Читать книгу Гавилан, охотник на чудищ - Александр Михайлович Игнатов - Страница 3

Раздался тихий щелчок, и гнолл, харкающе гавкнув, свалился в лужу.

– Отлично, – прошептал я, оценив действие своего нового ручного арбалета. Пока я ставил на взвод новый болт, вокруг мертвого товарища встали другие гноллы. Они что-то испуганно обсуждали на своем собачьем, лающе-рычащем языке. Пока они переругивались, грозя друг другу своими допотопными копьями, в одного из них влетел очередной болт, пробив насквозь затылок. Несчастный гнолл рухнул прямо на своего мертвого соплеменника. Проследив глазами направление выстрела, гноллы наконец обнаружили меня – своего убийцу – в соседних ракитовых кустах. Однако прежде чем они подбежали ко мне, я бросил в них бомбу.

Бомба не содержала ничего, кроме пороха, но большего и не требовалось. Энтеррский лес славится своими широкими топями, по которым было опасно ходить, не зная секретных троп. Часто из глубин мягкой, глинистой земли вырывался на свободу тухлый болотный газ. Гноллы как раз стояли в одной из таких небольших газовых тучек газа. Взорвавшись, бомба воспламенила его, и он мгновенно вспыхнул, разорвав тела гноллов.

Я успел отвернуться от взрыва. За куст, прямо мне на голову, упала оторванная уродливая рука, покрытая потертыми рунами из засохшей грязи. Эту руку я подобрал и подвязал себе на пояс в качестве трофея, затем подобрал заостренный шест-водомерку, которым проверял проходимость троп, и пошел обратно в деревню.

Предупреждения Тробнопа оказались верными – большую часть золота я потратил только в попытке добраться до Энтерберга. Никто из купцов и торговцев не горел желанием туда отправляться, а те, кто собирал караваны до Лесного Убежища, как иначе называли Энтерберг, отказывались брать лишнего человека. Кое-как я нашел караван ремесленников из самого Энтеррского леса, собиравшийся обратно в свой полис, но задешево меня брать не хотели. Как ни уверял я их, что прекрасно гожусь на роль охраны каравана, никто из них мне не верил, то ли из-за моего возраста, то ли из-за непримечательного вида, без брони и доспехов. В итоге я договорился на место только за целых пятнадцать золотых монет. Удивительно, но дорога обошлась без каких-либо происшествий, так что я действительно оказался лишним человеком в караване.

Полис был поразительным, непохожим ни на один другой во всей Телехии. Давным-давно люди основали его, чтобы вместе защититься от напастей леса. Кругом были дикие звери, опасные болота, неизлечимые болезни – выжить в одиночку было невозможно. Сильные вожди древних племен объединились вместе и построили Энтерберг, Город в Лесу Энтерр, Убежище от Леса.

Жилая часть города была не слишком большой, по площади немного превышая простые деревни. Десятки хижин обвивали высокие многовековые деревья в несколько уровней. Жилища стояли прямо на толстых ветвях старых дубов и гигантских ив и омел, крепко держась мощными опорами из прочных брусьев. Такие домики на деревьях и составляли весь город, в центре которого была площадь, на которой торговали и справляли охотничьи праздники. За жилой частью города разрастались укрепления, состоящие из рядов стен, частоколов, крепостей, заборов, решеток и рвов. Повсюду, тут и там, находились окопы, ежи, гирлянды колючей проволоки, ловушки и западни. Защитная линия Энтерберга простиралась далеко настолько, что попасть в него стало действительно трудно. Со временем все это поросло бурьяном и плющом, рвы вышли из своих же берегов, затопив близлежащие окопы, частоколы заросли кустарником, завалившись набок, отчего местность стала еще более непроходимой. Деревья склонили над городом свои лианы, загородив от солнца крыши домов. Булыжники мостовых поросли травой, смешавшись с грязью топей. Энтерберг помрачнел, слившись цветом с окружающей его природой. В бегстве от лесных опасностей Энтерберг сам стал частью леса.

Город почти не занимался ни производством горшков, ни шитьем, ни выпечкой пышных булок. Практически все ремесла объединяло одно – охота. Большинство жителей Лесного Убежища были охотниками, либо так или иначе относились к охоте – кто-то дубил шкуры, кто-то работал в кожевенной мастерской, кто-то ковал оружие.

Когда появились чудища, множество их произошло из Энтеррского леса, густо заселенного диким зверьем. Здесь же появились первые охотники на чудищ. Первые бестиарии писались тут, под угрюмыми кронами старых древ.

Но я недолго пробыл в самом Энтерберге. Я лишь познакомился с некоторыми людьми и прочитал большую часть бестиариев в городском книжном хранилище, после чего отправился в близлежащие деревни. Само собой, жители деревень были не против помощи охотника, хоть они и полагались больше на собственные силы. Тем не менее, за все время, что я жил под покровом леса, мой заработок был более-менее постоянным. Вот и сейчас мне в который уже раз поручили избавиться от гноллов, наседавших на крестьян, выращивающих рис в местном мелком озерке.

Гноллы были, несмотря на свой общий практически небоеспособный внешний вид, одними из самых пугающих чудищ. Читая бестиарии разных лет, я поражался тому, как по-разному были описаны гноллы. В итоге я пришел к выводу, что гноллы стремительно развивались и эволюционировали. Изначально они почти ничем не отличались от диких собак, разве что были чуть злобнее и безумнее. Потом они постепенно вставали на задние лапы, а передние развились в кисти, так что они смогли держать и использовать простые орудия. Вскоре гноллы стали одеваться в рваные тряпки, а последний из прочитанных мною бестиариев описывал примитивный гнолльский язык. Этот бестиарий ужаснул меня больше всего, ибо написан он был всего полгода назад, а гноллы, которых я встретил, довольно резво общались на своем языке, явно используя сложные конструкции. Того и гляди, подумал я, скоро они начнут тактически мыслить, а это грозит ужасной войной. Именно поэтому я всегда в первую очередь брал поручения на убийство гноллов, стараясь истребить их как можно больше.

В энтеррских деревнях мне нравилось то, как относились к охотникам. В каждой деревне на главной улице в землю были прочно вбиты широкие таблички, на которые местные жители крепили объявления разного толка. Кто-то просто писал новости за последний месяц, кто-то звал на праздник, а кто-то искал пропавшую свинью. Конечно, мало кто владел письменностью, поэтому в основном все объявления были написаны одним и тем же почерком местного писаря. Были среди бумажек и такие, на уголках которых ярко выделялась красная полоска. Они-то меня и интересовали, ибо это были заказы на убийство чудищ. Зачастую там же писали и награду, так что я просто брал листок и сразу же принимался за дело.

Лето прошло для меня незаметно, так как я, во-первых, был занят охотой, а во-вторых, в чаще леса не ощущалась та жара, какая бывает в других краях Телехии. Правда, жители деревень мне говорили, что осенью болота во время дождей разрастаются слишком широко, так что у них именно осень, а не зима – время, когда все сидят дома.

Уже приближался конец Грабня – второго месяца лета. Крестьяне собирали урожай, последние торговцы собирались с запакованным товаром в другие города, старики заготавливали соленья и консервировали ягоды на ближайшие полгода.

Подумать только – прошло уже девять лет, как я уехал из почти такой же деревни, в которую заходил сейчас. Теперь многочисленные задания закалили и натренировали меня. Я даже успел приобрести у одного механических дел мастера новый ручной арбалет, который только что опробовал на гноллах. Конечно, с таким не очень удобным оружием ловкость немного снижается, но зато гноллы даже не успели дойти до меня. Руки, правда, чесались от желания покромсать какого-нибудь монстра мечом.

В деревне я сразу повернул к дому старосты. Не успел я подойти к порогу, как дверь тут же открылась, и вышел хозяин дома, Таллиан-Энтейне. Это был высокий, даже очень, мужчина среднего возраста. Он вроде бы уже начинал стареть, но его лицо и тело все еще скрывали эту тайну, стремясь отобразить в действительности стан молодого парня. Он все время воевал со своей бородой – постоянно ее сбривал, но она каким-то чудесным образом отрастала обратно буквально за день. Я заметил, что он только что брился, но волоски уже нагло лезли наружу по всему подбородку. Одет он был в жилет из красной кожи, переплетенный бечевкой, что интересно сочеталось с его лохматой прической болотного цвета.

– Гавилан! – обрадовано провозгласил он. – Я тебя как раз ждал!

– Что случилось? – взволнованно спросил я.

Таллиан-Энтейне рассмеялся.

– Ничего такого, – ответил он, – не переживай. Просто тут есть одно дело… Ты живешь в доме старухи Бергезиль, а она, сам знаешь, одинока, ни мужа, ни сыновей. Сам понимаешь, тяжело ей к осени-то готовиться. Я предлагаю тебе условие – ты соберешь ей овса для домашних животных да заготовишь дров до весны, а я договорюсь, что она с тебя плату за проживание до конца лета брать не будет.

Я подумал. Предложение довольно заманчивое. Хотя работать в поле – тем более в поле, которое находится в лесу – не самое увлекательное занятие, я таким образом сэкономлю немного денег.

– Ладно, – согласился я. – Идет. Кстати, о работе – я нашел тех гноллов, которые испортили всходы риса у семьи Вийборнов.

Таллиан-Энтейне, усмехнувшись, принял руку гнолла.

– Отлично, – сказал он. Он ушел в дом и спустя минуту вернулся с монетами в ладони – Вот твои два золотых. – Он отдал мне деньги и улыбнулся: – Поле ждет тебя.

Вечером, после тяжелой работы, я плотно покушал у бабушки Бергезиль, которая теперь, казалось, стала еще добрее ко мне, и отправился во двор отдохнуть. Я полулежал, облокотившись на собранный стог сена, а рядом на скамейке сидел староста, раскуривая трубку душистым табаком, измельченным с листьями омелы. Сладко-колючий хвойный запах успокаивал нервы и настраивал на хорошее настроение, так необходимое здесь, в Энтеррском лесу.

– Скажи, Таллиан, – начал я.

– М? – спросил староста, держа губами мундштук.

– Откуда у тебя такое странное двойное имя?

– О, это интересная история, – улыбнулся он, задумчиво поднимая глаза наверх. Наверху действительно было что смотреть. К ночи различие между небом и верхушками деревьев размывалось, и лунный свет нежно окрашивал все вокруг в приятный бирюзовый цвет. В коре дубов просыпались светлячки, взлетая на листья, и эти маленькие огоньки порхали в воздухе, собираясь в странные и красивые созвездия. Где-то, казалось, издалека ухали неизвестные звери, выли волки, стрекотали кузнечики, гудели цикады – ночной лес жил не хуже дневного, производя мириады маленьких звуков, сливающихся в одну большую густую колыбельную.

Староста тем временем начал свою историю:

– Моя мать была мечтательной девушкой и настояла на том, чтобы мне к моему обычному энтеррскому имени, Таллиан, добавили имя Энтейне, что, по ее мнению, в переводе с эльфийского означает «не расстающийся».

– Эльфийского? – спросил я. – Эльфов же вроде как не существует. Откуда им взяться?

– Говорят, эльфы иногда заходят в Лесное Убежище. Это очень скрытный народ, и никто не знает точно, как они выглядят. В основном, все сводятся к единому мнению о том, что у них просто уши длиннее, чем у людей, а сами они немного повыше и жилистее. Говорят, что эльфы – истинные хозяева леса, и они недолюбливают людей, построивших свой город прямо в чаще Энтерра. Сами они, конечно же, живут не прямо в лесу, у них есть свой город, раскинувшийся под сводом гигантского дерева – Сердца Энтеррского леса. Само дерево – это их дом, а природа – архитектор. Город этот, несмотря на его огромнейшие размеры, никто никогда не видел, потому что эльфы оберегают его от непрошеных гостей разными магическими заклинаниями и оберегами. Я слышал, что эльфы свой город называют Дадал'Тревар, а мы называем его Сумрачным Городом.

– А ты веришь в эльфов? – спросил я Таллиана. Тот усмехнулся.

– А какой смысл верить в то, чего нет? – ответил он. – И какой смысл не верить в то, что действительно есть? Вот я, например, верю в обед, но не верю в двухголового кабана, потому что никогда такого не видел.

Я задумчиво жевал былинку, выдранную из стога.

– Я тоже не верю в двухголового кабана, – высказался я. – Но мой разум охотника не отрицает возможность когда-нибудь встретить его. За пару лет службы следователем Пирограда я увидел множество странных существ, которых не всякий увидит и за всю жизнь, а за пару месяцев в роли охотника на чудищ я повидал еще больше монстров, причем иногда таких, каких никто до меня не видел. Кто знает, может, двухголовый кабан ждет меня где-нибудь на тропинке, ведущей из твоей деревни.

Таллиан-Энтейне рассмеялся, но тут же, подавившись дымом из трубки, закашлялся.

– Смотри, как бы тебе трехносый енот не попался, – гоготнул он, наконец успокоившись. – А вообще, не стоит загружать себе голову лишними фактами. Я видел ученых, которые проходили через нашу деревню. Они настолько забивали себе ум, что старели уже к тридцати годам. Мне уже идет пятый десяток, но я не видел ни одного седого волоса у себя на голове. Сказать по правде, – он наклонился ко мне ближе, дыхнув ароматом омелы прямо в мое лицо, – я был бы не против облысеть, – с этими словами он рассмеялся и откинулся обратно, почесывая свой заросший подбородок.

Я вздохнул, улыбаясь. Люди в Энтеррском лесу были довольно странными. Здесь никто не зависел сильно от других, как везде, и почти никто не заводил себе друзей. Все относились к жизни проще, и старались особо не вникать в жизнь других. Наверное, Таллиан прав – не надо стараться удерживать в голове больше, чем тебе нужно, тогда и жить станет легче. Правда, мое призвание заставляет меня штудировать бестиарии чуть ли не стопками и готовиться при встрече с любым противником. Мой мозг и так уже перегружен, а ведь мне пока только семнадцать.

Когда я возвращался в дом Бергезиль через задний двор, краем глаза я заметил какое-то движение в лесу. Расплывчатый силуэт легонько тронул ветку так, что она даже не качнулась, что меня насторожило. Я быстро забежал в дом, наспех набросил на себя свои вещи и оружие, не замечая удивленный взгляд Бергезиль, и понесся в чащу. Кто-то пытался скрытно шпионить за деревней, и я должен его найти.

Больше всего я боялся, что это был гнолл. Если мои опасения подтвердятся, это будет означать, что гноллы развились еще сильнее. Пока я пробирался сквозь бурьян, убегающая тень скользнула вдоль маленького ручья, протекающего в этом месте, не создав ни малейшего звука. Я же, по своему собственному мнению, шумел так, что даже сверчки замолкли и попрятались по своим укрытиям.

Продираясь через густо расположенные упругие ветки кустов, листья которых были покрыты ночной испариной, я выбрался на небольшую полянку, засвеченную ярким лунным светом. Тень стояла напротив меня, и я смог разглядеть ее очертания. Верхняя часть тени выглядела похожей на человеческую, точнее – на полуобнаженную фигуру молодой девушки, а снизу я опознал поджарый стан кобылы, стоящей на четырех тонких ногах, оканчивающихся высокими копытами.

Дриада! Этих существ я нередко видел в бестиариях. Опытные охотники писали, что дриады обладают интеллектом не меньшим, чем люди, при этом они чрезвычайно ловки и выносливы. Живут они глубоко в лесу, и убегать от них нет смысла, потому что они легко и быстро догонят любого, а свой лес они знают лучше, чем кто бы то ни было. Зачастую дриады устраивали засады на охотников, зашедших достаточно далеко в чащу Энтеррского леса. Немного людей выжило после встречи с дриадами, но все они описывали дриад как сильных и ловких воинов, вооруженных отравленными копьями.

Дриада, стоящая передо мной, как раз держала копье в занесенной над плечом руке, чтобы в любой момент метнуть его в меня. Я прикрылся щитком на правой руке, а левой стал нащупывать арбалет. Возможно, дриады не совсем хорошо разбираются в технологиях людей…

Чья-то рука тяжело опустилась мне на плечо.

– Даже не думай, доних, – грубо сказал голос за моей спиной, ткнув мне между лопаток чем-то острым.

Я застыл в том положении, в котором меня застали врасплох. По спине ледяным водопадом проползли мурашки. Кто и как умудрился подобраться ко мне так близко, не издав не малейшего шума? Я тихо стоял, глядя на дриаду перед собой. Она благодарно кивнула тому, кто меня держал, и ускакала дальше в лес, ловко и стремительно ныряя в открытые коридоры между зарослями.

– Что мне делать? – спросил я своего поработителя.

– Ничего, что могло бы нанести вред, – ответил голос. Судя по тембру, голос принадлежал серьезному мужчине средних лет. – Если ты обещаешь не причинять боли дриадам, я отпущу тебя.

– Она сама вскинула копье, – возразил я и тут же получил еще один тычок между лопаток.

– Но это именно ты стал на нее охотиться, – сказал голос.

– Я просто увидел подозрительную тень рядом с деревней, – пытался оправдаться я.

– С твоей деревней ничего не случится, доних. Сначала мы подозревали, что на нее нападут гноллы, но опасность миновала. Кто-то уже убил их.

– Возможно, что это был я, если ты имеешь в виду гноллов, которые портили рис, – сказал я. Другая рука опустилась на противоположное плечо и развернула меня.

– Так это ты – тот доних!

Передо мной стоял высокий мужчина в зеленом плаще и такого же цвета камзоле, сделанном, на первый взгляд, из листьев. Через плечо у него был надет длинный изогнутый композитный лук. На голове мужчины красовалась огромная темно-серая широкополая шляпа, за которой не было видно глаз, но из-под нее, словно контрастируя с холодным тоном одежды, струились длинные тяжелые светло-золотистые волосы. Подбородок его красиво окаймляла полоска короткой бороды, которая, в отличие от волос, была черная, как самая темная ночь. На шляпе я заметил ремешок, на котором красовалась большая пряжка с причудливой формой. И тут я заметил…

– Ты эльф? – спросил я.

Из шляпы через специально проделанные щели торчали заостренные кончики длинных ушей. Мужчина хитро улыбнулся, обнажив мелкие зубы.

– Ну да. И что теперь, доних?

– Почему ты меня называешь Донихом? Я Гавилан, – возмутился я, предположив теперь, что меня перепутали с кем-то другим. Но эльф был по-прежнему серьезен.

– Ты доних. Твой друг – доних. Любой из твоей деревни – доних, – ответил он. – Доних – это, по-вашему, кажется, человек.

Эльф все еще держал меня за плечи, не давая вырваться из захвата. Несмотря на его не такой уж и грозный вид, он был чересчур силен для меня.

– Зачем ты меня поймал? – спросил я.

– Ты охотился на дриаду, – повторил эльф. – Это неправильно для охотника. Я сам – охотник. Охотник не охотится бездумно. Охотник должен знать и понимать, на кого можно охотиться, а на кого – нет. Дриады не желают зла, значит, на них охотиться нельзя.

– Да я вообще не знал, что это именно дриада, – ответил я. – Я увидел только подозрительную тень и последовал за ней. А вдруг это действительно был бы гнолл?

– Какой ужас, охотник не умеет распознавать цель, – покачал головой эльф. – Тень дриады разительно отличается от тени, отбрасываемой гноллом. Если тебе, чтобы во всем убедиться, нужно увидеть самого гнолла, то ты ничем не отличаешься от других, не охотников.

Я промолчал. Эльф приподнял голову, и я увидел пару прищуренных лиловых глаз, оценивающе глядящих прямо на меня. Так же я увидел брови, такие же светлые, как волосы эльфа, и длинные, почти как его уши.

– Я вижу, что ты молодой доних, – продолжил он, – а значит, учишься. Возможно, скоро ты начнешь различать тени. Советую тебе как можно скорее этому научиться, потому что в следующий раз я тебя просто так не отпущу.

С этими словами он выпрямил свои руки, оттолкнув меня назад. Я опрокинулся на спину, еле-еле успев подставить локти, чтобы не удариться. Тем временем эльф подпрыгнул, причем довольно высоко, словно отпружинив от земли, присел на нижнюю ветку дуба и побежал вдоль нее, затем перепрыгнул на другую ветку соседнего дерева и таким образом скрылся из виду. Я смотрел на его перемещение как завороженный, так что даже не принял ни малейшей попытки проследить за ним. Да я бы и не успел за эльфом, настолько стремительно он убежал.

Уже далеко за полночь я вернулся в деревню. Дорогу назад я нашел лишь по сломанным сучкам, которые сам же и оставлял, гонясь за дриадой. Старушка Бергезиль уже крепко спала, отчаявшись дождаться меня. А может, она решила, что я снова ушел на охоту. Разбудить ее, даже специально, было сложно, поэтому я спокойно разделся и лег спать.

Следующую пару дней я провел спокойно, помогая Бергезиль собирать урожай. С этого времени она, довольная как никогда раньше, стала кормить меня словно поросенка на убой. Но сельская работа не могла полностью отвлечь меня от высказанных эльфом мыслей о том, что за деревней могли следить гноллы. Про встречу с дриадой и эльфом я никому из жителей деревни, естественно, не сказал.

К утру третьего дня я проходил мимо доски объявлений и заметил новый листок, помеченный красной полоской. Я содрал его и стал читать. Дом семьи Сигнелль, расположенный на самом краю деревни, прошлой ночью слышал тихий гогочущий лай. Испугавшись, что это может быть гнолл, Сигнелли просят охотника разобраться.

Я задумался, вспоминая домик Сигнеллей. Стареющий Мордрент был главой этой семьи – статный широкий мужик с густым волосяным покровом по всему телу. Ни одна гулянка не обходилась без него, причем не только как участника, но и как устроителя. Такому человеку, конечно, гноллы вполне могли привидеться, но вот только его старшая дочь, набожная Таинка, вряд ли просто так перепутает гнолла с обычной собакой. Я решил немедля пойти и разобраться с проблемой.

Через полчаса я был уже на подходе к дому Сигнеллей, где кончалась деревня. Вообще, все время моего пребывания в Энтеррском лесу меня передергивало от простого слова «деревня» без упоминания названия, но местные селяне не так много путешествовали, поэтому количество населенных пунктов у них зачастую ограничивалось двумя – «моя деревня» и «Энтерберг». Именно по этой причине ни одна, хоть самая захолустная, хоть богатая и урожайная деревня в лесу не имела своего собственного названия. Глубоко в сердце я был чрезмерно счастлив, что люди Энтерра хотя бы своим детям дают имена, а не называют друг друга как-нибудь типа «мой сопляк».

К самим Сигнеллям я не заходил, потому что встретил у калитки их двора одетую в кружевную шаль молодую Таинку, возвращавшуюся с колодца, которая вкратце рассказала мне про вчерашний случай. Оказывается, лай был слышен под самими окнами. К счастью, Таинка всегда закрывает ставни на окнах на ночь, а дом Сигнеллей всегда выглядел будто заброшенный. Таинка рассказала, что лай был не такой, каким обычно заливаются собаки, а словно ругающийся, покрикивающий. Девушка испуганно шептала, что казалось, будто снаружи что-то замышляют. Никто из их семьи не открывал ни окна, ни двери до самого утра.

Я поблагодарил девушку за подробности, а сам зашел за угол дома, где начиналось болото. Опустившись на корточки и порывшись в грязи, я обнаружил полустертый след. Он был похож одновременно на собачий и на человеческий. Такой определенно могли оставить только гноллы. Мои худшие опасения стали подтверждаться. Похоже, что гноллы теперь научились планировать свои действия. Мне придется столкнуться с группой чудищ, взаимодействующих друг с другом.

Я решил дождаться ночи. Если монстры не поумнели чересчур резко, тогда они наверняка решили напасть на деревню в темноте. Отправившись к себе, я собрал все необходимые виды оружия для борьбы с гноллами – арбалет, простые бомбы, слезоточивые бомбы, сделанные из едкой луковой смеси, свой короткий меч, капканы. Вечером, перед отходом ко сну всех деревенских жителей, я предупредил Сигнеллей о том, что может произойти ночью. Таинка робко кивнула и наскоро перекрестилась, а Мордрент недоверчиво глянул на меня, хотя ничего не сказал. Его жена обняла маленьких детей, крепко прижав к себе, и с беспокойством смотрела на своего мужа, непринужденно относящегося ко всему в жизни.

Я расставил капканы вокруг дома и рядом с тропой, ведущей в деревню. Затем я достал свой шест-водомерку и расковырял в нескольких местах болота дырки, которые яростно захлюпали, пытаясь всосать в себя воздух. Такое импровизированное поле с ловушками гноллов не остановит, но заметно их задержит, и чудищам придется двигаться отдельными маленькими группами или поодиночке. В одиночку сразу всех собакоподобных монстров мне не остановить, а так мои шансы к победе заметно увеличивались.

Ночь еще не успела наступить – было, наверное, около половины семнадцатого часа – когда я услышал вдалеке шелест веток. Болотная грязь булькала под многочисленными лапами гноллов, а я сидел на полуразваленной скамье близ тропинки и ждал. Я сидел в полузабытье, до конца не понимая, что я буду делать, когда армия чудищ, наконец, дойдет до деревни. Несмотря на свою страсть к планированию операций, сейчас я не осознавал себя. Даже во время службы я никогда не противостоял большой группе противников, тем более один.

Я уже видел первых гноллов, несущихся навстречу мне. Некоторые заметили меня и ускорили свой бег, радостно гогоча и посмеиваясь, словно гиены. В их лапах я видел разнообразные виды оружия – копья, мечи, дубины. У одного, самого здорового из всех, я заметил огромный молот, похожий на кузнечный. Ужас вызывал не столько вид молота, сколько руны, высеченные на нем. Я нигде не видел подобные рисунки, выдающие оружие собственного производства, а не украденное у какого-нибудь ремесленника.

– Значит, делать оружие вы уже научились, – сказал я приближающейся толпе, вставая со скамейки и обнажая меч. – Посмотрим, как вы научились боевому искусству.

Как научились воевать первые ряды гноллов, я так никогда и не узнал. Монстры попали лапами в почти затянувшиеся болотные ямы, проделанные мной, и увязли там. Ничего страшного с ними не случилось, но сзади наседали другие ряды, поэтому гноллы оказались буквально втоптаны в месиво своими же сородичами. Но прорвавшихся ожидали ряды капканов, в которые они влетали с последующим лязгом. Бездушный железный механизм крепко вгрызался в ноги чудищ с ужасной силой, перекусывая кости, словно палочки. Визг и плач стоял жуткий. К припадающим на одну ногу гноллам я подскакивал, перерубая шейные позвонки, и сразу же отпрыгивал назад.

Сбоку от себя я заметил подобравшуюся на опасное расстояние группу гноллов. Не мешкая, я бросил в них слезоточивую бомбу. Бомба разорвалась, ослепив монстров, которые побросали свои оружия и терли раздраженные глазницы. Я надел очки, кувыркнулся в самый центр группы и произвел круговой удар мечом, а затем отпрыгнул обратно. Все гноллы в зоне поражения бомбы превратились в кучу трупов.

Другую группу я попросту закидал обычными бомбами. Обуглившиеся тела падали, разваливаясь на куски еще в воздухе. Видимо, я набил слишком много пороха в бомбы, но в данный момент мне это было лишь на пользу. Гноллы, видя свою изрядно поредевшую армию и меня в центре этой армии, теперь уже не слишком спешили в атаку, ожидая, что товарищи нападут первыми.

Несмотря на сильный грохот, из деревни никто не вышел. Как я говорил, Сигнелли жили буквально на отшибе, а им самим я строго запретил выходить из дома. Бой был неравным, и хоть на моем счету и было уже несколько убитых чудищ, я понемногу начинал отступать.

Здоровый гнолл с молотом уже вышел из болота и полосы капканов и теперь медленно, злорадно ухмыляясь, как могут ухмыляться только гноллы своими собачьими мордами, шел ко мне, обхватив длинную рукоять своими мощными руками. Я достал свой арбалет и, быстро прицелившись, выстрелил прямо в грудь здоровяка. Тот немного отшатнулся, но продолжил так же непреклонно подходить ко мне. Он будто чувствовал, что рано или поздно все равно дойдет до меня, и потому не торопил события, степенно перешагивая через тела своих мертвых товарищей. Я перезарядил арбалет и снова выстрелил, теперь стараясь целиться в бицепс правой руки гнолла, чтобы тот расслабил хватку и уронил молот. Болт прошил мускул насквозь и попал прямо в лоб другого гнолла, который торопился нанести мне удар раньше остальных. Сила удара откинула его обратно в болотную жижу. Здоровяк же словно не замечал порвавшейся мышцы – окровавленная рука так же крепко сжимала железную палку. Он уже почти настиг меня. Не сбавляя темпа движения, он стал заносить молот над собой, чтобы опустить всю его тяжесть на мою голову. Я знал, что мог, в принципе, в любой момент отскочить от удара, но я словно завороженный стоял на месте, а мои ноги стали будто ватными, настолько грозным выглядело все происходящее передо мной.

Ночной воздух прорезал, тихо дребезжа, тонкий дротик. Воткнувшись в нос большого гнолла, он остался там висеть. Сначала гнолл не обратил на это внимания, но тут место вокруг укола быстро позеленело, вены под кожей монстра стали изумрудного цвета, а меня все это вывело из транса. Я отскочил в сторону, а гнолл ойкнул и свалился назад, выпустив свой молот из рук, который грохнулся прямо на грудь своего хозяина, проломив ему ребра со смачным хрустом.

Я оглянулся назад, откуда, как я понял, прилетел дротик, и увидел дриаду. Не могу сказать точно, та ли это была дриада, которую я видел недавней ночью, но она была очень на нее похожа. Дриада не обратила на меня внимания, она лишь подняла свою руку. Ближайшая к ней ветка дерева потянулась к руке и залезла, как змея, в ладонь, а потом оборвалась, оставив в хватке дриады новый дротик, который полудевушка-полулань незамедлительно метнула в следующего гнолла. Сбоку я заметил еще одно мелькающее движение, и вот я оказался в окружении нескольких дриад. Все они игнорировали меня, сосредоточив внимание лишь на армии гноллов. Не производя ни малейшего шума, кроме тихого шелеста веток, они метали свои смертельные дротики.

– Не знаю, какой из тебя охотник, доних, но воин из тебя еще хуже, – сказал внезапно появившийся рядом со мной тот самый эльф в широкополой шляпе, который задержал меня той ночью. Он уже снял свой композитный лук с плеча, и я смог увидеть, что в центре лука находилась платформа, чем-то похожая на мой щиток на правой руке, и которая, по-видимому, играла ту же роль. Привычным движением эльф вытащил из колчана за своей спиной целых три стрелы, оканчивающиеся не оперением, как обычно, а пожухлыми осенними листьями грязно-желтого цвета. Когда он положил их на тетиву, листья вспыхнули странным фиолетовым огнем. Эльф что-то тихо прошептал под нос и выпустил стрелы. Все три стрелы поразили цели, каждая – свою, причем все они вошли в тела гноллов так, что горящие листья оказались прямо в самой груди. Мгновение – и фиолетовое пламя покрыло гноллов целиком, практически моментально превратив их тела в тлеющие угольки, которые рассыпались по тропе.

Эльф искоса взглянул на меня и, поразмыслив немного, пояснил:

– Природный огонь, доних, – амвитен. Враг леса сгорает заживо, не нанося окружающему миру ни капли вреда, а прах его послужит удобрением молодым растениям.

Но это не столь сильно волновало меня.

– Как ты управляешься с тремя стрелами сразу? – спросил я, начисто позабыв о тактичности.

Эльф усмехнулся.

– Я охотник, – сказал он. – Я не трачу лишнее время на охоту. Зачем убивать одно чудище, если можно убить троих?

Я не знал, что ответить. Эльф словно пытался поставить меня в тупик, показывая, насколько я бесполезен. Решив, что словами я доказать ничего не смогу, я вновь развернулся к гноллам и прицелил на них свой арбалет.

Армия чудищ все больше редела. Теперь они менее охотно стали лезть вперед. Наседающие сзади гноллы тоже обратили внимание на то, что их впереди идущие товарищи умирают быстро, не успев даже подойти на расстояние ближнего боя. Наконец, они приняли какое-то общее безмолвное решение и, развернувшись, обратились в бегство.

– Су ди-ретан! – воскликнул эльф на своем языке и помчался за остатками армии гноллов. Я побежал за ним, стараясь не оставать. Однако я бежал сквозь дебри, судорожно глотая воздух, а эльф несся как ветер, иногда перескакивая на ветки, не сбивая темп и не показывая ни малейших признаков усталости. Очевидно было, что он догонит дезертиров раньше меня. Уже на ходу он вскинул свой лук – удивительно, как он не задевал его о ветви и стволы деревьев! – и методично начал отстреливать гноллов, выпуская по три стрелы с природным огнем за раз. Я бежал позади, хоть и приближаясь к неуклюжим гноллам, но отставая от эльфа.

Пытаясь на ходу зарядить арбалет, я случайно выстрелил в верхушку кроны одной из нескольких растущих в округе сосен. Практически сразу рядом со мной кто-то шикнул, и я увидел дриад, скачущих рядом со мной.

– Извините, я не хотел! – попытался оправдаться я.

Не знаю, приняли ли мое извинение дриады, но они вдруг разбежались в разные стороны. Я не понял, с чем это было связано, ведь погоня еще не закончилась. Я попробовал выстрелить еще раз в отстающих гноллов. В этот раз это мне удалось, и пара чудищ с проткнутыми насквозь глотками, пролетев лишнюю пару метров по инерции, свалились в густую траву.

Внезапно я нагнал эльфа. Тот стоял, глядя широкую поляну, возникшую прямо перед нами, посреди леса. Ровно посреди поляны выросла из земли пещера, неуютно зияя своим темным входом.

– Я не помню это место, – пробормотал эльф, не столько мне, сколько самому себе.

– Лес большой, все места не запомнишь, – ответил я. Эльф покачал головой.

– Нет, ты не понимаешь, доних, – сказал он. – Мы все знаем лес. Это наш дом. Если я говорю, что не помню это место, значит, оно появилось здесь совсем недавно. Тем более странно, что гноллы бежали сюда. Надо было оставить кого-то в живых… Можно было бы за ним проследить…

– Ты всех убил? – удивился я. – Тогда чего бояться? Возможно, в пещере никого и нет.

Эльф поглядел на меня как на сумасшедшего.

– Ты и правда слишком мал, доних, для охотника, – поцокал языком эльф, поправляя шляпу, съехавшую со лба. – Мало ли, что может быть в пещере. Если ты идешь куда-нибудь один, то наверняка за тобой следят. Если же ты идешь, следя за кем-то, то возможно, что за тобой никто не следит. Ты когда-нибудь выслеживал чудищ?

Я поразмыслил. Действительно, самим выслеживанием я никогда не занимался, обычно я просто устраивал засады и ловушки. Эльф все понял по моему молчанию.

– Я так и думал, – сказал он, – тебе еще предстоит множество тренировок и множество охот.

Я взглянул на пещеру.

– По-моему, здесь довольно тихо, – сказал я. – Возможно, там действительно никого нет. Кто-то же должен это проверить!

– Даже не думай! – сказал эльф. – Это может быть опасно. Если ты чего-то не знаешь или сомневаешься, что знаешь – это несет опасность. Само незнание и есть опасность. От своего незнания ты можешь не только сам погибнуть, но и потянуть за собой других. Надо обследовать место вокруг, – решил он. – Советую тебе уходить отсюда, теперь это мое дело. Твоя деревня спасена.

– Моя деревня не будет спасена, пока не решится истинная проблема с гноллами! – возразил я. – К тому же, это не совсем моя деревня, я там живу лишь временно.

– И тем не менее забудь об этом, – ответил эльф, забросив лук на свое плечо и поправив плащ. – Остальное доделаю я сам. Найдешь дорогу обратно, доних?

– Да, – сказал я сухо. Конечно, эльф намного опытнее меня, но ведь это было мое дело, моя работа! Я хотел завершить начатое до конца, хотел принимать участие до самого завершения дело, а тут меня просто отталкивают в сторону.

Хорошо, что эльф не заметил моей душевной ярости и, удовлетворительно кивнув головой, скрылся сзади в кустах. Я подождал немного и, убедившись, что эльф ушел далеко, обошел вокруг поляны. Ничего не найдя, я вышел из-за деревьев и подкрался ко входу в пещеру. Внутри было темно, но оттуда шел холодный воздух. Стены пещеры были сухими и потертыми. Все выглядело так, что пещеру никто никогда не обживал, но я сомневался. Не может быть, чтобы гноллы бежали в незнакомое место! К тому же эльф говорил, что никогда не видел эту поляну. Я собрался, взял себя в руки и заглянул внутрь.

– Стой! – услышал я за собой крик эльфа. Неужели он следил за мной?..

Из тоннеля пещеры, урча, вырвался мощный столп огня. Я инстинктивно закрылся щитком, и он спас меня от обугливания, хотя сам нагрелся очень сильно и начал жечь мне руку с внутренней стороны. Пламя неслось с такой силой и скоростью, что оно выбило меня из пещеры и подбросило на много метров вверх. Я зачем-то посмотрел вниз и увидел бегущего мне навстречу эльфа. Потом мой взгляд переместился на уже затихшую пещеру, после чего я посмотрел на лес. Я никогда не видел Энтеррский лес сверху, да и не мог видеть. Красивый бирюзовый свет, прежде виденный снизу, теперь искрился серебром на кронах самых высоких дубов и сосен, словно на поверхности большого зеленого моря. Ночные птицы перелетали с одного дерева на другое, ища себе пару или пищу.

Мой полет замедлился и сменил направление. Теперь я стал падать. Наверное, с того момента, как меня окутал огонь, прошла всего пара секунд, но для меня время замедлилось. Я чувствовал себя так, будто я уже умер и созерцал свое падение со стороны. Как я упал, я не почувствовал, так как потерял сознание еще в воздухе.

Очнулся я в теплой, мягкой постели. Вокруг меня было сумрачно, и я мог разглядеть лишь смутные тени. Постепенно мое зрение сфокусировалось, я стал различать предметы. Я пытался поднять голову, но не мог из-за слабости, сопровождаемой зудящей болью, растекающейся по всему позвоночнику при малейшем моем движении. Я застонал, не выдержав очередного наплыва боли. Внезапно сбоку от меня кто-то зашевелился, я повернул взгляд, не поворачивая голову, и увидел у своей постели сидящую девушку. У нее были красиво переливающиеся изумрудные волосы, чистое гладкое лицо с лиловыми глазами, маленьким носиком и тонкими губами. Девушка улыбнулась, встала, и тут я обратил внимание, что ее брови, тоже изумрудные, были длинные, как и ее уши, в которые были вставлены разнообразные серьги и другие украшения. Девушка вышла из моего поля зрения, оставив за собой только аромат свежих цветов.

Эльфийка! Но что она делала рядом со мной? Где я вообще нахожусь?

Я услышал шелест листьев и увидел перед собой лицо знакомого эльфа. Он наклонился надо мной так, что я мог разглядеть даже малейшие черты его лица. Самым странным мне показалось то, что лицо его было слишком похоже на лицо той девушки, что вышла перед этим, разве что немного грубее (не считая, конечно, цвета волос и уж тем более наличия бороды).

– Тебе повезло, доних, – серьезно, без малейшей тени улыбки, сказал эльф. – Я не успел тебя подхватить, но перед падением пустил тебе под спину стрелы. Они прорвали тебе одежду и немного спину и протащили тебя по земле. Конечно, позвоночник у тебя поврежден, но иначе тебя бы просто сломало пополам, или расплющило.

Я хотел ответить ему, попытался открыть рот, но боль перешла из спины в горло, и я мог выдавить из себя лишь очередной стон.

– Лежи тихо, доних, – ответил эльф. – Я сам тебе расскажу все. Ты лежишь тут без сознания пять дней. Мы втерли тебе в спину мазь из целебных растений. Конечно, болеть будет еще достаточно долго, но вскоре твоя спина заживет и все вернется на круги своя. А пока спи и отдыхай.

Эльф развернулся и ушел. Появилась эльфийка с плошкой и, наклонившись ко мне, стала вливать мне в рот густой травяной суп. Я жадно глотал, несмотря на свербящее горло, и каждый глоток супа успокаивал боль в моем теле. После кормления эльфийка вышла из комнаты. Я хотел ее дождаться, но после обеда мне очень сильно захотелось спать, и я буквально провалился в сон.

Таким образом прошли еще пять дней. Я просыпался в полутемной комнате, ко мне приходила эльфийка, кормила меня супом и снова уходила. Иногда она приходила просто так и сидела рядом со мной, улыбаясь и взбивая мою постель. Один раз она пришла с каким-то странным музыкальным инструментом – колесом со струнами – и стала играть на нем очаровательную мелодию, тихо напевая в такт. Я слушал ее, и мне хотелось поблагодарить ее, но я все еще был слишком слаб.

Время от времени ко мне заходил и сам эльф, оглядывал меня и спрашивал эльфийку о моем здоровье. Из их разговора я не понимал ни слова, к тому же они разговаривали так тихо, что ничего не возможно было разобрать.

К исходу недели я уже набрался достаточно сил, чтобы мотать головой. Первым делом я оглядел свою комнату. Она был целиком круглая, со стенами, похожими на ствол дерева, покрытыми плющом с мягкими зелеными листьями. Вход в комнату был также закрыт занавеской из плюща, а единственное круглое окно, находящееся прямо напротив меня, было прикрыто какой-то тонкой бурой тканью, которая скрывала помещение от яркого солнца. Повсюду стояли резные кадки с цветами и небольшая мебель, украшенная красивым орнаментом.

– Ты уже вертишься, доних! – воскликнул эльф, неожиданно войдя в комнату и улыбнувшись, первый раз за все время после моего падения. – Значит, идешь на поправку.

Я сглотнул слюну и попытался заговорить.

– Ты… – начал было разговор я, но тут же остановился, испугавшись собственного сиплого голоса с жуткой хрипотой. Переборов себя, я продолжил: – Ты так и не назвал мне своего имени.

– Зачем тебе мое имя? – спросил эльф. – Хотя, насколько я помню, доних, ты представился мне, при первой нашей встрече – Гавилан, не так ли?

– Да, – ответил я. – Так меня зовут.

– Что ж, молодой Гавилан, тогда и я представлюсь, – эльф снял свою шляпу, раскинув свои длинные волосы, которые заструились вниз по его плечам, – Ау́рум Адамантис, охотник. Можешь называть меня охотником на чудищ, но у нас, эльфети, нет различий. Охотник – тот кто охотится, неважно, на чудищ или на животных, для защиты или для пропитания.

– Аурум… Эльфети… Я слышал, что вы зоветесь эльфами, а не эльфети…

Аурум поморщился.

– Эльфы – это ваше название, доних, – ответил он. – Исковерканное наше благородное слово. Эльфети – вот чистое имя для нас.

Я потупил взгляд.

– Извини, – сказал я, – я еще никогда не встречался с вами… То есть, до недавнего времени не встречался, и не знаю, как вести себя.

– Веди себя естественно, – сказал эльф. – Естественность – вот главное в жизни. Ведя себя так, как ты себя чувствуешь, ты живешь полной жизнью.

В комнату внезапно вошла зеленоволосая эльфийка с плошкой супа. Аурум взглянул на нее, надел шляпу и направился к выходу. У двери он повернулся ко мне и сказал:

– На сегодня достаточно разговоров, Гавилан, твоему горлу еще необходим покой. Алесия накормит тебя. Не разговаривай с ней, у тебя еще будет много времени.

– Хотя у доних никогда не будет много времени, – буркнул он себе под нос и ушел. Тем временем эльфийка поднесла мне суп ко рту. Теперь я уже мог самостоятельно пить из плошки, но держать ее у меня еще не получалось.

Алесия! Какое прекрасное имя у не менее прекрасной эльфийки! Я хотел было сказать ей слова благодарности, она приложила к моим губам ткань, вытерев остатки супа, и тихо сказала:

– Подожди еще, тебе было велено молчать. Горло еще не зажило до конца.

Эльфийка ушла, а я снова остался один, наедине со своими мыслями и душистым комнатным интерьером.

Теперь Аурум стал чаще ко мне заходить. Он расспрашивал меня про мою жизнь, таким образом тренируя мою гортань, и я охотно рассказывал ему и про свое детство, и про учебу, и про свои приключения в роли охотника на чудищ. Эльф тоже иногда что-то рассказывал о себе. Я узнал, что ему семьдесят лет, что довольно мало для эльфов, живущих по триста-четыреста лет, что Алесия – его младшая сестра, тоже охотница, которой было шестьдесят лет, что было вполне равноценно моим семнадцати годам. Сама Алесия тоже иногда заходила к нам, слушая наши диалоги и мои истории, но никогда сама не вступала в разговор, хотя я догадывался, что Аурум пересказывает ей про меня все, что она не слышала.

Меня стали кормить не только супом. Однажды Аурум принес пару тушек кроликов, и они с сестрой приготовили настолько вкусное и питательное рагу, что после целой тарелки я хотел еще немного, хотя и чувствовал, что в мой желудок больше не влезет.

– Животных можно убивать только тогда, когда это нужно для пропитания – в этом смысл охоты, – говорил Аурум. – Чудищ же, доних, нужно убивать сразу, так как они выбиваются из круговорота жизни, бездумно нарушая его.

К окончанию второй недели я мог уже достаточно свободно ворочаться в постели, привставать на руках и облокачиваться на край кровати. Вставать и вертикально держаться мне было еще тяжело, но той невыносимой боли, что раньше, я уже не ощущал.

Вечером одного дня Аурум зашел ко мне снова, поговорить. В середине нашей беседы он вдруг ответил мне:

– Знаешь, доних, ты ведь неправильно дерешься.

– Почему неправильно? – удивился я. – Я же побеждаю противников.

Эльф рассмеялся.

– Это показывает лишь беспомощность твоих противников, а не твое умение драться. Видишь ли, у каждого живого существа есть битх’бал, или, как говорят у вас – биологическое поле. Это невидимый шар, обволакивающий существо и состоящий из его внутренней энергии и ощущений. Существо чувствует себя комфортно, когда его битх’бал никто не нарушает, и начинает нервничать или впадать в депрессию, когда границы битх’бал нарушаются. Соответственно, в бою нужно учитывать, когда ты разрушаешь битх’бал врага, и стараться не допустить того же самого с твоим битх’бал. Ты видел, как сражаюсь я, – продолжил он. – Мое оружие – лук. Я стреляю и, следовательно, мои стрелы, даже если не попадают во врага, проходят через его битх’бал. До моего поля никто не достает, я не позволяю это сделать, пуская несколько стрел в ответ. Мое расстояние – моя защита. Ты же дерешься мечом, постоянно подвергая опасности свой битх’бал. Это неправильно, и этим пользуются твои противники.

– Что же мне делать? – спросил я. – Я учился сражаться мечом, и то, как я дерусь – это стиль абсолютного большинства мечников вроде меня.

– Вот почему ты плохой охотник, доних, – сказал Аурум, снова ехидно улыбаясь. – Когда ты найдешь свой собственный стиль и свое собственное оружие, когда ты научишься защищать свой битх’бал, тогда ты станешь селххет.

– Кем? – переспросил я.

– Селххет, – повторил Аурум. – Охотником, по-вашему. Вот только вы не вкладываете в это слово той силы и того значения, как мы в свое. Для людей ты можешь быть сколь угодно хорошим охотником, но я никогда не назову тебя селххет.

Следующим утром, когда Алесия принесла мне завтрак, я спросил у нее про брата.

– Не придавай слишком много значения словам Аурума, человек, – сказала эльфийка, улыбаясь. – Он добрый и справедливый, но он всегда четко разделяет границы между понятиями.

– В каком смысле? – спросил я. – И он, и ты называете меня человеком.

– Может быть, но Аурум не назовет тебя человеком на твоем языке. Как бы ты ни стал ему близок за последнее время, ты для него все-таки чужой – доних, как он говорит. Ты должен сделать что-то очень значимое для него, чтобы он тебя принял как родного.

– А ты? – вопросительно посмотрел на Алесию я. – Ты меня называешь человеком, не донихом. Как ты меня принимаешь?

Щеки Алесии еле заметно порозовели, и она молча вышла из комнаты. Я остался сидеть наедине с завтраком, который медленно остывал, стоя на низенькой тумбе. Может, я сказал чересчур много и задел, пусть даже словами, то самое поле, о котором говорил Аурум?

Больше мы с Алесией не разговаривали на эту тему, а совсем скоро я стал понемногу вставать на ноги с кровати, и Аурум сообщил, что выйдет со мной из комнаты на прогулку.

– Будь готов увидеть то, что мало кто из вас видел, доних, – сказал он, поддерживая меня, когда я встал.

Выйдя наружу, я обнаружил себя на широком пространстве, заполненной зеленью. Передо мной находилась большая площадь, разделенная клумбами на соединенные друг с другом окружности, по которым прогуливались… Нет, не люди. Все прохожие были эльфами – высокие, статные, с длинными ушами и волосами всевозможных расцветок и причесок. Я оглянулся назад и увидел, что домик, где я лежал, был маленьким и круглым, в виде цветочного дерева. Оглядевшись вокруг, я заметил, что везде стояли такие же домики, в них эльфы жили и отдыхали. Впереди меня, далеко впереди, стояло гигантское дерево, которое уходило глубоко вверх, через облака. Дерево обвивала целая сеть этажей, многоуровневых домиков, мостов, во многих местах в стволе были вырезаны большие красивые дупла. С громадных толстых веток дерева свисали могучие лианы, на которых болтались маленькие качельки с играющими детьми. Сверху искрились теплые яркие лучи солнца, без проблем прорываясь через густую крону дерева, заливая густым красно-желтым светом полянки с большими, раскинувшими широкие фиолетовые листья, цветами. Воздух благоухал тяжелым запахом нектара, мяты и еще множества других растений, включая такие, запах которых даже я, не понаслышке знакомый с травничеством, не мог распознать. Вокруг летали тысячи насекомых, включая светлячков, шмелей, медоносных пчел и бабочек, но они, как ни странно, не издавали ни малейшего звука вроде жужжания, словно благоговея перед священной тишиной лесного дома.

– Добро пожаловать в Дадал’Тревар, единственный и великий город эльфети! – воскликнул Аурум Адамантис, раскинув руки, словно втягивая в себя энергию внезапного порыва ветра, образовавшегося перед ним. – Хоть ты, доних, и находишься здесь половину месяца, сам город видишь впервые. Немногие доних видели его, так что тебе очень повезло!

– Немногие? – удивился я, не прекращая смотреть вокруг себя. Теперь я разглядывал самих эльфов. Все одежды у них были сделаны из природных материалов, практически никак не обработанных – листьев, лепестков цветов, стеблей, древесной коры – но тем не менее прекрасно сидящих на них, словно сама природа специально выращивала и сшивала эту одежду для эльфов.

– Были случаи, когда доних приходил в наш город, – отвечал на мой вопрос эльф. – Разные причины были у них появиться здесь, но все оставляли эту тайну при себе. К сожалению, некоторые умудрялись разболтать о нашем городе другим, но дальше слухов и легенд дело не дошло.

– Но как же вы прячетесь, если в вашем городе растет такое большое дерево, которое заметно переросло все остальные деревья в Энтеррском лесу? – поразился я.

Эльф помолчал, а потом вдруг спросил:

– Ты видел когда-нибудь свое сердце?

– Нет, конечно, – ответил я, не понимая, к чему он ведет.

– Это дерево – сердце Энтеррского леса, – сказал Аурум. – Сам лес оберегает и укрывает его, ведь без этого дерева он сам погибнет. Мы – хранители Сердца леса и его защитники. Мы помогаем лесу оберегать дерево своей древней магией. Если лес не захочет, никто никогда не увидит Сердце леса и Дадал’Тревар.

Мимо нас прошел эльф, настолько большой и высокий, что был выше даже Адамантис. Он был одет в толстую, похожую на металлическую, броню, сплошь покрытую шипами. На эльфе не было ни малейшего свободного места, где не торчал бы шип. Я не мог проверить, но был твердо уверен, что шипы были остро заточенными, а может, и ядовитыми.

– Показиуаещь доних сэрце? – спросил он Аурума, улыбаясь мне, с жутким акцентом на людском языке.

– Да, Энтиэль, этому очень повезло, что он видит город, – ответил ему Аурум, дружески, но в то же время почтительно, поклонившись. Энтиэль улыбнулся и поклонился в ответ и тут же сказал, переходя на эльфийский:

– Слания ждйот ти ин седе тейлой, Аурум. Техват, – и, развернувшись, он ушел по дорожке к сторону дерева.

– Что он сказал? Что за Слания? – спросил я Аурума.

– Слания – наша с Алесией мать, – неожиданно сухо ответил эльф. – Она меня ждет зачем-то. Иди в дом. Алесия принесет тебе еды. Погуляем в следующий раз.

Я немного расстроился, но ослушаться не смел. Я был не в том положении и месте, чтобы противиться приказам Аурума. Когда Алесия пришла ко мне, я не удержался и спросил ее:

– Ваша мать строго к вам относится? Почему Аурум так поменялся в настроении, упоминая ее?

Алесия вздохнула и, судорожно сглотнув, ответила:

– Наш отец был охотником. Он погиб, защищая нас и нашу мать, спас нас от гибели. Мы с Аурумом поклялись стать охотниками в честь отца, а мать была против. Она – жрица леса, и хотела, чтобы я тоже стала жрицей. Аурум всегда меня защищал, и тут он тоже защитил меня, настроив себя против матери. В итоге они разругались до того, что Аурума лишили привилегий. Теперь они почти не разговаривают друг с другом, но Аурум повинуется ей, ведь ее положение выше, чем его, к тому же она все-таки наша мать. Прости, – она снова вздохнула, – я больше ничего не могу сказать тебе…

Она хотела уйти, но я удержал ее за плечо – хоть она и была ниже старшего брата, мы были с ней одного роста – и ответил:

– Это ты меня прости… Я не должен был расспрашивать тебя об этом.

– Нет-нет, – закивала головой Алесия. – Ты так много рассказал о своей жизни, а мы почти ничего не говорили о своей…

Остаток ужина мы провели молча. Я неспешно доел свою порцию травяного супа, и Алесия вновь ушла, но теперь мне было действительно жаль, что она меня покидает в таком настроении.

Во время нашей следующей прогулки мы с Аурумом прошли намного дальше, обойдя всю обширную площадь по периметру.

– Скажи, Аурум, – начал я. Эльф кивнул:

– Да? – спросил он.

– Ты мне говорил, что драться нужно так, чтобы не задевать свое биологическое поле. Но я видел твоего товарища… Энтиэля. Кто он? Воин?

Аурум усмехнулся и ответил:

– Он селххет, как и я. У нас нет воинов, мы ни с кем не воюем. И он сражается, защищая свой битх’бал, обнимая врагов своими доспехами и прижимая к своим острым шипам.

– Но ведь получается, что он подпускает врагов слишком близко и нарушает границы поля! – возразил я.

– Нет, доних, – отрицательно покачал головой Аурум. – Ты снова ничего не понял. Он защищает свой битх’бал, облекая его в свои доспехи. Враг не может подойти ближе, чем надетый на Энтиэля доспех, и задеть его поле. При этом Энтиэль, прижимая врага к себе, разрушает целостность битх’бал противника. Его способ хоть и отличается от моего, тем не менее направлен на одно и то же. Твой меч для тебя – плохое оружие. Почему, спросишь ты? Ты не можешь защитить свой битх’бал мечом, враг постоянно прорывает его и выходит обратно. Получается, границы твоего поля в бою беспрестанно разрушаются, ты их не контролируешь. Если враг тоже владеет мечом, то получается, что дерясь, вы попеременно разрушаете битх’бал друг друга, и проигрывает тот, кто вымотается быстрее. Если бы твое поле не нарушалось, ты бы никогда не вымотался. Возможно, ты вспомнишь свои предыдущие бои и то, как ты сильно уставал после них, не столько физически, сколько морально?

Я уже в который раз промолчал на вопрос Аурума, осознавая, что опять он в какой-то степени оказался прав. Часто я ощущал себя опустошенным после долгой драки с преступником, когда уже казалось, что он вот-вот проткнет тебя своим остро заточенным клинком, но судьба складывалась иначе. Тогда я думал, что побеждал за счет своего мастерства, но теперь, после слов эльфа, стал сомневаться в этом. Было ли это действительно мое мастерство или же просто большая удача? Сложно было ответить.

– Вот почему мне не нравится твой меч, – продолжал эльф. – Однако, твой арбалет мне нравится, потому что, как и лук, позволяет атаковать битх’бал врага, не допуская его к себе. Если бы ты его не перезаряжал так долго, то это было бы превосходным оружием. Твои бомбы, – подумал он, – возможно, тоже вполне подходящее оружие, помогающее расправиться с противником на расстоянии. Но мне оно не нравится, так как задевает много лишнего при взрыве и наносит вред природе.

Я задумался о словах Аурума. С его точки зрения получается, что все мои дополнительные способы борьбы с чудищами на самом деле являются главными, и что я дерусь совсем не так, как надо. Я не мог до конца поверить эльфу, ведь годы обучения фехтованию не могли пройти просто так! И все же в моей голове начали закрадываться мысли сомнения о моем стиле сражения.

– Я разговаривал со Сланией, – сказал внезапно Аурум. – Она говорит, что тебе пора уходить. Ты уже почти излечился.

– Да, я излечился, – согласился я. – Я премного благодарен… Но разве я ничего не могу сделать взамен? Или остаться еще здесь на некоторое время?

Аурум молчал. Он опустил свою громоздкую шляпу на лоб так низко, что я не видел ничего, кроме его тонкой черной бороды.

– Она говорит, что ты можешь принести беду в Дадал’Тревар, – вдруг сказал он, нарушив нашу тишину. – Возможно, что, зайдя в ту странную пещеру, ты пробудил чудовище.

– Какое чудище? – спросил я. – Там было чудище?

– Не чудище, – ответил Аурум, не поворачиваясь ко мне, – чудовище. Доних, ты не знаешь разницу между ними?

– Ну, чудище – это зверь, не входящий в основной цикл жизни природы, – стал объяснять я. – Цель чудища – беспричинное уничтожение и разрушение. Насколько я знаю, чудища стали часто появляться в мире лет сорок назад…

– А чудовища?

– Я не понимаю, – признался я. Аурум вздохнул и ответил:

– Бывает, что чудища вырастают до невообразимых размеров и мощи и становятся угрозой не просто какому-то животному, доних или эльфети, а целому городу или того больше – всему миру. Такие монстры называются чудовищами, повелителями чудищ. Да, они могут использовать других чудищ для достижения своих целей, и сами являются не такими глупыми и прямолинейными, как чудища. Правда, чудовища появляются крайне редко, – Аурум снова замолк на несколько секунд. – За свою жизнь я сталкивался с чудовищем один раз. Тогда погиб мой отец…

– Тогда ты поклялся стать охотником, – прошептал я.

– Нет, – ответил эльф, услышав мою фразу, – тогда я поклялся стать селххет, как и моя сестра. Но Слания была против. Она хотела, чтобы Алесия стала жрицей. Я вступился за Алесию… Теперь я Адамантис.

– Что это значит? – спросил я, недоумевая. – Я думал, это твоя фамилия…

– Нет, – отрезал Аурум. – У нас нет фамилий, доних. Мы принадлежали к высшим эльфети, Дарконис, касте жрецов. Но Слания на правах матери отняла наше звание, и мы стали отреченными, которых эльфети называют Адамантис. Адамантис не имеют права голоса на общем совете и они должны сами заботиться о себе, не получая помощи от других эльфети. Но мне, как и Алесии, это неважно, главное – отомстить за смерть отца.

Голос Аурума был тверд, но все же где-то внутри ощущалось отчаяние. Видимо, эльф уже не первый год пытается восстановить свое имя, но не знает, откуда начинать поиски того чудовища, которое убило его отца.

– Я могу увидеться со Сланией? – спросил я. – Я мог бы попробовать поговорить с ней…

– Нет, – сухо перебил меня Аурум. – Доних не может видеться с Дарконис, это строго запрещено. Вообще, я слишком много тебе рассказал. Тебе следует молчать о том, о чем мы говорили сегодня, иначе тебя точно будут ждать неприятности.

Больше мы не разговаривали, до самого конца прогулки. Аурум проводил меня до моего домика и сразу же ушел, тихо и бесшумно, и даже шаль на входе не шелохнулась за его широкими плечами.

Значит, все то, что Аурум с Алесией делали здесь для меня, они делали самостоятельно, не получая помощи от других эльфов? Но зачем им нужно было выхаживать меня? Я был не более полезен для них, чем кто-нибудь другой из людей. Вообще, чем больше я находился в Сумрачном Городе, тем больше я путался в его устройстве. Были ли все отреченные изгоями или они все-таки играли какую-то роль в жизни эльфов? Что такого особенного делают Дарконис? Есть ли другие эльфийские касты?

Мои размышления прервала вошедшая со своим любимым музыкальным инструментом Алесия. Она тихо уселась на стульчик, положив инструмент на колени, и сказала:

– Я хотела немного спеть тебе нашу песню…

– Что это за песня? – тихо спросил я.

– Она посвящена нашему народу, – ответила Алесия, настраивая длину струн на колесе. – Эта песня о том, что мы потеряли и что обрели взамен… Я всегда думаю о нашем отце, когда пою эту песню… – Она дернула ручку, прикрепленную к колесу, и стала его крутить. Из инструмента понеслись красивые мелодичные звуки, и тут Алесия запела. Ее голос звучал спокойно и волшебно, изящно переплетаясь с гармонией инструмента, перекатываясь, словно морские волны, то становясь быстрее и громче, то наоборот, тише и медленнее, и все это завораживало и навевало самые разные мысли, о прошлом и о будущем, и заставляло сердце внимать песне и стучать ей в такт, будто соглашаясь с историей, которую песня пыталась донести. Звонким голосом звучал голос Алесии, словно у меня в голове:

А улати, мон атрон,

А брохен компрохон,

А хсту, уратуи уорробион…

Кенетлон, клоуисьон,

Кауарон, калетон…

Пока она пела, мне казалось, что я понимаю смысл слов, не тот, который звучал в песне Алесии, а тот, который был скрыт за самими строчками, который мог понять любой, впустивший эту песню в себя, в свое сердце. Когда Алесия закончила петь, казалось, что мимо меня прошла целая вечность, весь золотой век эльфийской истории.

– Ты так мечтательно задумался, человек, – грустно улыбнулась она. – Надеюсь, тебе понравилось.

Я просто кивнул, так как у меня не хватило бы слов, чтобы описать все впечатления, которые я испытал от этой песни.

Так же печально улыбаясь, Алесия вышла из комнаты. Мир погружался в вечернюю тьму, и я, успокоившись от красивой мелодии, легко и непринужденно уснул в мягкой постели.

Очнулся я от холода. Где-то сверху я слышал тяжелый шум льющей, как из ведра, воды.

– Где я? – спросил я, испуганно озираясь.

– В Энтеррском лесу, – ответил стоящий рядом со мной Аурум. – Я вывел тебя из Дадал’Тревара, пока ты спал. Настало время нам расстаться.

– Прямо так? – удивился я, протирая спросонья глаза. – Но я ведь не был одет в свое снаряжение, и вещи я тоже не взял.

– Если ты посмотришь на себя, – сказал эльф, натягивая шляпу на лоб. – Ты увидишь, что какой-то молодой доних одет в снаряжение охотника, с сумкой на плечах и палкой, – тут он подкинул мне шест-водомерку, – в руках.

Я подхватил шест и оглядел себя. Действительно, я был одет абсолютно так же, как тогда, когда дрался против армии гноллов.

– А как же спина? – спросил я.

– Твоя спина полностью зажила, – сказал из-под шляпы эльф. – Если ты про рваные дырки сзади на одежке, то они залатаны так, словно ничего и не рвалось.

Проверить слова Аурума у меня бы не получилось, но я ему охотно поверил.

– Твоя деревня в той стороне, не слишком далеко, – показал пальцем Аурум. – Больше я тебе ничем помочь не могу, доних. Тебе придется добираться одному. Техват!

Эльф шагнул назад в кусты и исчез, будто его тут и не было. Я остался один под плотной желтой листвой молодой омелы, посреди болота, да еще и в сильный ливень.

Я уже совсем забыл, что я пробыл в эльфийском городе три недели, а тем временем уже давно наступила осень. Странно, как в Дадал’Треваре поддерживалась теплая, ясная погода, тогда как весь Энтеррский лес беспрестанно заливало ливнями, как сейчас? Уровень воды в озерах и болотах существенно поднялся, теперь стало сложнее найти брод. Вся земля в лесу превратилась в сплошную слякоть, на которой было нетрудно поскользнуться. Сквозь пелену падающих дождевых капель я видел не дальше, чем на десяток метров. Понятно, что эльф не специально выкинул меня в столь суровое время, но неужели он не мог меня довести прямо до деревни, тем более зная, где она находится? На мгновение эта мысль скользнула в моей голове, но почти сразу же сменилась другой – я задумался, как Аурум пробирается сквозь лес под таким же дождем?

Я пошел в ту сторону, куда указал мне эльф-охотник. Нащупывая более-менее твердую почву шестом, я медленно перебирался по чащобе. Вокруг себя я не видел ни животного, ни чудища – никакого живого существа. Никто не осмеливался выйти под такой сильный дождь, лишь я один шел под открытым небом, да и то не совсем по своей воле. Окружение вокруг меня не менялось, повсюду преобладали серо-коричневые цвета, а воздух почти целиком состоял из водного пара, в котором было довольно тяжело дышать. Внезапный порыв ветра изменил угол падения капель, решивших теперь найти все щели в моей и без того насквозь промокшей одежде, и сорвал с деревьев уже пожухлые темно-красные листья, часть из которых врезалась в меня и так и осталась, прилипнув к сумке, рубашке и штанам. Вода тоненькими ручейками стекала с моих волос мне за воротник, щекоча лопатки.

Случайно перед собой я наткнулся на несколько стоящих друг рядом с другом деревьев, ветки которых были сломаны. Пройдя чуть вперед, мой шест наткнулся на что-то твердое на земле, звякнувшее глухим железным эхом. Я наклонился и опустил руку под воду. Рука нащупала древко металлического оружия. Я поднял его и увидел, что это не что иное, как гнолловское копье. Похоже, что я пришел на дорогу, по которой мы с эльфом и дриадами догоняли остатки армии гноллов. За три недели копье уже полностью проржавело и безвозвратно испортилось. Я уставился на это копье и задумался. Глянув вправо, я заметил, что там тоже были сломаны ветки, к тому же из воды торчали наполовину обглоданные кости. Похоже, что погоня велась в ту сторону, хотя в такую погоду обнаружить это было почти невозможно. Что-то екнуло у меня в груди, я повернулся направо и пошел туда.

В конце должна быть поляна с той самой злополучной пещерой. Я был уверен, что огонь вырвался из нее не просто так. К тому же Слания, по словам Аурума, говорила, что в этой пещере, возможно, пробудилось некое чудовище. Под таким ливнем пламя мне не грозит, единственное, чего я боялся – что саму пещеру затопило, и я не смогу туда забраться, ведь неизвестно, какой она величины и формы.

За себя я уже не боялся – я и так промок насквозь и наверняка простужусь. Сейчас у меня была одна цель – пещера.

Мимолетом я подумал о Ауруме и на мгновение остановился. А вдруг эльф снова следит за мной? Может, он опять попытается остановить меня, как пытался в прошлый раз? Вот только поможет ли он мне теперь, когда я, не смотря ни на что, снова его ослушался… Но я отбросил эту мысль и снова продолжил свой тихий путь. Вряд ли эльф присматривает за мной, слишком уж дрянной была погода.

Деревья передо мной расступились, и я вышел на ту самую поляну, где потерял сознание три недели назад. Сквозь пелену дождя я пытался всмотреться в середину этой поляны, которая сейчас была самым настоящим озером, окруженным со всех сторон густым лесом. Но зрение меня подводило – я не мог обнаружить холмик, обозначавший пещеру, хотя он явно должен был проступать над текущим уровнем воды.

Я решил подойти ближе и направился, как я подумал, в центр поляны. Внезапно землю подо мной повело в сторону, я не удержался и заскользил ногой по илу. Вскинув в последнем рывке руки, я упал, захлебнув пару глотков грязной воды. Встав на руки, которые моментально окоченели под водой, я откашлялся и попытался встать. Ступни не сразу могли нащупать твердое основание, чтобы я мог опереться, но наконец у меня получилось присесть сначала на колени, а потом и на прямые ноги.

С ужасом я понял, что в падении уронил свой шест-водомерку, и теперь он лежал где-то на дне этого достаточно большого озера, если его не унесло подводным течением или не засосало под зыбкое илистое дно. Но делать было нечего, и я, нащупывая ногами путь, пошел дальше.

Кажется, я дошел уже до середины поляны – я мог видеть деревья на другом краю озерка, но холма я так и не обнаружил. Что же это могло значить? Не могла же пещера пропасть просто так, моментально, без каких-либо признаков завала или чего-то подобного? Или я вышел на совсем другую поляну? Но такое просто не могло произойти, ведь я шел точно по следам, оставленным убегавшими тогда гноллами. Но где же пещера? На этот вопрос я нигде не мог найти ответа.

Пройдя еще немного времени по поляне в тщетных попытках поиска, я понял, что надо возвращаться в деревню. Правда, теперь это было сложнее – я потерял шест, измазался в грязи, наглотался воды и продрог. Борясь с ознобом, пытающимся заставить мои конечности дрожать мелкой беспокойной дрожью, я поспешил по обратному пути. Сделать это было не так просто, даже с учетом того, что я только что здесь проходил – ведь я не оставлял следов, идя по грязным ручьям, затопившим лес.

Не знаю, сколько времени я шел по лесу, постоянно спотыкаясь или утопая по бедра в воде. На лес уже опускались сумерки, когда я, жутко дрожа от холода, наткнулся на небольшую возвышенность, до которой не достала вода. Впереди я заметил разъехавшуюся тропинку и только теперь понял, что я уже совсем близко от деревни.

Как раз, когда я ступил на дорожку, ливень стал прекращаться и вскоре от него остались только редкие капли, падающие с громким хлопком по всему лесу вокруг. Я волочил ноги, набирая комки глины носками своих сапог. Хлюпанье ног впереди заставило меня поднять взгляд. Я увидел перед собой деревню. У калитки дома Сигнеллей стояла перепуганная Таинка, а ее отец Мордрент, звучно топча своими широкими ботинками, бежал ко мне, держа в руках развернутое толстое меховое одеяло. Из деревни выходила размытая фигура, но приглядевшись, я распознал в ней старосту Таллиана-Энтейне. Он стоял на дороге, укоризненно глядя на меня и держа в зубах свою вечную трубку с дымящимся табаком. В его руке я увидел венок из омелы, который Таллиан, недолго думая, швырнул далеко в сторону, прямо в грязь. В носу внезапно защекотало, и я громко и протяжно чихнул…