Читать книгу Театр полутеней - Александр Непоседа - Страница 7

Утро. Дождливое, тёплое, напоенное запахом молодой листвы и мокрого асфальта. Пронизанное насквозь грохотом и шелестом капель по крышам домов, по многочисленным зонтам прохожих, с весёлым журчанием струй из водостоков, юрких ручейков. Облака так низки, тяжелы влагой, что с трудом переваливаются через кровли многоэтажек. Всё мокро, блестяще, с радостным ощущением новизны после долгого и холодного апреля.

Вспыхнул красный сигнал светофора. Мимо замерших автомобилей по пешеходному переходу хлынул спешащий поток, дробясь отражениями в мелких лужах; куртки, плащи, зонты, торопливый шаг. На противоположной стороне улицы, напротив Драмтеатра выпорхнула из тесноты маршрутки девушка. Лёгкое пальто, голова раскрыта, волосы волною стекают к плечам, туфли на высоком каблучке на стройных ногах.

Какая – то хрупкая и трогательная в этой хрупкости. Зонтика у неё не было, и она стремительно побежала вдоль здания театра. Зажегся зелёный, я повернул вслед за ней, понимая, что укрыться от дождя незнакомке не удастся – театр в это время ешё закрыт, а площадь перед ним омывается с неба; и деревья, и лужайки, и скамейки, и дорожки со сверкающей красной плиткой.

Поравнявшись, остановил машину, отворив переднюю дверь.

– Садитесь, прошу вас, иначе совсем промокнете!

Она быстро взглянула на меня, чуть склонив голову.

– Спасибо!

Подобрав намокшие полы пальто, опустилась на сиденье, осторожно прикрыв за собой.

– Скажите, куда вам? Я отвезу.

– А у вас есть время? Дайте мне подумать.

Вынув носовой платок из сумочки, промокнула щёки и лоб – движением к вискам. На волосах блестят дождинки. По-весеннему возбуждена. Красива и молода. Запах женщины. Стучали капли по капоту и крыше, струйками стекали по лобовому стеклу, дождь становился сильней. В девичьих глазах, с той изумительной азиатской раскосинкой и долгими ресницами, замирала тревога. И я терпеливо ждал.

– Какой негодяй!

Воскликнула она, сжимая кулачки. Повернувшись ко мне, прошептала.

– Можно попросить вас?

– В разумных пределах, конечно.

– Нужно вернуть мой зонтик.

– И где же он? Что-то случилось с вами сегодня утром?

– Вы понимаете, я хотела снять жильё, позвонила вчера вечером по объявлению, а сегодня отправилась по адресу. Мне всё понравилось, и светлая комната, и большая просторная кухня-столовая, и чистота. Хозяин долго наблюдал за мной, а перед моим уходом вдруг сказал, что у него одно только условие – приходить ко мне ночью, иногда.

Она сверкнула глазами. Губы задрожали.

– Я так разозлилась, бросилась вон и забыла свой зонт в прихожей.

– В следующий раз никогда не ходите по адресам в одиночку. Это чревато последствиями. А зонт мы вернём, говорите адрес. Заодно посмотрим на стареющего ловеласа. Только поднимусь я к нему один, вы подождёте в машине.

Через пять минут мы остановились возле дома, где по моим сведениям проживали работники милиции-полиции.

– Номер квартиры?

– Сорок третья, вот в том подъезде.

Я вышел из машины, охваченный дождём, набрал номер на домофоне.

– Я по объявлению. Можно посмотреть квартиру?

Поднялся на третий этаж. Стряхнув с себя влагу и причесав волосы, позвонил. И сразу узнал его. Невысокий, остроухий, с бесцветным бобриком на круглой голове, с короткопалыми руками. Халат и тренировочные штаны. В прошлом году, будучи инспектором, он остановил меня на въезде в город. Скучающе-постное выражение лица, постукивание жезлом по ноге в измятых брюках. Излишне внимательно просмотрел документы. Обошёл дважды машину. И выписал штраф за забрызганный задний номер, до самого конца всей этой клоунады надеясь на подачку, но я выдержал. Ситуация меня забавляла.

А за четверть века до этой встречи на автостраде, мы были вместе в учебной роте перед отправкой в Афганистан. Правда, он был в составе второго, соседнего по размещению в казарме взвода, но я его запомнил. А вот он забыл, или старательно делал вид, что мы не знакомы. Бесцветный ничего не умел, и не хотел. Второй взвод бегал четыре раза в неделю шестикилометровый кросс с полной боевой выкладкой, в то время когда остальные в роте отдыхали. Зачет времени на финише, как известно, проводится по последнему из подразделения. С ним старались говорить, били, не давали воды и оставляли без ужина, отнимали сигареты – он отстранённо улыбался и чего-то ждал. Все уже догадывались о его роли в сумасбродной игре с реальностью.

С полигона, где проводились стрельбы, второй взвод обречённо возвращался на учебный пункт бегом, из под касок стекал пот и высыхал белыми пятнами на гимнастёрках – взводный изгой не попадал в мишени. Пули взрыхливали песок или уносились в раскалённое небо. Взвод наливался злобой. Невыносимая жара добавляла особой прелести в бесконечный марш-бросок.

А закончилось до мерзости банально. Приехал его папа, полковник, работник военкомата, отставник. Результатом приезда – стал отъезд отпрыска домой. Ребята облегченно вздохнули.

Ещё никто не знал, что через год из этого боевого взвода в живых останется только 11 человек.

С древних времён война неравнодушна к юности.

И вот мы наедине, лицом к лицу. Я знал, что его недавно выгнали из ДПС за неблаговидный проступок, что крепкий, здоровый мужик сидит дома, изредка промышляя частным извозом.

– Тут моя племянница зонт оставила!

Я шагнул в раскрытую дверь, он отпрянул. В глазах мелькнул страх. Испугался, что она рассказала мне всё? Увидел уютно стоящий возле вешалки зонтик. Взял его в левую руку. Он переминался с ноги на ногу, сопел и отводил взгляд. Было слышно, как по подоконникам барабанит дождь. Барабаны судьбы! Вспомнил я фильм из детства с таким названием и вспыхнул решимостью.

– Учебку в Душанбе помнишь?

Зрачки его расширились. Теперь он не сводил с меня глаз.

– Почти все ребята твоего взвода погибли, а ты сбежал, сволочь!

И не давая ему опомниться, со сладострастием врезал ему в скулу. Некрасиво завалившись на пол в угол прихожей, сбив по пути пуфик и неуклюже пытаясь удержаться на ногах, хватая рукой воздух, снизу, с шипением, ожидая, что будут бить ещё, закрыв лицо.

– Я не мог! У меня аппендицит болел!

– Зато они не знают, что такое боль! И от племянницы привет!

Я вышел под низкие облака и подставил лицо свежим прохладным каплям долгожданного мая.