Читать книгу Пронзая ткань времени - Александр Николенко - Страница 12

Полетели дни напряженной учебы. Месяц за месяцем приносили новые огромные объемы информации, которые втекали в курсантов и заполняли их клеточки памяти, не оставляя ни микрона свободного места. Спасали только выходные, бездумные и расслабленные, когда курсантам позволялось снова становиться молодыми людьми и немного порезвиться на вольном воздухе.

Ранним утром одного из выходных дней Марго устроилась в кресле и пыталась представить, как можно провести такой день весело. За окном висел грустный дождливый день. Размытые очертания деревьев в парке стекали тоненькими ручейками и расплескивались в лужах вокруг них, по которым прыгали люди под зонтиками. Весь мир был мокрым, от неба и до земли. В такую погоду особенно хотелось тепла и уюта, которые обволакивают тебя у горящего камина под шум стучащего по крыше дождя.

В студенческие годы, когда она училась на медицинском факультете в университете одного из небольших городков недалеко от Парижа, к ней пристало прозвище Марго – Пять минут. Многим казалось, что это прозвище давало шанс на доступность хорошенькой девушки и делало намек на соблазнительную близость. Она обижалась, и студенты, попытавшиеся использовать это прозвище для собственного удовольствия, вынуждены были поспешно ретироваться от разъяренной девушки. Поэтому оно гуляло в основном «за глаза». Все стало гораздо хуже, когда один из пожилых университетских профессоров, Лео Бюжо, тоже решил воспользоваться ласками веселой студентки с таким привлекательным прозвищем. Его в студенческой среде не любили, и это мягко сказано: уж очень часто юным студенткам, особенно неопытным и робким первокурсницам, он делал предложения типа «Дашь на дашь». Он признавал справедливость известного принципа «Жены стареют, а первокурсницы – никогда!» и следовал ему в своих предпочтениях.

Оказавшись однажды один на один с Марго в своей лаборатории, профессор без особых церемоний запустил руку в декольте девушки и сжал ее грудь. Марго, тоже без всяких церемоний, схватила стоящую рядом большую стеклянную колбу и с напутствием «Получай, старый козел» изо всех сил огрела его этой колбой по голове. Профессор с грохотом рухнул на пол, увлекая с собой по пути различный бьющийся инвентарь. Марго сразу и след простыл, а профессор поднялся, посмотрел на себя в зеркало и, потирая лысину, обиженно подумал: «Ну почему же старый?»

Марго жаловаться не стала, но эта история тут же получила огласку в студенческом коллективе. Бюжо не простил обиды, и вскоре Марго, довольно старательная в учебе, столкнулась с трудностями. Коллеги профессора, зная его тяжелый характер и учитывая возможность того, что он имел реальные шансы стать ректором, не желали с ним конфликтовать и намеренно занижали Марго оценки. Бюжо использовал любой шанс, чтобы скомпрометировать девушку, с удовольствием и прозрачными намеками вспоминая ее прозвище Пять минут. Он явно вел к тому, чтобы при первом же удобном случае добиться ее отчисления. Особенно его ненависть обострилась после двух случаев.

Однажды профессор вместе с группой студентов, среди которых была и Марго, на университетской машине выехали в Париж для посещения медицинских музеев. Когда они ехали по шоссе, у движущегося впереди автомобиля вдруг лопнуло колесо. Автомобиль резко вильнул и, накренившись, рухнул в глубокий овраг. Машина со студентами сразу остановилась, и все бросились к месту аварии. Из автомобиля удалось вытащить девушку и окровавленного юношу. На девушке видимых повреждений не было видно, а вот на парня страшно было смотреть. Несколько открытых переломов, окровавленное лицо стонущего юноши производили жуткое впечатление. Профессор, мельком бросив взгляд на девушку, принялся заниматься молодым человеком. Студенты, кто как мог, помогали профессору, кроме Марго. Марго села на корточки возле девушки, приложила руку к ее шее, глянула на зрачки и затем быстро принялась ощупывать ладони, ступни и живот.

– Маргарита, немедленно идите сюда, хватит возиться, с ней ничего не будет! – раздраженно крикнул профессор.

– Вот старый козел! Неужели до вас не доходит, что у девушки сильное внутреннее кровотечение, она вот-вот впадет в кому, и тогда ее спасти будет очень трудно! – не помня себя, заорала Марго. – А парню ничего страшного не угрожает, выкарабкается!

Бюжо оторопел от такой наглости. Его, заслуженного и титулованного профессора, открыто оскорбила, при студентах, какая-то девчонка, да еще смеет учить! В это время рядом взвизгнули тормоза машины скорой помощи. Из нее выскочил врач и, бросив взгляд на парня, кинулся к девушке. Выбежали санитары, и через минуту оба пострадавших были в машине. Включив сигнализацию, она умчалась.

Студенты с разозленным профессором уселись в машину. Перепуганная Марго забилась в уголок, но и там было слышно, как шумно дышит профессор, яростно комкая в руках какую-то бумажку. Остальные прятали взгляды: им было жалко Марго, все хорошо понимали, что учиться в университете ей остались считаные дни.

На следующий день в деканат из станции скорой помощи сообщили, что летального исхода для пострадавшей удалось избежать только благодаря тем мерам, которые успела предпринять Марго. Парень действительно выбрался удачно, и после наложения швов и гипса у него появилась реальная перспектива скоро выписаться. А еще через несколько дней после окончания лекции профессора Бюжо к учебному корпусу подъехал роскошный «ситроен», из которого вышел мэр города с букетом цветов. Его помощник в толпе студентов отыскал Марго и подвел к мэру.

– Трудненько было вас найти, – прошептал он на ухо сконфуженной девушке.

– Этот букет вам от чистого сердца. Вы спасли моей дочери жизнь. И вернули мне мое счастье. Я должник ваш. Примите от меня и всей моей семьи. – Мэр протянул Марго букет. И обнял девушку.

На Бюжо никто не обращал внимания, и на него было жалко смотреть. Отчисление Марго пришлось отложить, хотя декан и сделал ей грозное внушение. Марго пообещала извиниться за грубые слова, но выполнить свое обещание как-то забыла.

К этому времени она обнаружила у себя удивительные способности к медицинской диагностике. Она как бы видела, точнее, чувствовала заболевшие органы пострадавшего и была способна выделять среди них те, которые просят срочной помощи. Причем она могла быстро определить, к которому из них нужно прийти на помощь раньше, а какие могут и подождать.

Спустя полгода после происшествия с дочерью мэра Марго вызвали в деканат. Там ее встретила подружка, Сюзанна Дюкре. Она работала в деканате.

– Послушай, у нас такое творится! Через наш город из Парижа в Ниццу ехал сенатор, Ален Вилар, – защебетала Сюзанна. – У него тут живот схватило. Острая боль. Думали, аппендицит, но не похоже. Его отвезли к нам в клинику. Им занялся Бюжо, уже час бьется, и ничего. Клиническая картина совершенно непонятная. А сенатор верещит и ругается. Он своего личного доктора в Париже оставил. С ним уже связались, ждут его приезда.

– Ну и я здесь при чем? – удивилась Марго.

– Нужно срочно отвезти в клинику вот этот прибор. Профессор просил. Ты же все равно туда едешь, передай профессору, только срочненько. А то этот придурок совсем озвереет.

– Хорошо, – согласилась Марго. – Исключительно для блага Франции, и никак иначе.

Через полчаса она была в клинике. Надев халат и бахилы, зашла в смотровую. На столе в одних трусах лежал тучный сенатор. Он был весь в поту, лицо кривилось от боли, руки сжаты в кулаки. Около него склонился профессор с ассистентами. Марго положила прибор на полку и подошла к пациенту. Она вдруг почувствовала, как все в ней собралось. Охотники сказали бы, что она сделала стойку. Стонущий сенатор просительно посмотрел на девушку. Марго принялась ощупывать лежавшего перед ней мужчину.

– Вот боров, какой живот наел, не доберешься, куда нужно, – продолжая свои манипуляции, пробормотала Марго.

Сенатор побагровел. С ним еще никто не смел так разговаривать. Но грызущая изнутри резкая боль лишила его способности к благородному возмущению. Раздался стук двери, и в помещение быстро вошел высокий, худощавый мужчина в халате.

– Господа, я Пьер Шарби, личный врач сенатора. Доложите мне ситуацию. Какова клиническая картина?

Бюжо принялся ему объяснять. Руки Марго, бегающие по животу сенатора, спустились ниже и стали ощупывать его лобок. Шарби и Бюжо замерли в изумлении. Никто не ожидал такой бесцеремонности от студентки, случайно зашедшей в смотровую.

– Маргарита, всему есть предел! Немедленно убирайтесь вон! – заорал Бюжо.

– Зачем вы это сделали? – несколько спокойнее спросил Шарби.

– Да вот хочу посмотреть, как у сенаторов здесь все устроено. Неплохо, в общем, конечно.

Сенатор возмущенно приподнялся на столе, но потом рухнул обратно.

– Уберите ее! – Бюжо не унимался, однако стараясь не приближаться к девушке. Он еще помнил удар тяжелой колбой по своей лысине. Профессор повернулся к личному врачу сенатора. – Это Марго, студентка, полусумасшедшая.

– Девушка, что вы себе позволяете? – Шарби уже не на шутку разозлился и схватил Марго за руку.

– Господин Шарби, вы лучше скажите, что это за шрам внизу живота? – Девушка выдернула руку и показала Шарби на разветвленный шрам на теле сенатора.

– Это след от травмы в детском возрасте. Его тогда еле спасли, – сказал Шарби. – И что вы в этом шраме увидели, милая мадемуазель?

– Атипичный аппендицит, если можно так выразиться. В его атипичности виновата эта самая травма. Очень много времени потеряно. Вы же знаете, что такое перитонит? Если его немедленно не прооперировать, на одного сенатора во Франции будет меньше. А мне нужно еще этот прибор сдать. – Марго отошла в сторону.

– Но мы… – пытался что-то сказать профессор, но Шарби его перебил:

– Немедленно провести сканирование на аппендицит!

Вышедшая в коридор Марго увидела, как на каталке повезли потерявшего сознание сенатора в соседний кабинет. Она заметила свешивающуюся руку сенатора, на которой блестели дорогие часы Cartier. Часы уже мало кто носил, но они еще оставались предметом престижа и обозначали высокий статус владельца.

Буквально через секунду из распахнувшейся двери выбежали санитары, увлекая каталку в операционную. Снова мелькнули часы Cartier. Марго встала и вызвала такси, чтобы вернуться в университет, где ее уже ждала взбудораженная Сюзанна.

– Нет, ты представляешь? Весь университет на ушах стоит: профессор пропустил обычный аппендицит! И у кого – у сенатора! Реальная угроза перитонита. Еще чуть-чуть – и все. Но ему уже сделали операцию, все вроде хорошо закончилось. Вовремя его личный врач приехал, а то бы помер сенатор в нашей клинике. Что было бы тогда с нашим финансированием, представляешь? Ты что, там была и ничего не видела?

– Нет, не видела. Мне же прибор надо было сдать, – устало сказала Марго. Ей очень хотелось спать, несмотря на дневное время. – Вообще-то, это был не обычный аппендицит. Очень нестандартная ситуация и под обычные определения не подпадает. Главное, что все хорошо кончилось. Ну, все, я пошла к себе, приболела что-то.

Марго ушла, оставив Сюзанну в полном недоумении.

С тех пор профессор обращался с Марго сугубо официально. Его мечта расправиться с девушкой превратилась в маниакальную идею, которая его ни на секунду не покидала. Он ждал удобного случая, он умел ждать, и такой случай ему представился.

В группе Марго был студент, Жан-Мари Ленорман, который был в нее влюблен еще с первого курса. Марго нравился Жан-Мари, но она все никак не могла решить, любит она его или нет. Они проводили вместе свободное время, вместе готовились к занятиям, иногда целовались. Жан-Мари был парнем терпеливым, но настойчивым. Однажды после бурной студенческой вечеринки, воодушевленные изрядной долей спиртного, они отправились гулять в городской парк. Побродив по пустынным аллеям и вволю нацеловавшись, они уселись на первую попавшуюся скамейку. Марго наконец позволила парню себя раздеть. Охваченные бурной страстью и не замечая, что делается вокруг, они отдались своим чувствам. Вдруг Марго вскрикнула: прямо напротив их скамеечки стояли двое полицейских и с любопытством наблюдали за парочкой, занимающейся любовью.

– Слушай, Бернар, – сказал один из полицейских, обращаясь к другому, – я тоже не против позаниматься любовью на скамеечке в парке. Я не против. Моя Ребекка тоже страстная девушка и любит экзотику. Но вот выбрать скамеечку прямо напротив мэрии, да еще у памятника отцу-основателю города, – это уже слишком. Как-то уж очень вызывающе, ты не находишь?

– Она бы еще на постамент залезла, – хихикнул второй. – Вот что, собирайтесь-ка, ребята, в полицейский участок, там разберемся.

К утру из полицейского участка их отпустили, но протокол о нарушении общественного порядка составили и отправили в университет. Сюзанна, встретив расстроенную подругу на следующий день в университете, отвела ее в сторону, негодующе зашептала:

– Ты что, совсем сдурела? Заниматься сексом прямо перед мэрией – это, конечно, экзотика, но перебор, согласись. Я тоже люблю экзотику. Не в общежитии же своего парня принимать, есть много других приятных мест. Но вас чего туда-то занесло – аллея вашей группы совсем в другом месте, ты же знаешь. Бюжо уже видел протокол из полиции и весь пышет благородным негодованием. Честь и доброе имя университета, если каждый будет на статуе перед мэрией, и все такое. Так что жди веселых встреч у начальства, этого он тебе не спустит. Пойми, дело серьезное, могут и отчислить.

Два дня было тихо. На третий день излучающий солидность и благопристойность профессор Бюжо увидел в коридоре Сюзанну, подозвал ее и сказал:

– Мадемуазель Сюзанна, найдите, будьте любезны, Марго Пять минут… простите, мадемуазель Маргариту Бонне и попросите к часу дня прибыть к приемной ректорa. Будет слушаться вопрос о ее поведении. Кстати, обещал приехать сенатор Вилар, тот самый, которого она назвала прилюдно «боровом». – Профессор довольно усмехнулся. – И пусть не опаздывает по своему обыкновению!

В назначенное время Марго уже нервно меряла шагами коридор перед приемной ректора университета. Ровно в час в приемную вошел профессор Бюжо с худеньким молодым преподавателем, который курировал группу Марго. Минут через двадцать в кабинет ректора прошествовал сенатор со свитой: помощником и своим личным врачом. Шарби с любопытством глянул на Марго, но ничего не сказал. К Марго подошла Сюзанна и таинственным шепотом сообщила, что все ждут еще одного человека, вроде как из Парижа, из министерства. Серьезно все очень. Минут через пятнадцать они увидели идущего по коридору высокого мужчину с проседью, с военной выправкой, который сразу пошел к ректору в кабинет. Сердце Марго ушло в пятки. Она представила, как ей придется признаваться своей тете, у которой она жила после смерти родителей, что ее отчислили, и заплакала. Печальное, уже увядшее лицо тети со следами былой красоты стояло перед мысленным взором девушки и лишало ее остатков душевного равновесия. Сюзанна и сбежавший с занятий Жан-Мари пытались ее утешить, но она от них отвернулась, вытерла платочком глаза и стала ждать решения своей судьбы.

Между тем события развивались своим чередом. В кабинет ректора пригласили профессора Бюжо и сопровождавшего его преподавателя. Они зашли в кабинет и остановились у длинного стола, за которым сидел сенатор с помощником. В углу в кресле устроился доктор Шарби. Сам ректор стоял у своего стола и вопросительно смотрел на незнакомца, который отвернулся к окну и даже не дал себе труда повернуться к вошедшим и поздороваться. Бюжо почувствовал, что главный здесь даже не сенатор, а этот неизвестный мужчина и решение будет принимать именно он.

– Профессор, мы здесь собрались по вопросу вашей студентки, Маргариты Бонне, – начал ректор.

– Да-да. Это та девица, которая назвала меня «боровом», – заметил сенатор, с сожалением глянув на свой объемистый живот.

– Я давно говорил господину ректору, что с этой студенткой надо что-то решать. – Бюжо с воодушевлением принялся развивать эту тему. – Постоянные проблемы с дисциплиной, несдержанность в словах, хамство, отсутствие элементарных моральных принципов! Несколько дней назад она голая залезла на памятник перед мэрией! Вы только себе представьте!

– Уже представил, – буркнул в углу Шарби.

– Я читал протокол полиции. Дальше, – произнес человек у окна, не оборачиваясь.

– Вытворять такое! – Профессор возмущенно взмахнул рукой.

– Сколько ей лет? – спросил Шарби.

– Девятнадцать, господин Шарби, – услужливо сообщил ректор.

– Что я вытворял в девятнадцать лет! – мечтательно признался врач сенатора. – Знать бы, куда эти девятнадцать лет уплыли, и вернуть. Я бы еще и не такое вытворил!

– Мы отвлеклись от темы, – сказал мужчина у окна. – Как мадемуазель Бонне характеризуется в профессиональной области?

– Негативно! – с готовностью ответил Бюжо. – Множество неудов, проблемы с преподавателями, просто бездарность при выполнении учебных операций. Грубо нарушает утвержденные методики.

Преподаватель Марго хотел что-то сказать, но, глянув на Бюжо, опустил взгляд и промолчал.

– Расскажите, будьте любезны, о той нашумевшей истории с дочкой мэра. Вы же там были?

– Случайность. Чистая случайность. Я могу это засвидетельствовать. – Бюжо аж вспотел от неудобного вопроса.

– А как же со мной? Тоже случайность? – спросил сенатор, попутно вспомнив, как Марго во время осмотра забралась туда, куда он никак не ожидал.

– Это тоже случайность. Мы бы и без нее справились, – нервно ответил профессор. Ход обсуждения ему не нравился, и он попытался оправдаться. – Случай очень сложный.

– Значит, она сумела подчинить себе случайности. А вы – нет, – бросил человек у окна, продолжая рассматривать что-то во дворе. – Итак, каково ваше мнение об этой студентке?

– Конечно, у нее мать была очень заслуженным врачом и одним из лучших хирургов Франции, но ее дочь в нее не пошла. Просто позорит ее имя. Я думаю, из нее не получится грамотного специалиста. Медицина не терпит разгильдяйства и самовольщины. Должна быть дисциплина. Многие наши методики кровью написаны, а она не хочет их знать. Мне даже представить не хочется, к чему это может привести. Ее надо отчислять. Пусть лучше идет… – Профессор вдруг вспомнил, как она его окрестила, и непроизвольно произнес: – В ветеринары.

Незнакомец у окна повернулся лицом к присутствующим.

– Хорошо. Она здесь больше учиться не будет.

Бюжо еле сдержался, чтобы не выдать нахлынувшего на него облегчения и сладкого чувства удовлетворенной мести. Шарби удивленно посмотрел на говорившего.

– Мои эксперты изучили протоколы учебных операций, которые проводила мадемуазель Бонне, – продолжил незнакомец. – Им бросилась в глаза потрясающая способность вашей студентки за считаные секунды находить выход из сложнейших ситуаций и отыскивать нестандартные решения. У нее феноменальные способности в области медицины экстренной помощи. Несдержанность в словах и излишняя эмоциональность – это не главное, это можно откорректировать.

Он повернулся к ректору и продолжил властным тоном:

– Я принимаю следующее решение. С этого дня мадемуазель Бонне отчисляется из вашего университета и переводится в Париж, в Сорбонну. На полное государственное обеспечение. Господин ректор, надеюсь, подготовит ходатайство о переводе с отличной характеристикой и все необходимые для перевода документы.

Ректор судорожно закивал, демонстративно не глядя на Бюжо.

– Вечером транспортом университета отправите ее в Париж. Куда именно, вам сообщат.

Незнакомец повернулся к профессору.

– Вы идиот, Бюжо. Эта была ваша лучшая студентка.

Профессор хотел было возмутиться, но понял, что оскорбление лучше будет молча проглотить.

– Кстати, профессор, вы, кажется, собирались выставить свою кандидатуру на пост ректора? – продолжил мужчина. – Не советую это делать. Зря время потеряете.

Он повернулся к преподавателю Марго.

– Интересно, откуда взялось это странное прозвище – Пять минут? Ведь не от страсти же к мальчикам?

Преподаватель этого не знал. Знала только сама Марго и старалась не вспоминать.

… То страшное событие в жизни Марго произошло, когда ей было десять лет. Родители были в гостях у ее тетушки, и там отец выпил достаточно хорошего вина. Вечером их забрало беспилотное такси, и они поехали домой, в Париж. Тяжелые, мрачные облака изливали на землю потоки холодного осеннего дождя. По дороге отец захотел показать маме свои способности к вождению и перевел управление автомобилем на себя. Мама протестовала, но переубедить отца было невозможно. На мокрой дороге он не справился с управлением, и машина на большой скорости врезалась в бетонный столб. Отец погиб на месте, маму выбросило из машины, и она лежала на асфальте, не в силах пошевелиться, залитая кровью и омываемая потоками дождя. Марго практически не пострадала. Она самостоятельно выбралась из искореженной машины и подползла к умирающей матери.

– Мама, мамочка, пожалуйста, не умирай, прошу тебя, не бросай меня, – умоляла девочка свою маму, теребя ее за плечи.

Ее колотила сильная дрожь. Мама смотрела на нее и силилась что-то сказать. В ее глазах была бесконечная любовь и безнадежная тоска подступающей смерти.

– Мамочка, пожалуйста, не уходи! Я буду хорошей и буду тебя всегда слушаться, – просила Марго. – Я не буду больше дергать соседскую кошку за хвост, я всегда буду за собой убирать и никогда не буду тебя огорчать, только не умирай, мама, мамочка! – Голос девочки сорвался на крик.

Слезы душили девочку, смешиваясь с хлеставшими ее потоками дождя.

– Скажи, ну, скажи, что я должна сделать. Я не отпущу тебя! – Девочка принялась судорожно целовать холодеющие мамины руки.

Рядом с ней послышался шум подъехавшей машины. Это была скорая помощь, приехавшая по вызову автоматического тревожного вызова с погибшего такси. Пожилой врач, прикрываясь капюшоном от дождя, склонился над телом лежащей женщины. К нему подбежали санитары и что-то начали делать с мамой. Марго кто-то забрал и отвел в машину. Она поняла, что мама умерла, и безучастно смотрела в сторону.

Врач выпрямился, и Марго услышала, как он печально сказал:

– Пять минут. Пять минут между жизнью и смертью, мне не хватило пяти минут. Я не успел.

Эти слова как будто кто-то врезал в сознание девочки. И потом она не раз в беспокойном сне произносила их, пугая свою тетю, которая забрала ее к себе после гибели родителей. После поступления в университет она стала жить в общежитии. По ночам Марго в беспокойном сне часто будила соседок судорожным вскриком: «Пять минут!», когда ей снились печальные глаза мамы, уходящей на небеса. Так и пристало к ней это прозвище, и мало кто знал, откуда оно взялось…

И вот она снова в Париже! Как она любила этот город! Он был для нее родным, здесь она провела детство с папой и мамой, здесь происходило самое лучшее из всего, что она испытала в своей жизни. Бульвары и скверы, изумительной красоты здания, пришедшие из глубины веков, снова приняли ее к себе. Началась учеба в одном из старейших университетов мира. Учеба давалась ей легко. Тут она неожиданно влюбилась, чего она от себя уже никак не ожидала.

Один из курсов лекций читал молодой преподаватель, Мишель Буланже. Высокий, со светлыми глазами и небольшой симпатичной бородкой, лет под тридцать, немножко застенчивый, он вначале не произвел на Марго впечатления. Он только недавно был допущен к чтению лекций и держался на первых порах довольно скованно. На одном из занятий он допустил ошибку, и Марго, как обычно, не проявляя особой деликатности, поправила его. Молодой человек покраснел, извинился, исправил ошибку и продолжил занятия. Но с тех пор во время лекций он с испугом поглядывал на Марго. Ей это польстило. Мишель решил заранее нейтрализовать потенциально опасного оппонента и однажды после занятий пригласил ее посидеть в одном из уютных ресторанчиков на берегу Сены. Договорились встретиться на мосту Менял напротив Консьержери.

Марго пришла первой и, прогуливаясь вдоль моста, разглядывала темный массив древнего замка. Вдруг с ней что-то произошло. В глазах потемнело, голова закружилась, и она в испуге обо что-то оперлась. Когда девушка снова обрела способность видеть, то не поверила своим глазам. Весь мост был застроен домами. Могучий королевский замок, совсем не такой, какой она видела секунду назад, нависал над берегом реки. У его подножия колебался лес пик. Большое количество людей в средневековых одеждах стояли у подножия стен. Раскрылись тяжелые ворота замка, из которых выехала колонна всадников в сверкающих рыцарских доспехах. На ветру вились множество знамен, плюмажи на шлемах рыцарей мерно колыхались во время движения. Один из тяжеловооруженных всадников, увидев ее, направил своего коня по мосту в ее сторону. Он что-то кричал и размахивал небольшой секирой. Марго явственно ощутила, как дрожит мост под копытами его коня. Волна липкого страха накатилась на девушку. Тревожно закаркал большой черный ворон, разгуливающий по мосту рядом с ней, и от его присутствия и громкого карканья Марго почему-то сразу успокоилась. Сильные руки схватили ее сзади и втолкнули в карету. И тут все стало как обычно. Замок вновь приобрел свой привычный вид, вооруженные всадники куда-то исчезли. Рядом стоял Мишель и встревоженно смотрел на нее. Он подхватил ее под руку, и она непроизвольно прижалась к нему.

– Вам плохо? – спросил молодой человек, поддерживая ее ослабевшее тело.

Марго полностью овладела собой, хотя руки у нее еще слегка дрожали.

– У меня только что было какое-то странное ощущение, какое-то очень яркое воспоминание, – сказала девушка. – Как будто дежавю, только не из этой жизни. Я как бы провалилась во времени в прошлое на сотни лет и все это видела своими глазами!

Марго почему-то было очень приятно от прикосновений его руки, и она уже не знала, что так ее взволновало – странное видение или близость Мишеля.

Они зашли в ресторанчик и, удобно устроившись в креслах, принялись обсуждать происшедшее с Марго. Девушка рассказала молодому человеку о своем видении. Он сразу поверил в ее фантастический рассказ, что еще больше расположило их к взаимному доверию. Мишель предположил, что это сработал какой-то отрезок памяти на генетическом уровне – ведь предки Марго были коренными парижанами. И девушке передалось видение того, что когда-то в глубине веков испытала ее родственница на этом самом месте. Но у Марго было ощущение того, что это произошло именно с ней, а не с кем-то еще. Обсуждая эту странную историю, они не заметили, как пролетело время.

Встреча с Мишелем в ресторане оказалась не единственной, и Марго вскоре обнаружила, что уже не может жить без этих недолгих встреч. И поняла, что она наконец влюбилась.

Жан-Мари иногда приезжал к ней в гости, но быстро почувствовал, что Марго отдаляется от него. Он пытался как-то вернуть ее, но девушка дала ясно понять, что им лучше остаться хорошими друзьями и шансов у него нет.

Между тем встречи с Мишелем перешли в другую плоскость: они стали близки. Это была запретная любовь, любовь между преподавателем и ученицей, и они это понимали, но ничего не могли с собой поделать. Подружки Марго, разумеется, из самых лучших побуждений донесли ей, что Мишель женат, его жену зовут Валери, у них есть дочь лет десяти. Марго устроила Мишелю сцену, но ничего поделать с собой не могла. Она любила и готова была бороться за свою любовь. Мишель как-то выразил сожаление, что нельзя иметь двух жен сразу, за что получил от Марго хороший тумак.

Часто после занятий она спешила на метро и, выйдя на станции «Stalingrad», пешком шла в парк Бют-Шамон. Мишель жил в 19-м округе Парижа, недалеко от парка. Они встречались на одной из парковых аллей и устраивались на скамеечке, скрытой густой зеленью и ветвями соседнего дерева. Молодой человек приходил к ней всегда с цветами, и они растворялись друг в друге, забыв обо всем на свете. Время начинало лететь возмутительно быстро, и они страстно мечтали, чтобы оно хоть чуть-чуть замедлило свой неумолимый бег.

В один из вечеров Марго стояла в парке у озера, где они обычно встречались, и ждала своего любимого. Вдруг к ней подошла молодая женщина, держащая за руку девочку. Марго сразу поняла, что это Валери. Марго была готова к встрече с ней, чтобы бороться за Мишеля, но она не готова была бороться с маленькой девочкой. Девочка испуганно смотрела на нее большими карими глазами, и Марго увидела в них страх, страх потерять маму и папу. В ее памяти всплыла сцена: рыдающая девочка на залитом кровью асфальте под проливным дождем и от нее уходят папа и мама, уходят навсегда. И сердце ее дрогнуло. Она решительно прекратила встречи с Мишелем, несмотря на все его попытки сохранить прежние отношения. Когда после окончания университета ей предложили участие в проекте в другой стране, она согласилась не колеблясь и покинула свой любимый Париж. Мишеля она больше не видела, хотя его фотография еще долго хранилась у нее в рюкзачке.

Напряженная учеба в Центре не давала времени для тоски, и постепенно воспоминания о Мишеле перешли от любовных в разряд ностальгии.