Читать книгу Игры для взрослых. и другие рассказы - Александр Николаевич Прохоров - Страница 25

Тюфяков был поздним ослабленным ребенком. К трем годам у него проявилось плохое зрение, сколиоз, боязнь темноты и настоятельная потребность держаться материной юбки.

Когда уходила мама, никто из родственников не мог его развеселить и облегчить его страдания. Тюфяков не плакал, а просто ждал и почти молча сглатывал рыдания.

В школе у мальчика были трудности со сверстниками: он ни с кем не дружил и редко играл с мальчишками, как принято говорить, в подвижные игры. Мама уделяла ему много внимания, водила заниматься музыкой, потом живописью, но, кроме отвращения, занятия ничего не вызывали, хотя он и продолжал регулярно посещать все классы, которые оплачивала мама. Школьные годы такие бесконечно долгие, но и они быстро проходят. Незаметно подошел выпускной год. И тут вдруг совершенно неожиданно Тюфяков влюбился! Он окончательно оторвался от материной юбки и робко последовал за другой. Она была, как говорится, ранняя девушка. В то время как в классе все были еще совсем девчонки, эта была статной женщиной с аккуратным бюстом. Тюфяков был не единственным, кого привлекала Лиза, и шансов у него, надо сказать, было не много. Сутулость, близорукость, робость и тупая решимость разбиться в лепешку за право стоять рядом с избранницей – не лучший набор в борьбе за обладание дамой сердца.

Тюфяков звонил ей по телефону, сопел в трубку, иногда, набравшись решимости, предлагал поход в кино и, получив отказ, долго неутешно страдал. Время шло без успехов и побед, а вскоре начались еще более суровые испытания тюфяковского чувства. Однажды, стоя под окнами квартиры, в которой он мечтал находиться, он увидел Лизу, которая выходила из дома с высоким незнакомым парнем.

Тюфяков сначала вздрогнул, а затем впал в прострацию и пошел следом. Он не прятался, а шел как во сне, глядел на Лизу и представлял себе, что это он, высокий и красивый, идет рядом с ней и легко обнимает ее за талию. Он был в том же кино и на выходе искал глазами свою девушку. Затем шел следом за парой в кафе и сидел за соседним столиком. Высокому парню не нравился Тюфяков, он не знал, что это не хамство, а любовь, и поэтому хотел проучить Тюфякова. Или он догадывался, что это любовь, но все равно считал это хамством. Высокий парень проводил Лизу, поцеловал ее на прощание, затем повернулся к Тюфякову и без предупреждения ударил его по лицу. Тюфяков вытер рукавом кровь, которая потекла из носа, и впервые за вечер почувствовал облегчение. Он страдал за свою женщину, он не боялся высокого парня, и если бы умел, то дал бы, наверное, сдачи. Тюфяков не уходил, смотрел на высокого парня и улыбался. Высокий парень плохо понимал, что происходит в душе у этого психа, но на всякий случай решил не связываться.

Так было с несколькими кавалерами. Одни лезли драться, другим просто надоедала слежка. Наконец Тюфяков доказал свое право на место возле Лизы. И вот они сидели в кафе, она наливала ему заварку из чайничка, а на столике была скатерть точно такая же, как у Тюфякова в детстве. Победа казалась так близко, но роман закончился не начавшись. Отзвенел последний звонок, и Лиза уехала куда-то на Украину к родственникам готовиться к экзаменам в институт. Однако вместо института выбрала замужество и роль домохозяйки. Вернулась через два месяца с мужем – взрослым бородатым мужчиной. Тюфяков потерял цель в жизни. Поступать в институт не стал, пошел работать продавцом в ближайший к дому продуктовый магазин. Родители сокрушались по поводу странного выбора сына, но он выслушивал все настолько обреченно и равнодушно, что, наконец, родители смирились. А вскоре у Тюфякова умерла бабушка, освободив внуку отдельную двухкомнатную квартиру, где он стал жить в полном одиночестве. Пиво и футбол его не интересовали, дни проходили однообразно, он чувствовал себя собакой, которая живет без хозяина – еды достаточно, но главного в жизни нет. А жизнь кипела вокруг: кто-то делал карьеру, кто-то раскрывал свои таланты. Тюфяков затаился. В это время в стране изменился строй: капитализм сменил социализм, свершилась сексуальная революция, да мало ли чего произошло. Все это шло мимо Тюфякова, он по-прежнему ходил в свой магазин и исправно продавал молоко и сахар. Иногда Тюфяков совершал вечерний моцион. Он ходил не спеша по Старому Арбату, смотрел на молодых людей, которые были с ним одного возраста, и удивлялся, как они кривляются под музыку и горланят песни. Иногда он подавал нищим, которые подходили сами, угадывая, что им не откажут. Однажды Тюфяков прогуливался перед сном и неожиданно увидел Лизу, которую не видел несколько лет. Лиза изменилась, пополнела. Округлые формы, которые когда-то выгодно выделяли ее среди девочек, теперь подчеркивали ее тучность. Но этого всего Тюфяков не заметил: он понял, что Лиза брошена, несчастна и свободна – это было именно то, о чем он мечтал.

Девушка и впрямь производила жалкое впечатление. Лиза, которая когда-то пела на школьных концертах, теперь пыталась исполнить романс, а рядом с ней стояла жестянка, в которой лежало несколько монет и десять рублей бумажкой.

Певица была прилично одета, далеко не худа, но явно унижена и загнана жизнью в тупик. Люди к этому привыкли – денег никто не бросал. Никто даже не останавливался, чтобы послушать слабый жалующийся голос человека, попавшего в беду. Тюфяков не знал, что ему делать. Он подошел, пристроился рядом и стал подтягивать песню. Голос его поначалу дрожал от волнения, а потом приобрел уверенность, и они допели романс вдвоем до конца. Тюфяков стоял с женщиной, которая так долго ускользала от него и вот теперь была рядом, не уходила и не могла никуда уйти потому, что идти ей было некуда, и по щекам его катились слезы жалости, торжества и умиления. Вокруг собирались люди, люди как-то чувствуют, когда происходит что-то необычное. То, чего они не видят каждый день и к чему еще не успели привыкнуть. Так было с первыми обложками порнографических журналов, потом с первыми калеками на проезжей части, с детьми в метро с табличками «Помогите на хлеб». Постепенно народ ко всему привыкает, перестает замечать и останавливаться. А вот прилично одетый мужчина, который поет козлиным голосом романс и плачет, – это было так необычно, так оригинально, что народ останавливался и бросал деньги.

Лиза стала жить с Тюфяковым. Рассказ ее оказался тривиальным: муж бросил, когда потерял работу, родители оказались настолько эгоистичны, что отказались содержать, а зарабатывать деньги она не умела.

Жизнь Тюфякова приобрела смысл, они, наконец, поженились. Тюфяков был проницателен и быстро научился предугадывать желания супруги. Экономя и откладывая, он умел вовремя сделать ей приятное, преподнести подарок – то в виде шляпки и чулочек, то в виде нового пуфика или полочки в ванну. А иногда и просто обыкновенной коробки шоколадных конфет.

Лиза полнела, и Тюфяков в душе радовался, поскольку чем тучнее жена, тем меньше шансов, что она уйдет к другому. Лиза быстро освоилась и обнаружила в себе склонность к разного рода деятельности: она любила переставлять мебель, создавать уют, стелить кружевные салфеточки и даже повесила над кроватью две картины. Картины смотрелись очень миленько.

Каждый день Лиза вытирала с них пыль, хотя они почти не пылились. Отношения у Тюфякова с Лизой имели внутреннюю логику. Лиза дарила свою любовь Тюфякову, но не часто и не просто так, а в качестве вознаграждения, и тем самым наполняла его жизнь энергией, стимулом и смыслом существования. Что бы он делал в жизни, когда бы все доставалось ему само по себе, без труда! Роль продавца была забыта – у Тюфякова уже у самого появился маленький отдел, где работало двое продавцов, и он пристраивал в магазин левые продукты, скрывал доходы, вел черную кассу – короче, жил, как вся страна: добивался, преодолевал и дышал полной грудью.

Увидев в очередной раз, как Лиза вытирает пыль с картин, висящих над кроватью, Тюфяков достал из шкафа давно заброшенные кисти, пошел на рынок и купил краски, а вместе с ними подрамник с загрунтованным холстом. Сама собой пришла в голову идея: две киски опрокинули корзину и разматывают клубок ниток. Корзина плетеная, теплых тонов, белые котятки, розовый клубок шерсти. Рука сама повторяла скучные уроки, освоенные в детстве. Чистые краски, уверенный мазок, верный глаз – откуда что взялось. Картинка вышла лучше купленных на улице: уютнее, теплее. Так и хочется прижать к себе этих котяток вместе с пушистым клубком. Произведение было принято на ура, примерялось то к одной стене, то к другой. А к вечеру Лизу обуяла гордость за мужа и прилив к нему самых бурных чувств. Картины стали появляться чаще – на них изображались и котятки, и птички, и прочие идиллические вещицы, которые были так понятны и близки Лизе. Лиза украсила все стены и вскоре приняла решение отнести часть картин в художественный салон. И вот тут случилось непредвиденное – в квартире появился искусствовед из салона и Тюфяков сразу почувствовал недоброе. Искусствовед оказался шикарным мужчиной невысокого роста в туфлях на каблуках. На нем был коричневый пиджак и в тон костюму галстук. Искусствовед покупал картины, которые хотел, потом без сожаления расставался с ними, когда за них давали лучшую цену. Он легко завоевывал понравившихся женщин, потому что те, которые не находили в нем очарования, казались ему глупыми и никчемными. При этом искусствовед был истинным профессионалом, то есть отлично чувствовал конъюнктуру рынка. Знал, что берут на стену в новостройки, что в подарок родителям, а что на свадьбу. Он безошибочно угадывал, где можно заработать и с кем. Профессия требовала быть психологом. Искусствовед не пришел бы в дом посмотреть на картины, если бы не хотел их приобрести, но и лишних денег платить не собирался. Поэтому он не преминул аккуратно намекнуть на мещанско-любительский характер висящих картинок. Знаток искусства красиво говорил про одержимость гениальности, про свежий ветер, который веет с полотен импрессионистов, про бурю чувств и смятение зрителя. Чем больше говорил торговец, тем растеряннее становилось лицо Лизы и тем подобострастнее она смотрела на гостя. Лиза была подавлена. «Импрессионист» ушел, и Лиза заплакала! Она поняла, что все, чем она гордилась, разрушено. Что истинное счастье – это иметь высокие потолки, много воздуха и большие полотна в золоченых рамах. Полотна, на которых пространство, жизнь, небо. В квартиру, где висят подобные полотна, приходят мужчины в шикарных костюмах, курят трубки и говорят о достоинствах картин, и ее двухкомнатная квартирка с низкими потолками и кисками в корзинках стала ей отвратительна своим мещанским уютом и духовной пустотой. Спать легли в разных комнатах. Присутствие Тюфякова рядом вызывало у Лизы зубную боль. Тюфяков заперся в своей комнате, достал из шкафа чистую простыню, приколол ее к стене, вывалил из чемоданчика все свои краски на стол, выдавил их густо на палитру, а когда взялся за кисть, руки у него дрожали. Он еще не знал, что будет рисовать, но когда подошел вплотную к простыне-холсту, то почувствовал запах моря, услышал шум разбивающихся о скалы брызг. Он начал писать быстро и нервно. Море выходило неспокойным, бурливым, пенилось все больше, выкидывая вверх соленую пену. «Да это же буря, – подумал Тюфяков, – ну конечно же, буря!»

Казалось, что рядом с ним двое: первый, незримый, водит его рукой, а другой, внутри, повторяет, задыхаясь: «Ты хотела воздуха?! Вот тебе воздух! Ты хотела ветра? Вот тебе! Ты хотела брызг и порыва? Получи!» Сколько всего скопилось в душе Тюфякова: ненавистные парни, провожающие Лизу, ее бывший муж, теперь этот искусствовед – все, кто хотел отнять у него его счастье.

На простыне не осталось белых пятен. Она висела тяжелая под слоем красок во всю стену, и в полумраке казалось, что комната – это вовсе не комната, а утлое суденышко, которое брошено в пучину, и море несет его неизвестно куда, и не ясно, куда вынесет.

Тюфяков был опустошен и одновременно счастлив. Он понимал, он чувствовал, что сделал именно то, что от него требовалось. Что бы теперь ни говорил искусствовед – он купит эту картину и выставит в своем салоне, а сам Тюфяков опять обнимет свою Лизу, зароется лицом в ее большое теплое тело, и ему будет темно, тепло и сыро, прямо как в утробе матери.

2000