Читать книгу Венхра. Книга первая. О плохих людях и странных обстоятельствах - Александр Михайлович Кротов, Александр Михайлович Ложкин, Александр Михайлович Заболотько - Страница 1

Пролог

– Хоть бы солнце здесь какое-нибудь примастерил. Там, в небе. Можно не в самом центре, а у горизонта где-нибудь, – шутливо сказал Бенедикт.

Он давно освоился в этой обстановке и даже решил, что может давать идеи по изменению здешних мест в сторону большей комфортности. Это поле в выцветших тонах ему уже давно надоело.

– Мне это не интересно, – проскрипело существо.

– Да, мне тебя не понять! Ведь столько у тебя возможностей продолжить жизнь интереснее, а ты тут стоишь сотню лет, ловишь дурачков…

– Таких, как ты…

– Таких, как я, – согласился Бенедикт.

У него было непривычно хорошее настроение. Оно у него было хорошим только тогда, когда он успешно выполнял очередное задание. Но после честных, но недружелюбных ответов создателя этих мест, его позитивный настрой начал постепенно пропадать.

– Ты прав. Но то, что вы называете авантюрой, мне не нравится. А лучше рассмотреть то, что происходит за пределами моего мира, у меня не получается. Но, рано или поздно, что-то делать придётся.

– Ты подумаешь над этим? – поинтересовался мужчина.

Он уже начал ругать себя за то, что навёл хозяина его жизни на эти мысли. Ведь ему самому придётся сделать очень многое, чтобы осуществить любую идею этого совершенно не милого создания.

– Я сделаю это, возможно, очень скоро. Насколько позволит изменчивое время. Здесь мне всё хуже и хуже.

Настроение Бенедикта окончательно испортилось. Вообще, с настроением у него всегда было не стабильно. Он не хотел кардинальных перемен. Тем более предыдущая и единственная пока попытка вызволить застрявшее в безвременье человекоподобное существо, закончилась крайне неудачно. Хорошо, что он тогда в этом не участвовал – возраст не позволял, и авторитета на тот момент у него никакого не было. Но теперь, чем чёрт не шутит. Он иногда, но всё-таки, шутит.

Глава 1

Длинный, узкий коридор. Обшарпанные стены с отваливающейся грязно-синей краской. Несколько дверей квартир. Закопченный потолок с узорами паутин. На одном конце коридора массивная железная дверь, на другом – окно. Над окном тускло горит лампочка, являясь единственным источником света. Ещё несколько лампочек, так же свисающих с потолка, давно перегорели, но никто не пытался их заменить. Вся надежда была на одну единственную лампочку, которая продолжала исправно исполнять свои функции. Никто не задумывался о том, что будет, когда она потухнет.

За окном поздняя осень едва заметно роняла в сумерках остатки рыжих листьев с деревьев в грязь. Тишина.

У окна стоял человек. Голубоглазый блондин с правильными, но не запоминающимися чертами лица. Очень худой, бледный, с выпирающими скулами и тёмными кругами под глазами. И погасшим взглядом. В своей застывшей неподвижности он легко вписывался в окружающую мрачность и безмолвие. Зажатая меж двух пальцев сигарета медленно тлела. Он стряхнул пепел в железную банку, стоящую на подоконнике именно для этих нужд. В который раз в своей жизни он смотрел сквозь грязное стекло окна и не видел там абсолютно ничего. Как и не видел в планах своего будущего, но это его уже давно не тревожило. Ему было немного холодно, но он знал, что дальше будет ещё холоднее – его день только начался, и впереди предстоял долгий путь. Самым главным для него сейчас было лишь то, что ему не грустно. Не одиноко, не тошно от самого себя и всей той обречённости, поселившейся в его душе давно и, вероятно, навсегда. Ему даже не плохо. Неплохо. Очень даже.

Его взгляд сегодня цеплялся за множество деталей, и ему нравилось замечать всяческие нюансы этого мира – вязкий заоконный сумрак, перед которым на границе застывшего мира всё те же вездесущие паутины, мёртвые мухи, несколько слоёв пыли. Трещина на форточке. Совсем скоро поползут роскошные зимние узоры…

Одной затяжкой он докурил уже почти истлевшую сигарету, закурил вторую. И мысли вновь начали потоком кружить в его недавно проснувшемся разуме, и, помимо наблюдений за окружающей обстановкой, он чётко начал ловить смысл своего состояния «здесь и сейчас», и возвращаться в свою реальность. В реальность, когда и пауки, и мухи так же останутся между стёклами окна, а ему снова придётся уйти. Внутри себя он говорил с собой, и ему это было очень интересно.

– Человек состоит из одиночества, – вёл он привычную беседу в мире своего одурманенного разума. – Ведь значительно чаще человек говорит сам с собой в своих внутренних диалогах. Больше, чем с кем-либо другим. Сам себя спрашивает, сам себе и отвечает. Наверное, это правильно – держать ответ за всё в первую очередь перед самим же собой. Своей же совестью…

Он тяжело вздохнул.

– Сколько же всего было передумано, перепланировано. Мечты и реальность. Хуже, когда мечтать совершенно не о чем. Когда все цели остались в юности, а в душе поселилась старость. Это как заочно, раньше времени, уйти на пенсию. Остаёшься один со своими мыслями, которые понятны только тебе. Мысли о будущем, прошлом, и, конечно, настоящем. Никуда не деться от этого настоящего. И не мысли скорее, а так, фиксация в уме всего того, что ты видишь. На подоконнике банка из под консервов с окурками. Чьи-то спички. Кто-то из соседей оставил. Кто-то из них так же стоял здесь и курил, думал о чём-то своём. Такие же были у него мысли? Кто знает?

Он курил медленно. Его настроение начинало становиться хуже. Он будто вплывал в знакомую до боли жизнь.

– Холодно. Всё так же холодно… так для чего же живёт человек? Чтобы найти своё счастье, то бишь, свою зону комфорта? Там, где тепло? – начав бубнить вслух, он посмеялся. Совсем тихо. – Глупость какая-то. Жизнь дана, а инструкция к ней – нет. Каждый сам для себя что-нибудь да придумает. Кто благодетельность религиозную, кто уютный семейный быт, кто во что горазд. Это всё только потому, что ради себя жить не интересно. Наверное.

Он достал устаревший, но ещё исправно работающий кнопочный телефон «Нокия», посмотрел на время. Без десяти пять. Тщательно затушив сигарету, он направился к выходу.

– Но каждый так же боится опоздать что-то не успеть. Пожить, по нормальному, например.

Преимущество одиночества и разговоров с самим собой в том, что никто не заткнёт твой поток мыслесложений, и не укажет, что твоя дешёвая философия всего лишь твой собственный бред, который ты сам себе выдумал, и в который непоколебимо веришь…

В такие моменты, этот жалкий парень пытался возомнить себя героем какого-нибудь арт-хаусного гениального фильма. Но жизнь… этот чёртов арт-хаус…. Жизнь не так художественно симпатична и слажена, как то, что пытаются показать «продвинутые» в своей восприимчивости режиссёры. Лишь отравленный мозг на какое-то время рисует стильные картины времяпрепровождения в одиночестве. Это очень помогает не слиться с общей серостью воедино. А суть остаётся прежней.

До вокзала он дошёл уже в менее философском состоянии, с привычной пустотой в мыслях. Сел на зелёную электричку с деревянными сидениями. Доехал, ёжась от холода, в полудрёме, до своей станции. Почти два часа пути. Парень надеялся, что он успеет приехать ещё до того, как дед проснётся – чем дольше он проспит, тем лучше. Не хотелось ему слушать лишний раз его ворчание.

Очередное холодное утро. Село Гороховецкое. Хмурый молодой человек зашёл в большой деревянный дом. Открыл незапертую, со вчерашнего вечера, дверь. Видимо в который раз он забыл это сделать, поспешно покидая это мрачное, но просторное строение. Стряхнул комки грязи с ботинок, разулся. В нос ударил крайне неприятный запах человеческих испражнений.

–Вань, это ты? – послышался немощный голос деда.

– Я.

Он прошёл в комнату, где на кровати у печи лежал старик. В большой комнате было два окна, стол, два стула и большое зеркало.

День начинался обыденно. Так же обыденно, и по плану, как начинается жизнь. Давно он не спрашивал себя – где же я свернул не туда? Ведь этих самых поворотов «не туда» в жизни было много. Иногда он своими же ногами брёл не в ту степь, а, иногда, и сама жизнь вела его этими «нетудашными» поворотами. Но начало всё равно вышло таким гадким не по своей воле. Здесь всё кратко и понятно: детский дом, обилие обид, смеха и слёз, дружбы на век, первая любовь… своя жизнь в своих условиях. Потом резко наступившая взрослость. Безболезненная потеря всех друзей из-за отсутствия интереса к ним. Остался лишь один друг, с которым он не потерял дружеских тёплых отношений. Но основные попытки самореализации прошли без чьего-либо участия. Семья и карьера. Всё почти безуспешно. Почти же. Если с семьёй ничего не задалось, то стабильную, хоть и совершенно не престижную работу ещё можно считать относительным успехом. Особенно, если в перспективе эта деятельность чревата большими дивидендами, чем есть в настоящем времени.

– Я ж живой? – спрашивал он иногда сам у себя. И сам же себе отвечал. – Живой. И это уже хорошо. Наверное.

Оставалось только издалека наблюдать, как твои бывшие друзья погибают, спиваются, садятся в тюрьмы, выходят из них, и опять садятся. А кто нашёл место потеплее, хоть немного, тот обрывает все свои прежние связи. И скрывается подальше от некогда знакомых глаз, чтобы хоть на полметра стать ближе к своему яркому солнцу надежды, счастья…

Вот однажды и его друг стал ненадолго ближе к этому солнцу. У него появились деньги. Очень даже немало денег. Благодаря им и хорошим связям, он смог отыскать свою семью. И у человека всё стало хорошо. Но он не отвернулся от бедолаги, от единственного друга и… вот поэтому он каждое раннее утро здесь. Ну, то есть там, вдали от уютной своей комнатушки, выданной государством. Это, наверное, его работа.

– И это, наверное, моя жизнь? – приходил он иногда в себя, и задавал себе же этот вопрос, отмывая деда от фекалий.

И этот день начинался так же. С размышлений, и с деда, который не дотерпел до утра.

– Кто же ещё… – после паузы ответил молодой человек человеку пожилому.

– А я вот опять что-то так вот… Ты уж извини меня. Что тут поделаешь!

Иногда дед был крайне весел в столь ранний час. Обычно, он в это время ещё спал. Но в последние дни у деда бессонница.

– Что, дед, опять ночью бродил? – спросил парень, включив свет и увидев два перевёрнутых табурета.

– Да, и ты знаешь, сегодня были не плохие сны!

– Эротические что ли? – парень ещё пытался шутить. Он набрал в ведро тёплой воды, налил туда дешёвого шампуня, достал туалетную бумагу, полотенце. Снял с деда одеяло, аккуратно повернул его на бок. Начал снимать с него специальные подгузники для лежачих больных, подстелив под него пелёнку.

– Чегось? – не расслышал дед.

– Да так, ничего…

Дед был слепой и частично парализованный. Уже много лет он не мог самостоятельно передвигаться, но ночью, поразительным образом, он иногда ходил во сне! Вот такой вот необычный лунатизм. Парень знал, как с этим бороться – вычитал где-то, что если положить мокрый коврик у кровати лунатика, то когда тот встанет ногами на пол, ощутит сырость, и проснётся без каких-либо нервных потрясений. Но не помогало. Ещё дед видел яркие сны, хотя слепота на него обрушилась тогда же, когда его внезапно парализовало после инсульта. Осталась рабочей только правая рука.

Здесь, в его доме, на ночь, дед оставаться категорически не велит, да и не больно-то и хочется. Никому не понравится эта мрачная атмосфера большого пустого дома с умирающим и сошедшим с ума пожилым человеком. Комнат было пять, вместе с кухней, а обитаемыми помещениями была лишь эта самая кухня, да спальня деда.

– Сегодня я ходил по осеннему лесу! Собирал грибы, правда, их что-то не было нихрена… нигде…

После прошлых его подобных сновидений в лесу, на его ступнях было замечено много хвойных иголок, каких-то сухих листьев, травы, ну и множество мелких порезов. Тогда ему был дан в шутку совет – обувать в такие походы резиновые сапоги. Но, порой, было не до шуток вовсе. Парень не быстро привык ко всем необычностям. Особенно поначалу было жутко, но теперь стало привычнее.

– Там сегодня было холодно что-то. Солнца не было. И деревья такие уже, знаешь, такие неприветливые, жёсткие… не пойду туда больше. По полю бродить лучше значительно. И теплее. Так… а солнца там, вроде, никогда и не было, – нёс свою ахинею дед.

– Конечно, холодно! На улице-то снег скоро выпадет! А твоими жёсткими деревьями оказались две табуретки, и чуть не опрокинутый стол! – парень всё пытался шутить, но ему давно было невесело. И слишком часто ему было попросту страшно. Но он гнал от себя страх. Видно с таким же успехом он прогнал из своей жизни и удачу.

– Как, снег? – искренне удивился дед. – Не было там никакого снега…

На ступнях деда опять была грязь. Не много, но всё же. Сухая серая земля, одна небольшая высохшая травинка.

Парень одел деда теплее, открыл форточку. Побрызгал освежителем воздуха.

Дед сказал:

– Какой неестественный запах у этого дихлофоса! А вот в лесу такой приятный, пряный запах… там хвоей пахнет, прелой листвой…

– Ладно, в следующий раз куплю хвойный освежитель, – сказал молодой человек. – Что есть-то будем?

Есть ему расхотелось, как только он переступил порог этого дома. Но деда надо было накормить. Должна была придти сельская врачиха, проведать пенсионера, выписать ещё лекарств и уйти, ничего толкового не сказав. Как всегда. Сколько ещё дед протянет? Лет-то ему уже много, а он иногда чувствует себя очень даже хорошо. Вот, гуляет…

– Почитай мне сначала газеты! – сказал дед.

Парень открыл свою сумку, достал несколько газет и стал читать.

Дед не всегда хотел слушать радио, а телевизор он разбил ещё позапрошлым летом, во время своих ночных странствий. Сказал, что ему неприятно знать, что есть такие вещи, которых он не может увидеть. Что-то злой он был в то время, и часто бродил во сне. А теперь вновь осеннее обострение, новые ночные путешествия, перемена настроения и всё такое – как констатировала это врач. Она здесь совсем недавно, до этого долго один мужик ходил, опойного вида, ему вообще всё до фонаря было. А эта только удивляется, какой у него заботливый внук, что может так нянчиться с ним. Феномен ночных хождений парализованного деда её удивлял не меньше, поэтому она достаточно часто приходила навестить уникального пациента.

Но, вообще, дед иногда бывал прикольным! Рассказывал о своей молодости, иногда путался, привирал, но очень редко повторялся в своих историях.

Ещё дед много спал. Но в дневное время во сне не ходил. А молодой человек развлекал себя как мог. Так проходила мимо его молодость, уже три с половиной года, с редкими выходными. Своё двадцатишестилетие он не так давно встретил в компании деда, и своей мрачной философии.

* * * *

– Что я тебе на это могу сказать? Сейчас и осень перестала быть комфортной, такое время. Чего уж говорить про людей. Холодает, – Ирина без сочувствия, немногословно, в своей манере, ответила на длительный монолог своей подруги. Вот уже полтора часа они вели разговор за жизнь посредством сотовой связи. Впрочем, помимо личных встреч, подруги занимались этим достаточно регулярно. На сегодня Ирине уже наскучило общение, и она хотела закончить беседу о муже её словоохотливой подруги. Больше хотелось спать, чем тихонечко злорадствовать чужим семейным неурядицам. Тем более, за хронологией этих неурядиц она наблюдает не первый год. На этот раз Вера, её подруга, жаловалась на то, что муж к ней охладел, и давно не проявляет никаких знаков внимания.

– Вот похудею, посмотрим! – сделала свои выводы Вера. – А ты, такая красивая стройняшка, ну чего вы с Алексеем так разошлись-то, может, позвонишь ему, поговорите по-нормальному? Не красиво очень.

Вера вновь неделикатно затронула неприятную тему личной жизни, на ходу сменив предмет разговора. На то они и давние подруги, что бы избегать деликатностей и лишнего лицемерия в общении. Но Ира не была готова в очередной раз тормошить эти дела минувших дней. Они её расстраивали, но много эмоций вслух, по этому поводу, она позволить себе не могла. Ответила буднично, с наигранной усталостью:

– Вера, ну это уже давно закрытая для меня тема. И возвращаться к ней не интересно. Давай спать уже, сегодня был тяжёлый день. Покормлю котов и спать.

– Да? – как бы удивилась быстроте течения времени Вера. – Ладно, давай, спокойной ночи! Звони, пиши!

– Пока, – сказала Ирина и завершила разговор. Коты были накормлены с вечера, и, даже самые прожорливые, мирно спали, кто где. Три кошки и два кота. Все стерилизованы и ухожены. Сытые и довольные.

А Ира сидела одна на диване в полумраке своей большой квартиры в самом центре города совершенно одинокая. Но не несчастная, как когда-то, а, скорее, уставшая и разочарованная. Разочарованная в очередной раз. Скучающая по тем временам, когда более сильные и значимые события заставляли трепетать её сердце. Но сейчас положительные эмоции если и случаются, то носят оттенок лёгкой заинтересованности, не более. Все яркие эмоции остались в прошлом. Чаще посещают её душевный быт меланхолия, скука и равнодушие. Ну вот, ещё и разочарование. Тоже вполне знакомое чувство.

Она просидела на диване ещё несколько минут в своём особенном трансе, смотря перед собой в сторону не включаемого уже несколько недель, после ухода Алексея, телевизора. Ненадолго вгляделась в черноту плазменного экрана. К ней на колени запрыгнул старый кот Тимофей, заставив её немного напугаться. Она скинула с колен кота, пошла в ванную комнату, умываться, и подготавливаться ко сну. Сегодня она хотела увидеть какой-нибудь особенный сон. Мысли об этом немного будоражили её сознание, но опять-таки незначительно. Всё в её жизни было незначительно.

Ирина познакомилась с Алексеем в апреле, когда в одиночестве гуляла по парку во время обеденного перерыва на работе. Она просто шла, наслаждалась первым тёплым днём, улыбалась своим воспоминаниям, связанным с этим парком. Всё то плохое, что было в прошлом, и имело в своё время более яркий негативный оттенок, перемешалось в памяти с хорошими событиями тех же времён, и в итоге получившийся коктейль, именуемый ностальгией, стал приносить приятное послевкусие от прожитых когда-то мгновений. Ирине было тридцать лет, и выглядела она великолепно. Густые, длинные, волнистые, каштановые волосы. Более чем привлекательные черты лица. Стройная фигура – особый предмет зависти её подруги Веры, которая была её ровесницей, но потеряла всё своё обаяние и эффектную внешность за десятилетие семейных неурядиц. Все прохожие мужчины обращали на Ирину внимание. Она давно привыкла к похотливым взглядам, и попыткам познакомиться. На некоторые попытки даже отвечала взаимностью, как и в тот раз.

Алексей шёл ей навстречу и задолго до того момента, как она заметила его пристальный взгляд, он почувствовал, что просто обязан познакомиться с ней в этот день. Раньше он никогда не знакомился с девушками таким образом, просто её очарование ослепило его настолько, что в его сознании за короткое время случайной встречи успело укорениться то чувство, которое не позволило ему пройти мимо. Он преградил ей дорогу, и предложил познакомиться. Его голос дрожал, и он выглядел очень взволнованно. Ирина сразу поняла, что для него это знакомство было настоящим поступком, хоть Алексей, в общем-то, и не выглядел робким молодым человеком. Наоборот, был хорошо сложен, имел решительные черты лица. Его интеллигентность выдавали только очки. Но это было не страшно. Интерес Ирины к Алексею усилился ещё и после того, когда с её согласия на знакомство, он поведал ей о сегодняшнем самом важном дне в его жизни – сегодня он получил патент на своё изобретение, над которым он работал достаточно долгое время. Он даже показал ей соответствующие документы, только что вручённые ему, подумав, что Ирина усомнилась в его словах. Вторым фактором, влияющим на значимость того апрельского дня на жизнь научного сотрудника Алексея, он назвал знакомство с ней. Они немного прогулялись, Ира опоздала на работу. Они договорились встретиться вечером в этом же парке.

В общем итоге, они и провстречались до сентября месяца, пока Алексей не уличил её в измене, которой фактически не было. Так же, как и при первой встрече, волнуясь и запинаясь, он говорил ей слова. Только на этот раз это были не слова восхищения, а грязные ругательства, которые он, как будто, никогда в своей жизни и не произносил до этого случая. За полгода отношений они так и не стали близки друг другу. Впрочем, никто по-настоящему близким человеком для Ирины так и не стал. Даже Вера, единственная её подруга ещё со школьных времён, не знала всех подробностей её жизни. А родителям давно было не до неё – после развода они оставили ей хорошую квартиру, после чего устремились обустраивать личное счастье, каждый в своих новых семьях.

Жили они с Алексеем у неё дома. Уютно вместе им не было, но это было вполне не плохое для обоих время. Мужчина выглядел счастливым, но не переставал упрекать Иру в чёрствости по отношению к нему, ведь сам он был достаточно эмоциональным человеком, а Ира любила тишину. Упрекал он её часто и не всегда по делу. То, по его мнению, коты провоняли всю квартиру, то готовит она редко, то с подругой часто видится и вообще не понятно где пропадает, пока он работает.

Последней каплей его не ангельского терпения стал дурацкий случай, когда она с соседом по лестничной клетке застряла в лифте, где они просидели немногим более часа. До этого случая они хоть и жили на одном этаже, но даже не здоровались. Вернее, Ирина его даже не замечала, ведь не в её поле зрения были женатые мужчины.

В лифте они коротали время за непринуждённым разговором. Вместе поругались на превратности жизненных обстоятельств, заставших их врасплох в доме с современными лифтами. Посетовали друг другу на производственные трудности, каждый в своей профессиональной деятельности. Даже немного обсудили спортивные события последнего времени. А на разговоре о политике их уже начали вызволять из лифта. Алексей, узнав об этом случае от неё же, сильно заревновал, и сбежал после того, как стал свидетелем их соседской беседы на лестничной клетке. Вот такая у Алексея была логика. Ирина никогда его не осуждала и даже пыталась понять. На любую его претензию она реагировала адекватно, принимая к сведению любой укор, но… ничего не делала, чтобы устранить этот негатив. Теплее, по отношению к нему, она не стала. Готовить чаще и больше она не любила. Количество котов в её доме не убавилось, а наоборот, после ссоры она принесла домой ещё одного бездомного котёнка. В общем, сказал ей Алексей много лишнего, завершив свою тираду словами о том, что он уходит навсегда. На что она спокойно, как всегда в своей манере, ответила:

– Уходи.

Мужчин очень раздражало её спокойствие. Им не нравилось быть более эмоциональными на фоне женщины, которая просто не любила шума.

* * * *

Тамара подошла к мужу, и захотела его обнять. Но что-то мешало ей, она чувствовала себя очень неловко. Она уже забыла, когда в последний раз была ласкова с Владимиром. Им обоим это было совершенно не нужно. По крайней мере, так иногда им казалось.

Если раньше Вова всегда был молчаливым, спокойным, беспристрастным, и это было нормальным мужским поведением, то теперь его спокойствие выглядело отсутствием полноценного интереса к жизни. И это начинало сильно раздражать. Помимо привычного нежелания дотрагиваться до этой каменной статуи, у Тамары возникло ещё и отвращение. И даже презрение. Ей казалось, что этот родной, по документам, мужчина, терпел, заставлял себя быть сильным, а сам готов был расплакаться коровьими слезами. Эта игра в мужественность ей не нравилась.

Владимир действительно терпел. Терпел её тяжёлый взгляд. Такой, от которого становилось невыносимо. Но он не мог просто взять и попросить сменить этот взгляд на какой-нибудь другой. Как это вообще, сменить взгляд? Можно сменить интонации голоса, можно изменить причёску, но взгляд…. Взгляды на жизнь, обычно, меняются только благодаря какой-нибудь серьёзной неожиданности, какому-нибудь случаю. Это Владимир знал по себе. Ведь когда-то он был совершенно другим человеком. Но что может случиться с Томой, чтобы она сменила этот оценивающий взгляд?

Она смотрела так, как смотрят на какую-нибудь вещь, которой пользовался очень долго, но потом решил взглянуть на неё по-новому, с совершенно другой стороны, и вот, после этого появилось чувство – а не обманули ли меня? Стоила ли вообще эта вещь моего внимания? Куда можно отправить свои претензии, сдать её, или обменять? Что я получу взамен этой вещи, ведь без неё, вроде бы, никак. Но и с ней уже не так хорошо.

Вова дал такую характеристику её взгляду после того, как увидел этот же самый взгляд в глазах их дочери.

Дочка, Кристина, хорошая девочка двенадцати лет. Неизбалованная, учится хорошо, но видно и в ней однажды что-то безвозвратно поломалось. Она никогда ни о чём не просила и, тем более, не требовала. Жили они не бедно, но и не купались в роскоши. И вот, она начала аккуратно, но с постоянной периодичностью, намекать на то, что её мобильный телефон уже старый, не модный, у девочек в классе уже давно другие телефоны, и так далее. После того, как Владимира неожиданно сократили на хорошей работе, на прежний уровень жизни они выйти так и не смогли. Мужчине не удалось устроиться на аналогичную, по уровню, должность. И Кристина это понимала, но всё равно невзначай начинала эти разговоры о телефоне. Её модель была не такая уж и старая, но прогресс действительно не стоял на месте, и фирма, выпускающая телефонные аппараты, радовала своих поклонников новыми моделями с более совершенным функционалом, но… это было фактически то же самое, только более актуальное на данный период времени. Пройдёт ещё год, или меньше, и снова новинка превратится в предмет вчерашнего дня. И так будет всегда. Сейчас не выгодно вкладывать деньги в развитие науки, в проекты освоения космоса. Значительно больший спрос на исследования, связанные с развлечениями, которые так необходимы людям здесь и сейчас. Не какая-нибудь перспектива открытия новых, пригодных для исследования или жизни, планет, влечёт среднестатистического обывателя. Ему нужен комфорт и развлечения сегодня. Он живёт один раз, и ему надо именно сейчас проживать свою жизнь максимально приятно в окружении передовых технологий, которые, в большинстве своём, имеют практическую функцию более интересного проведения собственного досуга. И производителям очень не выгодно делать вещи, что называется, на века. Искусственно созданная, постоянно меняющаяся мода, ограниченный по сроку служения технический потенциал, и неимоверная потребность в постоянном потоке покупателей – делает этот мир слишком занятым для того, чтобы создавать и исследовать что-то выходящее за пределы зоны комфорта обычного человека. Зачем нам далёкие звёзды, если сейчас человеку скучно на земле без нового девайса, который через некоторое время ему наскучит, и ему понадобятся новые игрушки? Не изобретение какого-нибудь телепорта, а новые предметы, подчёркивающие статус и уникальную индивидуальность человека необходимы обществу. Эта агрессивная манера потребления и придуманной статусности, заняло разум маленькой девочки, которая мечтает теперь о новом телефоне, в то время, когда старый (ну, как старый, менее чем полтора года назад это была передовая модель) телефон стал ей ненавистен. Нет, он не сломался. Может, стал немного «подвисать», но не перестал звонить, не перестал делать и воспроизводить на своём не обесцветившемся экране фото и видео материалы. Телефон не перестал быть многофункциональным гаджетом, но он стал ненавистен. Он стал лишним в её жизни, но без него было никак. Социальные сети, и прочие развлечения, не должны оставаться без её внимания. Ведь это так важно тратить своё время на нереальную жизнь, отображённую на бесконечных широтах интерактивного пространства.

Владимир заметил, что даже смена ярких чехлов не может уже поменять суть аппарата, который стал слишком привычным в своём безобразии. И благополучные перемены к лучшему в жизни Кристины были связаны только с получением нового мобильного телефона. Хорошо хоть девочка спокойная, вся в отца, не требует, и не закатывает истерик, а всего лишь иногда мечтает вслух о новинке.

А Тома вслух не мечтает, может быть, она даже ещё не сформулировала точно причину своего недовольства. Но этот её взгляд был совершенно понятен Владимиру, и он пытался его не замечать, ведь исправить сбой в системе мышления некогда любящей его женщины он не мог. Пытался что-то делать, но не знал, какие методы смогут повлиять на эти процессы. А женщина хотела понять себя и свои чувства, ничего не делая с причиной изменения жизненных взглядов, которые крылись глубоко в её собственном сознании. Логика в размышлениях Владимира была основана на материальных аспектах существования, а Тамара опиралась только на собственные чувства. Просто жизнь семейной пары наполнилась дополнительными раздражающими факторами.

– Может, спать пойдём, ты так рано встаёшь, – попыталась придать голосу оттенок заботливости Тамара.

– Да, сейчас иду, – ответил Владимир. Он, как всегда по вечерам, долго сидел на кухне и что-нибудь читал. Или просто думал о своём. Ложился поздно, вставал рано. Работа на стройке после карьеры в должности ведущего инженера не отразилась на его режиме дня. Разве что только дома он стал находиться реже.

Тома ушла в спальню, а Владимир ещё выпил чаю. Он не грустил, не тосковал, он просто всегда любил посидеть в тишине. Это было его своеобразным развлечением.

Осенние месяцы в этом году проходили спокойно для Владимира, в отличие от прошлогодних, когда он потерял, из-за сокращения, хорошую работу. Ему казалось, да и не безосновательно, что он всегда был на хорошем счету, но этого было недостаточно. Помимо профессиональных качеств, успешный карьерист должен обладать и человеческими, позволяющими иметь более тесный контакт с руководством. Но общаться на неинтересные темы Владимир не умел, и его молчаливость нередко принимали за грубость. К сожалению, его хорошее знание дела не сыграло решающей роли в нелёгком выборе руководства кандидатов на сокращение. Казалось, с таким опытом у Владимира не будет проблем в поиске работы, но что-то пошло не так, и вот уже год он работал на стройке. Но ему нравилась эта работа, ведь немало приходилось трудиться руками, хоть он и имел не последнюю должность на строительстве объекта.

Он привёл себя в отличную форму, однако это не прибавило страсти в глазах его супруги Тамары. Вове было тридцать шесть лет, жена была младше на три года, и ещё одним её душевным переживанием были мысли о том, а туда ли уходит её молодость? В своей мнимо уходящей молодости, она ещё была очень эффектной девушкой. Заморочки супруги Владимир стойко терпел. Он не представлял себе жизни без её, хоть часто и недовольного, но очень симпатичного личика.

У Владимира был личный помощник, заодно служащий переводчиком в общении с рабочими из соседней солнечной республики, его имя было Толибжон. Многие его звали просто Толик, но Владимир называл его только настоящим именем и уважительно относился к нему, как к человеку, и, как к работнику. Мужчина, сорока пяти лет, с густыми усами и волевыми чертами лица, в то утро выглядел напуганным. Он тараторил, переходя на родную речь:

– Там Джонни, конструкция, рухнул!

Только после последних, понятых Владимиром, слов, они побежали к месту происшествия.

Утро начиналось ужасно. Причём, с самого начала.

Вове пришлось опоздать на работу из-за дорожно-транспортного происшествия, когда в него врезался на перекрёстке «Мицубиси Лансер» десятой модели с очень агрессивным молодым человеком за рулём. Парень явно был не прав, но винил во всём Владимира, старый, но надёжный джип которого почти не пострадал, не считая разбитой фары. Долгое составление протокола, и прочие прелести разбора ситуации отсрочили приезд Владимира на работу. Когда тот только переоделся, к нему и прибежал испуганный Толибжон.

Суть происшествия была в том, что часть металлоконструкции, по неведомым причинам, рухнула, и Джонни, молодой парень, имя которого было упрощено с родного языка среднеазиатской страны, оказался под завалом, который быстро разобрали, но парень не приходил в себя. Вызвали скорую помощь. Молодой человек умер до прибытия бригады врачей. Пришлось привлечь и полицию. Поскольку ответственным за всё был именно Владимир, то инцидент приобретал крайне неприятный для него оттенок. Да и парня было жалко. Ещё совершенно не понятно было то, в чём именно крылась ошибка, которая привела к трагедии.

Поздно вечером Владимир подъехал к дому в крайне подавленном состоянии. Особенно ему не понравилась короткая беседа со следователем, фамилия которого была Жилов. Тот слишком грубо себя вёл. Владимир припарковал свой джип рядом с «Тойотой Камри», автомобилем броского красного цвета, который они купили Тамаре на её тридцатилетие. Тогда Вова ещё надеялся такой покупкой изменить ухудшающиеся отношения. Он долго сидел в своём автомобиле, слушая чьи-то плоские шутки по радио, собираясь с мыслями о том, как рассказать обо всех неприятностях жене. Ведь не рассказать он не мог, это было бы не правильно. Ещё он просто думал, как бы от всего отдохнуть, надолго не выпадая из общего течения жизни, догнать которое с каждым годом становилось всё сложнее.

Он поднялся на свой этаж. Рядом, в соседней квартире, снова что-то громко отмечали молодые жильцы. Слышались пьяные крики и громкая музыка. Владимир зашёл в квартиру, разделся. Осень становилась холодной, и он уже носил зимнюю куртку. Мужчина сам разогрел себе еду.

Первой к нему всегда подходит поздороваться дочь, но сегодня она даже не зашла на кухню. Может чем-то снова занята. Зато на кухню зашла жена. Не поздоровалась, и это нормально. Он тоже чувствовал себя неловко, когда в такие моменты говорил «привет, как дела». Её дела ему действительно были неинтересны, если не случалось что-то более неординарное, чем сплетни её коллег и претензии хамовитого начальства. Но, в таком случае, супруга бы сразу обо всём поведала.

Жена начала мыть посуду, а Владимир молча пил чай с пряниками.

– Завтра надо съездить к моей маме, у неё опять что-то с краном. Можешь заскочить к ней в обед ненадолго? – сказала Тома. Ей не хотелось ничего просить, но, почему бы и нет?

– Я не смогу… у меня неприятности, – сухо ответил Вова. Надо было сразу начать обо всём рассказ, но он мешкался.

– Неприятности у него, там до неё две минуты доехать-то. У тебя вечно какие-то неприятности, – заворчала жена, ей очень не понравился отказ мужа.

– У меня ЧП на объекте, завтра в обед я должен съездить к следователю! – Повышая тон, сказал Владимир. Чётко и твёрдо. Редко он себе позволял повышать так голос. Обычно это происходило только на работе. Но после этого его обычно сразу «отпускало», и он мог спокойно продолжать беседу, как ни в чём не бывало.

Жена молчала, но её движения стали резкими и быстрыми, звон посуды стал сильнее. Владимир решил сбавить возникшее напряжение:

– Мне надо будет заехать в офис к руководителю, на следующий день, в обед, поеду в страховую. А вечером могу заехать к твоей маме.

Тома продолжала молчать. Домыла посуду, вытерла руки, собираясь уходить в спальню, она тихо сказала:

– Не надо. Кристина опять заболела.

Она ушла, а Владимир остался сидеть в одиночестве, проклиная сегодняшний день. Кристина часто простужалась. Он не решился пойти в её комнату, чтобы не мешать своим нелепым участием в процессе её выздоровления от очередного ОРЗ.

* * * *

Тихон всё ещё не мог отвыкнуть от того, как за многие годы его тюремного срока, в нём чётко засело ощущение замкнутого пространства. Узкий переулок для него казался нескончаемо длинным, а улица так вообще. Открытое море. И люди. Люди другие. Их взгляды. Они такие лёгкие. В них нет агрессии, тоски, хитрости и хмурости. Будто жизни они не видели, а так, лишь весёлые картинки рассматривали. Не тыкала их жизнь лицом в грех. И не нужно жаловаться на то, что у тебя есть. У кого-то нет вообще ничего, и нет жалоб. Совсем. Не хотелось Тихону жаловаться. Не умел он. Хотелось только немного побольше тепла. Он отвык от такой осени. От осени в открытом пространстве, он совсем её не помнил. Там, где он провёл тринадцать лет из пятнадцати, обещанных судом, было почти всегда жарко. Жарко и душно. Воздуха не хватало. А здесь воздуха было много, но он был неприветливым, холодным, колючим. Зато это был воздух свободы. Огромной, необъятной свободы. В которой так чётко чувствовалась беспомощность. Не от того, что прошлое не перепишешь, не изменишь, а от того, что настоящее, без фундамента прошлого – это босая бедность. Чем больше лет в жизни проходят в бездействии, тем реже будущее маячит впереди удобствами. Хотя бы даже элементарными.

Холодные дни октября встретили новую жизнь Тихона Сидорова. И как бы сейчас не было грустно остаться без тепла в этот пасмурный день, новая жизнь бывшему узнику, честно отбывшему своё наказание, нравилась значительно больше жизни прежней. Идти ему было ровным счётом некуда.

На выходе из тёплого подъезда некогда родного дома, Тихон достал сигарету «Прима» без фильтра. Зажёг спичку, закурил. Он захлопнул дверь, понимая, что сам он её не откроет из-за нового устройства на ней, именуемое домофоном. И тот человек, к которому он приходил, тоже не откроет ему эту самую дверь. А так хотелось остаться хотя бы в подъезде. На ночь. Но до ночи ещё очень далеко, было позднее утро.

Впрочем, это не важно.

Не станет он позорить сестру ночёвкой в этом подъезде. Не пустила она его на порог. После того, как он сел в тюрьму, отреклась она от него. Как и мать, ныне покойная, которая и оставила эту квартиру в наследство дочери. Так и остался Тихон без родных и без жилья.

Всё равно, он ни на что и не рассчитывал. Но приехать сюда не мог. Потому что некуда больше. И он был благодарен сестре за то, что она смогла дать ему денег. Четыре тысячи рублей. Тихон понимал, что больше свободных денег у неё не было. И для него эта сумма была богатством. Ещё ему очень хотелось выпить. Хоть и дал он себе когда-то слово не пить алкоголь, но выпить всё равно хотелось. Свобода, как-никак. Он докурил, бросил окурок в урну, медленно пошёл мимо знакомых, но так сильно выросших тополей.

– Тихий! – раздался хриплый голос за спиной. Он обернулся. Так его называли только на зоне. Перед ним стоял грязный, но довольный жизнью Иваныч. Один из немногих, к кому так никаких погонял и не привязалось за несколько лет их совместной отсидки. Только Колян освободился на год раньше. Да и сидел он лет на шесть меньше, чем Тихон. У того статья была за разбой. Без убийств. Но вот и снова их вместе свела судьба.

– Чего? – смог ответить, оборачиваясь, Тихон. Ему не нравилось то, что на свободе ему напомнили его имя, данное в тех местах, где жизнь становится горькой в сигаретном дыме и черноте чифира.

– Не узнал что ли? – подошёл к нему человек, очень похожий на бомжа. – Это я! Колян! Иваныч!

Тихон его, конечно же, узнал.

– Не ожидал тебя увидеть.

– А я тебя, Тихий, увидеть-то как раз и ожидал. Всё утро здесь торчу. Заранее прознал, что откинешься ты. Заранее знал, что сюда приедешь. И знал, что сестрица твоя тебя на порог не пустит.

– К чему такое внимание к жизни моей? – Тихон спросил, но понимал, каким будет ответ.

– Ты не смотри, как я сейчас выгляжу. Это для конспирации, – начал издалека Николай Иванович, человек, которого всю жизнь звали то Колян, то Иваныч. – У меня дело к тебе выгодное. Собираем мы, с надёжными людьми, команду. Дела серьёзные предстоят. Нужны нам кадры, способные подсобить. Думаю, выбор у тебя небольшой. На улице сгнить, или подняться. Много времени на раздумье не дам. В этом городе я проездом. Сегодня тут, завтра там. Подробностей, разумеется, сразу не расскажу, не обессудь.

– Нет. Не хочу я в это впутываться. Жить хочу по-другому, – Тихон был твёрд в своих словах. Колян даже не сразу смог ему возразить.

– Возьми, – сунул неопрятный мужчина смятый листок в руку Тихона. – Это номер телефона. Как тяжело станет, позвони, примем тебя, как своего.

– Хорошо, – ответил Тихон, и снова попытался уйти, как Колян его остановил. На этот раз с бросьбой в голосе:

– Может у тебя есть чем подогреть? Мы ещё только в начале пути, не всегда хватает.

Тихон отдал ему пятьсот рублей, не засвечивая остальные деньги. Сослался на то, что больше нет, и ему действительно не на что жить. Ему казалось, что Колян может и убить за такую сумму. Впрочем, тот лишь отблагодарил, и они разошлись. Каждый своей дорогой.

* * * *

Максим сидел перед экраном телевизора и пил пиво. Это была уже пятая, или, всё-таки, четвёртая бутылка за вечер. Он не помнил. Но, судя по его ощущениям, бутылка вполне могла быть и шестой. В общем, не важно. Важно то, что она была последней, и больше пива в большом и пустом холодильнике Макса не было. Чипсы закончились ещё на второй бутылочке «Пражечки».

За окном моросил холодный, осенний дождь, там было темно и жутко. В квартире тоже было темно, как и в душе пару месяцев назад отпраздновавшего своё тридцатидвухлетие мужчины. Терзала его тоска несусветная, слишком много тайн выпало на его жизнь, которую он проводил совершенно не так, как хотел. Похоже, кризис среднего возраста коснулся его в полной мере. Алкоголь помогал лучше пережить эти периоды безрадостности. Пережить, и забыть.

Расфокусированным взглядом парень наблюдал за футбольными баталиями в рамках группового этапа Лиги Чемпионов, где Леверкузенский «Байер» принимал на своём поле Санкт-Петербургский «Зенит». Близился к завершению первый тайм, а забитых голов так и не было. Впрочем, Макс уже и не следил за тем, что творится на поле. Он лишь изредка переводил туда взгляд, когда комментатор повышал голос, переживая за какой-нибудь острый момент. Но всё равно было скучно, и запасы пива, как нарочно, заканчивались.

Зато не заканчивались мысли о том, насколько бестолково проходит жизнь, что со стороны чужого человека может показаться вполне успешной: своя жилплощадь, хороший автомобиль, удачно развивающаяся карьера, красивая внешность, атлетическое телосложение. Конечно, успех у женщин. Что ещё нужно мужику? Все бывшие друзья погрязли в зависти и нищете, многие коллеги по работе так же не по-доброму порой смотрели в сторону своего товарища.

Но, не особые умственные способности позволяют занимать более удачную и выгодную позицию в коллективе, а несколько не обычный вид блата, благодаря которому нужно всего лишь успешно создавать иллюзию трудовой занятости. У Макса есть свой, правда, не очень большой кабинет, в котором он обычно играет в компьютерные игры, изредка делая лёгкие отчёты на основе уже имеющейся информации. Возможно, в будущем, Максим усложнит себе задачу, и начнёт делать немного больше работы, но пока его трудовой быт неплохо разбавляют не частые командировки, в которых он может развеяться от просиживания штанов в офисе. Но, зато как возьмёт больше работы, может и больше кабинет ему выделят, ведь тот, что есть сейчас, маловат. Но это только для того, чтобы коллеги лишний раз не задавались вопросом – какого чёрта у этого лентяя такой кабинет? Ну, вот будет места побольше, тогда, наверное, Максим совсем обнаглеет, и станет водить туда проституток. Последняя мысль его насмешила, но идущая за ней вернула его в прежнюю меланхолию – но тогда Лены ему точно никогда не добиться.

Да, «бегал» он за этой, неожиданно смышленой, блондинкой, уже около года, но её внимания во внерабочее время он добиться не смог. Лена младше его на семь лет, без семьи и серьёзных отношений, целиком и полностью посвящает себя карьерному росту, и является одним из немногих прямых начальников Максима. В отличие от него, свою высокую должность она завоевала своим упорным трудом, и ничем больше.

Раньше, только вступив в свои полномочия при переводе в центральное управление, где уже вовсю «работал» Чижов Максим, она попыталась загрузить своего подчинённого работой, которую он должен выполнять, находясь на такой должности. Но более высшее руководство, которое было в курсе про особый статус молодого человека, решило тут же Лену уволить. От греха подальше. Но Максим вступился за неё, и помог избежать трагедии в её карьере. Причём со стороны это всё выглядело достаточно элегантно, и девушка не заметила подвоха в том, что из-за него чуть работы и не лишилась. Но, благодаря этому эпизоду, придираться к молодому человеку она перестала, оставив его выполнять ту работу за месяц, которую любой сотрудник среднего звена выполнил бы максимум за пару дней.

Командировки никуда не делись. И это было хорошо. Особенно Максу нравилось куда-нибудь ездить с ней, и с исполнительным директором, тихим и интеллигентным мужчиной, который лишний раз предпочитал ни в чём не утруждать Максима. Правда, чаще их делегации были больше, чем поездка на троих, в которой Леонид Павлович обычно никак не участвовал в общении с подчинёнными, а те, в свою очередь, общались на абсолютно любые приличные, а иногда и не очень, темы.

Но какие-либо знаки внимания Елена от Максима не принимала. Да и он уже давно не пытался как-то выделиться на фоне своих нелепых ухаживаний. Ему не хотелось лишнего внимания других сотрудников управления к его персоне, да и ещё ему было ужасно стыдно за то, что Елена никак не отвечает ему взаимностью. Иногда он сам удивлялся – почему эта девушка смогла так надолго поселиться в его сердце? Маленького роста, без выдающейся фигуры. Чижова она сильно зацепила, но он считал себя сильным человеком, поэтому смог заглушить в себе чувство симпатии. Получив внятные отрицательные ответы на свои ухаживания, он оставил свои чувства и амбиции в прошлом. И они просто стали хорошими друзьями. Его чувства стали спокойнее, он научился по-дружески шутить над ней, на что девушка не обижалась, если, конечно, это не было откровенной грубостью. Но и на это она долго дуться не могла. Других друзей у парня сейчас не было. Так, пару коллег-злопыхателей, над которыми он неистово подшучивал. Ещё было несколько собеседников, разделяющих его взгляды на хобби в спортзале и в тире. Что же касается серьёзных отношений, то их уже достаточно давно не было.

Да и одно его хобби, иногда приносящее серьёзный доход, не располагало к тому, чтобы заводить семью и закадычных друзей.

Тоскливо было Максиму в его одиночестве.

Прозвучал свисток, оповещающий об окончании первого тайма и последней бутылки пива. Голов пока забито не было, а выпить ещё хотелось. Максим надел куртку, потом резко снял, кинул на пол. Небрежно повесил на себя удобную кобуру с двумя пистолетами «Глок 26», после этого опять надел куртку. На огнестрел у него было разрешение, но, конечно, в подпитом состоянии брать с собой два компактных пистолета было не нужно. Но Макс любил своё оружие, и не редко носил его с собой, как крутой американский полицейский, коим он, собственно говоря, и не являлся. Хоть два ствола и были явным перебором, Максим был уверен в том, что когда-нибудь они спасут ему жизнь, и думал он так совсем небезосновательно. Не взяв с собой никаких документов, но запихав в карман пару тысячных купюр, обув хорошие осенние ботинки, и надев дорогие кожаные перчатки, Максим вывалился из дома. Его мучила отрыжка от выпитого пива.

Перед самым его носом закрылся ближайший и самый любимый магазинчик. Ему пришлось идти до круглосуточного, который находился значительно дальше. Накрапывал дождь, и на улице не было никого. Молодой человек слегка замерз и немного протрезвел. Начал ругать себя за то, что не надел куртку теплее. Наконец, зайдя в супермаркет самообслуживания, он прямиком направился в алкогольный отдел. Он решил купить виски.

Проигнорировав, выставленные вокруг отдела, тележки, он схватил бутылку «Джек Дэниелс» и направился к кассе, где с помощью матерного лексикона, позвал кассира, когда того не оказалось на месте. Девушка подошла в течение двух минут, после чего была обругана ещё раз, когда не продала ему алкоголь, ссылаясь на федеральный закон о запрете продажи алкогольных напитков в ночное время. Обычно Максим был приятным в общении, но в этот день что-то на него нашло, и он был максимально агрессивен и груб. Может быть, сказалось плохое самочувствие – парня начало знобить. Ах да, ещё этот кризис среднего возраста. На каждого ведь находит плохое настроение, в этом нет ничего страшного.

Порядочно, но не продолжительно, выругавшись, Максим пошёл в круглосуточный ларёк подвального типа, известный на всю округу тем, что там продавали алкоголь даже ночью, вопреки закону. У ларька крутилась небольшая компания молодёжи. Там всегда кто-то торчал быдловатого вида. Это место было своеобразным сборищем местной «элиты». Рядом стояла «девятка», её двери были открыты, из салона доносилась очень плохая музыка. Макс был готов к конфликту на все сто, но никто ничего ему не сказал. Выбор виски был достаточно скудным, и ему пришлось взять бутылку «Вайт хорс» практически по той же самой цене, по которой продавался «Джек Дэниелс» в супермаркете. Ещё он купил четыре бутылки «Хугардена» и полторашку «Кока Колы». С двумя объёмными пакетами чёрного цвета он вышел из магазина, и направился в сторону дома самой короткой дорогой. Никто из ребят снова не обратил на него внимания, Макс даже расстроился.

Не дойдя до конечной цели несколько сотен метров, он решил справить малую нужду у гаражей, в соседнем дворе. Место было укромное, да и время было позднее, поэтому вряд ли кто-то мог застать здесь парня врасплох. Удивительно, в этом дворе не было новостроек, элитного жилья, но территория была уютно облагорожена, и везде было очень чисто. Но намерения Максима были непоколебимы – он положил пакеты рядом с собой на тщательно подметённую землю, и принялся справлять нужду на старый и ржавый, похоже, от аналогичных дел, гараж. Да, гараж существенно портил окружающую картину благоустроенности. Парня немного мотало – может подступающая болезнь сказывалась, а может, всё-таки, было выпито шесть бутылок пива, а не четыре. Но пока парень свято верил, что дойдя до дома, и выпив вискаря, он сможет вылечить подступивший недуг.

Вновь начался дождь, который быстро усилился. Макс закончил свои дела, и, застёгивая ремень, почувствовал неприятный запах. В одно мгновение источник неприятного запаха приставил нетвёрдой, но решительной, рукой, что-то железное к горлу молодого мужчины, и прохрипел грубым голосом ему на ухо:

– Деньги давай!

– В левом кармане куртки, – спокойно ответил Максим. Там действительно лежали остатки денег: пригоршня монет и купюра достоинством в пятьсот рублей – сдача с двух тысяч, которые он взял с собой.

Незнакомец полез в его застёгнутый на молнию карман, ослабив нажатие железного предмета на горло. Этого было достаточно, чтобы молодой человек схватил правой рукой ту руку грабителя, в которой тот держал небольшой нож, рукоятка которого была обмотана синей изолентой. Он дёрнул его правую руку в сторону, а левым локтём нанёс несколько ударов наотмашь назад. Все удары достигли цели. Максим резко повернулся к нападавшему, не выпуская его правое запястье из своей очень цепкой хватки, выворачивая сопернику руку. В одно мгновение парень нанёс удар левой ногой в область коленного сустава напавшего на него бомжа. Тот упал на колени. Его правая рука, держащая нож, была вывернута до предела. Боец из бездомного был так себе. Он сипло гаркнул:

– Отпусти!

Максим осмотрелся по сторонам – вокруг не было ни одной живой души. Тогда парень лёгким движением левой руки, выхватил нож у бродяги. И очень точным и хлёстким жестом, не касаясь подушечками пальцев поверхности ножа, всадил неаккуратное, но острое оружие мужчине неопределённого возраста прямо под его грязную бороду. Тот тихо захрипел, выпучил глаза. Макс взял свои пакеты, отошёл на несколько шагов от завалившегося на землю грабителя-неудачника, ещё раз осмотрелся по сторонам. Дождь усиливался. Бомжа должны найти утром, и к тому времени дождь размоет и так уже практически не заметные следы ботинок Максима.

Пока парень думал над тем, какие ещё могут быть последствия, бомж Николай Иванович, который ещё утром пытался уговорить Тихона Сидорова вступить в его банду, вытащил из своего горла нож. И в этот самый момент кровь хлынула фонтаном на землю, смешиваясь с грязью и водой, обильно падающей с неба. Спившийся и оставшийся на улице после второй отсидки мужчина, тихо умирал в конвульсиях, а Максим наблюдал за этим, окончательно трезвея, и уже жалея о том, что просто не избил бедолагу. Когда бомж перестал дёргаться и поливать всё вокруг своей кровью, Максим ушёл домой, максимально усложнив оставшийся маршрут. Нельзя было допускать ни одной ошибки даже тогда, когда лишаешь жизни такого не нужного для общества человека. Хорошо ещё, что в пылу борьбы, Макс не выхватил пистолет и не застрелил бездомного, тогда проблем было бы больше. А так, придраться было не к чему – на одежде и обуви не осталось никаких следов. Ботинки от грязи он отмоет сегодня же, а куртку и перчатки он хотел отдать в химчистку, но позже передумал.

Выпив несколько первых глотков виски, Макс успокоил себя тем, что просто в очередной раз убрал мусор из этого мира. Правда, сегодня он сделал это безвозмездно. Он обдумал своей поступок и пришёл к выводу, что это убийство не было ошибкой.

Включённый телевизор передавал завершение прямой трансляции футбольного матча из Германии, в котором местный клуб «Байер» обыграл российский «Зенит» со счётом два – ноль.

Время было за полночь. За окном не прекращал идти холодный дождь.

А за дверью уютного холостяцкого жилища Максима, стоял Шарик и курил. Мужчина сорока трёх лет от роду, с небрежной щетиной, одетый во всё чёрное, немного промокший, но счастливый. Свою дурацкую кличку он получил ещё в раннем возрасте, и его давно уже никто так не называл, но мужчина нередко называл так сам себя. Просто потому, что это единственное, что осталось ему на память от счастливого детства, в котором всё было значительно проще и лучше. Но и на данный момент Шарик был счастлив. Счастлив от того, что наблюдал очень интересные и завораживающие вещи.

Он докурил, потушил пальцами сигарету и положил её в карман куртки, вышел из подъезда. На его счастье именно сегодня домофон не работал, иначе он вряд ли бы узнал, где именно живёт предмет его восхищения. Хотя его феноменальное чутьё могло бы выручить и на этот раз, но хорошо, что его пришлось приберечь для другого случая.

Шарик прогулочной походкой прошёлся мимо мёртвого бомжа, за которым он следил несколько часов. Тот лежал в луже собственной крови, сжимая в руках свой же нож.

Дождь и не думал прекращаться. Шарик, поправив капюшон, медленно направился в сторону своего дома. Его будоражил поток мыслей, они не давали ему покоя.

Хотя этот день начинался вполне обычно – встав очень рано, он направился на работу. А работал он дворником, и уже много лет убирал несколько участков, получая дополнительную плату, работая больше нормы. У начальства он был на хорошем счету, его дворы всегда были в образцовом порядке. Лишь зимой, в сильные снегопады, ему в подчинение давали несколько таджиков для уборки такой большой территории. Да и в запои Шарик уходил редко – все его прогулы были непродолжительны и сильно на общем порядке не отражались.

В тот очередной хмурый осенний день он собрал немногочисленные остатки опавшей листвы, убрал мусор и просто бродил по своей территории, когда ближе к вечеру заметил бездомного, которого он раньше никогда не видел. Тот ковырялся в мусорных баках и весьма агрессивно общался с местным добродушным пьяницей, чуть не надавав тому тумаков за случайно брошенный в его сторону взгляд. Бездомный был пьян и постоянно поддерживал своё состояние, доставая из кармана небольшой флакон дешёвого спиртосодержащего вещества. Делая небольшие глотки, он продолжал своё путешествие по территории Шарика. За вечер он обошёл все мусорные баки ближайших к парку дворов, попутно нагло требуя у прохожих мелочи. Как ни странно, ему достаточно охотно подавали. Особенно, когда он жаловался на жизнь, рассказывая, как он недавно вышел из тюрьмы. В баках ничего интересного он так и не нашёл.

Свою судьбу в глазах Шарика незнакомец предрешил, нарушив чистоту одного из дворов, принадлежащих незаметному, молчаливому, но ответственному к своей работе, дворнику. Наглец бросил на тротуар пустой флакон, в котором закончилось его изысканное пойло, после чего опорожнил кишечник в достаточно людном месте. Именно тогда Шарик достал из сапога складной нож и переложил его в карман, преследуя ничего не подозревающего, некогда уважаемого в узких кругах Николая Ивановича. Для алкоголика со стажем тот был достаточно активным и, возможно, мог оказать сопротивление, или привлечь ненужное внимание.

Слежка затягивалась, на улице становилось совсем холодно и сыро. Быстро стемнело. Бомж подошёл к ребятам, которые общались около круглосуточного ларька, и пили пиво. Он попросил у них пару сигарет и мелочи. Ему отказано не было. После этого тот пошёл за хорошо одетым молодым человеком, вышедшим со звенящими большими пакетами из подвального помещения небольшого магазинчика.

Бомж сначала грамотно держал дистанцию, но стал её стремительно сокращать, когда они вместе зашли в гаражную зону, где случайных свидетелей в такую пору быть не должно, и их не было. Кроме Шарика. Тот, спрятавшись в темноте подворотни, наблюдал, как парень остановился у одного из гаражей для того чтобы справить малую нужду. Дождь усилился, и бомж осторожной, но кривой походкой незаметно подкрался к молодому человеку. Сначала он просто хотел ударить его своим ножом, но видно понял, что хорошего удара у него не получится, поэтому просто приложил нож в область горла мужчины, который был его на пол головы выше.

Дальше произошло то, что произошло.

Потенциальная жертва оказалась не жертвой вовсе, а хладнокровным убийцей, каких Шарик никогда не видел. Резкими и точными движениями он заставил бездомного душегуба опуститься на колени, и молить о пощаде. Но тот даже не успел воспользоваться случаем для слёзной мольбы о помиловании – элегантным и лёгким движением, молодой человек всадил в горло, отобранный у нападавшего, нож. По самую рукоятку.

После этого, Шарик, вместе с молодым человеком, наслаждались волшебным процессом угасания чужой никчёмной жизни. Дворник был рад, что молодой убийца не замечал, как он наблюдает за ними. Но это было действительно сложно, даже для профессионала. Дальше Шарик максимально осторожно проводил своего героя до самой его квартиры – тот достаточно быстро потерял бдительность, что непростительно для такого мастера, каким он показался. Кто знает, вдруг в следующий раз на месте немощного, больного бомжа, окажется более крепкий профессиональный душегуб?

Максим ещё несколько часов сидел перед телевизором, бесцельно переключая каналы. Его мысли были далеко, а крепкий алкогольный напиток потреблялся с достаточно высокой скоростью. Так он и уснул в кресле, когда Шарик уже давно храпел в своей маленькой однокомнатной квартире, доставшейся от умершего отца, который в одиночестве его и воспитывал.

Прошло около трёх часов, и у Максима зазвенел будильник в телефоне. Парень с трудом выключил сигнал. Надо было собираться на работу.

Будильник был выключен, а в голове продолжало звенеть.

В это же самое время, дворник Шарик уже подметал вверенную ему территорию от немногочисленного мусора. Дождь закончился лишь десять минут назад, и вокруг были одни лужи. Пасмурная погода предвещала новый приступ дождливости, и Шарик, в своей бодрости, спешил навести порядок до начала выпадения новых осадков. Было ещё темно и холодно, но небо уже было готово стремительно начать светлеть. У дворника было хорошее настроение. Теперь он знал, что на его территории живёт человек с хорошими способностями, достойный стать серьёзным соперником.

Полицию Шарику пришлось вызывать самому. Раньше него никому не удалось наткнуться на труп бездомного мужчины. Полицейские приехали в течение получаса, взяли с Шарика показания, и, бегло осмотрев место происшествия, уехали, чертыхаясь на очередного «глухаря». Труп тоже достаточно быстро забрали с территории бдительного дворника. А вскоре снова начавшийся дождь, окончательно перемешал всю оставшуюся кровь с грязью, и через пару часов уже ничего не напоминало о событиях, случившихся здесь прошлым поздним вечером.

Утро Максима было тяжёлым. Он налил себе в стакан вискаря, некоторое время смотрел на него, потом выпил. Сморщился. Выдохнул. Потом пошёл умываться.

После кратковременных водных процедур он съел упаковку активированного угля, и запил всё это тёплым пивом. Приняв холодный душ и одевшись в свежую одежду, Макс понял, что всё равно чувствует себя очень неважно и отражение в зеркале это подтверждало. Он вызвал такси. Машина приехала быстро. На выходе из дома он прихватил с собой ещё бутылку «Хугардена» в дорогу.

На работу приехал он вовремя. Спешно поздоровался с коллегами, которые обсуждали вчерашний матч у кофемашины. Лишний раз не делая выдохов, чтобы не создавать негатив за своей спиной, он добрался до своего кабинета. Максим включил компьютер, открыл первый попавшийся документ, устроился удобнее в кресле, и закрыл глаза. Вчерашний вечер серьёзно подпортил ему настроение на ближайшее время. Ещё он чувствовал, что серьёзно простыл – его знобило. Постучавшись, и не дождавшись приглашения, в кабинет зашла Лена. Максим смог только открыть глаза.

– О, я вижу, работа кипит, – её сарказм был, как всегда, безобидным.

– У меня болит голова, – с трудом ответил Макс.

– Отговорка не принимается, – Лена была в бодром, приподнятом настроении.– Я тебе принесла документы, в которых ты напортачил. Надо переделать, я отметила ошибки.

Она протянула ему несколько листов с его недавним отчётом, с которым он, откровенно говоря, не справился. Не было в тот день настроения. Он взял бумаги, взглянул на объём работы и страдальчески вздохнул.

– Так, половину ошибок я исправила, а самое очевидное давай уж сам, с меня руководство будет завтра всё это требовать. Тут работы на два часа, если ты черновики не удалил.

– Да не удалил я ничего, – с раздражением сказал Максим и закашлялся. Лена сжалилась над ним.

– Как всё сделаешь, иди домой, только мне всё покажи сначала. Дома только лечись, пожалуйста, а в понедельник выходи.

– Спасибо, ты очень добра.

– Ну, работай! – Лена вышла из кабинета. Макс не мог её подвести и принялся медленно, но сосредоточенно переделывать свою работу.

* * * *

– Чё какой грустный? – спросил Василий у Владислава.

Влад не знал, что ответить незнакомому мужчине на такой вопрос.

Пока он думал, сосед, ухмыляясь, уже вышел из лифта на седьмом этаже. Влад покинул узкую кабинку лифта на последнем, девятом.

Мужчина действительно растерялся от такого вопроса. Он не знал, что можно дожить до пятидесяти лет, и услышать такой неуместный вопрос в свой адрес. Вопрос от человека, с которым они никогда не общались, даже не здоровались, хоть и виделись изредка – всё-таки в одном подъезде много лет живут. Неудобный вопрос.

Закрыв за собой дверь своей квартиры, Влад продолжал думать об этом, и даже начал переживать.

Ему всегда крайне неприятно, когда ему задают необязательные вопросы. Стоит ли на них вообще что-то отвечать? Например, вопрос «как дела?» уже не вводит в ступор, но так же неуместен от людей, которых твои дела совершенно не касаются. Не касаются и не интересуют, но они всё равно спрашивают. Самое плохое в ситуации, что спрашивают так, по ходу дела, не планируя услышать развёрнутый ответ. Но если спросил, то уж будь добр, слушай! Ведь не всегда можно дать однозначную и содержательную оценку своих дел, поэтому не будет лишним и рассуждение о том, где какая неприятность тревожит, а что можно занести в актив из того, что случилось в последнее время. Но отвечать приходится так, чтобы было коротко, ясно. И не обременительно для того, кто задал вопрос. То есть ответить одним словом «плохо» нельзя. Ведь спрашивающий тогда сочтёт должным узнать, что же случилось. А это уже будет не вежливо задерживать человека своими жалобами, ведь он спросил лишь для того, чтобы оказать некоторое внимание, либо для того, чтобы не возникало неловких пауз. Может быть, другу и следует поведать обо всём, как на духу. Но лучше всего ответить «нормально», «хорошо» или «отлично», если действительно настроение позволяет. Можно в ответ поинтересоваться о делах собеседника, если тот ещё не убежал своей дорогой, услышав, либо пропустив мимо ушей, дежурный ответ. А так, ритуал вежливости закончен, всё идёт по плану.

Сам Влад таких вопросов не задавал, только если кому-нибудь из давних знакомых. Правда, один раз он поинтересовался у коллеги положением его дел, когда воцарилось неприятное молчание, после того, как они поздоровались, и стояли друг напротив друга. Только потом Владислав заметил, что вопрос вывел его сослуживца из состояния задумчивости, и тот кратко, как и подобает ситуации, ответил: «лучше всех». После этого вновь погрузился в раздумья, и Влад поспешил незаметно покинуть общество хмурого товарища, чувствуя дискомфорт. Но он был удовлетворён ответом, ведь коллега отсутствовал две недели, видимо, был в отпуске. Разумеется, ему на тот момент было немного грустно, что отпуск закончился, но провёл-то он его на должном уровне, отдыхать – не работать! Больше он этого человека в своей жизни не видел, узнав несколько позже о том, что тот ходил не в отпуск, а в запой, и на работу он тогда вышел лишь для того, чтобы получить расчёт, и забрать трудовую книжку при официальном увольнении за прогулы. Вот такая получилась ситуация, в полной мере показывающая неуместность вопроса и статичность ответа.

Что же касается фразы, сказанной соседом в лифте, то здесь имеет место лишь некультурное воспитание того, кто задал такой вопрос. Его ведь так же не заботил полноценный ответ, и совершенно не волновало то, что у Влада такое выражение лица на протяжении всей сознательной жизни. Вопрос-издёвка, для акцентирования внимания на собственном позитиве и мнимом остроумии. Поэтому Влад не знал, что ответить. Дела у него были действительно «плохо», и ему было очень грустно. Как обычно.

А Василию было весело, он возвращался с работы с чувством собственного восхищения. В последние годы его это чувство посещало не редко. Он умел радоваться тому, что имеет. Вернее, он научился радоваться тому, что имеет. По крайней мере, со стороны именно так и казалось. И из любого малейшего обстоятельства, что имело, и имеет место в его жизни, он (с должными манипуляциями с самовнушением и фантазией), мог сделать предмет для гордости. Даже его чувство юмора, которое привыкли игнорировать коллеги Василия Кошкина по работе, вполне устраивало мужчину – самого себя он видел образцом блестящего интеллекта, остроумия и находчивости. Он часто смеялся над своими шутками во весь голос, не видя хмурых лиц своих сослуживцев. В моменты таких приступов личного неудержимого веселья, он даже не замечал, что никто, кроме него, и не смеётся.

Работал Василий в полиции, был оперуполномоченным в местном ОВД в должности капитана. Разумеется, данный статус был особым предметом гордости сорока двух летнего мужчины. Служба ему нравилась, хотя на первых этапах своего карьерного роста, он часто задумывался о том, что выбрал не свою профессию – слишком сложно ему давались служебные обязанности. Но года шли, к работе он в полной мере приспособился, и теперь наслаждался тем, что его умений было достаточно для того, чтобы занимать такую должность.

Ещё его не могла не радовать его полноценная, во всех отношениях, семья. Женился он рано на девушке, которая была на четыре года его старше, и которая украсила его жизнь двумя сыновьями. Особенно, он гордился старшим, Ромкой, который учился на юридическом, и хотел пойти по стопам своего отца. А младший, Антон, решил стать врачом. Но оно и к лучшему, ведь парень был более застенчивым и скромным, нежели его старший брат. Парням было двадцать один и девятнадцать лет соответственно. А жена Василия Людмила была директором сетевого продуктового супермаркета, женщина строгая, но уверенно ведущая своё домашнее хозяйство и дела своего небольшого магазина, которым управляла.

Всё в жизни мужчины шло по плану ещё и потому, что он не умел завидовать так же, как и не умел шутить. Жизненная философия мужчины была твёрдой, и логически сформированной – если не умеешь радоваться тому, что у тебя есть, то прилагай усилия к совершенствованию своей жизни. Но, значительно меньше усилий требуется на то, что бы всё-таки стать фальшиво счастливым сейчас, чем бороться за неизвестное, призрачное завтра, которое, как известно, не наступает никогда.

Другие оперативные работники относились к нему со снисхождением, и не особо уважали его, как опытного сотрудника. Они были злые и упёртые, не такие, как Василий. Зато Вася много лет дружил со следователями, Кириллом и Михаилом, которые более охотно общались и сотрудничали с ним. Таким образом, мужчина не часто давал себе отчёта в том, насколько его реальность соответствовала действительности, ведь в его мироощущении всё было хорошо и очень бы ещё хотелось, чтобы это самое «хорошо» видели все вокруг и завидовали бы такому успешному, несколько располневшему за последние годы, Василию Кошкину.

Позитивный настрой Васи сменился полным недоумением, когда на входной двери своей квартиры, он увидел нарисованный мелом узорчатый крест, обведённый в три неровных круга. К странным рисункам была прикреплена записка. Она торчала из двери, около ручки.

Мужчина долго разглядывал эту инсталляцию, и не решался что-либо с ней сделать. Весь рисунок был начерчен не ровно, будто дрожащей рукой. Но крест получился убедительным – на нём была обозначена косая перекладина, находящаяся ниже прямой. Такая же, как и на крестах, что водружались на церковные купола. Либо на могилы.

Как ни странно, никаких мыслей и догадок у мужчины не было, когда он рассматривал это творение. Тщательно исследовав каждую линию рисунка, он вытащил записку. Это оказалось не просто, пришлось её немного надорвать и серьёзно помять. С какой же силой её запихнули в узкую щель проёма! Но, Вася справился. Прочитав записку, он озадачился её сильнее. На помятом клочке бумаге были написаны стихи. Не сразу он узнал почерк своего младшего сына.

Семейный вечер в этот раз удался на славу – смеялись все, даже сам виновник веселья, хоть ему и было сильно неловко. Хотя, чего греха таить, Антон хотел просто провалиться под землю от переполняющего его стыда и необъяснимого дискомфорта. Он искренне желал, чтобы это всё поскорее закончилось, и никак не отразилось на его дальнейшем существовании в виде постоянных шуток и напоминаний о том, в чём он сам, по сути, и виноват.

А получилась такая ситуация – ещё вчера он прибирал свой бардак на столе. Выбросил ненужные бумажки в мусорной пакет, что был практично вложен в ведро, которое стояло на кухне для соответствующих нужд. На следующий день ведро было переполнено, и мать, выходя утром на работу, попросила вынести мусор. Разумеется, Роман эту просьбу проигнорировал, а отцу тем более было не до мусора. Вернувшись раньше всех домой, Антон так же не торопился убрать из квартиры чёрный пакет. Он долго собирался с силами, чтобы это сделать, но выйти из дома ему мешала лень и компьютерная игра, что увлекла своим сюжетом. Студент решил просто вынести пакет за пределы квартиры. Он, без каких-либо задних мыслей, положил его на пол у входной двери, чтобы тот не разносил зловония по квартире, а наполнял соответствующим запахом лестничную площадку этажа, где проживало семейство Кошкиных. Молодой человек надеялся на то, что вскоре он закончит играть, и донесёт пакет до мусорного контейнера, который стоял во дворе дома. Либо кто-нибудь из домочадцев вернётся, и сделает это за него, немного пожурив неряху.

Но случилось целое представление.

По всей видимости, древняя бабушка, что жила этажом выше в компании со своим старческим сумасшествием, каким-то образом заприметила это безобразие. И указала грешникам на их грехи. Что она делала на их этаже – неизвестно, но кроме неё подумать было не на кого. Все соседи были спокойными, в своём уме, тем более знали, что глава семейства работает в полиции.

Поэтому все в семье Кошкиных пришли к выводу, что бабушка-колдунья (как иногда её звали), поковырялась в мусоре, и нашла бумажку со стихами, которые когда-то написал Антон, будучи под впечатлением от творчества какой-то мрачной рок-группы. Вообще, парень сам давно хотел заняться музыкальным творчеством, но для того, что бы сколотить группу у него не хватало лидерских и организаторских качеств (да, вероятнее всего, и таланта), поэтому дальше написания плохих стихов и бренчания на гитаре в полном одиночестве, дело не доходило. И именно это стихотворение, не ставшее песней, зато ставшее, на время, мусором, внезапно приобрело популярность, ведь с ним ознакомилось такое большое число людей.

Обычно, никто кроме Антона, да тайком смеявшегося над братом, Ромки, не знал о самобытном рифмоплётстве молчаливого паренька. А сегодня, та самая бабушка, разум которой собрал чемоданы и свалил от неё лет двадцать-тридцать назад, наткнулась на самое плохое, по мнению Антона, стихотворение, авторство которого принадлежало ему. Обычно мирная престарелая женщина не оценила красоты словообразований, и разгневалась не на шутку. Мелом она начертила необычайно узорчатый крест на двери семейства Кошкиных, обведя его тремя неровными кругами. Кроме неё на такое хулиганство никто не был способен.

А бабушка, помимо своего странного поведения, ещё славилась тем, что снимала порчи, творила любовные привороты и вообще давала ценную информацию о грядущем будущем, посредством профессиональной дружбы с чёрной магией и, возможно, с самим богом. Или чёртом. Люди к ней ходили, хоть и не часто, пользовались её знаниями и умениями. Об этом знали все жильцы дома. Относились все к данной деятельности скептически, кроме, конечно, постоянных её клиентов – нескольких женщин лет сорока-пятидесяти. Знал об этом и Василий, но уголовный кодекс не запрещал ни белую, ни чёрную магию, а за свои услуги бабушка денег не брала, и никаких жалоб на неё не поступало. Своеобразный кружок по интересам несколько лет функционировал в этом многоэтажном доме, не принося никаких неприятностей местным жителям.

О том, кто нарисовал крест, приложив записку со знакомым почерком, сам Василий догадался не сразу, но приложив свои способности в области логики и дедукции, пришёл к надлежащему выводу. Автора стихотворения он распознал по почерку и направленности творчества – Антон всегда увлекался всякой ерундой, связанной с музыкальными направлениями, превозносящими несчастную любовь, страдания и смерть. Одно время он хотел отвести сына на приём к психологу, но лень (похоже, передающаяся по наследству особенность), и предположения о том, что это всего лишь пережитки подросткового возраста, оставили его мысли в разделе нереализованных планов, которых было и так не мало.

И вот теперь, собрав вечером всю семью за кухонным столом, он во второй раз, но с большей наигранностью, перечитывал вслух стихотворение сына:

«Мёртвые чувства!»

Ты больше не дышишь,

И высохли слёзы.

Мы были не ближе,

Чем яркие звёзды

Своего небосклона.

Проклятая высь.

Твоего последнего стона,

Отпустившего жизнь!

На моих руках

Ты, как ветер, легка.

Заблудилась во снах

Мёртвая красота.

Твоё холодное тело,

Погасшая душа,

Полюбить меня не успела,

Жаль, что ты умерла…

Я несу тебя в лес,

Что б дыханьем согреть!

Твоей судьбы крест,

Моей любви смерть!

Целомудренный взгляд

Нетронутой чести.

Наш последний закат,

Мы проведём вместе.

Я постелю тебе одеяло

Из мёртвых цветов.

Этой жизни было так мало,

Что б сохранить любовь!

Я ласкаю твои волосы,

Целую твои губы.

Не услышать мне твоего голоса,

Несчастны наши судьбы!

Оставлю в молчанье

Среди мрака,

Убьюсь своей печалью

И своим страхом…

– Сынок, в лес-то зачем?! – смеялась мама Антона.

– Это уже некрофилия, Антошка! – вторил отец.

– Это диагноз! – заливался смехом Рома.

Парень ничего не отвечал, только глупо улыбался. Он понимал, что будет выглядеть ещё глупее, если выхватит листок из рук отца, и убежит в комнату сжигать остатки своего постыдного творчества. С этого момента он твёрдо решил больше не марать бумагу своими стихами. Осталось только подождать, когда все забудут про этот конфуз. Но пока на это надеяться не приходилось.

– Сынок, у тебя есть какое-нибудь позитивное стихотворение? – спросила мама.

– Мам, я это написал лет в пятнадцать! Просто нашёл, и решил выбросить! – оправдывался Антон. На самом деле стихотворению было чуть больше года.

– Надо будет Инне рассказать, она оценит! – поделился планами ввести в курс дела свою девушку Рома.

– Ну, тут дело даже не в том, что творчество плохое, а в том, чтобы ты впредь выбрасывал мусор вовремя, и в нужное место, – сказал Вася и выпил пивка. – Сейчас поешь и вытри дверь по-нормальному, а то у меня всё стереть не получилось.

Вроде бы все успокоились. Принялись за вечернюю трапезу. Клочок бумаги с «Мёртвыми чувствами», только уже в разорванном виде, снова отправился в мусорный пакет.

– По ночам в тиши, я пишу стихи, пусть твердят, что пишет каждый, в девятнадцать лееет! – пропел Роман.

Все снова рассмеялись. Антон тоже смеялся и надеялся на то, что его не сдадут в психушку и не оставят в роли семейного посмешища навечно.

Пока в квартире Кошкиных шло веселье, в одинокой берлоге Владислава Бекетова была тишина. Мужчину весь день мучили неприятные ощущения в желудке, а вечером начались приступы боли. Он съел таблетку, и просто сидел на кухне, думая о своей усталости и о том, чтобы отложить своё кулинарное шоу на завтра.

Готовить Влад любил и умел. Жаль, что сейчас некого кормить, кроме себя самого. Но он старательно гнал подальше плохие мысли. Сконцентрировался на том, какой суп он завтра сварит, из каких ингредиентов. Стал вспоминать содержимое своего холодильника, хватит ли продуктов на очередной кулинарный шедевр. Боль отпустила, и он шаркающими шагами направился в спальню. Он всегда очень рано ложился спать, в районе восьми часов вечера. Зато просыпался утром бодрым и отдохнувшим. Насколько это было возможно для него.

Проходя мимо комнаты дочери он, как всегда, тяжело вздохнул. Но на этот раз не стал проходить мимо, а заглянул внутрь. Включил свет, но дальше порога не зашёл. Ему не хотелось нарушать своим частым вниманием то ощущение присутствия, которое ещё оставалось в уютном интерьере маленькой комнаты площадью восемь квадратных метров. Заправленная кровать, цветы в горшочках на окне. Большой письменный стол, на котором всегда царила аккуратная чистота. Тетрадки, книги, письменные принадлежности – всё лежало на своих местах, в правильном, заведомо обозначенном владелицей, порядке. У стола на стене висел большой прошлогодний календарь, на котором был изображён смешной толстый кот. А на стуле сидел большой плюшевый заяц розового цвета. Остальные мягкие игрушки своими пустыми взглядами взирали на Влада с невысокого шкафчика. Мужчина не знал, почему в тот день, перед отъездом на дачу, дочь посадила за стол именно зайца, которого они с женой подарили ей, когда девочке было лет десять, или одиннадцать. Другие игрушки ей нравились не меньше, но именно заяц остался сидеть на стуле и ждать свою хозяйку. Ждать до тех пор, пока Влад ещё в силах волочить своё существование в этом дурацком мире. Он никогда не решится убрать игрушку с её законного места, никогда не поменяет местами остальных плюшевых жильцов комнаты, никогда не снимет со стены неактуальный календарь с фотографией забавного котика. И никогда не увидит свою дочь.

Он сюда вообще старался заходить нечасто, ведь в этом маленьком помещении жила его самая страшная боль. Боль потери своего ребёнка. Потери горькой, в том самом случае, когда до последнего не веришь, что человека больше нет.

Агата пропала без вести летом прошлого года, и вот уже почти шестнадцать месяцев Влад жил один. Девушка, которой совсем недавно должно было исполниться восемнадцать лет, пропала жарким июльским днём, когда они отдыхали на даче, в самой глуши области.

Отец и дочь всегда жили в мире и согласии. Девочка хорошо училась, занималась художественной гимнастикой, всё остальное время сидела дома. В тот проклятый день они сытно позавтракали, и дочь захотела съездить на велосипеде в другую деревню на могилу к матери. Она часто туда ездила, поэтому мужчина отпустил её со спокойной душой. Ну как, со спокойной… конечно он переживал, он всегда переживал, но Агата была очень осторожной девочкой. Ей хотелось вновь съездить в те живописные края. Что могло случиться в самый разгар дня? Дочь обещала вернуться через пару часов. Но, ни через два, ни через три часа она не вернулась.

Не вернулась и позднее.

Поиски ни к чему не привели. Казалось, что Влад искал её больше, чем отряд спасателей и местные органы полиции и МЧС. Но вдруг это всего лишь иллюзорный взгляд со стороны, и профессионалы в поисково-спасательных мероприятиях знают своё дело… но никаких следов найдено не было. Вадим думал, что не переживёт этого.

Пережил.

Уставшим взглядом он оглядел интерьер комнаты. Более двух недель он не вытирал здесь пыль и не мыл полы. Он дал себе слово в ближайший выходной заняться этим. И он обязательно сдержит своё слово. Он всегда знал цену своим словам и поступкам. Но каким правильным человеком ты бы не был, это ещё не значит, что ты застрахован от бед и несчастий.

Первый раз Влад это понял, когда умерла его жена, мать Агаты. Она умирала от тяжёлой болезни долго и мучительно, на протяжении целого года. Влад с дочерью ухаживали за ней так, чтобы она ни на миг не почувствовала себя несчастной. Хотя заранее всё было предрешено, никто в их семье не говорил о смерти. Ни одного слова об этом печальном, но обязательном для жизни, обстоятельстве, не было сказано ни до, ни после смерти Снежаны. Родные морально готовились, но не разговаривали о том, что обязательно случится. Целый год мучений и горечь утраты. Четыре года назад ушла из жизни жена Влада. И больше года он живёт без дочери. Совсем один.

Влад даже пробовал начать пить, но больной желудок и сердце тут же откликнулись на его спонтанное решение. Иногда мужчина жалеет о том, что он тогда не умер. Зато теперь он точно знал, как покончить с собой, не взяв очевидного греха на душу. Тогда, когда совсем станет невмоготу. А пока он ещё нужен был на своей работе.

И вот, неизвестно по какой причине, вчера Влад понадобился своему соседу, чтобы тот смог задать свой шуточный вопрос, ответ на который его не интересовал.

«Чё какой грустный?» – крутилось в голове у Владислава, когда он разделся и сел на самый краешек кровати, готовый отойти ко сну.

Он всегда так осторожно садился на кровать, чтобы не разбудить жену, если она легла спать раньше его. Но жены нет уже несколько лет, а привычка есть до сих пор. И дочки нет. Даже кот, которого они взяли с собой на дачу, убежал после исчезновения хозяйки. И тоже пропал без вести. Все покинули Влада. Он горько плакал, стараясь не издавать никаких звуков.

А в остальное время, не отданное на душевные мучения и переживания, он просто жил. Тихо, не привлекая к себе внимания.

* * * *

Весь день и ночь на свободе у Тихона прошли в поисках ночлега. Но поспать в тепле удалось только днём, когда получилось проскользнуть незамеченным в один не запертый подъезд. Вечером оттуда выгнали жильцы. Пришлось идти на железнодорожный вокзал, больше никаких идей не было.

Там Тихон купил себе два пирога и чекушку водки. Ему решительно некуда было идти. Ночь была не за горами, и о ночлеге нужно было подумать сейчас. Представители полиции и так уже косо на него смотрели, один раз даже проверили документы. Поэтому ночевать на вокзале ему уже не хотелось.

Ни родни, ни друзей. Куда податься?

Он поел, сделал несколько глотков из бутылки. Было горько. Мимо прошёл полицейский с собакой. Пришлось быстро спрятать бутылку за пазухой.

Тринадцать лет назад у него были и родня и друзья. Всё шло по плану. Сходил в армию, поступил в техникум, окончил его, устроился на работу.

Особенно он хорошо дружил со своим бывшим сослуживцем. Сыном попа. Звали его Захар, и жил он в деревне. Не раз он приезжал к нему погостить – на рыбалку, на шашлыки, в поход. В его же деревне познакомился он с девушкой, в которую влюбился до беспамятства.

Но в одну ночь жизнь его резко сломалась. Приехал он в гости к Захару, заодно с девушкой повидаться. Но на тот момент ей было только семнадцать лет, и её родители строго следили за тем, с кем она гуляет. Не нравился им Тихон. Городской гуляка. И запретили они ей ехать с ним, Захаром, и его друзьями, на речку с ночевой. Тихон поехал без неё.

А в то время характер у него весёлый был, не то, что сейчас. Молодой, наглый. Совершенно не оправдывал в то время он свою погремуху, данную ему на зоне. В общем, напились они там. Спать легли, кто в палатке, кто в машине. А Тихону не спалось. Его душу терзала обида на родителей его девушки. Ещё настроение портило то, что успел он с другими туристами поругаться, которые по соседству отдыхали. Они не понравились ему, он не понравился им. Не помнил он уже, из-за чего конфликт начался. Но не остыл, горячим был парнем, глупым.

Решил пойти разбираться с ними. Точнее, лишь поговорить хотел.

И не помнил он, как двоих топором-то зарубил. Помнил, что защищаться пришлось, и что их было очень много. Помнил уродов страшных.

А как людей рубил не помнил.

Итого два трупа, ещё двоих и вовсе не нашли.

Дали ему срок только за двойное убийство, что доказать сумели. А он действительно и не помнил ничего. За что столько отсидел. Помнил, только, как потом к друзьям побежал испуганный. Уроды ему везде мерещились…

Не любил Тихон вспоминать эту историю. Но кроме воспоминаний у него ничего не осталось. Теперь и крыши над головой нет. Он сделал ещё несколько глотков из бутылки. На мгновение стало очень хорошо. Но совсем ненадолго. Похолодало, пошёл дождь.

Он посмотрел расписание пригородных поездов. И ещё раз пристально рассмотрел бумажку с номером телефона из одиннадцати цифр – ту самую, что сунул ему Колян.

Нет, не хотелось ему больше в тюрьму. Тихой жизни ему хотелось. Теперь он другой человек, и знает цену любому благу, любому поступку.

Положив бумажку в карман, Тихон хотел закурить, но вовремя понял, что находится в помещении. Вышел на улицу. Закурил под дождём. За пару минут промок, вернулся опять к кассам.

Он прекрасно помнил, как добраться до того места, где жил Захар. И пусть они прекратили любое общение после того инцидента тринадцатилетней давности, больше ему не к кому было обратиться. А та девушка, с которой у него не сложились отношения, вряд ли хоть когда-нибудь вспоминала его. Вся надежда была на бывшего сослуживца. Захар всегда был добрым человеком, несмотря на то, что не пошёл по стопам своего отца – не стал он священником. Да и велика вероятность, что переехал он из деревни в город. Даже в те времена это была глушь.

Но Тихон купил себе билет до конечной.

До деревни Ближняя Топь. Или села. Или посёлка. Это было не важно. Он надеялся, что местность не вымерла. Всё-таки это конечная остановка. Когда-то, очень давно, электрички ходили и до станции Дальняя Топь, но не сейчас. Он сел в пустую электричку и задремал.

Было уже темно, когда Тихон приехал на конечную остановку. Вышел на пустой перрон. Никто никого не встречал. Да и вообще он ехал всю дорогу практически в пустом вагоне, и до конечной он доехал в одиночестве. Дождь перестал лить, но теплее не стало. Дул холодный ветер. Тихон решил переночевать на маленьком вокзале здесь, если не сможет договориться о ночлеге с Захаром. Если вообще Захар с семьёй остался тут жить.

Тихон шёл по грязи мимо старых, покосившихся домов. Мало где горел свет. Один или два. Новых или аккуратно отремонтированных домов здесь не было. Видимо, не в почёте была эта местность у дачников. Дом Захара был в самом конце деревни. На отшибе. Ещё чуть подальше было старинное кладбище с руинами когда-то сгоревшей церкви. Судя по смутным очертаниям погоста, новую церковь тут так и не построили. Может, и построили, но чуть подальше. Отсюда было не видно.

В доме Захара горел свет. Строение выглядело опрятно, лучше многих домов в посёлке. Хороший, большой, уютный дом. О таком можно даже мечтать.

И зачем только Тихон сюда приехал? Кому он тут нужен?

Сидоров долго стоял в темноте, подальше от уличного фонаря, не рискуя приблизиться к дому. Курил. В конце концов, он решился. Даже если Захар прогонит его, то ничего он от этого не потеряет.

Территория до крыльца не была огорожена забором, злых собак поблизости не предвиделось. Тихон уверенно поднялся по ступенькам к входной двери, нашёл звонок и позвонил. Два раза. Вскоре дверь открыли. На пороге стоял крепкий мужчина, с небольшой, но густой бородой и ясным взглядом. По сравнению с Тихоном мужчина выглядел свежо и опрятно, его трудно было узнать сразу. Зато у того с памятью всё было отлично.

– Тихон? Ты? – без радости и особого удивления спросил крепкий мужчина.

– Я тебя не узнал сначала. По глазам только, – сказал Сидоров.

– Ты в бегах или тебя раньше времени выпустили? – напрямую спросил хозяин дома, не пуская гостя на порог.

– Выпустили. Второй день на воле. Я не от хорошей жизни к тебе приехал, – начал было Тихон, но Захар его перебил.

– От плохой что ли? – но в его голосе не было злобы. Была усмешка, был упрёк. Но не злость.

– Дай работу, если сможешь. Не сможешь – прогони. Только не надо нравоучений. Оставь для проповедей.

– Я не священнослужитель. Я кузнец. Говорить не привык. Работу найду, если работать умеешь. На порог не пущу. И к семье моей не подходи. Узнаю – не убью, но плохо тебе будет точно.

– Я сюда не со злым умыслом приехал, – огрызался Тихон. – Я новую жизнь начать хочу. Некуда мне пойти было. Не хочешь помочь – не помогай, бог не обидится.

Захар посмотрел на него своим грозным взглядом, и смягчился, но повёл его в сторону кладбища.

– Здесь остался старый дом моего деда. Он батюшкой был, как и мой отец. Дом небольшой, старый, но в нормальном состоянии. Там ещё угля немного есть, если спички с собой, то печку разжечь сможешь. И пить тут не вздумай – выгоню.

Они подошли вплотную к кладбищу, прошли вдоль ограды, к лесу. Перешли через небольшую реку по старому бревенчатому мосту, прошли ещё немного вглубь и вышли на опушку, где стояла небольшая изба.

Было холодно, Тихон в своей куртке весь продрог, а Захар шёл в рубашке с длинным рукавом и лишь слегка ёжился от холода.

– Спасибо тебе, Захар. Мне некуда идти было.

– Рано благодаришь. Посмотрим ещё на тебя. Не забоишься жить рядом с лесом дремучим, да покойниками, значит, поживёшь ещё под крышей. Мать, сестра, не пустили тебя чей?

– Мать умерла. Давно. Она бы пустила. Думаю. А сестра прогнала. Знать меня не хочет. Денег немного дала, и на том спасибо.

– Вот как бывает, – подытожил Захар. – В этом доме иногда охотники останавливались, знакомые мои. Но в последний год что-то не ездили уже. Уголь остался. На дрова можешь взять хоть табурет. Завтра в лесу сможешь нарубить. Воды, если надо, в колодце у моего дома возьмёшь. Вёдра есть. Чашки, ложки, тоже есть. Электричества, газа – нет. Удобства во дворе. Там керосинка была, если не найдёшь, то в столе свечи лежат. Много их вообще в доме должно быть. Спички есть? Голодный?

Захар открыл большой висячий замок ключом, который нащупал под ступенькой крыльца. Было очень темно, но Захар как-то ориентировался. Они зашли в помещение.

– Спички есть, – сказал Тихон и зажёг одну. Захар сразу же приставил к её пламени фитиль толстой восковой свечи, которую сумел найти ещё в полной темноте. Стало светлее.

По короткому коридору они вошли через дверь в комнату. А комната в избе была одна, зато с русской печью и столом, на котором стояла треснувшая керосиновая лампа. У стола стояли две лавочки. На печи лежали звериные шкуры, и пахло сыростью. У самой печки стоял табурет, а возле него несколько вёдер, в одном из них лежал уголь, старые газеты и несколько коробков спичек. Ещё Захар показал, что находится в другом конце коридора. Там были сени, в которых стояла большая, но отсыревшая кровать, и небольшой двор, в котором было отхожее место. Здесь же была лестница на чердак.

– Нравятся апартаменты? – шутливо спросил Захар. Послышался звук снова начавшегося дождя.

– Нравятся. Я тебе честно говорю, – сказал Тихон.

– Есть-то будешь?

– Нет, благодарю от души, – Тихону не хотелось напрягать друга юности своим голодом. Утро вечера мудренее, чёрт бы побрал весь этот фольклор.

– Я пошёл. Утром зайду, – сказал Захар, отдав ему в руки свечу. Хлопнул дверью. Послышались удаляющиеся шаги и писк мобильного телефона. Захар ответил на звонок – кто-то из близких забеспокоился его отсутствием. Шаги стихли, а дождь становился всё сильнее.

Тихон снял навесной замок с двери, перевесил его вовнутрь, и запер его на ключ. Незваных гостей ждать не приходилось, но так было спокойнее. Он ещё раз осмотрел свою комнату, нашёл нож с погнутым лезвием. Нож был достаточно острым и им раньше часто пользовались в быту. Эта находка Тихона порадовала. Ещё он был благодарен Захару за то, что тот подсказал как растопить печь. С одним углём у него этого точно бы не получилось, а сломав сухой, но не прочный табурет, сложив его в печь, вместе с подожжённой газетой – он получил хороший источник тепла. Он сел на лавочку и закурил. За окном была абсолютная тьма. Так он и просидел некоторое время.

Вдруг кто-то сильно начал дёргать за дверь. Тихон потушил сигарету, схватил нож, и осторожно подошёл к запертой им двери.

– Ты чего заперся-то, покойников боишься? – кричал за дверью Захар. Тихон, спокойно выдохнул, и открыл замок, впустив товарища в жилище. Тот уже был в куртке, с небольшим пакетом в руках.

– Мне так спокойнее просто, – Тихону было неловко.

– Ну, дело твоё. Закрывайся. Тут и звери дикие бывают. И ещё… кое-что… бывает… фу, накурил уже, не продохнуть!

– Теперь буду на улице курить.

– Если надумаешь спалить дом, то гори лучше вместе с ним, – шутливо, но грозно говорил Захар. – Я тебе поесть принёс.

Он раскрыл пакет, а там была литровая банка молока и половина батона. Тихон отблагодарил, и принялся с жадностью есть.

– Я хочу, чтобы ты знал, – жевал и говорил Тихон. – Та история…

– А я хочу, чтобы ты заткнулся, и эту тему больше никогда не поднимал. Всем местным расскажу, что ты просто бомж, который попросил работы. Никому про своё прошлое не рассказывай. И семью мою этими баснями не докучай. Сейчас уже не важно, что там было. Важно, чтобы ты сейчас тварью не оказался.

– Я тебя услышал, – угрюмо сказал Тихон и продолжил трапезу.

– Дров не будет хватать, бери у меня из поленницы. У меня много заготовлено. Но, это завтра. Сегодня уж переживёшь. Вижу, с огнём ты справился, а вот заслон сверху отодвигать надо, а то задохнёшься, сволочь такая, а я виноват буду. И с поддона не забывай мусор выгребать, но это утром, когда всё остынет.

Захар отодвинул на себя заслон, находящийся вверху конструкции печи, и направился к выходу.

– От души, – в очередной раз поблагодарил Тихон.

– Ну, иди, запирайся.

Захар ушёл, Тихон вновь закрылся на замок. Подбросил угля и залез на печь. Та уже была тёплой. Не раздеваясь и не разуваясь, он задремал, укутавшись в вонючие звериные шкуры.

Ночью он вставал в туалет, очень болел живот после молока, и он еле добежал до отхожего места. По крыше барабанил дождь, а вокруг дома кто-то ходил, хлюпая ногами по лужам. Было жутко, но Тихон успокоил себя тем, что даже несмотря на то, что он обрёл временное пристанище, терять ему было абсолютно нечего. Что такое жизнь? Он знал, как легко многие убийцы, с которыми он сидел, назначают ей цену. И она была невысока.

Утром в избе стало очень холодно. Тихон проснулся, и сразу начал разжигать остывшую печь. Каким-то чудом у него это очень быстро получилось. В комнате чувствовалась сильная сырость. За окном уже было светло, но узнать сколько сейчас времени не представлялось возможным.

Прошло ещё немного времени. Небольшая комната наполнилась теплом и сигаретным дымом – Тихон курил и думал о том, что сегодня он купит себе чай и займёт немного керосина у Захара, потому что свечи быстро плавились и не давали такого яркого освещения, как керосиновая горелка.

В дверь постучали. Пришёл Захар.

– Не спишь? Ну, как ночь прошла? – спросил он.

– На воле любая ночь в радость, – ответил Тихон. По голосу чувствовалось, что он немного простыл.

Захар принёс ему старый чайник, в котором плескалась ещё горячей кипячёная вода. Ещё он принёс поесть – бутерброды из белого хлеба и докторской колбасы. В небольшом пакетике у него с собой был чай. Железную кружку Тихон нашёл ещё вчера. Он позавтракал, поблагодарив в очередной раз своего спасителя.

Потом они пошли в кузницу, хозяином и единственным главным мастером которой был Захар. Иногда ему помогал местный мужичёк по имени Клим – небольшого роста, крепкий, старше бывших сослуживцев лет на шесть-восемь, не больше.

Клим с недоверием отнёсся к новому помощнику Захара, но обрадовался тому, что ему меньше придётся выполнять грязной работы. Он работал в кузнице не на постоянной основе, видимо у него были и другие источники доходов. А Захар целиком и полностью владел этой ремесленной мастерской, и, помимо изготовления различных изделий из металла, занимался ещё и сваркой различных конструкций. Для Тихона должность подсобного рабочего была в радость, и не вызывала особого физического дискомфорта, несмотря на то, что здоровье его оставляло желать лучшего, чего не скажешь про Захара. В свои тридцать восемь с небольшим, лет, он выглядел ещё крепче, чем раньше.

В этот же день они принялись за работу. Работали они втроём с утра до трёх часов дня – нужно было по заказу доделать ограду для могилы, вечером уже должны были приехать заказчики. Захар не преминул похвастаться тем, что к нему поступают заказы со всего района. На что Клим посетовал, что денег всё равно не хватает на нормальную жизнь, и что численность населения за пределами больших городов стремительно сокращается, и жизнь здесь совсем не сахар. Но Тихон понимал, что ему очень повезло оказаться здесь, и ему было неприятно, если своим появлением он отнимал у кого-то лишний заработок. Об этом позже он сказал Захару, на что тот ответил, что всё будет хорошо, если Тихон будет честно трудиться. И пообещал ему ещё одну работу в скором времени. Тихон Сидоров был доволен таким развитием событий.

Закончив работу, Клим ушёл домой, а Захар повёл Тихона к себе, знакомить с семьёй. В очередной раз он пригрозил не рассказывать о своём прошлом. Однако Марта, жена Захара, его узнала. Тихон был на их свадьбе много лет назад, в прошлой счастливой жизни. Она была немного взволнована и даже напугана, но муж смог её успокоить, да и сам Тихон вёл себя очень скромно, даже пытался стесняться, долго и искренне благодарил хозяйку за вкусный обед, которым семейство Захара поделилось с ним.

За все те года, что прошли с момента их последней встречи, Марта практически не изменилась. Она была на пару лет младше мужа, всё такая же стройная, со строгими, но привлекательными чертами лица. Очень сдержанная на эмоции. Но по-русски она научилась говорить значительно лучше, даже вела занятия в районной школе, преподавала математику, геометрию и физику. Они с Захаром познакомились в столице, когда простой деревенский парень поехал туда на экскурсию, в первый раз в жизни, а девушка, родом из Германии, приезжала в Москву на какой-то семинар. Два совершенно разных человека связали свою жизнь узами брака, и родили на свет двух милых детей. Хоть Тихон и не стал никому из них крёстным отцом, но он прекрасно помнил, как у его друга сначала родилась дочь, которую назвали Ева, а потом сын, Артур. Буквально через год, после рождения Артура, Тихон сел в тюрьму. Сейчас парню было четырнадцать лет, а девушке уже исполнилось семнадцать. Оба подростка были очень похожи на родителей, и было не понятно, на кого из них больше. Их семья визуально выглядела прекрасно, как с обложки какого-нибудь журнала про здоровье. Тихон завидовал, но по-доброму. Не было в нём злости и агрессии. Ему тоже хотелось начать жить по-настоящему.

Тихон быстро привык к новой жизни, буквально за пару дней, за работой в кузнице Захара. Клим там появлялся значительно реже, зато он часто ездил на своём отечественном внедорожнике по району и в областной центр по своим делам. Семья Захара тоже начала постепенно привыкать к Тихону, и к тому, что он нередко помогал главе семейства по хозяйству. Марта иногда кормила Сидорова обедом, и ни разу не спросила у него про его прошлое, была очень вежлива с ним, но держалась в стороне. Она очень хорошо делала вид, что раньше они были не знакомы. Артур никакого интереса к гостю не проявлял, и всячески пытался не обращать на него внимания. Ева, наоборот, иногда задавала Тихону неудобные вопросы, на которые он, в большинстве своём, отмалчивался, либо их диалог прекращался после строгого взгляда Захара.

В один из ранних вечеров, когда днём работы практически не было, Захар пришёл в дом Тихона. Тот сидел на лавочке, грелся у печи и читал старый журнал, найденный им на чердаке. Захар спросил:

– Готов к ещё одной работе, или тут устаёшь?

– Готов, гражданин начальник, конечно же, готов, если это не криминал какой, – у Тихона было хорошее настроение.

Захар сердито посмотрел на него и продолжил:

– Эта работа и будет для тебя основной. Так уж обстоятельства складываются. На кузнице работа сезонная, скоро заказы прекратятся почти до весны. Новая работа совсем не пыльная. Зато зарплата у тебя будет официальная. У местной епархии специально для тебя выделю. Пойдём, расскажу, что тебе делать нужно будет. Надеюсь, к соседству с покойниками ты привык. Одевайся.

Тихон натянул на себя тёплый бушлат и шапку. На ноги обул валенки с галошами. Такую тёплую и практичную одежду подарил ему Захар. В этом одеянии было очень комфортно в холодную осеннюю пору. Да и зиму этот наряд выдержит.

Они вышли из избы на прохладный ноябрьский воздух. Падали мягкие снежинки, которые моментально таяли. Смеркалось, совсем скоро должна наступить темнота. В этих местах она особая, беспроглядная, угольно-чёрная.

Пройдя вдоль периметра кладбища, они дошли до главных ворот, которые были заперты на огромный замок. Захар открыл его, и они прошли на территорию захоронений, заперев за собой ворота. Пройдя через большую аллею, на которой были очень старые могилы, датированные семнадцатым, восемнадцатыми веками, они вышли на территорию более свежих захоронений, откуда на них выпрыгнул дед с ружьём.

– Что-то ты Сан Саныч поздно реагируешь, мы уже почти всё кладбище прошли! – радостно укорял старика Захар. Они поздоровались за руку. Тихон тоже пожал старческую, но крепкую ладонь.

– Так, я видел, что ты идёшь, поэтому следил за вами, ведь ты чужака привёл! – ответил старик.

– Привёл я его тебе на замену, Сан Саныч. Нечего тебе на старость-то лет по кладбищам бегать ночами. Дома отдыхай, телевизор смотри! – нарочито громко говорил Захар.

– Нашёл всё-таки мне замену, эх ты! Я незаменимый же! Да и привыкать к местности надо, скоро я тут насовсем обоснуюсь! – кривлялся дед.

– А то ты за столько лет не привык как будто! – в шутку сердился Захар. – Дольше всех тут работаешь, и всё никак не наработаешься!

– Это разве работа, сторож? Это курорт, а не работа! В охрану всегда идут лентяи. Вот и я тут лодырничаю.

– Зато нас усмотрел, молодец. Я думал ты тут и правда уже только спишь! – похвалил его Захар. – Знаешь что? Я тебя тут начальником сделаю, будешь ходить с проверками по ночам, сторожей будить, да ругать их!

– Ругать-то я могу! Если зарплату сохранишь, то пойду, конечно, и в начальники. А если оклад вообще больше станет, так не пойду, а побегу!

Они шли по мрачной аллее в сторону обгоревших руин, где когда-то стояла церковь.

– Не могу, конечно, обещать, Сан Саныч, не могу. Сам понимаешь, лишнюю копейку никто платить не будет. И не могу я тебя больше тут оставлять, возраст у тебя уже такой, что вдруг что случится, так мне как потом отвечать?

– Зато у меня есть ружьё! – сказал Сан Саныч.

– Я тебе не про это. А про то, что ввиду возраста не могу я больше так рисковать тобой. Сиди дома. Можешь к остальным в гости ходить сюда. Вот, Тихон, будет вместо тебя. Ноябрь закончится, деньги получишь и всё, хватит. Сиди дома. Зима холодной обещает быть.

– Жопа! – сказал Сан Саныч.

– Она самая. Ну, что поделать.

– Ты сам-то, когда сваливать надумал?

– Это тебе Клим уже растрепал? Не знаю, как дела в порядок приведу, чтобы душа не болела, – сказал Захар.

Тихон насторожился. Неужели Захар собирается уехать отсюда?

– Ну, дело твоё. Если твой товарищ хорошо себя проявит, то можешь хоть сейчас валить, предатель, – негодовал Сан Саныч.

– Весной Ева школу закончит, и тогда всё и решим.

– Тогда всё твоя фрау и решит, – шутил Саныч.

Они подошли вплотную к сгоревшей церкви. Здесь не было ничего примечательного – сырые, обгоревшие дочерна, брёвна, остатки каменного фундамента. Обычное пепелище, которому уже несколько десятков лет. Развернувшись, они пошли другой дорогой, к небольшой, практически незаметной, сторожке, около которой стояла большая поленница дров и куча угля. Из трубы маленькой избушки валил чёрный дым. Они зашли внутрь и втроём еле поместились в маленьком комнате. В углу стояла печка-буржуйка, рядом был стол и скамейка. На столе лежал кнопочный мобильный телефон, электрический чайник и настольная лампа. Здесь даже было электричество.

В сторожке было три больших окна, через которые просматривалась основная часть кладбища, вплоть до самых ворот. В некоторых местах удачно горели уличные фонари, в свете которых можно было рассмотреть руины церкви и некоторые могилы. Позже Захар объяснил, что сторож здесь необходим для того, чтобы вандалы или грабители не уничтожали и не расхищали древние памятники, могилы и склепы, которые представляют собой некоторую культурную ценность. Но сторожить нужно было особенно тщательно, даже руины старой церкви, ведь за всё приходится нести большую материальную ответственность в случае пропажи, либо порчи чего-либо. Ни ответственность, ни мрачность места не пугали Тихона. А вполне реальная зарплата и крыша над головой очень радовали недавнего заключённого.

– А как там Корягины, не решились, кто на постоянную встанет? – интересовался дед.

– Корягины пока на замене. Кто-нибудь, думаю, встанет в смену, если я уеду. Если что, Клим решит, он за главного останется.

– Ну ладно. Если что, то я подсоблю.

– Не сомневаюсь, – сказал Захар. – А тебе, Саныч, выговор! Вышел из коморки, а телефон с собой не взял!

– Виноват, – сознался Саныч. – Я ещё очки дома забыл, но тебя-то разглядел, когда близко подошёл.

– У меня нет слов. А ещё оставить тебя просишь! Ноябрь дорабатываешь, и давай на пенсию. Сам понимаешь, здесь всё строго. Иди за очками, мы тут посидим. Я расскажу Тихону про работу.

– Может, поработаю ночь без них?

– Иди, иди. Я всё Тихону пока объясню.

– Скотобаза, – сказал старик.

Немного поворчав, старик пошёл домой за очками.

Тогда-то Захар и поведал Тихону про ценность здешних руин и могил, и про строгость выполнения обязательств. Рассказал он, что график работы – сутки через трое. И за это время можно открывать ворота на кладбище лишь в определённые часы, и постоянно следить за тем, чтобы посетители не лазили на руины церкви и не оскверняли старые, да и новые могилы. Сторож должен держать в чистоте местное хозяйство – зимой чистить снег у входа и у центральной аллеи, выбрасывать мусор и старые, пришедшие в негодность, венки. Ещё бывает калым в виде копания могил, установки памятников и оград. На случай ЧП с собой всегда должен быть под рукой служебный мобильный телефон, с его помощью можно было экстренно вызвать Захара, либо Клима, а так же оповестить остальных коллег по дежурствам. Ближайший опорный пункт полиции находился достаточно далеко отсюда, поэтому в любой ситуации нужно было рассчитывать только на свои силы. На данный момент, помимо Сан Саныча, самого Захара и Клима, штатным сторожем тут был ещё и Витя, который работает меньше других, буквально пару лет. Были ещё два человека, которые могли выйти на подработку в случае невозможности выхода на работу основного сторожа. Это Корягины, отец и сын. Ещё Захар уточнил, что пить алкоголь здесь никому не разрешено и правило это следует строго чтить. Помимо мобильного телефона, в пользование сторожа давался мощный фонарь. Эти два предмета следовало всегда носить с собой. Оружие было только у тех, у кого имелось разрешение на него – у Саныча и Клима. Впрочем, уточнил Захар, чрезвычайных происшествий здесь было мало, но службу свою следовало нести бдительно, иначе административная ответственность, большие штрафы и увольнение. Перед началом каждого месяца, все штатные сотрудники подписывали акт о коллективной ответственности. Ну а в целом работа была вполне выполнимой.

Тихон согласился на все условия. После того, как Саныч вернулся с очками, мужчины вышли из сторожки, и обошли всю территорию кладбища. После тщательного обхода все разошлись – Саныч вернулся в сторожку разгадывать кроссворды, Захар ушёл к семье, а Тихон поспешил в свою мрачную берлогу, где, растопив печь, лёг на неё не раздевшись, сняв только обувь. Наконец-то жизнь налаживается – думалось ему перед сном.

* * * *

В понедельник Максим вышел на работу здоровым и энергичным. В воскресенье он даже успел посетить спортивный зал, и приятная ломота в мышцах говорила о том, что занятия прошли успешно. Он старался не пропускать тренировок, и держал себя в тонусе. А что касается увлечения алкоголем, то он утешал себя тем, что не так уж и часто напивался до такого состояния, когда на утро сильно болела голова.

После случая с бомжом он, на некоторое время, решил прекратить излишние возлияния. В глубине души он свой поступок оправдывал, ведь в очередной раз он смыл с лица Земли небольшой комок грязи, которых осталось ещё много, но уже хорошо, что на одну смердящую единицу меньше. Вполне возможно, в ближайшем будущем, придётся устранить ещё какую-нибудь опухоль на теле планеты, но всё зависело от спроса, а спроса пока не было. Но в осведомлённых кругах ходили разговоры о том, что компания переживает не лучшие времена, поэтому затишье было вынужденным, дабы не привлекать лишнего внимания к вышестоящим заинтересованным лицам. Но эти проблемы Максима пока не касались.

Несмотря на общее бодрое настроение, Чижов не знал чем занять себя на работе. Компьютерные игры ему ужасно надоели, а ничего нового в убийстве времени он придумать не мог. Поэтому он просто сидел и разбирал дорогую, ещё исправную ручку на детали. Её ему подарили коллеги на День рождения. Он думал о том, чем бы заняться сегодня на работе и вечером дома. Причём заняться тем, что в итоге не привело бы к распитию спиртных напитков. С планомерным течением времени, тяжкие думы завели Максима в область неприятных размышлений не только о ближайшем будущем, а о будущем вообще. Он вспомнил вчерашний телефонный разговор с матерью, с её требованием продолжения рода и прочей стариковской ерундой. Обычно, весельчака и балагура, коим Максим по своей сути являлся в лучшие времена своей жизни, не задевали такие еженедельные разговоры, но на эту осень видно что-то в мужчине сломалось, и он перестал отшучиваться, а стал прислушиваться к словам мамы. Да, к сожалению, не редко его стало настигать понимание того, что внутри него действительно что-то сломалось, так же, как только что сломалась хорошая перьевая ручка в его неумелых руках. Он пытался её собрать заново в рабочее состояние, но у него ничего не получалось. За этим занятием его застала Лена.

– Привет, как себя чувствуешь?

– Привет. Не всего, – Макс продолжал внешне выглядеть хмуро, но как же его радовало внимание начальницы!

– Что значит не всего?

– Не всего себя чувствую.

– Ты не вылечился? Выглядишь, вроде бы, бодренько, но с настроением что? Осенняя хандра?

– Знаешь, Лена, у тебя было когда-нибудь такое состояние, когда кажется, что счастье это то, чего на самом деле не существует? Как бога или деда мороза, например. Его можно выдумать, поверить в него, внушить его себе, но на самом деле его ведь нет. Не было и не будет. Ведь что такое счастье? Это отсутствие проблем и полная удовлетворённость всем тем, что тебя окружает. В результате человек счастлив эпизодически в раннем детстве, когда искренне чему-то радуется, даже сам не понимая чему. И в глубокой старости, когда окончательно добьёт слабоумие. Значит, получается, что счастье это расстройство психики, её неполноценное функционирование?

Лену данная тема чем-то задела, или, по крайней мере, показалась забавной. Она выслушала слова Максима с полным вниманием и участием. Она это умела. После чего спросила:

– В понедельник с утра тебя потянуло на философию? – сарказм не покидал её.

– Дело не в том, что сейчас утро понедельника. А в том, что у каждого человека, рано или поздно, жизнь переходит из состояния радостных надежд в состояние горестных разочарований.

– Горестный ты наш, у нас скоро предстоит много работы. Я тебе на электронку пришлю документы, распечатаешь их, подошьёшь аккуратно в папочку, и лично передашь Леониду Павловичу.

– Ну, я чего тебе, секретарша что ли? – Максим негодовал. – Почему ты её не можешь попросить это сделать? Это разве работа для меня?

Лена встала с кресла. Довольная собой она направилась к выходу из кабинета, не скрывая лёгкую улыбку.

– Вот, зато путём правильной расстановки нумерации страниц в документе, к тебе, возможно, придёт понимание того, что в жизни всё последовательно. Так же и ощущение счастья, возможно, когда-нибудь, посетит твою нелёгкую жизнь, и что лишний раз не следует ничего усложнять, – сказала она, а Максим в этот момент окончательно и бесповоротно доломал ручку.

– Пошли в кино сходим? – сказал он, выбрасывая письменную принадлежность в мусорное ведро. Спросил без надежды, но девушка остановилась у двери, обернулась, и сказала:

– А пошли. Только знаешь, хочется чего-нибудь такого бабского, слезливого. Какую-нибудь мелодраму. Ты не против?

– Нет, – Максим обрадовался. – Я тогда посмотрю, что идёт в кинотеатрах, и скину тебе на электронку. В конце дня загляну к тебе в кабинет.

– Не забудь про документы, – улыбнулась Лена и вышла, а Максим полез в интернет выбирать интересные фильмы.

За тридцать минут до окончания рабочего дня Максим уже сидел на краю стола в чуть более просторном кабинете Елены. Девушка не долго смотрела киноафишу, предложив на месте выбрать кино по душе, всё так же настаивая на жанре мелодрамы. Макс был не против, и терпеливо ждал, когда Лена закончит что-то печатать на компьютере. Со своей работой на сегодня он с блеском справился, теперь оставалось дождаться, когда трудоголик Елена исполнит обещание составить компанию при просмотре фильма в кинотеатре.

– Лен, пошли, Лен,– терпение мужчины подошло к концу, когда официальный рабочий день уже был окончен, а девушка всё так же торопливо работала с информацией.

– Сейчас, сейчас, – она привыкла задерживаться на работе, и ей было немного неловко, что её ждут. Макс, помимо того, что стоял над душой, взял со стола жёлтый карандаш с розовым ластиком, стал тыкать этим самым ластиком в ухо начальницы. Та посмотрела на него как на дурака:

– Этого было делать совсем не обязательно.

Но вскоре она оставила работу, и они вместе вышли из кабинета. Несмотря на хорошую должность, Елена ещё не успела обзавестись водительским удостоверением и личным автомобилем, поэтому в кино они поехали на машине Максима. «Кадиллак АТС» чёрного цвета являлся предметом гордости и трепетной любви Макса. На нём они благополучно и с комфортом доехали до кинотеатра, что находился в центре города.

Что же касается самого фильма, то парню выбор Лены очень не понравился, но он всё равно просмотрел картину от начала и до конца, пытаясь вникнуть в логику сюжета. Экранизированное повествование его не зацепило, и по окончании фильма в его памяти не осталось каких-либо моментов из американской мелодрамы. Он даже не помнил точного названия – то ли «С любовью, Роззи», то ли «С любовью, Лиззи». В общем, даже имени главной героини он не запомнил.

Разумеется, молодой человек проводил девушку после киносеанса домой. Небольшое расстояние они решили преодолеть пешком, тем самым, немного прогуляться, несмотря на то, что поздняя осень не лучшее время для прогулок. Девушка заметила, что парню фильм не понравился, и она предложила в следующий раз выбрать картину на его вкус. Такое развитие событий было приятно Максиму. Они шли, много шутили и громко смеялись. Им было легко и хорошо. Во время прощания Лена даже лёгким прикосновение губ поцеловала парня в щёку и поблагодарила за приятный вечер.

Домой Макс возвращался в хорошем настроении и по пути прикупил несколько бутылок пива. Дома он поел пельменей, потом долго сидел на краю ванны. Курил оставшуюся с какого-то праздника сигариллу, пил пиво и смотрел на себя в зеркало. Дома был полумрак и тишина, а Макс пристально пялился на своё отражение и ему становилось жутко. Учитывая то, что жутко ему было не часто, но такие приступы всё-таки бывали, парень легко с ними справлялся и не доводил себя до паники. На этот раз ему казалось, что души тех, кого он когда-либо убил, смотрят на него из зеркала, как из окна потустороннего мира, и молчаливо ждут, когда он окажется на их стороне, там, в зазеркалье. Но он совсем не торопился к ним, и искренне надеялся на то, что в реальной жизни никак его эти демоны не тронут. Иногда он слышал чьи-то голоса в своей пустой квартире, когда ложился спать. Разумеется, сон как рукой снимало, после таких мороков. Он лежал и прислушивался к любому шороху, но, в конечном итоге, приходил к выводу, что это всего лишь игра воображения.

Максим нередко забывал о том, что он наёмный убийца. И старался никогда не вспоминать о том, как он им оказался. Но сегодня он проверил свою память на наличие белых пятен и убедился в том, что их снова нет.

Он вспомнил, как несколько лет служил в спецназе, но из-за проблем с дисциплиной карьера у него там не сложилась. Как только его выперли оттуда, он пошёл работать охранником в магазин, стал много пить дешёвого пойла, и вести разгульный образ жизни, насколько позволяла невысокая зарплата. Но душа требовала красивой жизни. И вот однажды он дошёл до того, что проиграл в карты одному местному криминальному авторитету. Проиграл желание. Тот пожелал убить своего конкурента.

Макс всё исполнил, ведь на кону стояла его честь, его жизнь и жизнь его близких. Здесь уже было не до шуток. И с тех пор парень больше не играет в азартные игры, но играет в двойную жизнь.

Один из влиятельных людей, владельцев той фирмы, в которой молодой человек работает (да и заодно хозяин ещё нескольких предприятий), и в целом уважаемый во многих кругах человек, узнал о профессионально выполненном заказе. И сделал Максиму предложение, от которого тот не смог отказаться по тем же причинам, что и в случае с карточным долгом.

Молодой человек уже несколько лет выполнял заказы по устранению неугодных чужому бизнесу и чужим жизненным взглядам людей. В основном это криминальные деятели местного масштаба, поэтому Максим не очень переживал в плане нравственности в данном вопросе и подходил к делу весьма серьёзно. Да и не настолько часто выпадали подобные заказы. Ну а для прикрытия своей незаконной трудовой деятельности он каждый день ходил на работу в центральный офис, где занимал хорошую, но не заметную должность.

Так и шла своим чередом его жизнь, в которой всё меньше оставалось места для романтики. Правда, сегодняшний вечер вселил в него приятный оптимизм и, одновременно, страх перед возможными проблемами в будущем. Но он научился жить одним днём, и этот день удался на славу! И, чёрт возьми, его отражение в зеркале ему очень даже нравилось!

Глава 2

Молодой организм, не привыкший к физическим нагрузкам, давал существенные сбои при колке дров во дворе – после двадцати минут работы парень весь заливался потом, дыхание было тяжёлым, сердце бешено колотилось, то и дело сбиваясь с ритма. Костя, больше привыкший быть Ваней, остановился, сел на пень, с которого он раскидывал в разные стороны поленья ударами топора, накинул на плечи куртку. Закурил, успокоился.

В глазах немного темнело, но вскоре всё нормализовалось. Чем только себя не займёшь, лишь бы не оставаться долго наедине со стариком. Сейчас дед слушал радио, и находиться рядом с ним было не обязательно. В доме был проведён газ, и были созданы все удобства, но дрова колоть парень любил, несмотря на то, что давалось ему это занятие достаточно тяжело. Но таким образом он, стиснув зубы, вымещал свою злость на всё. Да и дедушка его за это дело хвалил.

Старику нравилось, когда парень топил печь. В этом так же не было нужды, как и в колке дров, благодаря газовому котлу. Печь в доме была скорее для атмосферы, чем для реального обогрева помещения. Да и ещё эта лампочка… В единственной жилой комнате, ближней к кухне, висела лампочка, одна единственная, такая же тусклая, как и в том коридоре, в котором каждое утро и каждый вечер любил находиться этот грустный и одинокий паренёк. Её тусклый свет создавал настроение специально для него, ведь яркий свет раздражал – казалось, он обнажал все несовершенства этой жизни. А полумрак слабенькой лампочки успокаивал, как бы шептал ему на ухо – всё привычно, всё вполне ещё нормально.

Ну а деду было всё равно на освещение, он же был слепой. Но, иногда он смотрел на лампочку своими слепыми глазами, и, казалось, что-то видел в ней.

Когда у него было настроение к разговору, он говорил такие вещи – заслушаешься. В чём-то дед был таким современным, что ли… несмотря на нестабильное понимание всего происходящего вокруг ввиду старческого слабоумия, он понимал всю суть человеческих взаимоотношений, хоть в последние несколько лет ни с кем, кроме этого парня и врача не вёл диалога. Односельчане к нему не заходили – шибко умный.

Когда Фёдор Сергеевич переехал из города в деревню, то был местным председателем. Никто его особо не любил, но колхоз его процветал. Сам он был очень состоятельным человеком, но жадным, имел склонность к накопительству. Правда, до сих пор было неизвестно, где его накопленные средства хранятся. Мужики не пили с ним, а он не пил с мужиками. И вообще, всячески боролся с пьянством. Такое ощущение, что и сейчас в деревне никто особо не злоупотребляет. Вымирает деревня и без этого.

А деду сейчас на это плевать. Он больше увлекался международной политикой и сетовал на то, что так никогда и не был за границей. Они часто читали всякие книги, а потом обсуждали повествование, прочитанное вслух молодым человеком. Вполне себе идиллия.

Стабильно, раз в неделю, а то и чаще, к деду заходил врач – симпатичная девушка, на пару лет постарше его опекуна. Длинные, волнистые, рыжие волосы, веснушки, задорная улыбка – она была в самом расцвете сил. Они с мужем переехали сюда жить года полтора назад. И профессию свою она любила больше предыдущего, сильно пьющего, и редко навещающего старика фельдшера. Но, ещё и от скуки она так часто ходила по домам живущих здесь стариков, пока её муж в очередной командировке.

В этот холодный осенний полдень она пришла немного раньше обычного времени. Парень встретил её на самом пороге:

– Здравствуйте, – сказал он.

–Ну, привет, – вальяжно ответила врачиха. – День добрый, Фёдор Сергеевич! Как ваше ничего?

– Ничего, Ритуля, ничего. Вообще ничего.

– Что-то вы сегодня не веселы, осенней меланхолии поддались?

– Да, сил что-то всё меньше и меньше. Гасну, – сказал дед.

Она его осмотрела, смерила давление, напомнила о приёме лекарств. Немного позаигрывала с ним, поддаваясь на его старческие домогательства. Парень проводил её до калитки.

– Этот плафон уже много лет так гаснет, – сказал он. Ему хотелось больше разговаривать с ней, но он не знал о чём.

– И нас с тобой переживёт, – сказала Рита. – В принципе, всё нормально. Относительно. Только деду не надо простужаться, а то болеть будет долго. Иммунная система у него не как у тебя. А сам-то, что какой хмурый? – потом сказала тише, с заговорческим и саркастичным видом, – Иль деда хочешь скорее на тот свет сплавить, наследства ждёшь?

– Какое тут наследство. Дом этот в жопе цивилизации?

– Фу, как некультурно – улыбнулась она в ответ. Ушла.

После разговора он рассматривал себя в зеркале, памятуя её слова о его неважной внешности. Правда, чёрные круги под глазами. Худой, осунувшийся молодой старик. Ничего нового.

Потом он долго и с удовольствием вдыхал аромат духов, оставшийся после неё в доме.

А так, Маргарита женщина хорошая была, и как специалист, и, вроде, как человек. Приехала сюда, в эту глушь. Копят деньги на квартиру в городе, не хотят там на съёмной жить, вот и переехали в дом покойной матери её мужа. Он по командировкам шатается, деньги зарабатывает, а она стариков лечит. И скоро, по её словам, они должны будут переехать. Максимум, ещё год остался ей в этой глуши. Такое обстоятельство расстраивало Костю.

Девушка к своей работе относилась очень хорошо. Она была всегда внимательной и доброжелательной. Вот такая Маргарита. Отрада всем старикам. И молодым старикам тоже.

Коридор. Тусклая лампочка. Сигаретный дым. Вечер. Всё тоже самое, что и утром, только кое-где можно было услышать голоса соседей, шум включённых телевизоров, крики детей, шаги на лестничной площадке, закрывающиеся двери, лай домашних собак… Утром стоять здесь было приятнее. В ранние часы тишина не заставляет оглядываться из-за возможности быть замеченным кем-то из соседей, с которыми парень не общался, и общаться не собирался.

Вот и на этот раз молодой человек не остался здесь надолго. Ему хотелось спать, и никуда не хотелось ехать. А поездка намечалась уже через семь часов. Ему нужен выходной, давно их у него не было. Очень хотелось закончить весь этот маскарад. Раньше надо было что-то предпринять по этому поводу, но он ничего не предпринимал. Мнительность никому не идёт на пользу. А жить под чужим именем чужой жизнью становилось невыносимо.

В его небольшой комнате, совмещённой с кухней, так же висела единственная лампочка. Тусклая, как и окружающая обстановка. Парень ненадолго включил и выключил её. В джинсах и кофте лёг на кровать, думая о том, где могли быть спрятаны сбережения деда и так ли много их на самом-то деле. Мысли о возможном богатстве иногда грели его душу. В принципе, можно было и сейчас как-нибудь по-хитрому свести деда с этого света и законно вступить в право владения его домом. Но всё-таки было жалко старика и ещё оставалась возможность того, что дед проговорится о том, где же спрятан его клад, если он, конечно, есть.

Раннее утро, коридор. В этот день мысли не клеились в одну ленту телеграммы, посланную самому же себе. Так, обрывки коротких сообщений, очень быстро сдуваемые ветром памяти. И ни одного точного слова в них, чтобы они хоть как-то зацепились в дне сегодняшнем, так похожем в остальном на день вчерашний, и все остальные прошлые дни.

– Вань, это ты? – сказал дед, когда услышал, что кто-то вошёл в дом.

– Я, – раздевался в прихожей парень. – Сегодня, вижу, без происшествий. Так, что не спишь?

– Сны не снятся, – грустно ответил дед.

– Не каждый же день. Сегодня вообще не ходил никуда?

– Неа… а знаешь, как хотелось? Вот лежу я, засыпаю, и думаю: вот уйти бы куда. Далеко, далеко! За лес. Там, где тепло всегда и солнце под рукой. А этот говорит: не ходи туды, не ходи! И руками так машет, и эти стучат из под пола, значит. Наступил на одного, и дальше! Эх! А солнца-то и нет опять! Ярило погасло! И снега нет, тепло. Он говорит: у них теплее. Я: э, нет, брат! Не возьмёшь! Хрен тебе! Вот, Вань. Понимаешь, нет ли? К ним, туды! – смеялся дед.

Вот такие разговоры парня пугали. До мурашек по спине. Кто такие «они», и куда эти «они» его зовут. Он спросил у деда, зная его ответ:

– Кто «они»?

– Кто, кто! Черти!

– Во, блин. Черти у него, – сказал опекун еле слышно.

Он в очередной раз вспомнил тот тёплый весенний денёк, когда его друг предложил ему работу. После детского дома он нигде надолго не смог продержаться. Без желания работать ничего хорошего в карьере не происходит. Друг тогда ему всё и поведал, открыл душу. У Вани, когда он «встал на ноги», быстро самореализовался, появилось немного свободного времени, и вместо жизни в своё удовольствие, он решил найти свою семью. И всё-таки нашёл. Бандитские связи помогали найти не только должников.

Мать приняла его хорошо, и долго раскаивалась в том, что отказалась от него после рождения. Но какой-то внятной причины, побудившей её на этот поступок, она никогда не называла. Больше детей у неё не было. И с мужем развелась давно (отца он, кстати, так и не нашёл). Дед, её отец, к тому времени был уже беспомощным слепым стариком, но тоже принял внука радостно, всей душой. Но встретились они в этой жизни всего два раза. И больше не встретятся. Мать вскоре умерла, дед остался на его попечении. Тогда-то Ваня сразу и нанял Костю к нему сиделкой, мол, дед всё равно ничего не заметит, с катушек съехал уже, тем более, мать сказала ему перед смертью, что у деда где-то богатства припрятаны. Да и сам дед обещал оставить хорошее наследство. Один дом только что стоит, земля. Хотя, что он стоит?

Тогда-то Фёдор Сергеевич поставил внуку строгое условие – в дом престарелых не сдавать, следить за ним самостоятельно, дескать, всё равно скоро помру. Вот почти три с половиной года и развлекает Константин его. Раньше хоть соседи приглядывали иногда за ним, у парня выходные были, но съехали куда-то. А потом, два с лишним года назад, и Ваня погиб. Передоз от наркотиков…

И остался Костя один с дедом. Раньше ему не только дед платил (он пенсию за него получал, неплохую даже), но и Ваня тоже отчисления немалые делал. А теперь без Вани не густо стало. Остаётся только пенсия деда, но больше половины на него и уходит. Да и… привязался он к нему. Так и стал Костя Ваней. И на своё имя уже не отзывался, да и некому было позвать. И никого у него, кроме деда, нет. Ни девушки, ни друзей… Тошно ему.

Но вот, умрёт дед, он разбогатеет. С Ваней они с самого начала на него все документы оформили и опекунство. Сам Ваня не хотел с дедом сидеть. Но и бросить не мог. Хотя это ему бы ничего и не стоило – родство доказано, права на дом и наследство оформлены. Может и жалел его. Может и интерес какой-то появился. Помимо дома и земли, существовало и другое наследство, которое ещё надо было заслужить. То, про которое сам же дед не часто, но всё-таки упоминал. Говорил, что спрятаны у него богатства какие-то. Один раз Костя с Ваней весь дом аккуратно обыскали, но ничего не нашли. А у деда про это выпытать оказалось не просто. Вся эта перспектива радовала недолгое время, потом всё просто переросло в привычку. Да и осознание того, что больше нет никаких богатств, кроме дома, не внушало оптимизма. Костю не покидало чувство, что его где-то обманули. Но он терпел.

Коридор. Вечер. За окном падал снег. Медленно, как будто нехотя, покрывал грязную землю тонким белым одеялом. Костя курил и думал о том, что пора бы купить новое постельное бельё, а на стол постелить чистую скатерть. Его мысли ложились лёгким белым пухом на поверхность быта. Он начал представлять себе уют белоснежной простыни, подушек и одеяла. Запах свежести. Ослепительный белый уют…

Вылезли пьяные соседи. Одна изрядно поддатая девушка обратила на него внимание, окликнула:

–Молодой члвек, а млдой члвек!

Он обернулся, она подошла к нему.

– Вам скучно? И ваще, как тя зовут?

– Ваня, – Смутился Костя.

Он смотрел на неё и млел. Хоть такая «романтика» его не прельщала, но тронулось что-то в душе. Что-то забытое, вымершее. И уже куда-то безвозвратно ушедшее из жизни чувство близости. Маргарита всегда держала дистанцию с ним, а здесь девушка подошла к нему вплотную. Он чувствовал её дыхание, что-то сладковатое вперемешку с перегаром. Чувствовал её духи и её пот. Видел в упор её мутный взгляд, который никак не мог сфокусироваться на его взгляде. Лицо девушки было не красивым, но пока косметика на месте, было в ней что-то симпатичное. Может быть ничего, кроме молодости. Которая пройдёт, косметика смоется, и эта девушка превратится в отвратительную женщину, уже не следящую за своей фигурой и, возможно, за своим образом жизни.

– Пошли с нами, Ваня! – сказала она. Но тут её подхватил под руку какой-то мужчина, и поволок к выходу. – Ну чё, я хотела с челодым моловеком познакомица!

Она громко засмеялась. Парень проводил её взглядом. Окурок обжёг пальцы. Он бросил его на пол и раздавил сапогом его искры. Достал ключи, и открыл свою дверь.

* * * *

Из памяти Ирины Алексей неожиданно быстро выветрился, однако неприятный осадок всё равно оставался, с этим пока ничего не поделать – одно небольшое действие для устранения этого осадка уже произошло, осталось только немножечко подождать результатов. Результатов для Ирины известных, и греющих её оскорблённую душу.

В то же самое время её сосед Сергей всё чаще стал попадаться на глаза. Будто специально. То на лестничной площадке, то в супермаркете, который находился на первом этаже дома, в котором они жили. Сергей улыбался при виде её, она же была более сдержанной на эмоции, как и всегда. Его жена, достаточно красивая девушка, знала об истории в лифте, и видела пару раз реакцию Сергея на внезапные встречи с соседкой, но не придавала этому значения, и никак не акцентировала на этом своё внимание. Похоже, Сергей был просто очень весёлым человеком, вызывающим доверие. Он заинтересовал Ирину.

Прошло уже несколько недель, как Ира рассталась с Алексеем. Её быт наполнился былым уютом одиночества без шума всегда включённого телевизора и ненужных разговоров на неинтересные темы. И без упрёков. Она сидела одна на кухне в полной тишине. За окном кидался холодными каплями дождя октябрьский вечер, в большой кружке Ирины был чёрный горячий чай с лимоном. Две кошки были в пределе досягаемости руки, чтобы можно было их легко погладить в случае необходимости – обе дремали рядом на диванчике. Просто идиллия, не хватало только какой-нибудь интересной книги. Той самой книги, от которой было бы невозможно оторваться, которую можно было бы почитать на ночь, заснуть с ней в обнимку, и увидеть прекрасные сны. Не думать заранее о том, что во сне придётся немного не по плану провести своё личное время отдыха. Но интересных книжек под рукой не было, и Ира проводила остатки вечера в телефоне, в бессмысленном просмотре информации, не задерживающейся в памяти надолго.

Отложив мобильный в сторону, она прошлась по полумраку комнат своей огромной квартиры. Медленно и осторожно, будто боясь встретить кого-нибудь, кроме кошек, в своих апартаментах. В самой дальней и самой маленькой, из четырёх, комнате она задержалась подольше. С уходом Алексея пропала необходимость запирать эту комнату на ключ, но она всё равно это делала, даже когда была одна. Потому что в комнате находился предмет, который она тщательно скрывала от чужого внимания. Вещь из постороннего мира. Её личный магический артефакт. И никто, кроме неё не догадывался о том, что творилось в этих стенах. Даже любопытный и гиперактивный Алексей ни разу не пытался узнать, что находится в этой комнате – по его разумению это была кладовка.

Ирина удостоверилась в том, что предмет ещё не впитал в себя целиком кровь несчастного животного, убитого её же руками.

Посреди абсолютно пустой комнаты на полу лежало небольшое круглое зеркало, диаметром сантиметров пятнадцать. На его поверхности ещё оставалось несколько высохших маленьких тёмных пятен. Острый ритуальный нож был наоборот, тщательно вымыт и лежал рядом с зеркалом. Всё было так, как и должно было быть. Осталось совсем немного времени.

Девушка заперла комнату и, не оглядываясь, пошла в сторону кухни на звон мобильного телефона.

Звонил Алексей. Хоть номер и был удалён из записной книжки, Ира сразу узнала комбинацию знакомых цифр. У неё всегда была хорошая память. Недолго подумав, она взяла трубку.

– Привет, – начал осторожно Алексей, но продолжил в привычной манере, – и чем ты там занимаешься, чего так долго трубку не брала?

– Тебе какая разница? – сухо ответила Ира.

– Я просто хотел поговорить, чего уж, нельзя?

– Нет.

– Я думал, что может нам возобновить наши отношения, – Алексей был растерян. – Забудем всё, и начнём жить заново?

– Нет, не нужно.

– Ты всё ещё обижаешься? Нам же было неплохо вместе. Или у тебя уже кто-то появился? Тот самый?!

– Я думаю, нам больше не следует продолжать разговор, не звони мне больше, – Ирина отключила соединение и, после повторного звонка Алексея, добавила его в чёрный список. Она знала, что скоро он вообще никуда звонить не сможет, и этот жест лишь необходимость для сегодняшнего вечера.

На следующий день после короткого разговора с Алексеем, Ирину разбудил телефонный звонок с неизвестного номера. Она не хотела брать трубку, но любопытство взяло верх, и она приняла входящий звонок. Кто же мог потревожить её ровно в девять утра, в субботу?

Разговор был коротким. Ей позвонил следователь с фамилией Жилов, и попросил приехать сегодня в отделение полиции для небольшого разговора. Полицейский предложил заехать к ней, если Ирине будет сложно в ближайшие два часа посетить его рабочее место. Девушка согласилась приехать сама.

В кабинете у следователя было тесно и сильно накурено. Жилов, мужчина лет сорока пяти, выглядел хмурым и помятым. Копна седеющих, не причёсанных волос, много морщин на лице, желтоватый оттенок кожи. На настоящего полковника, по разумению Ирины, он был не похож, и никакого интереса для неё не представлял, хотя по голосу в телефонной трубке он ей показался более харизматичным мужчиной. Есть огромное количество мужиков, которые и до и после сорока не представляют никакого интереса. Похоже, Жилов был из таких.

Не глядя на вошедшую в кабинет гостью, он предложил ей сесть на стул, напротив его стола, за которым он сидел. Только когда она села, он начал пристально и не без удовольствия её разглядывать. Потом спросил у неё, как давно она была знакома с Алексеем Терновым. Обо всём, что между ними было, опуская лишние подробности, она рассказала хмурому следователю. Всю правду их отношений до вчерашнего звонка. Мужчина спросил, где она была вечером и ночью. Ира резонно ответила, что она была дома. Следователь дежурно спросил о том, кто может это подтвердить, хотя было заметно, что ни в чём Ирину не подозревает, а спрашивает для порядка. Ирина вполне спокойно ответила, что у их подъезда, и внутри дома, есть камеры видеонаблюдения, а так же её видела консьержка. После этого Ира задала лишь один вопрос о том, что случилось с Алексеем. Она чувствовала, что в живых его больше нет, но не знала, как именно он погиб. И ещё её очень интересовало, почему же он не просто пропал без вести. Разумеется, своих мыслей визуально она не выдала, но следователь обозлился на вопрос и повысил голос. Он рассказал ей, что кто-то изуродовал Алексея сегодня ночью в его же собственной ванной комнате.

– Отрезал, или отгрыз всё лицо! До самого черепа! Вместе с ушами! – повысил голос Кирилл Жилов, – Брат его, вы знакомы с его братом? Студент, загулялся допоздна, пришёл с друзьями домой, хотели выпивать продолжить, а в ванной его братик лежит без лица. Вот как так? Хочешь, фотки покажу?

– Нет, пожалуйста… – Ирину возмутил тон следователя. Ещё её шокировал результат.

– Вы хотели отомстить Алексею за то, что он вас бросил? Вы имели доступ к квартире убитого? У вас есть собака? – тон следователя стал спокойнее.

– Нет, – Ирина взяла себя в руки. – На все вопросы – нет. Собаки тоже нет. У меня кошки.

– Вот и у Алёшки собаки не было. Даже у соседей. Ладно. Ступайте, – успокоился Кирилл. – Убедительная просьба из города никуда не уезжать в ближайшее время. Если что, то вызову.

– Прощайте, – сказала Ирина. Ей не понравилось, что некрасивый мужчина накричал на неё.

Ещё она поймала себя на мысли, что ей бы действительно хотелось взглянуть на фотки.

Когда Ирина шла домой, с неба медленно падали самые первые в этом году хлопья снега. Сегодня вообще обещали снежную бурю, несмотря на то, что зима ещё официально не наступила. А пока было тихо и хорошо. Она даже на некоторое время забыла, откуда шла, и какой был предмет разговора. Девушка просто наслаждалась тем, что есть мгновение «здесь и сейчас», что она жива, и что с ней никогда ничего плохого не произойдёт. Ведь она особенная, и жизнь её прекрасна. Летом она обязательно поедет на море, а сейчас, она, конечно же, никуда уезжать не собиралась. Как мало на свете людей, которые умеют ценить каждое мгновение своего одиночества. Но и такое блаженное состояние уединения порой надоедало.

В сумочке зазвенел мобильный телефон. По особенной мелодии она поняла, что звонит подруга Вера. Голос Веры был взволнованным. Она даже не сказала своего коронного: «привет, подруга!»

– Ты смотрела сейчас новости по нашему каналу? Какой ужас! Я бы сказала, что это капец! Убили твоего Алексея! Прямо в собственной ванне ему всё лицо изуродовали, представляешь?

– Я не смотрю телевизор. Знаю, что его убили. Только что иду от следователя.

Далее в трубке раздался своеобразный рёв, означающий глубокое удивление Верки.

– Да ты чего, вот это да, давай в нашем кафе встретимся сейчас же, поговорим!

Отказать было трудно, и Ирина согласилась. Через полчаса они уже сидели в своём любимом кафе «Тарелкин», и пили чай со сладостями. Вера расспрашивала каждую деталь последнего разговора с Алексеем и следователем, и терялась в догадках кто, как и зачем всё это натворил. Её очень шокировали эти новости.

И вот остановив свои фонтанирующие эмоции, Вера на полном серьёзе спросила:

– А это точно не ты?

– Нет, – рассмеялась Ирина.

– Просто странно…

– Что странного? То, что я не отрезаю людям лица?

– Нет. Помнишь, твоего первого самого, Шишкина Мирослава? – впервые за вечер Вера выглядела напуганной. – Помнишь, что он пропал, без вести? Помнишь? А Витя, бизнесмен то тот, что говорил: «у тя чё депрессуха вечная, полетели на Бали, попугайчики там?» Тоже пропал же… а с остальными как?

– Живы, здоровы, – соврала Ира, немного напугавшись догадливости подруги, которая обычно не блистала сообразительностью, и отличалась не очень хорошей памятью. И не следила за судьбами её бывших возлюбленных. Но, в этот раз Ирина сама была виновата – поторопилась. Ещё есть одно большое «но». Ира сама не до конца верила в свою причастность к этим исчезновениям и, к тому же, это было недоказуемо вообще и никак. Поэтому она была всегда спокойна, но ей не понравились подозрения подруги.

– Точно? – не доверяла Верка, хотя немного начала понимать, что говорит чушь.

– Ты что, меня подозреваешь? – спросила Ира, и Вера облегчённо рассмеялась. – Вот и следователь у меня спросил, где я вчера вечером и ночью была.

– Ладно, ладно. Я ж знаю, что ты ведьма. Тебе Лёшку не жалко?

– Нет, – честно ответила Ирина. Хотя, в глубине души ей всегда жалко, что так иногда происходит. Но всё перебивает азарт, и то, что с самого детства ей было трудно отпустить обиды. Каждая врезается в память, в душу острой занозой. Вытащить которую нереально, но можно в стократно усилить боль, постоянно задевая её воспоминаниями. Есть в криминальных кругах поговорка: нет человека – нет проблемы. В психологии Иры это отражается в видоизменении фразы: нет человека – нет обиды. Есть та заноза в душе, но её уже никто не задевает своим грубым существованием. Она просто хотела стать девочкой, которая будет одной единственной, любимой на всю жизнь. Девочкой, улыбающейся и прижимающей к груди букет очаровательных цветочков, а не острые копья обиды и разочарования.

После паузы Ира сказала:

– Конечно, это всё ужасные вещи. И то, что случилось с Алексеем…

– Вообще без логики. Это очень страшно… – погрустнела Вера, вспомнив за одно мгновение кадры полуденных новостей города, в которых рассказали об этом происшествии без визуальных подробностей, но с весьма не ординарным описанием убийства в коротком, двух минутном сюжете. Она поняла, что увидела и услышала обо всём этом в выпуске новостей, а не в каком-нибудь фильме. Реальность на этот раз запоздала в их город, здесь материализовался самый настоящий кошмар.

– Но жизнь должна продолжаться, – робко сказала Ира, пытаясь сменить неприятную тему разговора.

– Это, наверное, всё тот же самый маньяк, который летом в парке убил молодую девушку и её парня. И ещё много кого убил. По телевизору так и сказали, что это, скорее всего, не единственные его жертвы, – поделилась информацией Вера. Но к тем убийствам Ирина не имела никакого отношения.

– Может, это всё разные вещи?

– Нет. Это. Один. Маньяк, – с непоколебимой уверенностью сказала Вера. – Как страшно жить! О, а у меня идея! Давай в наши смартфоны установим приложения, которые отмечают геолокации. Ну, как объяснить-то! Короче, я всегда буду знать, где находишься ты, а ты всегда будешь знать, где нахожусь я! Идёт? Хорошая ведь идея! Буду всегда знать, где тебя искать в случае чего! Не дай бог, конечно!

– Ну, да, – невнятно согласилась Ирина, глядя в окно, а Вера уже схватила со столика её телефон, и принялась за установку приложения.

Подруги решили немного выпить – Вера заказала коктейль, а Ирина вина. Помянули Алексея. Вскоре сменили тему на более позитивные житейские дела. Вера посчитала своим долгом развлечь Ирину, которая, хоть и не показывала никакого трагизма в своих эмоциях, но была немногословнее обычного, что можно было принять со стороны за переживания по некогда близкому человеку.

А Ирина ненадолго вернулась в воспоминания, но не по тому времени, когда они были вместе с Алексеем. Она вспомнила первые серьёзные отношения. Долгие. И мучительное расставание. Страдания. Исчезновение Мирослава. Так же, Ирине вспомнилось, что спустя два месяца после того, как Мирослава объявили в розыск, в лесу, не очень далеко от его дачи, была найдена человеческая рука. Его отец пошёл за грибами, чтобы развеяться от переживаний, и нашёл фрагмент руки Мирослава. От локтя. Пальцы были на месте, хотя рука немного разложилась. Но никто из диких зверей, и местных бродячих собак не тронул этот, по сути, кусок мяса. Опознали сразу по татуировке. Вот тогда было жутко.

– Как твой котёнок новый, прижился? – спросила Вера. Она знала, что Ира любит кошек, значит, любит и разговоры о них.

– Нет, умер, – ответила подруга.

– И этот умер, ну вот! И этот котёнок совсем больной попался, – сочувствовала Вера, вспомнив, что это не первый котик, которого Ира подобрала на улице, и умерший через некоторое время. Хотя Вера не очень любила животных, но посочувствовать подруге посчитала нужным.

Посиделки с Верой прервал звонок её разгневанного мужа. На этот раз у них было что-то запланировано, и поэтому Вера традиционно не послала его на хрен, а извинилась перед Ирой и убежала прочь. Ира тоже пошла домой.

У неё было приподнятое настроение. Погода ухудшилась, дул сильный ветер. Снег бил по глазам, но девушка дошла до дома без происшествий. Как только она закрыла за собой входную дверь, она поняла, что сегодня ей как никогда хочется общения. Видно выпитое вино делало своё дело. Подошедший встретить её кот Тимофей на этот раз показался для Ирины не самым интересным собеседником. Ей хотелось простого человеческого общения, но Вера сейчас занята, а больше поговорить ей было не с кем.

Сняв верхнюю одежду и разувшись, Ира приняла решение проверить свои профили в социальных сетях и на сайте знакомств. Но в этот момент раздался стук в дверь. Не звонок, а именно аккуратный, но настойчивый стук. Богатый на события день – пронеслось в голове у Ирины. Она, не глядя в глазок, отворила дверь.

На пороге стоял её сосед Сергей. Он держал обе руки за спиной. Мужчина был при параде – брюки, рубашка, галстук. На ногах не тапочки, а лакированные туфли.

– Угадайте, что у меня в руках? – спросил он, глядя ей в глаза.

– Топор? – спросила Ирина. Даже немного испугалась, что вдруг это окажется правдой. Но было уже интересно.

– Не угадали. У вас ещё есть две попытки, – Сергей был серьёзен.

– Три гвоздики и бутылка советского шампанского?

– А вот сейчас обидно было, – оценил Сергей юмор соседки. Он достал из-за спины небольшой, но очень симпатичный букет и бутылку вина.

– Сергей, у вас есть жена, – сказала Ирина. Но ей хотелось продолжить общение.

– В моей жизни есть всё, но не хватает тебя, – ответил мужчина.

Вечер выдался значительно лучше всего дня. Но даже когда Сергей первый раз обнял Ирину и нагло поцеловал, она понимала, что вряд ли может рассчитывать на положение выше, чем просто любовница, развлечение выходного дня. Сергею было скучно сегодня в одиночестве, когда жена уехала к маме. Ехать к тёще ему совершенно не хотелось, и он смог правдоподобно сформулировать отговорки, чтобы остаться в городе. Позже нашлась и причина приятно скоротать свободное время. Просто пришёл и взял то, что хотел. Он не был груб, не был пошлым, а был уверенным в себе, в меру галантным и без меры обаятельным. Ирине очень понравился такой подход, и она не чувствовала себя обиженной. Им было хорошо вместе.

Они лежали в спальне, допивали остатки вина. Дома везде был выключен свет. Они смотрели в огромное окно, которое не было зашторено, молчали. Смотрели, как вьюга кружит свой хоровод.

Сергею наскучило молчание, он решил озвучить свои мысли, которые стали заметно легче и светлее после близости с красивой девушкой и выпитого натощак вина.

– Приятное время, когда ты можешь позволить себе быть в тепле, а на улице так холодно. И холод этот так же приятен. Когда вьюга напоминает о том времени, когда хочется верить в чудеса. До нового года ещё почти два месяца, но уже сегодня хочется создавать и чувствовать в себе этот праздник. Так же отличный повод начать новую жизнь с нового года…

Сергей с корыстной целью сказал последнюю фразу, понимая, что Ирина девушка не глупая и сочтёт её за намёк на то, что он хочет продолжить отношения. Но пусть в неизвестности для Ирины останется то, что семью бросать он не намерен, ведь ему так удобнее и пока выгоднее. Более чем приятные соседские отношения ему нравились. И благодаря намёкам, Сергей планировал устроить себе перспективу этих отношений.

– Сегодня лучший вечер в уходящем году. Загадаю под куранты повторение таких вечеров. Должны же и у взрослых быть сказочные моменты.

И последние слова Сергея не произвели на Ирину впечатления. Она восприняла их за лесть, которая не несёт в себе никакой серьёзности чувств. Так, поверхностная игра на ощущениях с помощью вполне банальных словесных оборотов. Но ей понравилась тема про любимые времена года, про их ощущения в себе и своей жизни. Сегодня ей хотелось разговаривать на такие душевные, но совершенно не весомые в быту вещи.

Сергей допил вино, поставил на пол бокал, повернулся, чтобы обнять Ирину, но та в этот момент встала с кровати, подошла к окну. В руках она держала бокал. Никакой одежды на ней не было. Сергей пристально рассматривал её силуэт. Ему очень нравилась фигура Ирины, он начал сравнивать её с другими женщинами, что были в его жизни и разделяли с ним постель. Она в это время начала свой монолог:

– Сентябрь. А я просто люблю сентябрь. И любила его всегда. Он начинается значительно раньше календарного первого числа и заканчивается, как минимум, в октябре. Он начинается в тот момент, когда ненавистное лето теряет свою силу и надрывается первым печальным дождём. Дождём, с той самой грустью, что заставляет плакать вместе с ним. Когда радостное солнце задушено депрессивностью разозлившихся туч. И ничего уже не поменяет хода времени. Как потом не было бы тепло, всё равно этот момент перелома пройден. И лето всего лишь бьётся в предсмертных конвульсиях. А сентябрь, вот он. Хмурый мужик с нежностью в руках. Я влюбилась в него ещё с детства и не представляю себе, кто может отнять его у меня. Он мой. Я люблю брать в руки его слёзы и улыбаться. Такой сильный, а так горько плачет. Но не хочется его жалеть, хочется грустить вместе с ним. Я хотела бы его обнять. Много земных мужчин я повидала, но не встретила в них Сентября. Они не любили, когда я их же мужскими эмоциями отвечала на невзгоды жизни. Мне же нельзя плакать, а плачем мы вместе только с Сентябрём. Им не нравилось, что дома у меня полно кошек, что я много молчу, что не хожу по клубам. А что мне говорить? Я смотрю на них, смотрю, ищу Сентябрь. Сама довожу до этих слёз, но у них случается только истерика.

Дальше Ира стала пародировать чужие фразы из жизненного опыта:

– Один орал: «Дура тупая!!! Я за тобой бегаю, а ты всё зыришь и зыришь, глазищими своими! У тебя что, сердца нет?!» Второй визжал: «Тебе не нравится мои подарки? Так почему же ты их принимаешь?! Играешь, как кошка с мышкой! Дома-то вонища от твоих котов!» А третий, из любимого репертуара: «У тя чё, депрессуха? Полетели на Бали, там солнышко, попугайчики?… И почему после этого я дурак?»

Сергей озадачился такими откровениями. Задался вопросом, не перепила ли Ирина и на месте ли у неё кукушка, но быстро отмахнулся от своих мыслей. Всё это было не значительно. Он отдыхает, да и голос у неё приятный. А Ира вздохнула, и, понимая, что собеседнику это не интересно, закончила своё повествование:

– Чего только я не слышала в свой адрес. Даже и обвинения в бесконтактной проституции, и в колдовстве. Ну, разве это не смешно? Вот и ждёшь от них в этот момент скупых слёз, а они краснеют, как раки, и уходят, дверью хлопают, даже штукатурка сыпется.

– У тебя её нет, – сказал Сергей.

– Чего нет? – не поняла Ирина.

– Штукатурки у тебя нигде нет дома. У тебя везде навесные потолки. Отделка шикарная. Штукатурки нет.

Ирина обернулась, пытаясь рассмотреть в темноте своего собеседника. На мгновение ей показалось, что и он дурак. Умеют же мужчины порой сказать не то и не так.

– Иди сюда. От меня не будет лишних слов, – сказал Сергей, – но и сентября ты во мне тоже не увидишь.

Ира легла в его объятия, а Сергей добавил:

– Так, максимум, октябрь…

* * * *

В понедельник Владимира вызвали в очередной раз к руководству в офис, сразу после того, как он вернулся от следователя. Оба разговора, и в полиции, и у руководства, не заняли много времени, и носили формальный, для сложившейся ситуации, характер. Две недели мужчина был вынужден достаточно часто бывать в этих местах. Шло расследование, но стройка продолжалась.

Вновь Владимир приехал на работу без настроения. Работа шла своим чередом, близился её завершающий этап, ведь ранней весной нужно было сдавать объект.

Работать было неудобно, когда комиссия по случаю ЧП, всё время стояла над душой. Но дома находиться Владимиру было ещё более некомфортно.

В конце рабочей смены к нему подошёл Толибжон, и предложил выпить. Предложение такое от него поступило впервые, да и вообще было заметно, что мужчина никак не относится к категории любителей спиртных напитков. Впрочем, как и Владимир, который практически не пил уже пятнадцать лет. Лишь изредка, при наличии весомого повода, не более одного бокала шампанского, вина или маленькой рюмки водки. Толибжон, заметив некоторое замешательство Владимира, пояснил, что Джонни был его другом, они вместе приехали сюда на заработки несколько лет назад, вместе планировали уехать предстоящей весной, после того, как сдадут объект. Ещё мужчина сказал о том, что видит как нелегко Владимиру в последнее время. Вова согласился, и они вместе ушли из вагончика, который служил раздевалкой.

Все выходные валил снег, но в первый рабочий день всё растаяло. Было очень мокро и неуютно. Свой джип Владимир оставил на охраняемой территории стройки, и они с товарищем пошли в ближайшее кафе, которое называлось «Уют». Уютом в этом месте и не пахло, наоборот, там было грязно, и повсюду стоял кислый запах дешёвого алкоголя и перегара. Местные строители любили это место, после смены они нередко тут выпивали, но Владимир и Толибжон были здесь впервые, хотя знали о существовании этого заведения. Они сели за небольшой столик в углу, взяли меню с барной стойки. Многие знакомые по стройке лица уже выглядели достаточно криво, но приветливо кивали начальнику, которого уважали за неконфликтность и твёрдость характера. Владимир кивал в ответ в знак приветствия, хотя со многими он сегодня уже здоровался.

Изучив меню, они решили взять бутылку водки, сок и салат. Владимир настаивал на том, чтобы купить самую минимальную ёмкость, но Толибжон сказал, что их засмеют коллеги, если они возьмут меньше, чем поллитра. Вова всё равно выпил только три неполных стопки водки, в остальное время пил сок. Его оппонент выпил несколько больше, быстро опьянел и его, и так не всегда понятная речь, стала ещё более тяжёлой на слух. Он рассказывал какие-то случаи из жизни, какие-то истории, но Владимир быстро потерял суть разговора, и не пытался её уловить. Он просто молчал, изредка поддакивая.

Спустя час посиделок ими было принято решение идти по домам. Вова так больше и не выпил, но Толибжон тоже не осилил оставшуюся жидкость, поэтому просто забрал бутылку с собой. Они разошлись, каждый отправился к себе на общественном транспорте: Вова домой, а Толик на съёмную квартиру, в которой жили ещё несколько его земляков. И когда-то ещё жил Джонни.

Дома жена вновь не поздоровалась с Вовой, зато учуяла от него слабый запах дешёвой водки. Они поругались, и мужчина лёг спать на диван, который находился в гостиной. Давно он тут не ночевал. В спальне Тома долго смотрела телевизор, но около полуночи выключила его. Изредка в своей комнате покашливала Кристина, но свет она выключила значительно раньше матери.

Владимир долго лежал, и не мог уснуть. Воспоминания охватили его. Самые страшные и самые надёжно спрятанные тайны вновь решили вылезти наружу, желая своего нового переосмысления. То, что он никогда никому не рассказывал, он пересказывал этой бессонной ночью самому же себе, и удивлялся яркости воспоминаний о событиях, случившихся много лет назад. Быть может и Толибжон сегодня рассказывал ему о таких же вещах, которые он хранил в тайне много лет? Рассказывал, а Владимир не слушал. Вдруг ему это было важно? Вдруг Владимир кому-нибудь тоже начнёт рассказывать о тех далёких событиях, а его никто не захочет услышать? И вдруг те вещи, совершенно незначимые в жизни на первый взгляд, оказываются такими же важными и серьёзными, как воспоминания Владимира? Что если Тома, когда рассказывает о своих подлых и острых на язык коллегах, либо Кристина жалуется на одноклассников, которые называют её зубрилкой… что если они переживают об этих вещах так же, как когда-то переживал и продолжает переживать Владимир? Мужчина снова пообещал себе измениться для жены и ребёнка, перестать быть чёрствым, больше нежности давать жене и проявлять больше участия в жизни дочери. Лишь бы опять не случилось того, что было когда-то в его молодости. Он помнил про свой долг, который неизвестно как и когда нужно будет отдать.

Поздняя осень, позднее время…

Владимир ворочался на диване, и никак не мог уснуть. Он закрывал глаза, пытался ни о чём не думать, но тяжёлые мысли лезли в его голову, будто не было нигде спасения от них. Всё ярче и ярче были образы из далёкого прошлого. Поселилась в душе уверенность, что надвигается беда, но вот откуда её можно было ждать? Посадят в тюрьму за гибель подчинённого, жена наставит рогов или, не дай бог, что-то случится с Кристиной? Знать бы, откуда ждать…

Он вновь поймал себя на том обстоятельстве, что опять лежит с открытыми глазами и пялится в потолок. Если долго всматриваться в бездну, то бездна начнёт всматриваться в тебя… абсолютно белый навесной потолок, сейчас, во мраке ночи, казался той самой бездной, которая была готова не только всмотреться, но и проглотить того, кто посмел не спать в столь поздний час. Мужчине повернулся на бок и с той же увлечённостью принялся смотреть на стену, на причудливые, во мраке, узоры обоев, на шкаф с зеркалом в полный человеческий рост, в отражении которого можно было различить ночной интерьер комнаты, который принимал очертания человеческих фигур…

Пришлось закрыть глаза. Не забыть о том отчаянии, что разорвало на части его душу пятнадцать лет назад. Он, тогда ещё совсем молодой парень, прибежал домой в соплях и слезах. В квартире никого не было, родители ночевали в гостях, и молодой человек был совершенно один. Один, в таком же мраке, такой же холодной и мокрой осенней ночи. Ему был всего двадцать один год, он совсем недавно вернулся из армии, был полон сил и надежд на прекрасную и долгую жизнь, как одна ночь чуть было не перечеркнула всю судьбу, к чертям собачьим.

В тот вечер он напился с друзьями. Они нередко так делали после его дембеля. И вот холодная ночь заиграла новыми красками, которые резко очернились ссорой со своей тогдашней подружкой. Он даже не всегда помнил её имя, зато помнил, как сел в свой личный автомобиль, который подарил ему отец. И зачем-то выехал на ночную дорогу. Ему хотелось скорости и громкой музыки. Он разгонял свою «восьмёрку» по пустынным улицам спящего города.

Пошёл дождь, парень трезвел, стал несколько медленнее выполнять манёвры на скользкой дороге. Его уже начало клонить в сон, и он решил ехать домой. Настроение улучшилось, ведь впереди были выходные и вся жизнь. На дорогу выбежала женщина. Вовка не успел вывернуть руль должным образом, и немного задел внезапного пешехода. Никаких чётких мыслей, кроме как экстренно остановиться, в голове не было. Он выключил громко орущую магнитолу, проехал ещё несколько десятков метров. Медленно остановился, сдал назад, доехал до тела, которое лежало на асфальте в неестественной позе. Выбежав под дождь, он первым делом осмотрел автомобиль. Видимых повреждений на нём не было. Женщине уже было не помочь – её голова раскололась от удара об бордюр, поэтому осталось спасать только самого себя.

В этот момент он услышал, как кто-то бежит в его сторону. Чьи-то быстрые ноги громко топали по лужам. Это был маленький пацанёнок, лет восьми или десяти. Он бежал целенаправленно в его сторону. А вдалеке показался свет включённых фар едущего следом автомобиля.

Решение возникло мгновенно, и Вова очень быстро скрылся с места происшествия. Пацан вряд ли мог его разглядеть с такого расстояния, а приближающийся автомобиль был ещё достаточно далеко.

В состоянии аффекта он доехал до своего дома, осмотрел ещё раз автомобиль и заметил на нём царапину. Зелёную царапину сбоку. В памяти всплыл зелёный плащ, который был на женщине. Без какой-либо логики сопоставив эти факторы, Вова убежал домой. Дома никого не было, и он попытался лечь спать, находясь в очень возбуждённом состоянии. Он просто лежал на диване и надеялся, что всё произошло с ним во сне.

Но это был не сон. Перед глазами постоянно мелькала лежащая на асфальте мёртвая женщина.

Он был поздний и желанный ребёнок в семье, как он мог так подвести своих родителей, ведь его теперь точно посадят в тюрьму в самом начале жизни. А погибшая женщина была ровесницей его матери, ей было тоже чуть более пятидесяти лет на вид. Её лицо было спокойным и умиротворённым, глаза закрыты, а вот затылок… затылка не было вовсе, его кусочек с небольшим количеством седых волос лежал в нескольких метрах от туловища. Ещё один кусочек лежал у самого бордюра. Смотрел парень на это дело недолго, но навсегда запомнил эту женщину и этих два кусочка её головы. Это было проклятье на всю жизнь, а судимость вследствие оставления места происшествия и убийство пешехода, это клеймо на всю судьбу.

Да ещё и этот бегущий сломя голову пацан.

Вова поднялся с дивана, пошёл в ванную комнату. Он умывался, а руки его дрожали, из глаз не переставали течь слёзы. Ему было жалко и себя и ту женщину. А ещё он торопился. Торопился успеть, пока за ним не приедет милиция, сотрудники которой, казалось, уже стоят на пороге его квартиры. Парень достал бельевую верёвку, закрепил её на трубе, которая была в ванной комнате, чуть ли не под самым потолком. Он завязал петлю, залез на край ванны, просунул голову в петлю и повесился.

Мужчина никогда не забудет этих ощущений, как тугая верёвка стягивает горло, напрочь перекрывая доступ кислорода. Боль, удушье, беспомощность. В этот самый момент хочется только одного – вернуть всё обратно. Никакие проблемы больше не являются проблемами по сравнению с тем, когда свободно висишь на верёвке, хватаясь за воздух, а спину жжёт кипятком находящаяся рядом изогнутая труба полотенцесушителся. А ноги, ноги не достают ни до пола, ни до края ванны. Тело слабеет, широко открытые глаза наполняет чернота, а сердце замирает на середине своего последнего удара.

Была абсолютная темнота. Бездна.

Потом Владимир почувствовал слабый запах сушёной травы. Он помнил этот запах с детства, когда гостил у бабушки с дедушкой в деревне. Как они заготавливали сено для козочек. Как он любил прыгать на сеновале, а дедушка ругался, объяснял, что козы плохо едят мятое сено. Не зная, правда это была или нет, но мелкий Вовка всё равно тайком бегал на сеновал и прыгал там, после чего долго вытаскивал из-за шиворота колючие сухие травинки. Вот этот запах, только очень слабый, показался Владимиру из черноты. Первой его мыслью стало то, что покойникам подушки как раз таки набивают сеном. Это понятно, ведь зачем усопшему пух и перья, зачем ему мягкая подушка, ведь ему уже всё равно. Вова испугался до самой глубины ещё живой души – вдруг его похоронили заживо?

Испуг заставил его открыть глаза и сделать полноценный глубокий вдох. Потом ещё и ещё. Сердце, живое его сердце, бешено билось в груди. Он немного приподнялся, и оглянулся вокруг. Над ним было хмурое серое небо. Огромное, бесконечное, но на нём не было ни туч, ни облаков. Ни солнца, ни звёзд. Обычное серое небо, такое, прямо перед самым дождём. Вот-вот должен пролиться ливень, начиная с маленьких капель, которые потом должны были разойтись в буйство непогоды плотной стены воды. Но дождя не последовало, ни сейчас, ни многим позже. А небо так и не поменяло свой цвет.

Вова стоял посреди огромного поля. Лишь где-то вдалеке виднелся лес. И темнел какой-то овраг. Идти туда совсем не хотелось. Поле было из высокой, почти до пояса, сухой травы, запах которой чуть усилился. Только потом Владимир заметил на своей шее петлю из той самой бельевой верёвки, на которой он повесился.

Вот и настал момент принятия жизни после смерти. Но парень не почувствовал ни облегчения, ни жуткого страха. Слишком по земному выглядело это место, несмотря на странное небо, и отсутствия здесь ветра и пения птиц. Даже мелких букашек не было заметно в сухой земле. А трава была серой, с чуть заметной желтизной, безжизненной. Тонкие травинки легко ломались в руках. Вова ещё раз осмотрелся, и увидел в стороне леса чью-то неподвижную фигуру. Стало немного жутко. Фигура была светло-серой, сливалась с окружающим пейзажем. Лица невозможно было различить. Эта тишина слишком стала давить, появился сильный дискомфорт. Владимир решил крикнуть, чтобы эхо привело его в чувства, пусть даже и привлечёт чьё-то нежелательное внимание. Но чего можно бояться после смерти?

Он крикнул, но эха не было. Собственный крик получился каким-то сдавленным и сухим, как всё вокруг. Очень захотелось пить. Вова снял с шеи верёвку, и выбросил её в траву. Вова пошёл к фигуре, которая так же была недвижимой там, вдалеке. По мере приближения, он стал чувствовать на себе чей-то тяжёлый взгляд. Стало невыносимо жутко, пришлось пожалеть о том, что пытался привлечь внимание своим криком. Но отступать он не любил, любопытство брало верх – лучше уж страшная правда, чем постоянная неизвестность. К тому же вряд ли можно умереть дважды.

Очертания фигуры становились яснее, но лица так же не было видно, хотя Вова шёл практически не глядя под ноги, пристально разглядывая человеческую фигуру. Путь до серого человека сокращался, напряжение нарастало, Вова решил выглядеть агрессивнее:

– Эй ты! Где я оказался? Эй!

Но фигура не ответила и даже не пошевелилась. Зато у Вовы немного закружилась голова, и он оступился об собственную же ногу. Посмотрел на землю и увидел, что там, в траве, кто-то лежит. Какой-то человек. Он подошёл к нему ближе, осмотрел. Это был обезображенный труп, который лежал в свободной позе лицом к земле. Кожа его была тёмно-серого цвета под стать цвету земли. Одежда грязная, настоящие лохмотья. Вова попытался ногой немного повернуть голову мертвеца. Делал это медленно и аккуратно, но бросил эту затею, когда увидел грубые складки кожи на том месте, где должен был быть лоб, левый глаз и щека. Рассматривать такое лицо во всей его красе не было желания. Вова двинулся дальше, на этот раз постоянно глядя под ноги. Трупы стали попадаться всё чаще. Поза у всех была одинаковая, а сами трупы разные. Были даже дети, особенно запомнилась девочка, на редких волосах которой свисал один грязный, когда-то бывший белым, бант. Девочка была совсем маленькой. Это было по-настоящему ужасное зрелище. Вова ненадолго склонился над ребёнком, чтобы рассмотреть какие-нибудь следы травм, но услышал лёгкое урчание в животе. И урчало не у него. Парень испугался и пошёл дальше, ускорив шаг.

В очередной раз у молодого человека закружилась голова, он остановился, поднял голову, чтобы посмотреть, далеко ли ещё идти до человеческой фигуры и обомлел. Фигура обрела свои очертания и стояла прямо в пяти шагах от него, и смотрела своими пустыми чёрными глазницами. Глазных яблок не было, серый нос вытянулся и свисал над тонкой полоской рта, которая была немного искривлена в непонятной ухмылке. Голова была непропорционально больше туловища, на которое был надет мешок. Тонкие ноги уходили прямо в землю, ступней не было видно. Существо было живым. Оно двигало головой вслед за передвижением парня в сторону. Он не мог поверить своим глазам, неужели перед ним была сама смерть…

– Я поймал тебя. Поймал перед самой пропастью в ад.

Сказало существо. Его голос был сухим, не человеческим, будто какой-то деревянный механизм приводил в действие воспроизведение звуков, которые складывались в весьма чёткие и понятные слова. Ещё было ощущение, что этот голос исходил не только изо рта этого странного существа, а отовсюду. Будто само это место было его частью.

– Где я, что со мной? – у парня помимо страха было ещё очень много вопросов.

– Ты во мне. Я тебя поймал. Я решаю, отпустить тебя или нет.

– Куда отпустить, как поймал? – Вова ничего не мог понять.

– Ты убил себя. Я поймал тебя. Хочешь ответов – слушай и думай.

– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда. Но обстоятельства могут складываться так, что какое бы не было принято решение, исход может быть только один. В жизни так же. Как бы ты её не пытался прожить, ты всё равно умрёшь.

– Как мне отсюда выбраться? – задал новый вопрос Владимир. Он не хотел так же лежать серым трупом лицом к земле.

– Попросить меня.

– Ого! Тогда помоги выбраться отсюда, пожалуйста! – Вова обрадовался, не чуя подвоха.

– Хорошо. Куда ты хочешь: дальше по дороге в ад, в дехм, или обратно, в свою жизнь?

– Чёрт, конечно обратно, вернуться, исправить все свои ошибки… отсидеть в тюрьме… – радость Владимира сменилась грустью, но он прекрасно помнил, какие мысли были у него перед смертью.

– Что больше тебя тяготит? То, что ты лишил человека жизни? Или то, что тебе придётся сидеть в тюрьме, где над тобой, хилым и слабым, будут издеваться сокамерники, как издевались над тобой в школе и в армии, только значительно хуже?

Вова быстро понял, что существо прочитало всю его жизнь и, возможно, может прочитать его мысли, поэтому он не стал врать:

– Второе. Я больше всего боюсь второго. Но и женщину мне очень жалко, увидев её, я вспомнил маму. Представляю, что бы было, если бы её кто-то так же убил…

Тут Владимир понял, что ничего не бывает просто так. Возможно, за его жизнь заплатит его мама или ещё кто-нибудь… это страшно.

– Я могу тебя вернуть.

– Что ты возьмёшь взамен моей новой жизни?

– Твой выбор. Ты можешь принести мне несколько человеческих жизней. Сколько, я смогу почувствовать потом. Или можешь просто остаться должен.

– Ты возьмёшь мою душу? – вспомнил Вова про фантастические сделки с дьяволом.

– Не нужна она мне, – будто смеялся демон.

– А что?

– Услугу, если она мне понадобится.

Ответ не удовлетворил Владимира, он ещё находился в смятении неприятия сложившейся ситуации. Он спросил:

– А как мне начать жить снова?

– У тебя есть выбор. Срок в заточении, либо принести мне жизнь сына убитой женщины. Он искал мать в темноте, когда та ушла из дома. Ей срочно требовалось выпить алкоголь, а её сын, он учится в той же школе, что и учился ты, не пускал её. Но она его обманула. Она притворилась, что легла спать, а сама убежала из дома. Сын спешил за ней, но потерял её из вида. Он услышал шум на дороге, увидел убитую мать, побежал за помощью к людям, но он видел, как ты вернулся. Видел, как ты вышел из машины, видел её номер. Он вытащил из кармана перочинный нож и побежал обратно, он хотел убить тебя, а ты уехал. Сейчас мальчик добрался до круглосуточного магазина, куда направлялась его мать. Он сидит в подсобном помещении и рыдает. У него истерика и он пока ничего не может объяснить. Продавец пытается найти что-нибудь не дорогое и сладкое на витрине. Он заварит чай, попытается успокоить мальчика. Потом он пойдёт на склад, там есть телефон. Продавец позвонит в милицию. Ты должен будешь принести жизнь маленького человека мне. Не бойся, никакого трупа никто не найдёт. Он станет дехмом. Но его жизни больше не будет. Наверное, это даже лучше, чем попасть в ад. Ты должен торопиться. Время изменчиво, но скоротечно.

После паузы Владимир спросил:

– Сколько лет мальчику?

– Десять.

Вове совершенно не хотелось больше никого лишать жизни, и он с надеждой попросил:

– Верни, пожалуйста, жизнь этой женщине.

– Я могу поймать или не поймать жизнь самоубийцы. Только того, кто сам делает выбор по отношению к своей жизни.

– Тут, значит, выбора-то и нет. Я не хочу больше никого убивать.

– Ты можешь меня попросить, и это сделает кто-то другой. И ты будешь должен исполнителю. Зависит от твоего выбора.

– Выбор, выбор… а кто это сделает?..

– Какой бы ты участи хотел мальчику? В ад или в дехм?

– Я не понимаю о чём ты, и почему нет рая…

– Ада тоже нет. Просто я обозначил то место понятным для тебя словом.

– Тогда почему это именно ад?

– Сложно объяснить то, что сложно понять. Окончание существования не может быть раем. Тебе очень повезло.

– Да, я счастливчик. А что за дехмы?

– Ты видел людей в траве. Это они.

– Но они живые? – Вова уже привык к диалогу, но ему казалось, что он должен сделать крайне правильное решение. Слишком много от него зависит.

– Они не живые. И ты сейчас не живой. В аду тоже нет живых. Но всё видоизменяется. И кто знает, может быть там, где сейчас всегда страшно и больно, потом будет спокойно и хорошо.

– По твоим словам возможно всё. Но я слышал, видел… они ведь там живые лежат?

– Нет. Но они существуют.

– Пусть лучше так, пусть будет таким, если рай здесь ещё не придумали. А где бог?

– Ты хочешь знать больше, чем можешь понять?

Владимир только понял, что ничего он не хочет больше знать. И слишком велика вероятность, что его обманут, и душа его полетит в тартарары.

– Нет. Я хочу, чтобы всё закончилось. И я не хочу больше никого убивать.

– Лично тебе это будет не нужно. Ты хочешь меня попросить о том, чтобы мальчик стал дехмом, и никому ничего не успел рассказать? Или он всё-таки должен будет погибнуть?

– Дехмом. Я буду ещё что-то за это должен?

– Да. Твой первый долг будет лично мне, а в случае с дехмом, ты должен будешь человеку. Будем надеяться, он хорошо сможет выполнить свою работу.

– Будем надеяться…

Вдруг он услышал совсем рядом шаги, и увидел худого человека, быстро идущего к ним. Он шёл и срывал с себя одежду, которая была ему очень сильно мала. Костюм он разорвал в первую очередь, потом начал срывать с себя резкими движениями галстук-бабочку, пиджак, жилет, рубашку, майку. А брюки, которые лопнули по швам, он снимать, будто постеснялся, оставив их в виде набедренной повязки. Он подошёл к ним, и поклонился демону, который сказал:

– Этот человек подойдёт к тебе завтра. Ему ты должен будешь.

Вова не знал, что ответить. Молодой мужчина, старше его чуть более, чем на пять лет, с чёрными, как уголь, прямыми волосами, с острыми чертами лица, смотрел на него с каким-то высокомерием и некоторой долей радости.

–Надеюсь, мне не надо будет никого убивать, – проблеял Владимир.

– Смерти нет. И жизни нет, – ответил незнакомец.

Существо вытащило руку из прорезей в мешке и передало молодому человеку нож с массивной ручкой и коротким, широким, но тупым клинком. Парень с достоинством принял предмет.

– Что происходит? – испугался Вова.

– Ты можешь идти, – проскрипело слепое существо, и Владимир проснулся. Проснулся лёжа на холодном кафельном полу в ванной комнате. На шее болталась бельевая верёвка, оборванная в нескольких местах сразу. Ощущение удушья и головокружение сменились сильной слабостью и тошнотой. Парень кое-как дополз до комнаты и лёг на диван. Его стошнило прямо на подушку. В глазах постепенно перестало двоиться. Голова раскалывалась жуткой болью.

Очень страшно. Время под утро.

Парень так больше и не уснул. Было не до сна.

Когда рассвело, он вышел во двор к своему автомобилю. Царапина никуда не делась. Что дальше делать? Неизвестно. Что за дурацкий сон. Может и не было ничего, всё по пьянке привиделось? Вон как голова болит. Но авария-то была…

За спиной он почувствовал чей-то пристальный взгляд, обернулся. Это был тот самый молодой человек из его видений. Только на этот раз он был одет в строгий костюм своего размера.

– Узнал? – спросил он.

– Узнал, – Владимир подошёл к нему. – Что это было, сегодня ночью?

– Я не смогу объяснить. Это раз. Тебе лучше не знать. Это два.

– Я тебе что-то должен, это три? – спросил Вова.

– Да. Вот – худой, но красивый молодой человек протянул ему клочок бумаги, на котором было написано несколько цифр.

– Это что?

– Это доллары.

– Это бумажка.

– Это сумма, которую ты мне должен. Было нелегко.

Тут Владимир разозлился. Он бросил в лицо молодому человеку бумажку и легонько ударил его ладонями в грудь.

– Ну чё, подставили, да?! Как я не догадался, что это развод, а?! Вот это придумали, красиво! Цирк! Пошёл вон отсюда! – закричал Вова.

Парень разозлился, достал тот самый нож, который передал ему во сне мертвец, оглянулся по сторонам. Рядом были люди. Они смотрели на них. Парень убрал нож и сквозь зубы процедил:

– Ты пожалеешь!

Он отошёл к концу дома, сел в какой-то чёрный автомобиль иностранного производства и уехал.

– Вот это удумали! Вот это развели! Нашли лоха, – не унимался причитать Владимир, продолжая осматривать свой автомобиль. Рядом припарковался сосед на своём автомобиле «Жигули» зелёного цвета. Сначала из машины показалось его пузо, потом он сам. Мужчина медленно подошёл к Владимиру. Завёл разговор:

– Слышь, паренёк, не ругайся. Я вчера утром очень на дачу спешил, поцарапал твою машину, когда отъезжал. Не знал, где ты живёшь, и не дождался тебя. Весь день совесть мучила. Вот, приехал пораньше… короче, сколько я тебе за царапину должен?

У Владимира упала гора с плеч. Неужели всё оказалось видением? Вот откуда царапина! Ну и мошенники, браво!

– Да тут ерунда! Нисколько! Всё поправимо, – обрадовался Вова. Обрадовался и мужик, он был хоть и совестливый, но жадный. Они тепло попрощались.

А Вова сходил к другу, они выпили пива, и он со спокойной душой пошёл домой. Дома уже были родители. Его мама рассказала, как ей одна знакомая поведала сегодня, что её одноклассница погибла вчера ночью под колёсами автомобиля. То ли пьяная была, то ли ещё чего. Водитель скрылся, и его так и не нашли, и вряд ли уже найдут. Ещё у неё сын пропал! У неё четверо детей, и это был самый младший, совсем поздний. А ещё магазинчик ночной обнесли подчистую, причём сам продавец это и сделал, похоже. Сбежал, вместе с кассой, а магазин оставил открытым. Хотя там денег всего чуть-чуть было. И что самое интересное, именно этот продавец и вызвал милицию, и скорую, когда пропавший мальчик пришёл к нему, и сообщил о том, что видел, как его маму сбила машина. В общем, по словам матери Владимира, путаница ужасная. Не понятно, куда пропали водитель, продавец и маленький мальчик! Всех ищут! Как страшно жить!

Для Владимира это было громом среди ясного неба. Спать он ложился со странными мыслями в голове. Ворочался почти до самого утра, но уснул от усталости.

Второй раз за два последних дня далёкой осени одна тысяча девятьсот девяносто девятого года, Владимир очнулся в безжизненном поле.

На этот раз он резко вскочил, сбросил с шеи удавку, рассмотрел вдалеке фигуру странного инопланетянина и того самого молодого человека, который стоял почти голый, и бросился наутёк, подальше от этой парочки.

Он бежал, что было сил, оглядываясь до тех пор, пока парень с мерзким существом не скрылись из виду. Никто его не преследовал, а впереди было бескрайнее поле. Изредка в траве он перескакивал через трупов, которые ещё сильнее пугали его в сложившихся обстоятельствах. Наконец, он очень устал и упал в траву. Лежал долго, тяжело дышал. Отдышался. Потом, обессиленный, кое-как поднялся, и увидел перед собой глубокий овраг. Он обернулся. За его спиной молча смотрели на него пришелец и молодой человек, который искренне улыбался. Человекоподобное существо не подавало никаких эмоций.

– Я всё отдам! – простонал Вова. Он упал на колени, но не знал, что ещё сказать, поэтому повторял эту фразу.

Демон поднял правую руку вверх. Из травы поднялись два чудовища. Их кожа была такой же серой, как и у всех остальных, но одежда была ещё крепкой и относительно чистой. Их лица были обезображены. Кожа была закручена узлом по часовой стрелке, два глаза были расположены в хаотичном порядке по краям узла. Один труп был высокого роста, другой низкого. Он был ребёнком. Мальчиком. Лет десяти.

Улыбающийся молодой человек стал злым. Он чуть ли не кричал:

– Знаешь, как это не просто было? Мне пришлось придти и сделать это и с мальчиком и с продавцом. И надо было очень поторопиться. Думаешь, легко было резко проснуться, сесть в машину, приехать на окраину города и превратить двух людей в дехмов? Причём второго совершенно бесплатно? Было проще пустить мальчика на корм, благо в подсобке было достаточно большое зеркало! Но нет, я сделал это, потому что я молодец!

Последняя фраза звучала смешно и нелепо. Но Вове было не до смеха. Он весь дрожал.

А парень закончил свою речь, успокоился, и вновь стал улыбаться. Демон немного провёл рукой по воздуху и один из трупов, тот, что был когда-то при жизни продавцом, набросился на маленького мальчика. Маленького мёртвого мальчика с изуродованным лицом. Узел взрослого дехма развязался, обнажая на мгновение огромную пасть с множеством мелких зубов. Он вцепился в маленького дехма, поглотив полностью его голову. Тот пытался сопротивляться, но безуспешно. Немного пропищав, едва слышно, он перестал шевелиться. А взрослый дехм жевал его, его тошнило, но он опять принимался за трапезу. Казалось, он мучился, но всё равно ел. Даже то, чем его тошнило…

Так он съел больше половины тела, долго и мучительно засовывая в себя остатки. Демон одним движением костлявой руки остановил этот процесс. Парень, имя которого Вове было неизвестно, посчитал нужным объяснить:

– Дехмам тяжело есть друг друга, но одного взрослого человека они съедают буквально за пять минут. И требуют добавки, – он засмеялся.

– Хочешь проверить? – спросил демон.

Владимир не сразу понял, что съесть предлагают именно его, но когда пришёл в себя, то усиленно замотал головой в отрицании. Больше никогда в жизни ему не было так страшно. Дехм смотрел на Вову своим слепым взглядом.

– А теперь погладь его по голове! – сказал парень.

Но его перебил демон:

– Это будет твоим новым желанием?

– Нет! Не гладь! Моё желание будет… помнишь цифры, что я написал на бумажке? – парень обратился к Владимиру.

– Помню, – ответил он. Он безмерно обрадовался тому, что платить ему придётся не своей жизнью. А сумма на бумажке, хоть и была крупная, но её можно было отдать. Со временем, правда.

– Умножь эту сумму на пять. Сколько будет? – спросил парень. Вова ответил. Парень подтвердил и сказал, что теперь он должен будет именно столько.

Владимир очнулся посреди ночи и снова долго не мог уснуть.

Утром ему нужно было идти в университет, куда он поступил сразу после армии. У подъезда его встретил тот самый молодой человек из сна. Было очень холодно, но он был одет в строгий костюм и элегантное лёгкое пальто. Молодой человек передал Владимиру бумажку, на этот раз с реквизитами счёта, куда нужно будет отправлять деньги.

– Если мне что-то не понравится, я снова появлюсь в твоей жизни. И не один, как ты понимаешь. Считай, что ты вернул свою жизнь в кредит. И, не забывай, что помимо моего долга, тебе ещё когда-нибудь придётся отдавать долг тому милому бессмертному человечку высшей расы. И, да, не забывай про здоровый сон, а то выглядишь неважно! Ну, и если совсем будет тяжело, то сам понимаешь, самоубийство теперь это не выход!

Он уехал на хорошем, по тем временам, автомобиле.

Спустя несколько дней парень продал свою «Ладу» и помимо учёбы стал работать. Разругался с родителями, которые сначала гордились его занятостью учёбой и работой, но расстроились, так и не увидев ни разу тех денег, которые он зарабатывает.

Ему пришлось переехать в общежитие. А работал он всегда много. И на всю жизнь эта привычка так и осталась. Несколько долгих лет он выплачивал ту сумму денег, экономя на всём.

Но его жизнь не проходила впустую – за это время он успел получить хорошее образование, устроиться на перспективную работу. Познакомился с Тамарой. Они стали жить в её однокомнатной квартире, на самой окраине города, безумно любя друг друга. В то тяжёлое время девушка была единственной его отрадой. Жили в нищете, но жили счастливо. Быстро сыграли свадьбу, спустя год родилась Кристина. В маленькой однокомнатной квартире стало совсем тесно, но Тома ни разу не упрекнула Вову в том, что тот так много работает и так мало зарабатывает. А Вова отдавал долг. Исправно.

Спустя шесть лет он отдал всё до последнего цента. Всё это время плохие сны ему не снились. От усталости ему вообще не снилось ничего. И все эти года он не выпил ни капли спиртного. Так он держался ещё пару лет, пока не умер его отец. Тогда он выпил рюмку водки. Через два года умерла мать. Ещё одна рюмка. Он прекрасно помнил причину своих несчастий. Следующую рюмку он выпил с Толибжоном. Ещё по бокалу вина или шампанского он поднимал на каждый Новый Год и день рождения жены. Выпивал и вспоминал ту женщину с разбитой головой. А потом долго не мог уснуть. Демон, дехмы, тот противный лощёный парень…

Когда настал конец финансовому кошмару, он, поздно вечером, возвращаясь с работы домой, перевёл на счёт оставшиеся деньги. Зашёл в квартиру счастливый, поцеловал маленькую Кристинку, жену, и лёг спать. Сны ему снова не приснились. Зато утром, когда он выходил из дома, торопясь, чтобы успеть на автобус, он столкнулся у подъезда с тем самым молодым человеком, которому он отсылал деньги все эти года. Узнал его сразу. Тот выглядел просто шикарно. За это время он не потерял любви к дорогим костюмам. Его белоснежная улыбка говорила о том, что у него всё замечательно.

– Я всё отдал! – заволновался Владимир.

– Мне – да. А про нашего доброго друга не забывай никогда. Он такой затейник, кто знает, что он выдумает!

– Я помню всё прекрасно! Теперь это только наше с ним дело! – грубил Владимир.

– А ты знаешь, как сделать дехма? – спросил парень, вытащив из-за пазухи нож с коротким лезвием. Тот самый, который ему когда-то передал демон.

– Я не хочу этого знать! – Владимир искренне запаниковал.

– Надо вот этот нож человеку в лицо воткнуть. Воткнуть так аккуратно, чтобы потом узел завязался правильно, – незнакомец повертел нелепым оружием перед его лицом. На тупом, на первый взгляд, острие была засохшая кровь и ещё что-то серое.

– Не трогай мою семью. Если хочешь, делай со мной, что угодно! – Владимир был готов пожертвовать собой.

– Хочу, но не буду, – он убрал нож. – Ладно, давай прощаться. Хочешь, тебя до работы довезу?

– Нет. Пожалуйста, уходи!

Незнакомец ушёл. Владимир больше его не видел на протяжении многих лет. За это время его дела шли только в гору, он купил сначала себе, а потом и жене по автомобилю, а ещё до этого купил хорошую квартиру в центре города. Всё шло по плану, пока его не сократили на работе. Но и сейчас, в принципе, всё было достаточно не плохо.

Все эти долгие года Владимира часто мучила бессонница. Страшно уснуть ночью, и проснуться пасмурным днём посреди безжизненного поля.

* * * *

Ушедшие времена терзают душу воспоминаниями, не давая расслабиться. Как только немного замешкаешься в настоящем, так сразу накрывает волной прошлого. А пережитки прошлого совершенно не уместны в процессе построения светлого будущего. Но нередко является полезным и то, что усилия по благоустройству предстоящего, в неопределённых сроках, времени, направлены на день сегодняшний, без обозначения в нём планов на потом. Планы – это хорошо, но оставаться человеком нужно и сегодня. Ведь все живы только в настоящем времени. И, было бы совсем не плохо, если уже в сегодняшнем дне ты являешься хорошим, живым человеком. Здесь и сейчас. А так ли нужны хорошие люди? Для чего? Неужели для того, чтобы люди плохие могли ими воспользоваться для получения своей корыстной выгоды? Было бы хорошо, если бы это было не так. Если бы хорошие люди существовали для того, чтобы помогать тем, кто разуверился в том, что этот мир ещё может быть хорошим для них. Но мир, если и меняется, то со скрипом. С неимоверной тяжестью сбрасывая с себя грязь ненужности, облачаясь в актуальные, иногда и в светлые, наряды. А вот хороший человек, оказавшийся в нужную минуту рядышком, позволяет не ждать от неуклюжего мира подачек, а сам предлагает свою помощь. Своевременную, и правильную, по отношению к сложившейся ситуации. Не сочувствие, а участие.

Было бы ещё очень хорошо, просто замечательно, если бы поговорка «не делай добра – не получишь зла», потеряла бы свою актуальность.

Но Владислав Бекетов всегда старался совершать хорошие поступки. Просто так. Некоторые давались ему сложно, например, когда он около года назад проводил отпуск на даче, то по просьбе одного малознакомого молодого человека, согласился целый день быть сиделкой у сумасшедшего, слепого, парализованного старика. И это оказалось совсем не просто. Но Владислав справился. Справился, но был рад, что больше этот парень не просил его сидеть со своим больным дедом.

Другие добрые поступки давались ему легко. Например, не так давно он подал денег одному бедняку. Хоть тот и потратит их на выпивку, но это ему действительно было важно и нужно, ведь другой радости в жизни у того человека не было.

Было великое множество и других благих поступков, про которые Влад быстро забывал. Но, некоторые не забывались: несколько месяцев назад Влад взял на работу в свой цех паренька, под свою ответственность. У того не было соответствующего образования, но он долго не мог никуда устроиться на работу по своей специальности – к сожалению, плохих экономистов стало больше, чем хороших химиков или технарей. Тот парень так бы никуда и не устроился, если бы за него не попросил старый знакомый Владислава. Они не виделись несколько лет, но случайная встреча, возобновившиеся телефонные разговоры, и некоторые совпавшие взгляды на жизнь, вновь позволили товарищам на короткое время возобновить приятельские отношения. Ровно до тех пор, пока сын однокашника не вступил официально в должность, в рабочую обязанность которой входило техническое обеспечение полноценного функционирования оборудования на заводе красок и эмалей. Владислав руководил небольшой бригадой, которая помимо своей высококвалифицированной деятельности славилась и более высокой заработной платой, по отношению к остальным рабочим производства. Разница была не настолько существенной, чтобы взращивать чёрную зависть в глазах сослуживцев, но постоянно упоминалась при любом удобном случае. А уж любые мелкие рабочие недочёты превращались, благодаря стараниям злопыхателей, в настоящие катастрофы. Чужие соринки в глазах всегда будут предметом обсуждения и осуждения у тех, чей взор неполноценен ввиду наличия в их аналогичных органах зрения самых настоящих брёвен. А если продолжать аналогию с древесно-стружечным материалом, то даже у тех, кому не мешают серьёзные проблемы со зрением, взглянуть на ситуацию без огласки своего собственного негативного мнения, то у таких людей начинало преобладать перемещения из статуса «человек хороший» в, как минимум, «человек не очень хороший». Не очень хороший, но пока ещё и не плохой. Многие любят считать чужие деньги, ставя в укор руководству (да и всем высшим силам вообще), то, что кто-то другой зарабатывает больше, а работает меньше.

Но свой хлеб бригада Владислава Бекетова ела не зря. И работа спорилась, данный факт не отрицало даже само руководство предприятия. Оно и пошло навстречу заслуженному мастеру своего дела в открытии новой вакансии и должности в его цеху. Фактически, Бекетов шёл на риск, приспособив статичного работника к серьёзному производственному процессу, но этим он преследовал и благие цели, в перспективе разгрузить от рутинной работы самых передовых сотрудников, в итоге более усовершенствовать и несколько ускорить деятельность. Человека можно было обучить самым не хитрым приёмам для более успешной работы профессионалов своего дела, которые не тратили бы своё время на элементарные действия при подготовке к серьёзной работе. Владислав Евгеньевич всё рассчитал, заручился доверием руководства, и пригласил молодого человека к себе в коллектив, правда, не выпросив ему той зарплаты, которая соответствовала бы уровню оклада остальных мастеров. Но при должном желании и трудолюбии подопечного, у него был неплохой шанс приблизиться к новоиспечённым коллегам по уровню доходов.

Конечно, всех этих не простых манипуляций делать не следовало, но Влад понял это не сразу, и до конца надеялся на изменение наметившейся тенденции нового сотрудника делать свою работу плохо или не делать её вообще. Так же стоило обратить внимание и на то, сколько недовольства испытывал Вениамин тогда, когда узнал о том, что его доход будет меньше, чем у его партнёров. Но, несмотря на это, его оклад вполне соответствовал бы тому уровню доходов, если бы он продолжал свою трудовую деятельность в роли менеджера среднего звена. А если брать не особо зарекомендовавшие себя фирмы, то и значительно превышал бы возможный заработок, предлагаемый этими организациями.

Влад много думал над тем, насколько нелогичной для его мироощущения стала выглядеть та ситуация, в которую он сам себя и поставил. Он не привык рисковать, а здесь ради доброго дела пренебрёг возможными негативными последствиями и для дела, и для себя самого. Вениамин не оправдывал никаких, даже самых скромных ожиданий. А на вежливый спрос со стороны прямого руководителя, добрейшей души человека, Владислава Евгеньевича Бекетова, парень начинал хамить и огрызаться. Плохую самоотдачу на производстве оправдывал тем, что он ещё не достаточно адаптировался, и чувствует слишком серьёзное давление от руководителя, хотя на деле он просто халатно относился к своим обязанностям, в некоторых случаях вовсе не удосуживаясь приводить их в исполнение. Но, благодаря своему остроумному нраву и хорошо подвешенному языку, новичок сумел расположить к себе некоторых коллег и они, по наитию штатного шутника, стали так же грубить, а то и подсмеиваться над руководителем. Дурной пример оказался очень заразительным. Влад не мог дать им должного словесного отпора, ввиду своего характера, и предпочитал не реагировать на шутки в свой адрес. Так, с его молчаливого согласия, и с лёгкой подачи новоиспечённого сотрудника, за Бекетовым укоренилась кличка. Совсем не добрая и обидная. За спиной его начали называть жабой. На это несколько повлияла его внешность – слегка выпученные глаза, двойной подбородок, излишки жировой прослойки на туловище. Странное дело, но даже в мужском коллективе поддавались обсуждению особенности строения организма руководителя.

История с прозвищем началась тогда, когда на рабочие замечания Влада, молодой, но дерзкий подопечный вновь ответил хамством. Он обозвал мужчину жабой, когда тот ничего не смог сказать в ответ, лишь тяжело дышал, жадно пропуская воздух через рот. У мужчины в тот момент кололо в области сердца, и он растерялся от гневной тирады своего подопечного. Так он тогда ничего и не сказал, а прозвище за ним закрепилось, об этом он знал наверняка. Дисциплина в коллективе стала ухудшаться, авторитет Бекетова падал. Особенно обидным было то, что даже проверенные временем специалисты стали допускать халатность в своей работе, и поддерживать шутки в адрес начальника. Но это касалось молодёжи, а зрелые мужчины, те, кто не входил в шайку новоиспечённой юмористической компании, оказались в меньшинстве, и просто продолжали молча исполнять свои обязанности. Они свою работу любили больше. А Бекетову было просто очень обидно, но он предпочитал делать вид, что не замечает подколок в свой адрес.

Но терпение его лопнула тогда, когда он застал Вениамина с коллегой за тем, что они игрались в своих сотовых телефонах в тот самый момент, когда были ответственны за серьёзный рабочий процесс. Они должны были следить за показателями приборов. И если на более опытного сотрудника слова Владислава об ответственности возымели свой эффект, то Вениамин продолжал отпускать жёсткие остроумные шутки на каждое слово руководителя. Тот, отчаявшись призвать к ответу совесть подопечного, пригрозился оштрафовать того за грубое нарушение рабочего процесса. На это парень ответил уже более грубым негативом. Рабочий день приблизился к своему заключению. Влад несколько остыл, наполнив свой внутренний мир лишь накопившейся усталостью и единственным желанием добраться до дома и лечь спать.

Когда мужчина неспешной походкой дошёл до своего автомобиля, его вновь одолели воспоминания о том, как они всей семьёй радовались, когда приобрели новый «Рено Логан». Воспоминания давали ему хорошие эмоции, но и рвали уставшую душу на части. Знакомый привкус горечи образовался во рту. Мужчина несколько замешкался, открывая дверцу автомобиля. Сзади ему крикнули:

– Эй, жаба!

По какой-то неизвестной ему самому причине, Влад обернулся, хотя делать этого было не нужно – это возмутительно, откликаться на такое обращение. Но отступать было поздно. Влад лишь тихо спросил у оказавшегося рядом с ним Вениамина:

– Зачем ты так со мной?

– Смотри, доквакаешься! Я тебя предупреждаю! – с угрозой крикнул молодой человек. Он, убедившись, что его слова вновь оставили в замешательстве нелепого дядьку, сел в свой чёрный «Митсубиси Лансер», который не так давно поучаствовал в небольшом дорожно-транспортном происшествии по вине хозяина, и ещё не был приведён в аккуратный вид. Вениамин эффектно покинул своё парковочное место, небрежно управляя автомобилем.

Это уже не вписывалось ни в какие рамки.

В этот же вечер Василий возвращался домой в менее приподнятом настроении, чем в прошлый раз, когда встретил грустного соседа. Сегодня они так же вместе прокатились на лифте, каждый до своего этажа. Но один обошёлся без ненужных вопросов, а другой без ненужных размышлений о природе этих вопросов. Ехали молча.

История про изрисованную дверь забылась, но трудно было забыть о том нагоняе, что сегодня, в целях профилактики, Василий с коллегами, получил от руководства. Им всем припомнили серию нераскрытых убийств, что произошли в тёплое время года, когда в местном парке были обнаружены два трупа – девушки и парня, обоим было чуть больше двадцати лет. Причём оба были изнасилованы, и жестоко убиты ударами тяжёлым предметом по голове. Было совершенно не ясно, сколько человек совершило это особо тяжкое преступление. Но тем же предметом, как показала экспертиза, были нанесены аналогичные смертельные ранения лицу без определённого места жительства, труп которого был найден несколько ранее, весной, в том же самом парке. Ещё и недавнее убийство очередного бездомного, только уже с помощью колюще-режущего предмета.

Почерк разный, но у многих создавалось ощущение, что здесь орудует одна банда неизвестных убийц, или, может быть, это был вообще один и тот же человек. Самое распространённое мнение заключалось в том, что вновь активизировался местный маньяк, который молчал длительное время. Связь между всеми нераскрытыми убийствами в городе была не очевидной, кроме эпизодов в парке с бомжом и двумя молодыми людьми, но следователь Кирилл Жилов, давний товарищ Василия, так же, как и другие специалисты, предполагал, что все убийства взаимосвязаны. Но никаких зацепок не было, разве что только на одежде убитых в парке был обнаружен ворс и целые клочки ниток с белых тряпичных перчаток, которые в своей работе использовали все, кто занимался физическим трудом – дворники, дорожные рабочие, строители.

После двойного убийства жарким летним вечером, по горячим следам в городе был задержан мужчина крепкого телосложения и азиатской внешности. Тот шёл по улице в грязных, но когда-то белых, рабочих перчатках. В задержании принимал участие сам Василий. Он долго смеялся над именем задержанного в отделении, докладывая следователям о том, что был схвачен «то ли джон, то ли бжон». Толибжона допросили следователи Жилов и Кузнецов. Оказалось, что мужчина вышел с ближайшей стройки, на которой работал, в магазин за сигаретами, а перчатки снять просто не успел – настолько оперативно сработали сотрудники полиции. Позже подтвердилось и алиби задержанного гражданина соседней республики, у которого не было проблем с временной регистрацией. И только после такой тщательной проверки, Толибжон был отпущен. Других подозреваемых найдено не было.

После этого на районе наступило затишье, в котором если и случались всплески активности развития событий в виде убийств, то преступления быстро раскрывались ввиду нехитрых мотивов бытовых злодеяний на почве временной потери рассудка, ввиду потребления алкогольных напитков и даже психотропных веществ, тех, кого суд в итоге признает виновными в совершении убийств. Для кого-то это окажется не первым тюремным заключением.

Начальство негодовало – показатели за октябрь были плохими. В ушедшем месяце произошло ещё одно убийство, которое тоже пришлось перенести в разряд нераскрытых. Был убит очередной бомж в глухих дворах, скрытых от посторонних глаз. Мужчина умер от единственного ножевого ранения в шею. На орудии убийства ничьих отпечатков пальцев, кроме самого убитого, обнаружено не было. Вообще, по мнению Василия, этот эпизод можно рассматривать как своеобразное харакири в исполнении бездомного, но Жилов с ним не согласился, как и второй уважаемый в отделе следователь – Михаил Кузнецов. На счёт этой парочки приходилась основная масса раскрытых преступлений, поэтому они были в авторитете. С ними и пытался водить дружбу Василий. Они даже изредка выпивали после тяжёлых рабочих будней. Василий и сегодня предлагал провести мозговой штурм, сообразив на троих один флакон «Хлебной дороги», что лежала в сейфе у Жилова. Но мужчина отказался делиться водкой, оставив её до лучших времён. А Михаил и вовсе не желал употреблять спиртное, очередной «глухарь» не стал для него поводом для посиделок. Ещё в их команду был прислан стажёр, который, возможно, так же повлиял на отсутствие настроения к философским размышлениям. Молодой человек был шустрым, любознательным, и с некоторой хитрецой. Лейтенант Павел Зотов вселил в капитана Кузнецова уверенность в хорошие способности подрастающего поколения. Но старший следователь майор Жилов не стал торопиться с выводами. Что же касается Василия Кошкина, то у него, как всегда, было своё мнение, но его по этому поводу никто не спросил.

Все эти факторы и поспособствовали плохому настроению мужчины, когда он возвращался домой.

Немного поругавшись с женой, он ушёл пить пиво и смотреть телевизор. А братья в это время сидели в своей комнате, и каждый занимался своим делом – Рома обнимался со своей девушкой Инной, а Антон играл в какую-то стрелялку на компьютере, слушая в наушниках агрессивную музыку.

У Антона было тоже плохое настроение, ему ужасно не нравилось то, что брат водит домой свою девушку. Больше всего его злило то, что эта девушка его сокурсница, и изначально именно он хотел завязать с ней свои первые отношения. Он до сих пор питал к ней тёплые чувства. Но брат его опередил, не заставив Инну даже догадаться о том, что у самого младшего из семейства Кошкиных есть симпатии к девушке. Собственно говоря, никто об этой симпатии Антона, кроме него самого, и не знал. Вот он сидел, убивал виртуальных врагов, и надеялся на то, что влюблённая парочка за его спиной не позволит себе ничего лишнего. По этой же причине он не оставлял их в одиночестве в их общей с братом комнате, да и вообще в квартире. Антон был домосед, ему сложно было находить общий язык с людьми, да и не слишком ему этого хотелось. Его мировоззрение, взращенное в тепличных условиях, не давало никаких поводов для того, что бы начать успешную социализацию. Он искренне верил в то, что никому не нужен. Ему больше нравилось проводить время за компьютерными играми. С их помощью он впадал в некоторый транс, в состояние сна наяву, когда все его действия происходили по наитию, на интуитивной основе. Забывался он конкретно, и приходил в себя лишь после очередного успешно пройденного уровня. Его успехи были серьёзными, он мог в два счёта пройти любую игру на самом высоком уровне сложности. А когда он участвовал в онлайн состязаниях, то добивался непререкаемого авторитета в среде других участников баталий.

А Инна с Ромой на этот раз обсуждали идею знакомства подруги девушки с одиноким парнем. Им это показалось хорошей идеей, и в ближайшие выходные они все вместе договорились сходить в кафе. Антон, выйдя из своего компьютерного транса, нехотя согласился. Осталось заручиться согласием Ани, на её вероятную симпатию к худощавому молодому человеку надеяться не приходилось, но попробовать стоило.

Проводив домой свою девушку, которая жила совсем недалеко, Рома лёг спать и быстро захрапел. В комнате родителей было темно и тихо, а Антону, как всегда, не спалось. Он выключил компьютер и ушёл на кухню пить чай, заодно чего-нибудь поесть.

По дороге к холодильнику, который стоял близко к прихожей, парень услышал лёгкий шорох. Он прислушался и не сразу понял, откуда идёт звук. А слышался он из-за закрытой входной двери в квартиру. Парень на цыпочках подошёл к железной преграде, скрывающей его жилище от внешнего мира, посмотрел в глазок. Сначала ничего нового в привычном интерьере, состоящем из бело-зелёных стен, трёх дверей, лестницы и лифта, он не увидел. Всё так же территорию этажа освещала одна тусклая лампочка. Шорох прекратился, но Антон услышал чьё-то тяжёлое дыхание. Человек так дышать не мог, слишком долгими были промежутки между вдохом и выдохом. Через несколько секунд он увидел старуху. Она появилась так неожиданно, что молодой человек чуть не закричал. Вовремя сдержался, но, казалось, что старуха что-то почуяла. Она стала всматриваться в дверной глазок со своей стороны, но, разумеется, ничего увидеть она не могла. Её глаз не было видно вовсе, лишь две глубоких складки морщин в которых можно было рассмотреть лишь черноту. Это продолжалось не долго. Вскоре старуха развернулась, и пошаркала в сторону лестницы. Она ушла, с трудом преодолев несколько ступеней. Дальше была стена, которая скрыла её дальнейший путь от взора до смерти напуганного молодого человека. Старая женщина была одета во всё чёрное, чем ещё больше напоминала бабу-ягу. Парень никогда не думал, что будет так бояться мифического персонажа, живой подражатель которого только что чем-то был занят у двери его квартиры.

Очень жутко и неловко наблюдать за тем, как кто-то сходит с ума.

Наутро Антон раньше всех вышел из квартиры. Он был уверен в том, что на двери должны были появиться новые знаки, но дверь была чистой. Для него осталась загадкой цель ночного визита сумасшедшей старухи.

Вечером он всё рассказал за ужином своей семье. Мать ему не поверила, сказав, что это уже не смешно. Ей просто не хотелось связываться со старой ведьмой. Она её боялась. И отрицанием слов своего сына, она надеялась отвести беду от своей семьи. Поэтому разбираться по поводу возможных ночных визитов она не собиралась, как и отец. Он лишь отмахнулся, пригрозив вызвать психиатрическую бригаду обоим в том случае, если станет свидетелем неадекватного поведения со стороны старухи или Антона. Мужчину больше тревожили неприятности на работе – начальство предъявляло всё больше и больше претензий. До пенсии хотелось доработать без серьёзных эксцессов. Поэтому Василий был хмур. А Роман посоветовал брату написать об этом новое стихотворение. В общем, Антон снова пожалел обо всём, о чём только можно было пожалеть в сложившейся ситуации.

В этот же самый день Влад написал докладную руководству по поводу ненадлежащего отношения к своим рабочим обязанностям своего подчинённого Вениамина Матвеева. В документе он просил посодействовать руководящие органы в нормализации дисциплины сотрудника путём лишения виновного премиальных выплат за текущий месяц. Руководство завода согласилось на эти ограничительные меры, заодно сделав публичный выговор Матвееву. Не избежал выговора и сам Влад, правда, слова недовольства ему были высказаны в приватной беседе с руководителем подразделения. Большой начальник посетовал на недостаточный авторитет Бекетова, на его мягкотелость (за подобное нарушение следовало бы вообще уволить сотрудника). Так же в упрёк прозвучали слова об его инициативе по трудоустройству этого самого нерадивого сотрудника, нарушителя трудовой дисциплины. Разумеется, Влад пообещал нормализовать работу команды, и повлиять на самое слабое звено в некогда крепкой цепи трудового коллектива. Но мужчина совершенно не знал, как осуществить это влияние. Он лишь надеялся, что выговор и финансовые ограничения заставят молодого человека задуматься о лучшем исполнении своих обязанностей. Либо же это его могло заставить в очередной раз взяться за поиски новой работы.

Влад шёл по цеху, внутренне готовясь к неприятной встрече с Вениамином. Сегодня они ещё толком не виделись, и произошедшие события должны были как-то поспособствовать тому, чтобы у них состоялся разговор по существу, в ходе которого Влад хотел объяснить свою позицию по данному вопросу и предложить варианты действий для того, чтобы подобное больше не повторялось. О возможном увольнении намекать не хотелось, он всё ещё надеялся на добросовестность сына своего давнего знакомого.

Но разговора, как такового, не получилось. Веня, высокий молодой человек с модной причёской, появился внезапно, склонился вплотную над низким и полным начальником, схватил того за ворот рубашки, и высказал в глаза всё то, что он о нём думал. Его речь была не долгой, но красочной и лаконичной. Если опустить все нецензурные выражения и слова-паразиты, то смысл слов был сведён к тому, что он не уважает жабу за ябедничество и неумение руководить. Ещё он указал, куда именно нужно пойти начальнику со своими жалобами. Однако, выговорившись, парень резко удалился сам.

Влад так и остался стоять в растерянности посреди огромного цеха, которому он отдал значительную часть своей жизни. В горле застрял ком. Мужчина удивлялся наглости современной молодёжи. Была обида и на себя самого, за то, что Влад не смог ничего сказать в ответ. Может, от природной застенчивости, а может, и просто – от нежелания разговора в стиле «дурак – сам дурак». Так или иначе, в череде траурных и мрачных дум Владислава Бекетова, появилась и новая навязчивая мысль о той обиде, которую нанёс подчинённый своему добродушному руководителю. В это же время, высшее руководство завода пришло к выводу, что пора бы сместить Бекетова с заменяемой должности, раз он вконец расклеился, и не может удержать дисциплину в коллективе на должном уровне.

Но как только Влад переступил порог своей собственной квартиры, он забыл обо всех рабочих неприятностях. Ему просто стало ужасно одиноко. Не кому было пожаловаться на трудности, не кому было утешить его печаль. Хоть он и не был ранее замечен в таких вещах, но сейчас особенно хотелось кому-нибудь пожаловаться на всё. Чтобы от сердца отлегла тревога. Но ничего не изменится, не осталось близких людей в этом чужом мире. Тяжёлая депрессия обнимала его плечи, не давая расправить дряблую грудь, в которой билось больное, уставшее сердце. Скулящая тоска заставляла вечно опускать взгляд себе под ноги даже там, где дорога не предвещала никаких подвохов и неровностей. Горечь от всего прожитого, но не пережитого, отравляла воздух, пищу, воду, всё вокруг. Делала даже самые яркие краски тусклыми, не ласкающими взор. От пустоты в квартире и в самой душе становилось жутко. Очень часто именно эта жуть и мешала достать из шкафа бутылку водки. Больной желудок не смог бы справиться с большой дозой, и сердце точно отказалось бы биться после этой полулитровой порции яда.

Но Влад не спешил открывать бутылку и доставать гранёный стакан. У него ещё была какая-то надежда. Ему не хотелось размышлять о бесперспективности своих ожиданий. Ему для жизни было достаточно того, что они есть, но что конкретно они из себя представляют, ему знать не хотелось. Ожидание – робкое подобие надежды.

Несколько лет назад его жена рассказала ему, что у них в доме живёт бабушка, которая может предсказывать будущее, давать какие-то советы в трудных жизненных ситуациях, ещё она могла навести порчу и сделать приворот. Тогда они посмеялись над этим, но сейчас он в который раз вспомнил про ведьму, и ему захотелось сходить к ней и узнать… жива ли его дочь. Но нерешительность и нежелание знать страшную правду мешали этому. Да и немаловажным фактором было то, что он не верил ни в какие паранормальные явления. Но вдруг всё-таки не зря столько людей верят в бога, жизнь после смерти, порчу и предсказания? Вдруг то, что выходит за рамки логики, обыденности, нормальности, в конце концов… вдруг это и есть правда? Вдруг мир, успешно обоснованный в своём существовании великими учёными умами, допускает в себе и то, что нельзя объяснить никакими законами? Если это так, значит и в этом мире найдётся место для чуда. Или хотя бы для справедливости.

В ту ночь Владу приснился страшный сон, в котором он, обезумев от ярости, начал крушить всё вокруг. Все преграды перед ним разлетались в клочья, когда он махал своими руками во все стороны. Потом в его сне появился Вениамин. И ему тоже не поздоровилось – Влад с лёгкостью открутил ему голову. Но перед ним возникло ещё несколько Вениаминов, которые смеялись над ним. Они тоже получили по заслугам. Мужчина разрывал тела этих гадов с немыслимой лёгкостью. Разорвав последнего из сотни, он успокоился. И забылся в сладком сне.

А на утро, выходя из своей квартиры на работу, он увидел на своей двери знаки, нарисованные мелом. Узорчатый крест, обведённый тремя кругами. Испугавшись этой шалости, он попытался поскорее всё стереть. Получилось это не сразу, и Влад чуть было не опоздал на работу. Весь день он провёл в мрачных мыслях. Не хватало ещё местных хулиганов на его голову.

Отработав смену, он возвращался домой, ведя аккуратно автомобиль по обледенелой после заморозков дороге. Чернел ноябрь, зазывая ночь. Мрачнели мысли мужчины. А что если символ на его двери был каким-то особым знаком? Знаком того, что пока есть хоть какие-то возможности в жизни, их надо использовать? Даже там, где бессильна реальность, пусть чудеса решат всё исправить.

Спустя час, в квартиру старой ведьмы тихо постучался Влад Бекетов. Он жутко нервничал, и ему было стыдно за то, что он решился связаться со всем этим паранормальным сумасшествием.

Он помнил, как его жена рассказала, что странная бабка денег не берёт, и за услуги ей платят едой. И не просто едой, а свежим мясом, свининой. Но Влад купил помимо свиного мяса, ещё и других продуктов: масла, молока, яиц, хлеба, консервов. Он хотел полноценно расплатиться за оказанное ему внимание и помочь пенсионерке с продуктами. В необходимости своей помощи он убедился, увидев убогое убранство маленькой квартиры. Впрочем, старуха заинтересовалась только мясом.

– Ты слаб, да. Твоя злость взаперти. Не сразу заметно. Хочешь быть сильным? – неприятным голосом произнесла старуха, когда они прошли на кухню, в которой тускло горела лампочка, свисающая с потолка.

Если бы Влада попросили рассказать о том, какой была кухня старухи, то он бы сказал просто: тут пусто, холодно и неуютно, будто здесь живёт не человек, а лишь его унылая тень. Странные мысли пришли в голову Влада. Он не любил ни метафоры, ни лишние словообразования, но в тот момент его фантазия вовсю трудилось над определением придуманного им словосочетания – тень человека. Себе он тоже дал определение тень человека. Тот, кто пытается жить обычной жизнью, не используя все её блага. Тихо, незаметно, без удобств. И этого достаточно. Тень человека не нуждается во всём том, в чём нуждается человек.

Но здесь не пахло лекарствами и старостью. Пахло чем-то другим. Но тоже не приятным.

– Сильным? – не понял Влад. Да, он хотел бы стать сильным, но его больше интересовало совершенно другое. – Я хотел бы узнать, жива ли моя дочь и где она находится?

– Скажу, да. Но, не всё, нет. Поспишь здесь, а утром поведаю, в каком из миров твоя дочь. В этом ли слабом мире. Или ушла куда всерьёз и надолго. Где именно она, невозможно увидеть, нет.

– Хотя бы, – не верил ей Влад. – Спать пока как-то не хочется. Может, я дома посплю?

– Здесь. Или уйдёшь. Да, – сказала бабка. С её губ обильно потекли слюни, и она поспешила их вытереть рукавом.

– Ладно, извините. Я всё сделаю. Спасибо вам!

– Сиди здесь, да, – старуха вышла из кухни, прихватив пустую стеклянную банку, ёмкостью в один литр.

– Да, спасибо, постою, – Влад стеснялся и немного боялся ведьмы.

Та вскоре вернулась. В банку было налито немного тёмно-зелёной жидкости. Бабка разбавила её водой из крана. Потом она положила ёмкость перед Владом на стол.

– Пей.

– Спасибо, но не хочется, – брезговал Влад. Его продолжали смущать капающие на пол слюни старухи.

– Значит, тебе не хочется знать про свою дочь, да! – сказала ведьма и медленно протянула свою костлявую руку к банке. Но мужчина опередил её. Он залпом выпил противное зелье и вернул пустую банку на стол.

– Хочется знать! – сказал он.

– Пройди в комнату, ляг спать, да, – сказала ведьма, показав ему на дверь.

– Спасибо, но пока не хочется, – сказал Влад, но в этот же момент у него сильно закружилась голова.

По стенке он проследовал в комнату, где лёг на старый диван. Что делала бабка, он не видел. Лишь только он лёг, не сняв куртку и даже не разувшись, то быстро начал проваливаться в бессознательность.

На стене он увидел огромный символ. Такой же он обнаружил на своей входной двери сегодняшним утром. Значит, это был знак.

Влад уснул тяжёлым сном.

Его организм привык просыпаться рано утром без будильника. В этот раз он проснулся тяжелее обычного. Но за окном ещё было темно, значит, привычка работала исправно.

Было утро субботы, на работе был выходной. Влад не сразу вспомнил, зачем он спал в чужой мрачной квартире. Теперь настало время всё узнать.

На кухне было так же темно, как и в комнате. Бабка сидела за столом и не двигалась. Влад очень напугался. Когда старуха заговорила, он напугался ещё сильнее. К её хриплому, булькающему голосу было сложно привыкнуть.

– Рано встал, да. Но, не важно, нет. Всё равно немного узналось, – сказала она.

– Что узналось? – спросил Влад. Во рту его пересохло, и он очень хотел домой.

Он не верил, что старая женщина скажет что-то толковое. Так и получилось.

– Свою дочь Агату в этой жизни ты не увидишь. Нет. Но она пока живая, она в этом мире. Да. Она проживёт дольше тебя. Дольше. Время быстрое, твоё здоровье плохое. Да, – сказала ведьма и замолчала.

– Если это всё, то я пойду? – разочарованно сказал Бекетов.

– Да, – повторила старуха.

Мужчина медленно вышел из квартиры. Его воображение рисовало ему страшные гримасы, которые были на лице старухи, когда она сидела на кухне в темноте. Ему казалось, что с ней точно было что-то не так.

С другой стороны, то, что она сказала, выглядело обычным шарлатанством. Но он не жалел о том, что пошёл к ней и отнёс продукты – так он хоть немного помог малоимущей пенсионерке. Но её словам была грош цена.

Мужчина поднялся на свой этаж, вошёл в пустую квартиру. Избавился от верхней одежды, сходил в душ. Сонливость его не отпускала, и, немного перекусив, он решил немного вздремнуть.

О старухе он вновь ненадолго вспомнил лишь перед сном. Она сказала, что его дочь зовут Агата, но Влад не называл её имени. Впрочем, они жили в одном доме много лет, она просто могла знать эту информацию.

* * * *

Субботним вечером в кафе встретились два брата: Рома, улыбчивый парень спортивного телосложения, и Антон, худощавый юноша, который иногда носил очки, которых ужасно стеснялся. Его зрение позволяло не использовать их в повседневности, если не нужно было писать лекцию, работать с компьютером или делать какую-нибудь работу с мелкими предметами, но сегодня его брат настоял на том, чтобы тот надел «свои окуляры», ведь в них он, по мнению Ромы, выглядел «старше и солиднее». Антон послушался, но чувствовал некоторый дискомфорт. Зато в них он реально лучше видел этот хмурый мир, в котором на время поселилась поздняя осень. Здесь всё приходит на время и очень редко остаётся навсегда.

Девушки немного запоздали. Подруга Ромы, и сокурсница Антона по учёбе в меде, стройная брюнетка Инна, привела на встречу свою подружку-ровесницу, тоже не менее стройную и симпатичную блондинку Анну. Свободную девушку хотели познакомить с Антоном и оторвать его от компьютера, которому тот стал посвящать слишком много своего времени. Парень был не против, да и Аню тоже интересовали новые знакомства. Подруги были чем-то похожи в своём поведении – обе вели себя позитивно, много шутили и смеялись. Парни тоже вскоре стали чувствовать себя раскрепощено, когда выпили немного пива, и влились в общее течение разговора, в котором девушки доминировали, наперебой рассказывая об особенностях своей учёбы. Если Инна, так же как и Антон, пыталась получить медицинское образование (обоим учёба давалось достаточно успешно), то Аня училась на экономиста. Роман вклинился в беседу, вызвав интерес к своей учёбе на юридическом факультете, желанием служить в полиции. Антон же изредка вставлял свои комментарии, особенно дополняя рассказ Инны о том, как они всей учебной группой ходили на вскрытие трупа, и им не стало плохо от этого зрелища, как некоторым однокурсникам, которые не смогли полноценно изучить эту процедуру.

Несколько позже предмет разговора с учёбы сместился на личность Антона, когда девушки стали интересоваться его жизнью и увлечениями. Тогда Рома не преминул воспользоваться случаем, чтобы лишний раз не посмеяться над братом. Шутить над ним он любил, да и тот не особо обижался, и редко позволял себе обратные колкости в адрес брата. Конечно же, Ромка рассказал ту историю с соседкой и стихами Антона. Все в очередной раз посмеялись, особенно Аня, которая слышала эту историю впервые. Её заинтересовало хобби парня. Она начала расспрашивать его о том, как часто он пишет стихи, на какие темы. Поинтересовалась о том, каким образом у него происходит этот процесс. Антон стеснялся, пытался отшучиваться, но ему льстило такое внимание к творчеству. Инна поддерживала интерес подруги, а Рома дополнял беседу своими юмористическими комментариями. В конечном итоге, вся небольшая компания стала просить о том, чтобы Антон Кошкин рассказал какое-нибудь стихотворение из своего репертуара. Его брат в очередной раз очень хотел увидеть то, насколько неловко себя чувствует молодой поэт, и хватит ли у него духу вообще что-нибудь рассказать. Сами стихи его совершенно не интересовали. А у девушек было простое любопытство, ведь литературную ценность стихотворений они вряд ли бы оценили по достоинству. Сам Антон всё это прекрасно понимал, как и понимал он то, что стихи его это откровенный шлак, который нельзя назвать полноценным творчеством. Но, несмотря на все эти факторы, включая личную застенчивость, он решился на то, чтобы продекларировать своё произведение. То, которое несмотря ни на какие шероховатости и кривизну повествования, ему нравилось. И которое он помнил наизусть. Тихо, чтобы люди, сидящие за соседними столами, его не услышали, он произнёс текст с выражением и без запинок:

Ветром холодным зима

Запутала ветви деревьев,

И осталась молчать до утра,

В мои слова не поверив,

Что кричал в пустоту,

В темноту, захлёбываясь горем –

Верните мне мою мечту!

Хоть её я не достоин…

Тихо смотрела луна,

Как душу рвало на части,

Где белой проседью льда,

Замерзало чужое счастье.

Прятали звёзды глаза

Веками серых облаков…

Как душил в себе облики зла,

Как ждал я в себе холодов!

Но болезненно таял лёд,

Оставляя на сердце шрамы,

Их весна теплотою сотрёт,

Но далека она и не желанна…

Разумеется, никаких аплодисментов, и даже одобряющих возгласов он не услышал. Все воздержались от комментариев по поводу услышанного. Может только кто-то из девчонок сказал: «молодец, хорошо». Зато разговор постепенно поменялся на более приземлённые темы, чем поэзия обречённости, что, в принципе, порадовало Антона – ему не нужно было больше краснеть от внимания к своей творческой личности.

На самом же деле каждый воздержался от каких-либо оценок творчества Антона по своей причине. Роману было скучно, он стихотворение не слушал, а шутить по этому поводу ему надоело. Инна тоже практически не слушала, она отвлеклась на свои мысли, да и в целом, упадническое настроение услышанных строк ей было совершенно не интересно. Аня выслушала всё целиком, но не смогла состыковать в своём разуме идею повествования с какими-нибудь своими мыслями, и ей не захотелось спрашивать, о чём именно это стихотворение.

После короткой паузы, все принялись обсуждать последние новинки кинематографа и личные предпочтения в еде. Договорились через неделю всей компанией сходить на какой-нибудь фильм, а после снова продолжить общение в кафе. И вот, когда дружеская посиделка подошла к концу, молодые люди разделились на две пары – Рома с Инной пошли пешком до дома девушки, а Антон с Аней отправились на трамвайную остановку.

Анна жила значительно дальше, чем её подруга, и Антон не мог её не проводить, тем более девушка ему понравилась. Она действительно была хороша собой – пепельные длинные волнистые волосы, зелёные глаза, очаровательная улыбка и ямочки на щеках. Парень успел оценить и фигуру, когда они заходили в быстро подоспевший к остановке трамвай. Но, несмотря на то, что Аня была положительно настроена на общение с Антоном, он не спешил выбрасывать из своего сердца Инну. Девушка родного старшего брата больше тревожила его разум, как бы молодой человек не пытался забыть про неё. Разумеется, у него ничего не выходило, ведь Инна постоянно была в поле зрения юноши – они учились в одной группе на очном отделении, к тому же она часто бывала у них в гостях. Но что он мог сделать? Девушки не обращали на него внимания, да и он не пытался завести новые знакомства.

Но сегодня судьба преподнесла ему подарок – невероятно симпатичную девушку, которая охотно смеётся над его нелепыми шутками и умело поддерживает интерес даже в самом формальном разговоре. Ещё она постоянно поправляла волосы, хотя те не мешали ей. Отводила взгляд, когда Антон осмеливался взглянуть на неё. Трогала его за рукав, когда вела с ним беседу. Непринуждённо теребила в руках махру шарфа. Судя по всем этим факторам, которые успел зафиксировать парень – он ей нравился. Это было приятно осознавать, ведь ещё никто к нему не испытывал такого явного интереса. Были знакомые девушки, с которыми он даже целовался пару раз, но это всё осталось в старших классах школы. Как только он поступил в медицинский, всё изменилось. Старые знакомства потеряли перспективу и забылись. Зато его интерес к сокурснице, и, по совместительству, старосте группы, усилился до небывалых высот. Инна, не догадываясь об этом, одним лишь своим присутствием вгоняла его в крайнее смятение, одновременно являясь самой главной отрадой его глаз. С самых первых предпосылок возникновения серьёзных чувств к юной особе, он пытался осмелиться и придумать хороший план, который бы позволил сначала завести дружеские отношения, постепенно переходящие в любовные. Или хотя бы всё не испортить. Сколько глупостей тогда было в его голове! Он пытался понять, изучая литературу по психологии отношений между мужчинами и женщинами, нравится ли он хоть немного этой милой длинноногой брюнетке. Зато благодаря этим знаниям, он смог определить симпатию Ани к нему, ну а за Инной он подобного поведения не замечал. Да и не было повода – девушка была всегда одинаково приветлива со всеми, но не давала никаких намёков на симпатию. Антон её ужасно боялся, хоть со временем понял, что она не только красивая девушка, но и хороший человек, не способный поднять на смех его внезапно открывшиеся чувства. Но он их надёжно держал взаперти, не давая поводов для того, чтобы хоть как-то обозначить наличие столь трепетных переживаний в его душе. По крайней мере, так ему казалось.

Так он и прожил полтора года, пока однажды судьба не дала ему шанс – преподаватель дал серьёзную лабораторную работу, которую было необходимо выполнить в паре. Пары составил он сам лично, и получилось, что они с Инной оказались вынуждены проделать большое исследование и сделать совместно отчёт. Радости парня не было пределов, но, разумеется, внешне он никак на это не отреагировал. Девушка сама предложила выбрать, где именно они допишут ту часть работы, которую не успели сделать на парах. В вариантах ответа было кафе, либо у кого-нибудь дома. Здесь Антон допустил роковую ошибку, пригласив Инну домой. Ведь денег на кафе у него не было, а дома было пусто – родители допоздна на работе, а брат собирался на вечеринку. Пойти к ней он постеснялся. Девушка, не смущаясь, приняла предложение, и они отлично провели время. Он напоил её ароматным чаем, сделал бутербродов, угостил печеньем. Они много смеялись, попутно успешно выполняя задание. Ласковое солнышко ранней весны всё время ярко освещало комнату, но потом совершенно незаметно наступил вечер, и Инна с готовым отчётом собиралась домой. Тогда и вернулся с гулянки Рома. Немного пьяный и очень весёлый. Видимо этим он и покорил сердце девушки. Он сразу завоевал её внимание, и вот, с первых чисел марта до этих холодных ноябрьских дней они вместе, а Антон остался в досадном одиночестве со своим невостребованным чувством. Он злился на брата, на Инну, на судьбу, на себя… но внешне оставался дружелюбным, спокойным парнем. Чувство злости и досады притупилось, он уже даже привык к тому, что его любовь является самым ненужным атрибутом этого грубого мира. Но его чувство не угасло, не испарилось, продолжало полыхать ярким пламенем в его груди.

Ко всему можно было привыкнуть, и теперь у него появился хороший шанс изменить свою ситуацию на личном фронте, пусть даже если радость первой настоящей близости ему придётся ощутить с другой девушкой, которая понемногу начинала ему искренне нравиться. Он был готов испытать новые чувства, пусть даже милая брюнетка Инна не переставала настойчиво требовать своего внимания в его сокровенных мыслях.

– Почему ты такой грустный? – внезапно спросила Аня, когда они с Антоном оплатили проезд и встали на пустующей задней площадке трамвая, не найдя свободных парных мест.

Вопрос удивил парня, ведь ему казалось, что сегодня он совершенно точно грустным не был, а наоборот, пребывал в весьма приподнятом настроении. Если только его общее состояние не выдали его стихи. Но стоило отдать должное его смелости, и без настроения он не стал бы ничего читать, отшутился бы кое-как. А теперь и Ане он показался мрачным. Именно мрачным его и называла Инна, когда они начали общаться чаще, ввиду её близких отношений с его братом.

Антон не сразу нашёл подходящие слова для ответа:

– Я не считаю себя грустным, но если ты так думаешь, то пусть и буду таковым. Есть люди по своей природе весёлые, а есть грустные. И не обязательно на это есть какая-то веская причина.

– Просто ты какой-то задумчивый, когда отвлекаешься от разговора, вдруг тебя что-то сильно тревожит, а рассказать некому, – кокетничала Аня.

– Да нет. Все мои тревоги на поверхности – учёба, мысли о будущем. Совершенно ничего особенного, – отмахнулся Антон. Свою душу открывать ему совершенно не хотелось, но если разговор принял бы более развёрнутый характер по данной теме, то он нашёлся бы о чём соврать, не вдаваясь в подробности более глубоко осевших в сердце переживаний.

– Ну, если все твои тревоги на поверхности, то, получается, тебе нечего скрывать?

– Скелетов в шкафу у меня нет. Разве только есть старая свихнувшаяся бабушка, которая по ночам подходит к моей входной двери в квартиру и тусуется там.

– Та самая, что в мусоре ковырялась? Ого, зачем ей это?

– Да, она. Не знаю. Она просто стоит и ничего не делает, аж жуть берёт. Видно, задели её мои стихи, – сказал Антон.

Девушка удивилась поведению пенсионерки, посетовала на её старческое слабоумие. Она посоветовала Антону, что когда в следующий раз её застукает посреди ночи за тусовкой у его двери, спросить прямо в лоб – какого чёрта она здесь делает? Парень согласился с этой идеей, но ему не хотелось говорить о том, что ему было очень жутко, когда он застал её за этим занятием.

Некоторое время они проехали молча. За окном мерцал огнями вечерний город. Они ехали по самым живописным местам исторического центра, но что-либо разглядеть, кроме огней, было сложно – мешало тусклое освещение салона трамвая, которое отражалось в чёрном окне транспортного средства. Ещё в этом своеобразном зеркале виднелись две фигуры – парня и девушки. Трамвай немного покачнулся, и они ненадолго соприкоснулись на поручне пальцами рук. Чтобы немного снять неловкость ситуации, парень тут же одёрнул свою руку и поправил съехавший в бок капюшон на куртке девушки. Она спросила:

– Тебе нравится Инна?

Этот вопрос заставил немного замешкаться Антона, но он решил говорить только правду, не вдаваясь в более глубокие подробности. Он ответил, не выдавая никакого волнения:

– Да, она очень красивая девушка.

– А я? – Аня улыбалась.

– И ты очень красивая, милая и очаровательная, – улыбался в ответ Антон.

– Я сейчас раскраснеюсь, – говорила, и совершенно не краснела Анна. – А кто из нас красивее?

Вопрос показался Антону наивным и глуповатым. Он решил не отвечать на него, а задал встречный вопрос:

– А кто из нас красивее, я или Ромка?

– У вас похожие черты лица. Но твой брат более спортивно развит, это нравится девушкам. Но если судить по его разговорам, то он кажется немного поверхностным человеком. Я не говорю о его умственных способностях, просто у него какие-то прямолинейные и жёсткие взгляды на жизнь. А ты кажешься более мягким, более душевным, более вдумчивым человеком. Тебя интересует жизнь во всех её проявлениях. Поэтому ты пошёл учиться на врача, а не как брат. Ты более лояльно относишься к людям, из тебя получится хороший специалист, который к каждому пациенту будет относиться внимательно.

Когда Антон дослушал эту ахинею с его психологическим портретом, объявили их остановку, и они приготовились к выходу. Про свой первоначальный вопрос девушка забыла, что не могло не порадовать парня.

Он проводил её до дома – от остановки он находился совсем недалеко. Аня закурила и предложила парню тоненькую сигарету. Он не отказался, потому что сам иногда этим баловался, но очень боялся, что это баловство перерастёт в серьёзную привычку. Как-то так само получилось, что на прощание они поцеловались в губы. Сам поцелуй был недолгим, но для Антона это была целая вечность. Ему было очень приятно и как-то неловко. Девушка первая отпустила его из своих объятий, попросила его быть осторожным и поторопиться, ведь трамвай скоро должен был развернуться и поехать обратным маршрутом, а следующего за ним можно было не дождаться, ведь было достаточно поздно. Они договорились созвониться, когда он приедет домой.

Обратно парень ехал в очень хорошем настроении в практически пустом трамвае. Он слушал музыку в наушниках и думал о возможном будущем с Аней. Его светлые мысли прервали воспоминания об Инне. И о том, как он придёт домой, а брат с довольной улыбкой будет лежать на кровати и чем-нибудь заниматься в планшете. Он ненавидел эту его довольную улыбку, которая всегда появляется на его лице, когда он долго провожает Инну до дома. Гостит у неё допоздна. И сегодня должен быть такой же вечер, когда после всех неприятных переживаний, Антон в очередной раз будет подолгу и с особенной злостью убивать врагов в своей любимой компьютерной игре под жёсткую и агрессивную музыку. Эти мысли омрачили ему настроение, и он зашёл в круглосуточный ларёк, чтобы купить сигарет. Сегодня он разрешил себе покурить. А Инна ведь не курит.

Приобретя отраву, после нескольких минут раздумий, он направился домой, радуясь, что не привлёк внимание местной гопоты, которая всегда крутилась у этого злачного места. Более крепкая сигарета расслабила его разум, и на некоторое время он погрузился в приятное состояние любования окружающей его мрачности. Пустая скамейка у подъезда, чёрные окна первых этажей. Голые деревья, мусорные баки, припаркованные автомобили. Всё знакомо и привычно. И всё нормально.

Он вытащил из-за пазухи снятые ещё в трамвае очки, надел их. Мир вокруг преобразился, став более чётким. Появились новые детали, которых раньше он не замечал. Всё-таки стоит иногда начинать новую жизнь. Выкурив вторую подряд сигарету, он направился домой.

В это же самое время Влад лежал в своей кровати и не мог уснуть. Утром, вернувшись от старухи, он проспал ещё несколько часов, поэтому сейчас было не просто вновь погрузиться в пучину сновидений. Вообще, весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро были какими-то не реальными.

И ещё никогда раньше знакомая домашняя обстановка не была такой жуткой. Тикали настенные часы, мешая сконцентрироваться на чём-то спокойном и приятном. Было очень тревожно. Появились какие-то новые шумы и скрипы в том доме, в котором он прожил основную часть своей жизни. Самый счастливый период. Они с женой приобрели эту квартиру, когда дом ещё считался новостройкой. С неописуемой радостью и чувством полного восторга они переехали сюда из коммуналки. Это был такой грандиозный праздник. Через несколько лет родилась Агата. Позже они смогли приобрести первый автомобиль. Это были самые счастливые годы, которые закончились в тот момент, когда он узнал о страшном диагнозе его жены. Дочь была достаточно взрослой, чтобы всё понимать, но она до конца не верила в то, что должно было неизбежно произойти. Ей было очень тяжело, она даже не смогла поехать на кладбище, потом долго об этом жалела. Старалась как можно чаще ездить на могилу к матери. Они приезжали на дачу, она, предупредив отца, брала велосипед и уезжала. С самой ранней весны до поздней осени навещала она могилу на старом кладбище на окраине соседней деревни Ближняя Топь.

Теперь Влад утешал себя тем, что его жена просто забрала её с собой и им там очень хорошо вдвоём. И ещё они очень ждут Владислава к себе, а он пока что-то не торопиться. Он иногда просит его забрать, но его не забирают. А он очень просит. Как бы ему не было жутко от этих своих просьб.

А ночь тихо скрипела половицами, завывала в вентиляцию ветром и стучала в окно редкими каплями дождя. Ожидались очередные заморозки.

На второй день знакомства Антон и Аня сходили в кинотеатр. Причём, на культурном походе настояла сама девушка, парень же поначалу планировал провести этот вечер перед монитором компьютера. И он не пожалел о том, что сменил своё решение.

Аня проявляла инициативу во всём, и это не могло не понравиться. У Антона Кошкина даже создалось впечатление, что он действительно очень нужный и интересный человек, по крайней мере, для симпатичной блондинки Анны. И, по всей видимости, ему пора было избавиться от комплексов по поводу своей внешности, ведь девушка питала к нему вполне, казалось бы, искренний интерес. Она целовала его, прижималась к нему, брала его за руку. Но единственное, что его продолжало смущать – паузы в разговорах. Он не знал что сказать, чем заполнить возникшее молчание, чем убрать эту неловкость. Ему казалось, что девушка не должна скучать рядом с ним. И как бы она к нему не была благосклонна во внимании, некоторые разговоры заканчивались, не получив должного развития ввиду того, что Аня не хотела или не могла их полноценно поддержать. Ей чужды были размышления о жизни с духовной точки зрения, а ничего интереснее он пока предложить не мог. Как бы всё хорошо не складывалось на данный период времени, ему было грустно. Он не мог почувствовать себя счастливым там, где он привык быть несчастным и обделённым. Ухудшалось это состояние и от вполне элементарных причин – рядом с ней он чувствовал тот контраст, который возникает в сравнении точек соприкосновений разных человеческих миров. Когда люди проживают вместе одно и то же определённое количество времени, одни и те же события, но смотрят на них с совершенно разных углов своего мировоззрения.

– Может, пригласишь меня завтра в гости? У меня будет всего одна пара, и я могла бы к тебе заехать после учёбы. Или мы могли бы с тобой прогулять этот день, что скажешь? – сказала Аня, когда они остановились, чтобы поцеловаться на прощание возле дома девушки.

– Блин, у меня завтра последними парами предмет, который можно сдать без гемора, только если всегда посещаешь пары, препод просто зверь, – Антон не любил и не умел прогуливать. Но теперь ему ужасно захотелось это сделать, но разум, как будто бы заранее озвучил этот отказ.