Читать книгу Право на месть - Александр Мазин - Страница 8

У мальчика были разные глаза. Когда на них падал свет лампы, они становились матовыми. Матово-голубым и матово-желтым. Вернее, золотистым. Как сплав золота и серебра.

«Кажется, он называется – электрон? – подумал отец Егорий.– Или нет?»

– Что мне сказать, чтобы тебя утешить? – спросил мальчик.

Сегодня он не был похож на ангелочка. Детское личико портил большой крючковатый клюв. Как у совы.

Когда мальчик говорил, клюв открывался и закрывался. Только к речи это не имело отношения.

Отец Егорий лежал на кровати, накрывшись по горло одеялом. Белый круг света упирался в книжную полку. На полке и сидел мальчик. Отец Егорий забеспокоился: крючки не выдержат – полка упадет на пол. Страх: если это случится, значит, мальчик действительно существует.

– Я тебя люблю,– сказал мальчик и потер ладошку о ладошку.

На руках его – детские рукавички, красные, с меховой опушкой.

На руках? Если там – руки.

– Скоро, скоро,– говорил мальчик,– мы снова будем вместе. И нам будет легко. А сейчас нам трудно. Потому что ты – слишком большой. А скоро станешь маленьким. Вот таким!

Мальчик показал, разведя ладошки.

Отец Егорий помалкивал.

– Нет, ты меня не любишь! – обиженно сказал мальчик.– Может, тебе он не нравится? – дотронулся до широкого, изогнутого книзу клюва.– Не нравится? Хочешь, я уберу?

И провел рукавичкой по лицу.

Клюв исчез. На детском личике зияла влажная воспаленная рана. Будто кто-то клещами вырвал ребенку нос и верхнюю губу.

Отец Егорий отвернулся.

– Ах прости,– извинился мальчик.– Больше не буду. Посмотри на меня! Ну пожалуйста!

Отец Егорий послушался. Знал: так или иначе он заставит смотреть.

Личико ангелочка теперь ничто не уродовало. Так было еще страшней.

«Что он задумал?» – насторожился отец Егорий.

Мальчик испытующе глядел на него. Матовые глаза казались незрячими.

«Холодно»,– подумал отец Егорий.

– Замерз? – обрадованно спросил мальчик.– Ты замерз? Хочешь, погреемся?

Он ловко соскочил на пол.

Лампа у изголовья, раструб на гибкой опоре, сама повернулась вслед за ним. Как пиявка.

– Костер? – предложил мальчик.

Он выхватил с полки толстую книгу и начал проворно выдирать из нее листы. Вырвет, сомнет, бросит. Рукавички, с виду неуклюжие, нисколько ему не мешали.

– А помнишь,– говорил мальчик,– тебе было шесть, и мы сбежали из дому. И жгли ночью костер у залива. Большой костер, помнишь? Здорово, да?

Мальчик сбросил рукавичку. Отец Егорий не успел увидеть, что под ней. Рука оказалась за пределами светового круга. Зато он услышал, как чиркнула спичка.

– Не надо! – не выдержал отец Егорий.

«Нельзя возражать! Нельзя! Ни спорить, ни возражать… Только хуже будет».

– Почему? – с невинным удивлением спросил мальчик.– Сейчас будет тепло. Мы согреемся. Ты и я. А потом все кончится. Разве ты не хочешь, чтобы все кончилось?

– Не хочу! (Молчи! Молчи!) Нет, хочу, но не так, чтобы…

– Не бойся, Горша! – нежно произнес мальчик.– Доверься мне, и будет хорошо. Смотри, как красиво!

Бумажный костер пылал. Запах дыма щекотал ноздри отца Егория.

Свет пламени озарил мальчика целиком: детская фигурка, сидящая на полу с поджатыми ногами.

– Ты же любишь свет? – произнес мальчик.– Будет много света. Ты сам станешь светом. Подумай, как хорошо!

Рукавички снова были на нем.

«Что там, под ними?» – с болезненным любопытством думал отец Егорий.

Костер разгорался все ярче. Мальчик быстро подкидывал в него бумагу – так и мелькали красные рукавички.

К запаху дыма прибавился смрад горящей краски – занялся пол. Лак на изножье кровати пошел пузырями. Но отец Егорий под толстым одеялом еще не чувствовал жара.

«Я сгорю,– равнодушно подумал он.– Прости меня, Господи».

– Мы сгорим,– уточнил мальчик.

Электрический свет лампы потерялся в пляске пламени. Огонь поднимался над головой сидящей на полу фигурки.

– Мы сгорим. Ты. Я. Он.

«Боже! – ужаснулся отец Егорий.– Я забыл!»

Мальчик лукаво улыбался. Он-то помнил!

– Пожар! – надсаживаясь, закричал отец Егорий.– Пожар!

Мальчик радостно захлопал в ладоши.

– Пожар, пожар! – поддержал он писклявым голосом.– Горим! Ура!

Отец Егорий осекся.

– Да,– сказал мальчик с нежной улыбкой.– Никто, никто нас не слышит!

– Ты меня обманываешь,– хрипло (в горле першило от гари) проговорил отец Егорий.– Это все – не настоящее, да?

– Конечно! – веселым голоском отозвался мальчик.

Вскочив, он высоко подпрыгнул, с невероятной ловкостью ухватил с полки разом целую кипу книг и швырнул их в огонь. Вверх взметнулись искры. В воздухе закружились черные хлопья пепла.

Отец Егорий приподнялся и упал обратно на постель, задыхаясь. Он закашлялся. По лицу его обильно струился пот.

Синие огоньки весело побежали по изножью кровати.

– Свет! – воскликнул мальчик, взмахнув руками.– Мы все станем светом! Ура!

Григорий Степанович проснулся от визгливого собачьего воя.

– Что, что, что? – забормотал он, вскакивая, почти ничего не соображая: спал ведь не больше двух часов.

– Брейк, молчать! Брейк! – закричал внизу, под окном, охранник.– Ко мне! Рядом!

Смушко ожесточенно потер затекшее лицо, встал, оперся коленом на подоконник, выглянул в форточку.

Осатаневший черный пес раз за разом кидался на стену дома. Прыгал чуть не на два метра, царапая когтями новую вагонку.

– Что это он? – крикнул Смушко.

– Сбесился! – сердито ответили снизу.– Псих! Брейк, мать твою! Молчать! Фу!

Смушко закрыл форточку, плюхнулся на кровать. Уже проваливаясь в сон, подумал:

«Дымом, что ли, пахнет? Быть не может. Сигнализация…»

Ржавое пламя взметывалось вполовину окна. Но мальчик сидел буквально в шаге от него, словно бы не чувствуя. Отец Егорий дышал ртом, с хрипом, с бульканьем в бронхах. Голова раскалывалась от боли, большие руки беспомощно подергивались, в глазах стало черно… а спасительное забвение все не приходило.

– Никогда,– сквозь гул (пламени?) донеслось до отца Егория.– Теперь уже никогда…

И низкий гнусавый рев большой трубы.

Кто-то с силой колотил внизу в дверь.

– О Господи!

Григорий Степанович второй раз с неимоверным трудом выкарабкивался из сна.

– Что там стряслось?

Дым! Пахло дымом!

Сон Григория Степановича сгинул бесследно. Смушко вскочил… слишком резко. Ухнуло в затылке, потемнело в глазах.

«Тише, тише, тише»,– нашептывал он сам себе, пережидая.

Запах дыма. Очень сильный запах.

Во входную дверь перестали стучать.

Григорий Степанович поглядел на потолок, на круглую решеточку противопожарного датчика. Чертова техника!

Как был, в трусах и в майке, босиком, он вышел в коридор. Здесь запах гари был намного сильней.

– Господи Иисусе! – прошептал Григорий Степанович, чувствуя, как холодеет внутри.– Батюшка!

Он неуклюже побежал по коридору к комнате отца Егория.

– Батюшка!

Струйки дыма сочились из-под двери.

– Отец Егорий!

Смушко толкнул дверь – заперто!

Не раздумывая, он ударил в нее всем весом. Шурупы задвижки вывернулись из косяка, и дверь распахнулась. Григорий Степанович с ужасом уставился на пылающий прямо на полу костер.

Из коридора в комнату проник свежий воздух. Пламя радостно вспыхнуло, охватило деревянную спинку кровати, прыгнуло на одеяло.

Отец Егорий лежал вытянувшись, запрокинув голову, нижняя, заросшая бородой челюсть его дергалась, словно он силился еще шире открыть рот…

Дальше Григорий Степанович действовал автоматически.

В трех метрах по коридору на стене висел огнетушитель. Красный круглый баллон с серым раструбом. Смушко выскочил из комнаты, схватил его, и через мгновение шипящая струя ударила в занявшуюся постель.

Еще через минуту все было кончено. Пламя угасло. Только пятно электрического света пронзало темноту, упираясь в дымящуюся черную пропалину.

Григорий Степанович швырнул опустевший баллон в окно и под звон падающего стекла тяжело осел на пол, прижав руки к груди, чтобы унять режущую боль.

Внизу с грохотом рухнула входная дверь.

Охранник, сопровождаемый лающими псами, взбежал вверх по лестнице.

– «Скорую»! – выдохнул Смушко.– Быстрей!

Охранник ринулся вниз, к телефону.

Брейк, встав мощными лапами на постель, поскуливая, вылизывал черным языком окостеневшее лицо отца Егория.

«Скорая» приехала слишком поздно.