Читать книгу Как почувствовать одиночество. Рассказы, повести. 2008—2018 - Александр Михайлович Кротов - Страница 7
МОЛЧАНИЕ
Повесть, март 2011 – 6 января 2012
ОглавлениеГде-то разбилось счастье, о ком-то капал дождь, к кому-то пришла осень, за кем-то пришла ночь…
Беспорядочное мелькание обрывков воспоминаний… Искажённые картинки значительных и совсем не важных событий, тихое эхо каких-то слов, разговоров. Милое и дорогое, смешанное с подлым и грязным, валяется на полу пространства, вместившим всю жизнь. И как бы то ни было – остались следы от всего. От всего… Что касаемо предчувствий и послевкусия прошедшего. И глухой мрак будущего заслонил свет в конце тоннеля. То ли тупик, то ли новая бездна.
В комнате стало уже совсем темно. Я близко склонился над тетрадным листом, придирчиво, в очередной раз, перечитывая только что написанные мною строки. Ещё и ещё я тщательно пытаюсь прочитать чужими глазами свою искренность в хитросплетениях простых человеческих слов. Пытаюсь поверить сам себе. Смотрю на себя со стороны и вижу чужого человека… Все мои душевные переживания не идут ни в какое сравнение с тем, что начеркал мой карандаш на бездушном двойном листе. Мелкий, неровный почерк с многочисленными помарками и исправлениями не внушал доверия даже мне самому. Куда пропала моя правда и так ли она должна была быть выражена? Как правильно признаться в том, что не имеет словесной формы? Что только можно прокричать, провыть, простонать, терзая себя в клочья… Тоску, верность, отчаяние и то чувство, которое принято называть любовью. Но… слово это затёрто, запачкано, избито ложью, потеряло смысл. Каждый способен сказать его без зазрения совести к правильности произношения.
Моё умозаключение меня расстроило, и я решил вычеркнуть это слово и все его производные из своего письма. И вот, письмо приобрело иной смысл. Смысловой загадочностью и некоторым вызовом смотрели на меня семнадцать пустующих глазниц лица исповеди. Семнадцать слов были вычеркнуты из огромного мира, ставшим бессмысленным после такой коррекции.
Особенно я перестарался в предложении: «Знаешь, а я люблю такую погоду, когда за окном тихо падают огромные хлопья мягкого снега, а ты сидишь у окна, в тепле с выключенным светом». Меня рассмешила подобная сентиментальность и безжалостно-слепое вычёркивание безобидного в данном случае слова. Пришлось вычеркнуть данное предложение совсем, от чего я окончательно расстроился. Единственная милая и бесполезная информация была уничтожена в моём послании к моей весне…
Я поднял уставшие, просящие света глаза к окну, и увидел этот снег. Он особенно хорошо был виден в свете уличного фонаря. Тяжёлые больные комья валились с неба на грязный асфальт. И в комнате было очень холодно. И всё это я совсем не любил. Совсем…
Достав из кармана зажигалку, я аккуратно поджёг фитиль, почти израсходовавшей себя свечи. Волшебное и столь тоскливое действо за окном затмилось отблеском от источника света, и я перестал видеть то, что творилось за окном. Только мерцающий огонёк, да моё мрачное отражение.
Я смотрел сам себе в глаза и не находил своего взгляда. Так, чёрные круги. И тут стало ещё и страшно. Часто повторяющееся ощущение, что кто-то стоит позади тебя и может схватить в любую минуту за шею и не придушить, нет, а только напугать. Да, испуг в данном случае принесёт меньше пользы, чем смерть…
Я на всякий случай оглянулся. Никого, но ещё есть шанс, что кто-то притаился за закрытой дверью. Ведь совсем скоро опять должны придти.
Теперь при свете свечи я по-новому рассмотрел своё письмо. Грязная бумажка. Пустые и неразборчивые слова, которые появлялись в течение восьми дней после долгих и, зачастую, отвлечённых от главной темы, размышлений. Полнейшая неразбериха в своих мыслях… и совсем мало мгновений отделяло очередное недописанное письмо от надежды быть всё-таки отправленным, до ритуального сожжения в пламени хилой свечки. Но… очередной хоровод воспоминаний заставил ненадолго успокоиться в вымышленном мире, под именем Счастье…
Раннее утро плескалось в море, что было принято звать Чёрным. Но оно совсем не чёрное, оно… оно лучезарное! И даже чайки не так противно визжали, дополняя морской пейзаж, а наоборот, подчёркивали всю реальность момента, когда мы одни на краю света и до конца этого самого света ещё достаточно долго, чтобы узнать всю радость существования. Мы одни, а море оно такое большое, и, кажется, вроде бы предназначено для всех, но сейчас как бы оно всё наше. Мы вдвоём и больше нет никого.
Её улыбка – моё солнце. И мир не такой огромный, холодный и злой, а просторный, прохладный и… и наш. Радость от пойманной на лету той секунды переполнило моё сердце горячей волной сладкой нежности…