка три лучников держат под прицелом и переговорщиков, и вооруженную толпу. Войском такое сборище назвать – язык не поворачивался.

Троица выглядела солидно: во-первых, доспешные. Во-вторых, кряжистые. В-третьих, в себе уверенные.

– Ну так кто же вы такие? – повторил вопрос Духарев.

– Я – Калас, боевой вождь рода Ивицы, – пробасил тот, что стоял в центре.

– Щитобой, боевой вождь рода Серой Цапли.

– Лисянин, боевой вождь рода Медведя.

– Надо же, – усмехнулся Духарев. – Род Медведя, а сам – Лисянин. Нескладно получается.

– Нескладно, да ладно, – проворчал Лисянин. – Говори, чужак, зачем в наш лес пришел?

– Дорога – общая, – заметил Духарев. – Да и лес – ваш ли?

– Наш-наш! – заверил Щитобой. – Не сомневайся, седоусый!

– И дорогой нас не пеняй! – подал голос Калас. – На дороге мы тебя не тронули. Мы не разбойники.

– Это уж как князь решит, – сказал Духарев.

– Какой еще князь? – воскликнул Щитобой. – Ваш, что ли, киевский? Так он на полюдье уехал! О том всем ведомо!

– Почему ж киевский? Ваш, уличский. Князь Артём.

Трое переглянулись.

Потом Калас сказал:

– Он не наш князь и о том знает. Он в наши леса не суется. По Дикому Полю бегает, печенегов бьет.

– А не бил бы – они б к вам прибежали.

Все трое разом заухмылялись. Реплика воеводы их позабавила.

– Глупости говоришь, – заявил Лисянин. – Что степнякам в лесу делать? Они меж двух осин заплутают!

– Ты слова-то выбирай, лис медвежий! – строго сказал Духарев. – Нет уважения к званию моему, так хоть к годам поимей!

Лисянин малость смутился. Не принято у родовичей старшим хамить.

– Печенег, может, и заплутает, – продолжал Духарев. – А вот князь Артём – вряд ли. Он вятичей уму-разуму учил, а ваши леса в сравнении с их чащами – кустики чахлые. Так что зря вы, военные вожди, – Духарев выделил слово иронией, – на настоящих воев исполчились. Только людей зря губите, – он сделал красноречивый жест в сторону «баррикады». – А у них ведь и жены были, и детишки. Сиротами остались.

– Род прокормит, – буркнул Калас, но Духарев не обратил на его реплику внимания:

– А может, вас подбил кто?

Троица вновь переглянулась. Но разобрать выражение лиц Духарев не смог. Темновато.

– Ладно, – сказал он. – Говорите, что хотите от меня, или покончим с болтовней и за дело возьмемся.

– За какое дело? – спросил Щитобой.

– Воинское дело, военный вождь! Воинское! Вы будете лезть, а мы вас – бить.

– Рука-то не устанет? – едко осведомился Лисянин.

– А мы привычные, – усмехнулся Духарев. – Нам с утра до ночи биться – как тебе землю пахать.

– Я не пахарь! – рассердился Лисянин. – Мы, род Медведя, все охотники!

– Ну извини. Тогда как силки на зайцев ставить, чтоб тебе понятней было. Так чего хотите?

– Мы вас пропустим, – после небольшой паузы заявил Калас. – Товары можете с собой забрать. Только оружие оставьте. Поедешь к своему князю, воевода, и скажешь ему, что дани мы больше не платим. И оборонять нас не надо – сами оборонимся!

– Смешной ты человек, военный вождь Калас! – сказал Духарев. – Так мы тебе свое оружие и оставили!

– Если ты боишься, воевода, то зря! – сурово сказал Калас. – Хочешь, пред богами клятву дам, что никого из вас не тронем и ничего не возьмем? Мы не разбойники!

– Я боюсь? – демонстративно удивился Сергей. – Это вы – бойтесь! А уходить нам – не к спеху. Припасов хватает, погода хорошая. Заодно стрелы ваши пособираем. Но тоже, обещаю, вернем. Все до единой!

– Пока вы говорили, батька, они увели наших лошадей!

Это было первое, что сообщил Развай, когда Сергей вернулся в лагерь. Духарев кивнул. Этого следовало ожидать.

– Как же мы – без них? – огорчился Мелентий, когда Сергей перевел ему эту новость. – Надо было их в лагерь забрать!

– И получить кроме врага еще сотню взбесившихся коней? – поинтересовался воевода.

– Почему – взбесившихся?

– А потому, что, когда в коня попадает стрела, ему это не нравится. Ты не знал?

Ромей смутился. Потом спросил:

– И что мы теперь будем делать?

– Ждать.

И ушел к Сладиславе: узнать, как там раненые?

Положение на самом деле было хуже, чем Сергей Иванович нарисовал уличам.

Пищи у них было – дней на пять. В пути главную часть рациона составляли не припасы, а добытая гриднями-охотниками свежатина. Но это еще полбеды. Овес, припасенный для лошадей, тоже можно кушать. Хуже, что почти совсем не осталось дров. А вокруг все же зима. Пусть не лютый, но вполне ощутимый морозец. Гридь-то переживет, а вот раненых надо держать в тепле. И пищу варить…

Ничего! Что-нибудь придумаем. Сергей вспомнил, как во время осады Доростола они сделали лихую вылазку и захватили обоз ромеев. Почему бы и здесь не повторить тот же вариант?

Сергей вызвал Развая и велел посчитать припасы, учитывая и овес для коней. Гридь разбить на смены по десять человек и бдить непрерывно по всему периметру. Уличей вокруг скопилось – видимо-невидимо. В любой момент могут попереть в атаку, наплевав на потери. Тем более что в какую-нибудь из мужицких голов может прийти дельная мысль, что киевлян выпускать ни в коем случае нельзя. Узнает князь: хоть киевский, хоть уличский, – накажет беспощадно. Или они совсем страх потеряли?

Одно хорошо: по зимнему времени трупы не смердят.

Утром от уличей пришел переговорщик. Просил дать похоронить убитых.

– Вороны похоронят! – ответил ему Развай. – Убирайся!

И вбил стрелу ему под ноги. Стрел можно было не жалеть. Собрали почти три тысячи. Каждому гридню – по полному колчану.

Переговорщик убежал.

Днем уличи устроили шоу. Из леса на опушку выбрались три колоритных персонажа: в шапках с висюльками, с посохами и прочими атрибутами духовного звания. Жрецы. Выбрались – и принялись колдовать.

Гридь забеспокоилась. Большинство были язычниками.

Духарев решил провести разъяснительную работу:

– Бог наш воинский – Перун! – заявил он. – Думаете, он не защитит вас от каких-то смердьих божков? И вообще, не нравится, как они пляшут, так сделайте чтоб не плясали! Заодно поглядите, спасут ли их боги от добрых стрел.

– Но ведь убитый колдун опасней живого, – неуверенно произнес кто-то из дружинников. – Будет ходить по ночам, удачу красть.

– Так ты не убивай, – посоветовал Духарев. – Стрела в ляжку – и делу конец.

Гридни сразу повеселели. Похватались за луки.

– Не все! – Рявкнул Развай. – Сам выберу!

Отобрал пяток стрелков получше и послал на огневой рубеж.

– Разберись! Бей!

Пять тетив щелкнули одновременно, и хищные стрелы ушли в полет.

Ни одна не пропала. Двое, правда, занизили прицел, и попадание вышло пониже колена. Но хрен редьки не слаще. Оттанцевались служители языческого культа!

Один – ползком, другой – на карачках «помчались» под защиту леса. Третий остался лежать.

Но его не бросили. На опушку выскочили мужики, человек десять, похватали всех раненых и поволокли под прикрытие.

– Бить? – спросил Развай.

Духарев покачал головой. Не хотелось зря кровь проливать. Эх, дурачье! Кто ж вас надоумил – бунтовать?

День прошел спокойно.

Вечер – тоже.

– Как думаешь, батька, будет ночью драка? – спросил Развай.

– Непременно, – пообещал Сергей.

– Неужели – нападут?

– Мы нападем!

На вылазку отправились почти все. В лагере осталось всего пятеро дружинников. И сам Духарев. Решил: не по годам ему с молодыми тягаться.

Риск был немал. Если бы вместо смердов им противостояли настоящие воины, Духарев ни за что не стал бы так рисковать.

Открытое пространство до леса одолели без проблем. Луны не было, а снег после побоища был так запятнан кровью и грязью, что напрочь лишился девственной белизны.

В лесу было совсем темно, но тут как раз снег выручал, помогал ориентироваться.

К стоянке уличей подошли незамеченными. Тоже неудивительно. У развоевавшихся смердов имелись аж двое часовых, но они без толку бродили кругами и на костры глядели больше, чем на подступы к поляне, на которой расположились.

Уличей на полянке было – не меньше сотни. Кто спал, кто грелся у костров.

Что особенно удачно: неподалеку, привязанные к деревьям, меланхолично дремали восемь угнанных лошадок. А чуть в стороне были аккуратно сложены нарубленные стволы. Дровишки.

– Десятников – ко мне, – шепнул Развай.

Ухнул филин – и началось. Караульные и неспящие разом повалились, побитые стрелами. Семь десятков гридней разом выскочили из кустов, распределились и принялись колоть и рубить спящих. Двадцать ударов сердца – и вокруг одни покойники. Только одного, в самой важной шубе, Развай велел пощадить и упаковать для беседы.

Затем начался грабеж. Вязали всё подчистую: припасы в мешках, две кабаньи туши и одну оленью. Десяток зайцев и шесть здоровенных мерзлых рыбин. Само собой, всю древесину, включая увязанный в охапки хворост. Бревна, соорудив простую упряжь, тащили лошадьми, для прочего наскоро изготовили волокуши. Забрали все стрелы, что нашлись и, само собой, деньгу. Это уже по привычке: навар был скудный: медь да кожаные куны. На всех и полгривны не набралось. Зато прихватили меховые подстилки и одеяла.

В общем, нагрузились так, что, напади сейчас уличи – не отбились бы.

Но не напали. Видать, не услышали, как их соратников на ту сторону Кромки спровадили.

В лагерь вернулись победителями. Ценнейшие (с учетом нынешней ситуации) трофеи, лошади, пленник. И – ни одной царапины.

Сергей на похвалы не поскупился. Обещал: когда (именно когда, а не если) вернутся домой, одарить каждого за доблесть по-княжьи.

И тут же кликнул еще двух добровольцев: скакать в Улич (или навстречу князю, если он уже выехал) и рассказать о том, что случилось.

Добровольцами вызвались все. Пришлось Разваю выбирать самых подходящих.

Гонцы взяли четверых лошадок порезвее, по мешку овса на каждую (сейчас кормить некогда), подседлались и канули в ночи.

Раздавшиеся поутру со стороны леса трагические вопли уличей, обнаруживших недостачу земляков, вызвали у плотно позавтракавших дружинников довольные ухмылки.

«Вот так! – злорадно думал каждый. – Теперь и вам спать вполглаза!»

Пленника допросили. Железо не понадобилось. Перепуганный смерд, оказавшийся не одним из вождей, а просто удачливым охотником, справившим из добычи знатную шубку, болтал бойко. Но ничего такого, о чем Духарев не догадывался ранее, не поведал. Да, бучу замутили жрецы. Но поддержали их весьма охотно. Платить дань, даже малую, лесовики не любили, поскольку были уверены, что в княжьей защите не нуждаются, а найти их в лесных чащах – дело для чужих не столько непосильное, сколько хлопотное. Примерно как мышей мечом рубить. А вот разграбить богатый обоз сборщиков дани (вот за кого приняли отряд Духарева) – милое дело. Боги одобрили. Правда, устами своих жрецов, потребовали за «поддержку» третью долю добычи, но плата никому не показалась чрезмерной. Хотя, когда выяснилось, что взять киевских воев врасплох не удалось, жрецам были выставлены серьезные претензии, от которых служители языческого культа, по обыкновению, легко отбрехались. И пообещали, что «боги» себя еще проявят.

К последнему утверждению Сергей отнесся несерьезно. И – напрасно.

День прошел спокойно. В лесу наблюдалось активное шевеление, но не более того. Здорово мешали вороны, устроившие праздник живота на валу из трупов – живых к этому времени в гигантской груде тел не осталось. Гонять падальщиков было бесполезно. Бить стрелами – жалко. Стрел.

Зато еды теперь было вдоволь. И дров. Сергей решил не экономить. Очень надеялся, что подойдет помощь из Улича. У сына – больше тысячи дружинников. Причем не просиживающих штаны по Детинцам, а с апреля до октября активно полевавших в Дикой Степи, бивших и печенегов, и угров, забывших о том, что у их великого князя Гезы, прозванного земляками «Кровавые руки», с Киевом – мирное соглашение.

Прозвище сын Такшоня Геза получил не совсем заслуженно. Среди современников-правителей были и покровавее. А Геза всего лишь перерезал тех, кто посчитал неправильным его наследование отцу. Согласно лествичному праву, практиковавшемуся в Венгрии, на его стол должен был сесть старший в роду, но Геза оказался сильнее обычаев. Духарев знал его лично и относился к нему с симпатией. Геза был прекрасным воином. А как позже выяснилось, еще лучшим политиком. Женился (правда, с подачи отца) на дочери одного из сильнейших лидеров – владыки Трансильвании. Девушка эта, кстати, считалась самой красивой женщиной Венгрии.

После смерти отца Геза резко сузил внешнюю, то бишь разбойную деятельность (очень вовремя!) и даже крестился лет десять назад. Причем тоже грамотно: мимо немецкого и византийского духовенства – непосредственно у представителя Папы Римского. А за год до этого официально замирился с германским императором Оттоном. Кстати, крестившись, подданных приводить к Христу не стал, а сам продолжал приносить жертвы старым богам. На претензии духовенства отвечал так: я – человек небедный. У меня на всех хватит. Кстати, и жен, коих по языческому обычаю у него было несколько, от себя гнать не стал. В общем, делал Геза Такшоневич всё, что хотел, и всё ему с рук сходило. И более того, неизменно приводило к укреплению государства.

Кстати, когда пару лет назад в Священной Римской империи германской нации началась заварушка, Геза плюнул на договор и хапнул часть Австрии.

Вряд ли он стал бы злоумышлять против киевского князя, но не все угры ходили строго под своим лидером. Иные не прочь были и пошалить. Но в сравнении с печенегами это была капля в море.

Впрочем, воям уличского князя было без разницы, кого бить. Кто сунется – тому и смерть.

Неужто теперь пришла очередь своих, уличей?

Напрасно Духарев переживал за уличей. Ему бы лучше за свою чать да дружину беспокоиться.

Утром уличские вожди нанесли удар. На этот раз, похоже, в полную силу. Поперли со всех сторон несметным числом, да не дуром, а с опаской: каждый прихватил здоровенную вязанку хвороста, которой и прикрывался, будто щитом. А первые вообще с деревянными щитами шли: грубыми, тяжелыми, связанными кое-как, но в качестве защиты весьма эффективными.

Гридни, конечно, искали бреши. Находили, стреляли и попадали. Однако это несерьезно. Пять минут – и дело дошло до рукопашной.

Тут хворост тоже помог – уличи кидали его под ноги, чтобы удобнее было лезть на сани.

Да и щиты пригодились. Упершись человек по десять-пятнадцать, смерды сдвигали сани, продавливали кольцо защитников… Которых было катастрофически мало. Духарев понял: лагерь не удержать. Уцелеть бы самим!

«Все ко мне!» – протрубил он.

Тренированная гридь тут же отступила, перестроилась кольцом. Заслонив слабых: раненых, челядь…

Сразу стало легче. Привычный строй, привычная работа. Духареву вспомнилось, как вот так же стояли на Хортице против печенегов Курэя…

Эх, не повторить бы судьбу Святославовой дружины!

Большая часть уличей, оказавшись в лагере, тут же кинулась грабить. Но не все. Больше половины лесовиков, понукаемых кто – местью, кто – волей вождей, столпились вокруг крохотного островка духаревской дружины… и остановились.

Гриди осталось – шесть неполных десятков (многие полегли во время первого натиска), но идти на железную стену смердам было страшно. Помнили, что из этого может выйти.

И тут подоспели смелые.

Толпа звероватых мужиков с топорами да копьями мало отличалась от остальных уличей. Но всё же отличалась.

Во-первых, они были полуголые, в каких-то лохматых шкурах. Во-вторых – бесстрашные. Судя по безумным мордам – явно чем-то опоенные.

Эти – не сомневались. Вопя, приплясывая на ходу, размахивая своей скорее охотничье-сельскохозяйственной, чем военной снастью, они сходу накатили на гридь.

Пусть рогатина и не военный инструмент, а топор дровосека слишком неуклюж для правильной битвы, но и тем и другим можно запросто крушить щиты, шлемы, панцири и кости под ними.

Да уж! Не обманули жрецы. Этакое берсерочье равнодушие нападавших к ранам однозначно приписывалось «божественному» вмешательству. Посредством известных психотропных средств натурального происхождения.

Рубилово получилось страшное. Мечи дружинников секли руки, ноги, головы… Но людей-зверей было не остановить. Иному меч втыкался в живот, а он насаживался еще больше, вцеплялся руками в дружинника и вытаскивал его из строя… Где гридня тут же и забивали. Безумцы лезли нахрапом, вбивали с размаху топоры в щиты, тут же гибли, но им на смену приходили другие. Шуйцы гридней немели от удвоенной, утроенной тяжести…

Кольцо дружинников сжималось. Духареву пришлось самому встать в строй. Рядом с ним оказался Мелентий.

Сергей не стал его прогонять: похоже, так и так конец. Даже сдаться не получится. Эти – порвут.

Рост и длинные руки давали Духареву кое-какое преимущество. Щит он тоже брать не стал. Меч – в левой, сабля – в правой. Ошибки не допускаются. Подпустишь упыря к себе – конец.

Так что приходилось не подпускать. Колоть в туловище Сергей избегал – чтоб клинок не увяз. Мечом он по большей части парировал, а вот сабля трудилась. Добрый дамаск запросто сек кольчуги, так что мясо и кости ему были – как ножу холодец. Разил Духарев без промаха. Бесноватые совсем не береглись…

Краем глаза заметил: Мелентий бьется уже мечом. Копье где-то затерялось. Вернее, в ком-то.

Слева от Духарева – Развай. Спокойный, сосредоточенный. Дышит ровно, бьет точно. Удар – труп.

А вот у Сергея дыхание уже начало сбиваться. Возраст. Черт! Ну когда же они кончатся?

Безумцы кончились.

Но не кончилась битва.

Внезапно перед Духаревым появился не полуголый псих, а нормально одетый смерд. Заорал, выпучил глаза и метнул дротик. Ловить было нечем, уклоняться нельзя (за спиной – люди), так что отбил. Вернее, срубил. Не совсем удачно. Древко отскочило в лицо, рассекло скулу. Хорошо, что в глаз не попало.

На смену зарубленному метальщику пришли сразу двое. У одного тоже дротик, а вот у другого – тяжелая сулица. Вот когда щит не помешал бы! Духарев, с двух рук, отбил оба предмета вверх, молясь, чтобы никому за спиной не прилетело, махнул по нижнему уровню, вспарывая плоть, толкнул в плечи Мелентия и Развая, крикнул: «Сомкнись!» И отступил за спины. Оглянулся.

На крохотном пятачке сгрудились его люди. Челядники, раненые… А, вот и Слада, перевязывает кого-то. В груди чуток отпустило. Над ней, ранеными и женщинами – шалашики из щитов.

– Стрелять кто умеет? – крикнул воевода челядникам.

Четверо отозвались тут же. Еще двое – чуть погодя.

– Берите луки и бейте над головами. Как сможете. Выживем – вольную дам. Кто захочет.

Сам взял собственный лук, примерился и выстрелил между голов гридней.

Смерд, как раз собравшийся метнуть копьецо, опрокинулся на своих со стрелой в груди. Сергей круто развернулся и выцелил следующего.

В общем, уличи выбрали разумную тактику. Не стали лезть по трупам, чтобы сойтись врукопашную, а решили закидать острыми предметами. Учитывая их численность – отличная идея. За то время, что Духарев провел в кругу (минута, максимум), ранили одного гридня и еще одному пришлось заменить щит, потому что вражье копье увязло очень основательно.

Но забыли, злодеи, что не у них одних есть дистанционное оружие.

Духарев за две минуты выпустил три дюжины стрел. Натягивал на треть, силы берег. И так хватало – почти в упор, в бездоспешных. Его холопы тоже сеяли смерть, но уже в толпе.

Кажется, боевой дух у противника поубавился. Вот так-то! Настроились, вишь, метать по живым мишеням, а мишени взяли и дали сдачи!

– Развай! – взревел Духарев в полную мощь, чтоб все слышали. – Стрелами – бей!

У кого-то снаряженные луки в налучах уже были за спиной. Кому-то пришлось покинуть строй, однако никто не сробел. Щиты наземь, мечи – в ножны. Дистанция – двадцать метров. Прямой выстрел. Вразнобой защелкали тетивы. Сначала били на выбор – самых агрессивных, метателей. Потом – всех подряд.

Похоже, луков у нападающих не было. Решили, что охотничьими стрелами бронных не обидеть. В общем, правильно решили. Хотя можно и по ногам бить, и в незащищенную часть лица целить. При плотном обстреле не устояли бы…

Но не устояли смерды. Испугались. Бросились врассыпную, оставляя на грязном снегу дергающиеся тела… Неужели – всё?

Да, всё. На этот раз отбились. Уличи разбежались. Все. Даже те, кто не дрался, а грабил, тоже дали деру.

Духарев без сил опустился на поднесенное кем-то седло. Устал адски.

Гридни еще поупражнялись в стрельбе, подшибая мародеров, уволакивающих духаревское и общее добро. Потом поле битвы опустело. Пришло время посчитать потери.

Потери были ужасны. На ногах осталось всего двадцать шесть дружинников. Восемнадцать раненых. Остальные мертвы. Тех, кто упал, добили опоенные психи. Из холопов пострадали четверо. И одну девушку убили случайным дротиком.

Что хорошо – уличи не тронули жратву. Нашлась у них добыча получше.