Читать книгу Цеховики. Рождение теневой экономики. Записки подпольного миллионера - Александр Нилов - Страница 5

Хотя и принято в последнее время костерить социализм на все лады, нельзя отмести и несколько положительных моментов, наличествующих в СССР, значение которых трудно недооценивать. Страна равных возможностей пусть и хромала во всех остальных пунктах значения слова «равенство», однако в деле бесплатного образования советский народ точно был впереди планеты всей. И действительно, учили всех подряд: и способных, и совершенно к процессу обучения не приспособленных. Такой добровольно-принудительный подход к получению знаний не мог сделать Ломоносова из каждого деревенского паренька, зато давал возможность выйти на приличный научный уровень всем, кто этого действительно хотел, вне зависимости от происхождения.

Отец в этом смысле принадлежал именно к той половине советского народа, которой полученные знания пошли впрок. Родился он в обыкновенной рабочей семье, которая вплоть до начала Великой Отечественной войны могла считаться вполне обеспеченной. Дед работал на заводе, считался (да и был на самом деле) отличным мастером своего дела – вот не скажу, какого. За давностью лет как-то подзабыл. Бабушка работала на том же заводе, только в бухгалтерии. Отец рассказывал, что дед ужасно комплексовал по этому поводу. Как же, у жены образование, а у него школа рабочей молодежи и все. Я так понял, что в те времена профессия бухгалтера приравнивалась в общественном сознании по меньшей мере к ученой степени. Но дело было не только в бабушкиной способности содержать заводские ведомости в идеальном порядке. Дед ужасно жалел, что в свое время не смог выучиться на инженера, – не было возможности. Но он был еще молод, всего-то двадцать восемь лет, и не терял надежды наверстать упущенное.

Не успел. Когда началась война, он ушел на фронт, откуда вернулся в 43 году инвалидом без одной ноги. Тут уж было не до учебы. Приходилось каким-то образом кормить семью, которая через год увеличилась еще на одного члена, – родилась папина сестра, моя тетка. Отчаянные люди были наши предки. Теперь-то меньше чем за 250 000, обещанных президентом за второго ребенка, потенциальные родители и стараться не станут. А тогда… Война, кормилец без одной ноги, а они второго ребенка заделали и живут себе, трудно, но счастливо.

Учитывая зигзаги судьбы, дед так и не смог дорваться до вожделенного образования, но тоску свою по несбывшемуся он умудрился привить сыну (то есть моему отцу). На всю жизнь осталось у того стремление к знаниям, которые казались ему пропуском в какой-то невиданный, блестящий мир, отличный от суровой послевоенной действительности.

Потому в школу отец пошел как на праздник. И так все десять лет. Честно говоря, я просто не могу себе вообразить, какие запасы энтузиазма для этого нужны. Бездонные, наверное. Отец искренне верил: если он выучится как следует, все двери в стране будут для него открыты. Они все тогда немного такие были – не от мира сего. Шестидесятники… «Наивные подснежники», как саркастически характеризовал себя и своих друзей повзрослевший отец, имея в виду хрущевскую «оттепель». По окончании школы отец, который за десять лет учебы уже окончательно определился с будущей специальностью, без каких-либо проблем поступил на престижный физмат в Университете (тогда в Ленинграде университеты еще не располагались на каждом углу). Что еще глубже укрепило его уверенность в доступности научной карьеры союзного значения для каждого советского человека, буде у него на этот случай способности.

Быстро пролетевшие годы учебы в Университете не стоили бы отдельного упоминания, если бы не одно существенное обстоятельство. Именно в стенах альма-матер мой отец впервые проявил незаурядные способности, не столько научные, сколько организаторские. При всем уважении к трудоспособному молодому человеку, которым когда-то был отец, я не могу не признать (по его же собственным замечаниям), что как раз физико-математические экзерсисы он выполнял не так блестяще, как проводил (к примеру) культмассовые мероприятия. За несколько лет, проведенных в сугубо академических стенах, он успел «опылить» своим присутствием все мало-мальски значительные формальные и неформальные события, происходящие в Университете. Более того, молодой студент умудрился последовательно побывать: культоргом, профоргом и комсоргом курса. И это не считая того, что на протяжении всей учебы отец продержался на солидной должности ответственного за политсектор. То есть все политинформации, проведенные за шесть лет, были на его совести. На мои неоднократные недоуменные вопросы: «За каким лешим тебе нужна была эта тягомотина?» – отец неукоснительно принимался читать мне лекции о важности не только плодотворно контактировать с окружающими людьми, но и уметь направлять их чисто человеческие, а потому хаотичные порывы в строго очерченные рамки полезной деятельности.

Но это он с возрастом научился так красиво формулировать, а тогда (как я сильно подозреваю) студент физмата Гришка-лектор, как его едко прозвали ополитинформаченные согрупники, мало задумывался, отчего у него так зудит по общественной линии. Ведь в те времена организаторский талант признавали в людях неохотно. А ведь именно эти способности – направлять людей в рамки полезной деятельности – и удобрили на манер гуано последующий урожай событий в его жизни. Несколько раз на полном серьезе отец утверждал, что комсомольско-общественная работа в советских институтах была не чем иным, как вторым высшим образованием, классической школой менеджмента и управления, только на советский манер.

После окончания Университета отец очень удачно распределился. Он каким-то образом, впрочем не без учета его заслуг по общественно-комсомольской части, избежал участи большинства молодых специалистов и не загремел в какой-нибудь заштатный НИИ, затерянный на необъятных российских просторах. Вместо этого получил место в довольно прогрессивном по тем временам научном институте и помимо эфемерных благ в виде постоянной возможности поднимать свой научный уровень получил возможность ходить на работу пешком. И опять же работа в этом достойном учреждении не имеет к описываемой теме почти никакого касательства, если бы не два события, которые произошли с отцом именно в данный период. Первое – в новообретенном дружном коллективе он встретил человека, который определил почти всю его дальнейшую жизнь – Якова Денисовича, тогда просто Яшку (по молодости лет). С точки зрения советской действительности у Якова были один явный недостаток и одно сомнительное достоинство. Он происходил из катастрофически бедной многодетной семьи и при этом был умен тем самым практическим умом, который так не любило в подчиненных начальство, – тут вам не Америка!.. И второе событие – в качестве молодого и подающего надежды специалиста в составе небольшой группы советских ученых он попал на научную конференцию «за бугор», а точнее, во Францию.

Капиталистический образ жизни наповал сразил отца. И не изобилием сверкающих витрин, хотя и не обошлось без глотания сладких слюнок в магазинах спорттоваров и в супермаркете при виде продуктов. Самое главное, что наконец-то отец осознал: совершенства в мире не бывает. Вожделенное образование, которое виделось ему золотым ключиком к счастью, открывало совсем не ту дверь. С другой стороны, получить аналогичное образование во Франции с такой же легкостью, как в родном Отечестве, ему ни за какие коврижки не удалось бы. И вот именно тогда, по его словам, впервые закралась в молодую голову советского специалиста крамольная мысль: «А вот бы совместить…» При этом отец вовсе не был клиническим идиотом и понимал, что в политическом масштабе осуществить сие невозможно. Но в одном-то, отдельно взятом случае? Ведь у него-то уже имелось образование. Но это был пока даже не пробный выстрел, а просто взгляд на мир через прицел. До выстрела было еще далеко.

Тем не менее, когда по приезде, примерно через полгода, отец вдрызг разругался со своим начальником, который ничтоже сумняшеся попытался присвоить себе научную работу подчиненного, то не стал восстанавливать справедливость, а вместо этого прислушался к настойчивым советам Якова Денисовича и ушел (хлопнув дверью) на производство. К тому времени, когда произошел столь досадный эпизод, отец уже полностью осознал свою романтическую наивность по поводу ценности образования и научных знаний в СССР. И уж тем более понял, что его усредненных научных способностей вряд ли хватит для того, чтобы посвятить науке всю жизнь и при этом остаться счастливым и нищим.

Это индивидуальная история «отделки щенка под капитана». Однако, как впоследствии рассказывал мне отец, в среде крупных подпольных предпринимателей-цеховиков высшее образование считалось чем-то вроде обязательного школьного минимума. А если и встречались люди со средним специальным образованием, то уж опыт работы в общественных организациях (по комсомольской, а то и по партийной линии) у них присутствовал непременно. Вспоминая французского философа и его зеркальные отражения, кажется, что нет ничего удивительного в том, что сотрудники ОБХСС имели в правоохранительных органах репутацию «белых воротничков», интеллектуалов и вообще задавак. Все правильно. Равные возможности в действии. Одни студенты несколько лет пользовались благами бесплатного и потому доступного образования, чтобы впоследствии использовать его для создания подпольных производств, а другие в то же время поднимали свой интеллектуальный уровень для успешной с ними борьбы. Все при деле.